Глава 4.

Гермиона устало потерла глаза тыльной стороной ладони и поднялась с кровати, чтобы впустить сову, которая стучалась в окно. Отвязав письмо, она развернула его и, схватив с прикроватной тумбочки палочку, пробормотала «Люмос». Вглядевшись в еле видные в неровном свете палочки строчки, она испуганно вздрогнула и крикнула:
– Рон! Рон, просыпайся!
Уизли завозился на кровати, и она, присев рядом, потрясла его за плечо.
– Роза попала в лазарет, – сказала она, когда Рон, удивленно и сонно посмотрев на нее, осведомился, что случилось. – Они пишут, – Гермиона потрясла в воздухе пергаментом, который до сих пор сжимала в пальцах, – что она упала с метлы!
– С метлы? – пробормотал Рон, приподнимаясь на кровати. – С какой метлы? У нее же ее нет, верно?
– Я не знаю, – поднимаясь и начиная одеваться, ответила она. – Но я отправляюсь в Хогвартс, чтобы выяснить это.
Рон встал вслед за ней и молчаливо принялся натягивать на себя рубашку.
Гермиона едва сдерживалась, чтобы не поторопить его. В конце концов, сколько раз они сами попадали в Больничное Крыло? И их родителям всегда сообщали об этом. Но ее родители-магглы не могли попасть в Хогвартс, а мистер и миссис Уизли настолько привыкли к тому, что кто-то из их детей постоянно оказывается в лазарете, что уже не волновались так, как делали это на первых двух-трех курсах Билла или Чарли. Последствиями семейного увлечения квиддитчем частенько становились всевозможные ушибы и травмы, и очередное уведомление из Хогвартса никого не удивляло.
И Гермиона не испугалась бы так сильно, если бы подобное письмо ей написали на старших курсах Хьюго. Но не ее же дочурка! Роза, унаследовавшая от матери страх перед полетами, никогда по доброй воле не села бы на метлу.
И мало того, что она внезапно пересилила в себе этот страх, так еще она нарушила правила. Этого от дочери Гермиона совсем не ожидала. Та была копией ее самой, такая же правильная и послушная.
Гермиона внезапно усмехнулась, застегивая последнюю пуговицу кофты. То, что она делала в течение последних месяцев никак нельзя было назвать правильным, не так ли?
Рон дотронулся до ее локтя, отвлекая от мыслей.
– Пойдем, – сказал он, выходя из спальни, и Гермиона последовала за ним.
Аппарировать в Хогвартс по-прежнему было нельзя, поэтому они решили воспользоваться каминной сетью, выбрав пунктом назначения кабинет Невилла.
Гермиона никак не могла полюбить этот вид перемещения. И сейчас, вся испачкавшись в саже, она выбралась из камина и пробормотала заклинание очищение, пока Рон, появившийся вслед за ней, отряхивал мантию.
Внезапно открылась дверь, ведущая в соседнее помещение, и оттуда вышел бледный Невилл.
Поздоровавшись, он сразу вручил Гермионе успокаивающее зелье.
– Мне его профессор Вудворд дал, – пояснил он. – Ты в порядке? – он повернулся к Гермионе.
Она кивнула, на самом деле мечтая выбежать из кабинета профессора Травологии и оказаться в лазарете, рядом с дочерью.
– Как Роза? – быстро спросила она.
– Сестра Фаулер говорит, ничего страшного, – пожал плечами Невилл. – Так, пара переломов и ушибы. Она сильно поцарапалась.
– Мы можем зайти к ней? – нервно поинтересовался Рон.
Лонгботтом неуверенно покачал головой:
– На самом деле, лучше бы подождать до утра, но…
Он вздохнул, затем все же кивнул:
– Идемте.
Гермиона почти не помнила, как дошла до лазарета. И уж точно она не слушала возражений сестры Фаулер, которая пришла на смену мадам Помфри. Не обращая на еще совсем молодую целительницу внимания, она зашла в Больничное крыло и, пройдя мимо рядов пустых коек, нашла, наконец, одинокую фигурку Розы, которая спала, натянув одеяло до самой макушки, только рыжие волосы темнели на белой подушке. Присев на стул, который наколдовал Рон, она осторожно нашла под одеялом руку дочери и сжала ее. Затем, словно боясь увидеть что-то ужасное, медленно стянула с нее одеяло.
Роза выглядела как обычно. Разве что была чуть более бледной. Ее голова была замотана бинтами, а на щеке виднелись остатки зелья, которыми лечили царапины.
– Все в порядке? – шипящим голосом осведомилась Гермиона, повторяя слова сестры. – У нее вся голова в бинтах!
– На них зелья, – пожала плечами мисс Фаулер. – Я использовала их вместе примочек. У нее всего пара царапин и два перелома: правая рука и лодыжка. К утру она будет отлично себя чувствовать.
– Как это случилось? – погладив волосы Розы, спросил Рон. – С какой такой метлы она упала?
– Она и еще один мальчик, – нахмурилась сестра, – взяли метлы у старших ребят. И полетели в Запретный лес. На метле были охранные заклинание, видимо, их сняли на какой-то определенный срок. Как только они начали восстанавливаться, метла стала неуправляемой. – Она развела руками. – Им еще повезло, что все закончилось парой переломов.
– Кто этот мальчик? – подняла на нее глаза Гермиона. – Альбус?
– Альбус? Нет, нет, – покачала головой целительница. – Скорпиус Малфой. Он вон на той койке.
Гермиона замерла с рукой, протянутой ко лбу Розы. Рон еле слышно выругался и пробормотал:
– Опять эти Малфои.
Фаулер, сказав, что скоро родители мальчика тоже, небось, примчатся в Хогвартс, ушла в свой кабинет, оставив их наедине.


***


Драко и Астория аппарировали в Хогсмид и уже оттуда, арендовав в маленькой, загаженной лавке карету, доехали до Хогвартса. В письме, присланном из школы, говорилось о том, что у Скорпиуса всего лишь несколько ушибов из-за падения с метлы. Драко прекрасно знал неуемное стремление сына к полетам и поддерживал его в этом, поэтому не сомневался, что они еще не раз получат такого рода уведомление. Но Астория испугалась. Она говорила, что это всего лишь первый курс, что у Скорпиуса даже метлы не было. И хотела сама убедиться, что с сыном все в порядке.
У входа в замок их встретил нынешний смотритель, Инглис. Всю дорогу до самого лазарета он ворчал, сетуя на то, что ученики нынче совсем отбились от рук, и Драко начал думать, что даже Филч, пожалуй, был не так уж плох.
Астория Инглиса не слушала. Всем своим существом она уже была рядом с сыном. И, когда они, наконец, дошли до Больничного Крыла, она, не дожидаясь мужа, влетела внутрь.
Даже не обратив внимания на пару, сидящую рядом с одной из коек, она прошла к кровати, на которой спал Скорпиус. Опустившись осторожно на постель рядом с ним, она быстро оглядела его лицо, виднеющееся из-за края одеяла, натянутого по самое горло. Было несколько царапин, одна, на щеке, довольно длинная, но во всем остальном он, кажется, был в порядке. Она облегченно выдохнула и, наклонившись, поцеловала Скорпиуса в лоб, ласково прижавшись на пару долгих секунд холодными от волнения губами. Драко, зашедший в лазарет следом за женой и замерший на долю секунды у той кровати, где сидела пара, теперь стоял за ее спиной.
– Убедилась, что он в порядке? – спросил он, опустив руки на плечи Астории и сжав их. – Не надо было так волноваться. Смотри, как он спокойно спит…
– Конечно, спокойно, – громко хмыкнул кто-то позади, и Драко, резко обернувшись, хмуро взглянул на Уизли. – Доставил неприятностей моей дочери и спит. Просто совсем как ты, Малфой, когда-то.
– Рон, – одернула его Гермиона, схватив его за руку. – Сейчас не время…
– А с чего ты решил, что это Скорпиус потащил твою дочь на поле? – осведомился Драко, не отпуская Асторию, которая собралась, было, его остановить, но он предупреждающе стиснул пальцы на ее плечах. Слегка поморщившись, Астория послушно промолчала.
– Вообще-то, это действительно он виноват. Он сам так сказал.
Сестра Фаулер, вернувшаяся в лазарет секундой раньше, теперь стояла около дверей. Она пожала плечами и добавила:
– Он просил не наказывать Розу. Мол, это он ее уговорил полетать.
Рон насмешливо взглянул на Драко, но внезапно Астория, скинув руки Малфоя, поднялась и подошла к нему и Гермионе.
– Здравствуйте, – легко улыбнулась она, протягивая руку сначала Рону, затем Гермионе, – мы не имели возможности познакомиться раньше. Вы ведь родители… Розы, верно? Я Астория.
– Очень приятно, – пробормотала Гермиона, чувствуя себя не в своей тарелке. Смотреть на эту женщину в присутствии Малфоя и знать, чувствовать кожей, что Драко сейчас не отводит от нее самой глаз – не умоляя, нет, скорее предупреждая, – задыхаться от собственного стыда, было невыносимо. Что она могла сказать ей? И Рон, как будто чувствуя неловкость своей жены, крепко сжал ее ладонь в своей. Только это не облегчило ее участи, нет. Наоборот, стало хуже. – Гермиона. А это мой муж, Рональд. – Она сглотнула и постаралась улыбнуться в ответ. Астория кивнула и продолжила:
– И я бы хотела извиниться за поведение своего сына. Я поговорю с их деканами и попрошу не наказывать вашу дочь.
– Спасибо. – Рон смотрел на Асторию и никак не мог понять, как такая приятная женщина могла выйти замуж за такого, как Хорек.
Хорек, кстати, почему-то пристально вглядывался в Гермиону, словно надеялся заставить ее исчезнуть. Наверняка думает о том, как оскорбить ее. Нет, Рон знал, что нельзя лелеять школьные детские обиды, но злость на Малфоя была вызвана не тем, что тот донимал его самого, а тем, какую боль он причинял когда-то Гермионе. А сейчас из-за его сына малютка Роза попала в Больничное Крыло.
– Я подойду к профессору Вудворду, – проговорив это, Малфой вдруг стремительно вышел из лазарета.
А Гермиона так же внезапно взвилась на ноги и, пробормотав, что должна увидеть профессора Уайнс, едва ли не выбежала вслед за Драко. Астория, слегка прищурившись, посмотрела им вслед, и на ее лице промелькнула тень, которая совсем не понравилась Рону. Однако спустя долю секунды миссис Малфой повернулась к нему и, приподняв уголки губ, начала рассуждать о том, какими непоседливыми могут быть дети. Кинув взгляд на Розу, которая счастливо посапывала на узкой больничной койке, снова натянув на голову одеяло так, что виднелся только обмотанный бинтами лоб и копна рыжих волос, Рон не мог с ней не согласиться.


***


– Почему где ты, там обязательно неприятности? – яростно прошипела Гермиона, увидев Малфоя, который дожидался ее в коридоре. Ни к каким профессорам оба идти не собирались – были дела поважней. К тому же, Гермиона искренне считала, что и Скорпиуса, и Розу следует наказать. Чтобы больше не делали глупостей.
– Это не я просил сына красть метлы, – огрызнулся Малфой, чувствуя себя как-то слишком уязвимо. Вспоминался последний для него, шестой, курс, который был не самым лучшим. – И я не виноват, что твоя девчонка мозгами пошла в Уизли.
Гермиона сжала губы в тонкую ниточку и спокойно сказала:
– Верно. Ты просто виноват в том, что все в вашей семье заняты исключительно причинением вреда людям.
На скулах Малфоя заходили желваки, и он зло взглянул на Гермиону, которая стояла в нескольких шагах от него.
– Твоя дочь, – начал он твердым голосом, – могла не согласиться на полет. Не думаю, что Скорпи ее уговаривал. В любом случае, я попрошу его держаться от нее подальше. Так будет лучше для него самого.
– Это я попрошу Розу не подходить к твоему сыну, – парировала Гермиону. – Его компания не идет ей на пользу.
– Ну и отлично, – рявкнул Драко, отворачиваясь и собираясь уходить, когда Гермиона заявила ему в спину:
– И нам с тобой тоже лучше не видеться.
Он как-то резко сгорбился, услышав это. Но спустя секунду его плечи выпрямились и он, не оборачиваясь, равнодушным тоном ответил:
– Конечно.
Гермиона вздохнула, глядя на то, как он отдаляется. Она сказала это сгоряча, совершенно не подумав о том, что Малфой, вероятно, не будет умолять ее остаться. В горло неприятным комком застряло сожаление, но она решила, что не будет обращать на него внимание. На глазах, неожиданно для нее самой, выступили злые слезы, причина которых была ей не совсем ясна: то ли дело было в том, с какой легкостью отказался от нее Драко, то ли в том, что она сама, честно говоря, не хотела его отпускать. Но – ее в лазарете дожидались дочь и муж, а дома – Хьюго.
Протерев глаза тыльной стороной ладони, Гермиона откинула с лица волосы. Она поступила правильно, никакому Драко в ее жизни места не было. Решив, что выбранный, хоть в минуту злости, путь самый правильный, она вернулась в Больничное Крыло. Астория, до этого беседующая с Роном, заговорила и с ней, но, похоже, заметив ее состояние, извинилась и отошла к сыну.
Гермиона осторожно дотронулась до плеча дочери, не обращая внимания на Рона, который попросил дать Розе отдохнуть и начать читать нотации утром. На самом деле, он гордился своей малышкой – только подумать, она села на метлу, хоть и неудачно, почти столь же рано, как и Джеймс, который теперь был Загонщиком в Гриффиндорской команде. Может, Розу ждет то же будущее? Или она станет Ловцом?
В общем, Рон уже не сомневался, что ее ждет великое квиддитчное будущее.
Роза мигнула и сонно и удивленно посмотрела на родителей.
– Пап? Мам? – хрипло спросила она. – Что вы здесь делаете?
– Мы здесь из-за тебя, юная леди, – сурово начала Гермиона, но потом нежно поправила прядку рыжих волос и улыбнулась дочери: – Ну и испугала же ты меня…
– Как Скорпиус? – совершенно не обращая внимания на слова матери, вдруг резко приподнялась на постели Роза. – Он в порядке?
Рон недовольно поглядел на нее, но промолчал. В отличие от него, Гермиона не собиралась быть такой терпимой:
– В порядке. А ты – нет. Объясни мне, с какой стати тебе понадобилось летать?
– Скорпиус сказал, что… – начала, было, Роза, но Гермиона перебила ее:
– Не важно, что он сказал. Ты не понимаешь, что нарушила правила? Тебя за это могут исключить! И это не самое главное, ты могла серьезно пострадать!
Роза смущенно взглянула на нее и пролепетала:
– Извини, мам. Я больше не буду, правда.
– Не будешь, – кивнула Гермиона. – Потому что не будешь общаться со Скорпиусом. И это, – громче продолжила она, видя, что дочь собирается возражать, – не подлежит обсуждению.
– А я все равно буду, – спустя пару секунд, сказала Роза обиженно и отвернулась к стене.
Гермиона удивленно моргнула, глядя на нее, и повернулась к мужу за поддержкой. Но Рон только руками развел – он прекрасно знал, какой упрямой, прямо как мама, может быть Роза, когда захочет. А в том, что она хочет дружить с этим бледным тушканчиком, Рон не сомневался.


***


Драко вернулся в лазарет спустя четверть часа, когда подавил в себе желание схватить Гермиону и аппарировать вместе с ней куда-нибудь и доказать, что Малфоев не бросают. Хотелось и ударить ее, так, чтобы на глазах выступили слезы. Или проклясть, как в школе.
Но он не мог. С какой стати? Ну, нет грязнокровки больше в его жизни, и что?
Только вот ощущение потери не исчезало, противно ноя в груди.
Он всегда думал об их отношениях не иначе, как об интрижке, которую можно закончить в любой момент. И вот когда Гермиона ее закончила, ему неожиданно захотелось все вернуть. И даже больше, сделать так, чтобы она никогда не посмела от него уходить, привязать ее к себе навечно, чтобы у нее просто не оставалось другого выбора, кроме как быть с ним.
Астория взглянула него и спокойно улыбнулась, когда он сел на кровать сына. Сама она занимала стул в изголовье. Драко потянулся и взял ее за руку, чувствуя неожиданную нежность к ней. Он хорошо помнил то, какой она была счастливой, когда он сделал ей предложение, какой ослепительно красивой в день их свадьбы – и оставалась такой до сих пор – но что-то в ней было не так. Что-то словно ушло из глаз, и взгляд казался потухшим.
Но она сжала его пальцы в ответ, но всего лишь на миг. Затем повернулась к сыну и поправила одеяло.
– Разбуди его, – попросил Драко. Она искоса взглянула на мужа, но спорить не стала. Наклонилась и начала что-то шептать Скорпиусу на ухо, уговаривая его проснуться. Сын недовольно поморщился, но Астория все же одержала вверх – серые глаза раскрылись и
недоуменно уставились на мать.
Скорпиус сел на кровати и первым делом оглядел лазарет. Увидев хрупкую фигурку Розы, сидящей на одной из коек, он облегченно выдохнул и, потерев глаза, повернулся к Астории, которая немедленно заключила его в объятия.
Затем несколько подозрительно посмотрел на отца, словно ожидал, что тот немедленно начнет его ругать. Однако Драко спокойно улыбнулся ему и потрепал по волосам:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – улыбнулся в ответ Скорпиус. – Вам профессор Вудворд написал?
– Да, – кивнула Астория. – Ты не представляешь, как испугал меня, Скорпи. Не делай так больше никогда. За такое нарушение полагается исключение из школы, ты знаешь?
– Только не надо исключать Розу, – неожиданно быстро заговорил Скорпиус. – Она ни в чем не виновата. Это я все придумал и ее уговорил…
Астория кивала в такт его словам, а Драко почувствовал неожиданное, накатившее волной, раздражение.
– Эта девчонка Уизли… – прищурился он, прерывая сына. – Лучше тебе с ней не общаться.
– Почему? – искренне удивился Скорпиус. – Пап, она правда ни в чем не виновата…
– Я. Тебе. Запрещаю, – отчеканил Драко. – Ты меня понял?
Скорпиус, притихнув, смотрел на него, затем решительно помотал головой:
– Пап, ты не знаешь, это все я…
– Мне все равно, кто и в чем виноват, – хмуро перебил его Малфой. – Ты просто не будешь к ней подходить, разговаривать с ней или дружить. Ясно?
– Буду! – вдруг звонко выкрикнул Скорпиус, так, что даже Уизли и его дочь оглянулись на них. Одна Гермиона сидела с прямой спиной и рассматривала стену напротив.
– Ты не уважаешь авторитеты, – начал Драко. – Я твой отец, я лучше знаю, что хорошо для тебя, а что нет.
– Я уважаю авторитеты! – также громко продолжил Скорпиус, а затем смущенно посмотрел на отца: – Пап, а что такое авторитеты?
Драко ласково усмехнулся и протянул к нему руки. Скорпиус, не задумываясь, метнулся к нему и крепко обнял.
– Ты так хочешь дружить с ней? – тихо спросил он у сына и, увидев, что тот кивнул, вздохнул. От Грейнджер и ее потомков им, похоже, никогда не отвязаться. – Только больше не падайте с метел, ладно?
Скорпиус счастливо засмеялся куда-то в шею отца.


***


Лаванда сидела на подоконнике окна кухни и задумчиво рассматривала людей за стеклом, сжимая в пальцах бокал с шампанским. Сегодня была годовщина ее свадьбы с Захарией, а тот, как всегда, и не вспомнил.
Ну да ладно. Первый раз, что ли?
Нет, одиннадцатый. Пора бы привыкнуть.
Гораздо больше задевало то, что Рон не пришел, объяснившись тем, что должен провести время с Гермионой, которую очень взволновало происшествие с их дочерью. Лаванда едва не заявила ему, что и без него найдутся те, кто Гермиону успокоит.
Было так обидно – все всегда меняли Лаванду на что-то или на кого-то. Захария предпочел ей работу, Рон – Гермиону, даже еще в школе Симус Финниган ушел от нее к Джинни Уизли.
Хотелось все изменить. Одним махом. Чтобы не было в ее жизни ни занятого Захарии, ни скучных долгих часов в редакции, и чтобы даже Рона не было. Тогда все было бы идеально.
Была бы она сама и Пол – и никаких проблем. Да вот только… Разве возможно такое? Хроноворота у Лаванды не было, да и вернувшись в прошлое, разве могла она что-то изменить?
Рон бы все равно ушел к Гермионе, Захария все равно бы сутками торчал на работе, а не выйди она за него замуж, не было бы Пола, а от него отказываться она не собиралась.
Но ведь должен быть какой-то выход, не бывает ситуаций, из которых невозможно справиться. До нее у сотни, тысяч женщин были точно такие же беды, будут и после нее…
И что дальше? Смириться и каждую годовщину праздновать в одиночестве, распивая бутылку вина? Понимающе улыбаться Захарии, когда он, спустя неделю, месяц, полгода вспомнит о забытом празднике? Кивать и делать вид, что все в порядке, когда Рон опять заявит, что у него дела, нет времени на нее, и вообще, у него семья?
Как будто у Лаванды ее нет.
Хотелось все перевернуть с ног на голову, сделать что-нибудь безумное, чтобы мир, который словно сошел с ума, решив обделить ее даже самым маленьким кусочком счастья, наконец, стал справедливым. В сущности, ей была нужна только нормальная жизнь. Как у всех. Это было так много, что она этого не заслужила?
Заслужила, конечно.
Но как справится с мировой несправедливостью, Лаванда не знала.
Решение пришло неожиданно, когда она смотрела на тонкое обручальное кольцо. На ум пришло письмо, присланное ей из редакции «Нью-Йоркского Вестника» еще месяц назад.
Уходить не к кому и некуда? Ну и что?
Она сильная, справится. И необязательно оставаться в Англии…
Не хочется жить с Захарией? Отлично. Она и уйдет.
Но он не заберет ее сына – не успеет. Она не позволит ему.
Спрыгнув с подоконника, Лаванда бросилась в спальню и начала судорожно обыскивать ящики туалетного столика. Письмо обнаружилось в самом нижнем, под косметичкой. Достав пожелтевшую бумагу, Лаванда еще раз проглядела письмо и, вздохнув, быстро, пока не передумала, начеркала ответ. Сова доставила бы письмо только через несколько дней, поэтому пришлось воспользоваться Каминной сетью. Когда пергамент, свернутый в трубочку, исчез в зеленом пламени, Лаванда резко осела на пол перед камином. Вот теперь дороги назад не было.
Ответное письмо пришло спустя четверть часа. Директор «Нью-Йоркского Вестника» писала, что с удовольствием примет Лаванду в штат, поскольку наслышана о ее талантах, и ждет ее в Нью-Йорке в ближайшее время.
Оставалось забрать Пола из Хогвартса – ведь в Америке тоже есть школы, и не хуже, чем в Англии – и сообщить обо всем Захарии. И Рону.
Она механически складывала в чемодан вещи, раздумывая о том, скоро ли вернется домой Захария. Внутри все дрожало от страха перед неизвестным будущим. Поменять все было действительно замечательно, Лаванда словно заново научилась дышать, но вот имела ли она право так же поступить с жизнью сына? Прошла уже не одна неделя в школе, наверняка он привык к ней, к однокурсникам, к учителям…
И ладно бы только это – но ведь она собиралась лишить Пола отца.
Впрочем, она надеялась, что жизнь в другой стране и новые ощущения на какое-то время заставят мальчика забыть или, по крайне мере, не думать о папе.
Откинув рубашку, которую она сняла с вешалки секундой раньше, Лаванда вернулась к камину, собираясь связаться с профессором Уайнс, деканом Пола.
Она ответила сразу – сказала, что все понимает, что поговорит с директором МакГонагалл, и просила не беспокоиться. Подумав, она предложила Лаванде самой побеседовать с Полом, чтобы мальчик был уверен в том, что ничего плохого не происходит. Лаванда, правда, и сама не совсем в это не верила, но согласилась с профессором.
Выбравшись из камина в кабинете декана Гриффиндора, Лаванда отряхнула мантию и повернулась к профессору, невысокой седоволосой женщине с добродушным выражением лица, которым в свое время не могла похвастаться МакГонагалл.
– Пол в Больничном Крыле, – сказала профессор, вставая из-за стола, и, заметив обеспокоенность, появившуюся в глазах Лаванды, поспешно добавила: – Он навещает однокурсницу, Розу Уизли.
Лаванда раздраженно отвернулась и устало спросила:
– Мне подождать его здесь или?..
– Отправляйтесь туда, если пожелаете, – пожала плечами профессор, и Лаванда, извинившись, поспешно выскользнула из кабинета.
Дойдя до лазарета, она вошла внутрь и оглянулась. Пол стоял возле одной из коек, рядом с темноволосым мальчиком, который, если Лаванда не ошибалась, был младшим сыном Гарри Поттера.
А на самой постели, опираясь о спинку, сидела Роза. Лаванда узнала ее с первого взгляда – она была такой же рыжей, как Рон. Ее руку крепко сжимал худенький, светловолосый мальчик, чем-то напоминающий Пола и сидящий на краешке кровати, и что-то быстро говорил. Роза внимательно его слушала и легонько стукнула по руке, в то время как все рассмеялись.
–… Скорпиус, я не то, что полечу, я больше к метле не подойду! – категорично заявила она. – Они вообще опасны!
– Сядешь, – протянул парень постарше, подмигивая ей, но Роза только качнула головой:
– Джеймс, учи летать Ала, а меня не трогай. Это и к тебе относиться, Скорпи!
Лаванда подошла поближе и дотронулась до плеча сына, который внимательно слушал то, что говорил ему Альбус, похоже отвлекшийся от общей болтовни.
– Пол, – негромко позвала она, и в тот же миг, обернувшись, сын удивленно посмотрел на нее.
– Мама? – мигнул он, когда Лаванда крепко обняла его. – Что-то случилось?
– Похоже, скоро мы будем учиться с нашими родителями, – фыркнул Скорпиус, обращаясь к Розе, которая только легко толкнула его.
Лаванда покачала головой и вдруг, решившись, быстро рассказала обо всем Полу, умолчав о причине их поспешного отъезда. Сказала лишь, что там работа лучше.
– А папа? – растерянно спросил Пол. – Папа едет с нами?
– Нет, – тяжело вздохнула Лаванда, уводя сына к выходу из лазарета, оттаскивая от внезапно замолчавших детей. – У него должность, ты же знаешь… Собери вещи, потом со всеми попрощаешься.
– Но я не хочу жить в Америке! – раздраженно воскликнул Пол, но Лаванда, еще раз вздохнув, твердо сказала:
– Ты едешь со мной. И это не обсуждается.

Захария вернулся домой поздно вечером. Пол успел заснуть, а Лаванда опять сидела на подоконнике, когда он аппарировал прямо на кухню.
– Привет, – сказал он, подходя к ней, и удивленно замер, когда она не обернулась, чтобы поздороваться. – Что-то не так, милая?
Лаванда кивнула, не отрывая взгляда от окна. Захария вздохнул и встал рядом с ней, положив руку на плечо.
– Я забрала Пола из Хогвартса, – неожиданно заговорила Лаванда, не дела никаких попыток скинуть его ладонь, только недовольно выдохнула, когда пальцы больно впились в кожу.
– Зачем? – поинтересовался спустя секунду ее муж, и она передернула плечами:
– Он будет учиться в Америке.
Захария начал говорить что-то о том, что это далеко и глупо посылать мальчика на такие расстояния, когда Хогварст совсем рядом, и вообще...
– Пол будет жить там со мной, – сообщила Лаванда тихо. – Захария… Мы переезжаем.
– А я? – как-то жалко спросил он, помолчав. – Что будет с нами?
– Думаю, целесообразнее будет развестись, – легко ответила она, поворачиваясь, наконец, к нему. Ее лицо ровным счетом ничего не выражало, и сколько бы Захария не вглядывался в него, так и не нашел ни следов сожаления, ни раскаяния. Она словно подчинялась какому-то заклинанию. Это же не могла быть его нежная, родная Лаванда? Когда она успела так измениться? Он же знал, какой она была: легкомысленной, простой и понятной, любимой им, несмотря ни на что. А теперь перед ним была незнакомая женщина. Лаванда словно резко состарилась, ее жизнерадостность и беспечность бесследно исчезли, осталась только усталость. Голубые глаза померкли, а лицо осунулось, да и голос звучал хрипло, словно она плакала.
– Родная, но… – он выдохнул это, все не отрывая от Лаванды взгляда. – Я же люблю тебя.
Она вдруг усмехнулась, а потом рассмеялась ломаным, истерическим смехом, постепенно переходящим в рыдания.
– Думаю, это уже не имеет значения, – коротко, продолжая улыбаться, как сумасшедшая, сквозь слезы, ответила она, когда немного успокоилась. – Никакого.


***


Скорпиус все не выпускал руку Розы, крепко сжимая ее пальцы в своих. Все, кто пришел их навестить, разбежались по своим делам. Даже Ал ушел, не переставая обсуждать с Джеймсом переезд Пола, с которым уже успел подружиться.
Друзья Скорпиуса заглянули еще утром, так что теперь можно было быть уверенным, что никто не зайдет в лазарет, а значит, они могли спокойно поговорить. Впрочем, Скорпиус уже рассказал все байки, которые он знал. Упомянул даже о разных квиддитчных слухах, хотя каждый раз, стоило ему завести разговор о полетах, Роза окидывала его суровым взглядом.
Нет, она не обижалась на него – он успел выяснить это еще ночью, когда их родители, несколько смущенные напором детей, аппарировали в свои дома.
Но то, что Роза не обижалась на него, не значило, что она не сердилась – Скорпиусу пришлось выслушать длинную нотацию о том, почему нельзя нарушать школьные правила. Правда в самом конце, когда Роза заявила, что это чревато всякими травмами, а Скорпиус, хмыкнув, показал свое до сих пор забинтованное запястье, сказав, что извлек этот урок из собственного опыта, Роза не выдержала и рассмеялась.
И Скорпиус внезапно почувствовал себя очень счастливым. Почти так же, как в тот момент, когда руки Розы отчаянно цеплялись в него, а она сама упиралась лбом о его плечо. Честно говоря, вспоминать о полете было сплошным удовольствием, и Скорпиус не отказался бы повторить, если бы Роза не взяла с него клятву, что он не сядет на метлу, по крайней мере, до самого лета. Нехотя, Скорпиус пообещал ей это и был вознагражден ослепительной улыбкой и крепкими объятиями. Когда Роза на секунду обвила его шею тонкими ручками, недовольно поморщившись, потому что от резкого движения заболела голова, Скорпиус подумал, что готов наобещать ей что угодно, если взамен будет получать объятия.
Когда Роза откинулась обратно на подушки, ее лицо пылало. И Скорпиус был уверен, что его собственное тоже. Зато оба довольно улыбались.
– Мама вчера… – Роза вдруг нахмурилась, словно вспомнила что-то не слишком приятное. – Она сказала, что я не должна дружить с тобой. То есть, – быстро залепетала она, глядя на Скорпиуса, который изумленно и обиженно посмотрел на нее в ответ, – я, конечно, ответила, что ты ни в чем не виноват и… и ты хороший, – она запнулась, а Скорпиус покраснел еще больше, если это было возможно. Странно, раньше он не замечал за собой такой стеснительности.
– Мне то же самое папа сказал, – медленно пробормотал ее друг, лицо которого постепенно приобретало нормальный оттенок. – Но мне все равно. Он же совсем не знает тебя, – замахал он руками, – откуда ему знать, как ты на меня влияешь? Ты… ты тоже хорошая, – неуклюже закончил слизеринец.
Роза улыбнулась, молчаливо благодаря его, и теперь сама схватила его за руку.