Глава 28.2

Когда они привели девушку в чувство, та закричала, Гермиона со всей силы сжала волшебную палочку, дернулась, порываясь сделать хоть что-то - ну, не прятаться же, когда эти сволочи измываются над ни в чем неповинным человеком! Драко удержал ее, дернул за руку, зажал рот ладонью. Одними губами, беззвучно, произнес "не смей". Гермиона взглянула яростно, пытаясь безмолвно показать, что думает о его приказе. Он действительно трус! Ну, что же он сидит? Почему не предпримет хоть что-то?

Драко склонился ближе, прошептал:

- Ты погубишь себя, дурочка, - его голос потонул в крике девушки, в треске рвущейся ткани. Но это все равно было рискованно - Фенрир наверняка услышал бы, если бы не был так... занят.

Звук удара - сильного, наотмашь - заставил Гермиону вздрогнуть, зажмуриться. Разве сейчас, прячась, она не губит себя? Душу свою не губит? И как жить потом, день изо дня вспоминая эту проклятую ночь?

Малфой медленно убрал ладонь, и Гермиона не закричала, не сделала ничего, лишь теснее прижалась к нему. Малфой обнял ее, погладил по спине и волосам. Гермиона зажала уши, но даже так слышала крик - их от несчастной девушки отделял лишь диван. Сколько это длилось Грейнджер не знала: с каждой минутой сопротивление жертвы становилось все слабее, а мольбы, срывающиеся с ее губ, все тише. Потом она и вовсе замолчала, тишину нарушал лишь хохот Пожирателей и их отвратительные комментарии.

- Подохла, что ли? - в конце концов, лениво поинтересовался Фенрир. Какой же довольный у него был голос! Как же он наслаждался насилием и чужой болью!

- Не-е-ет, дышит, - спустя пару секунд пробормотал второй мужчина. - Давай-ка отнесем ее в подвал.

Послышался шорох одежды, погас свет, шаги раздались сначала совсем близко - Драко напрягся, задержал дыхание - но вскоре открылась и закрылась дверь. Стало тихо и темно, в объятиях Драко Гермионе было тепло и, если бы удалось отвлечься, забыть, если бы...

- Грейнджер, - тихо позвал ее Малфой. - Гермиона, пошли.

Драко встал - неуклюже, тяжело. Он не показывал, но, наверное, ему тоже сейчас было плохо. По крайней мере, Гермиона искренне надеялась, что он не привык к такому. Потом он протянул ей руку, помог подняться на ноги, крепко обнял за талию - чувствовал, что она упадет, если не держать ее.

Грейнджер не помнила, как они дошли до ее спальни. Она была в каком-то беспамятстве, в ушах шумело и перед глазами было темным-темно. В комнате Малфой медленно разжал ее судорожно стиснутые пальцы, забрал у нее волшебную палочку. Гермиона проследила, как он положил ее на кровать... Оружие, которое она держала в руках, пока эти ублюдки насиловали ту девушку. Просто держала и даже не попыталась воспользоваться!

- Что со мной случилось, Малфой? - неверяще покачав головой, прошептала Гермиона. - Почему я?..

Она не договорила, запустила пальцы в волосы, тяжело осела на пол, раскачиваясь из стороны в сторону. Рыдания душили ее - слезы презрения к самой себе.

- Ты поступила так, как должна была, - устало пробормотал Драко.

- Как должна была? - изумленно переспросила Гермиона. - Я поступила гнусно, Малфой! Только не говори мне, что ты уже сгнил настолько, что не понимаешь этого!

- Так почему ты не предложила им себя взамен? - зло огрызнулся Малфой. - Это же ты, Грейнджер, святая! Ты, не я! А мне плевать на нее, на тебя, на всех вас - магглорожденных! Если бы вы не лезли...

- Меня тошнит от тебя, Малфой, - прошептала Гермиона, когда тот наконец-то выдохся и опустился на ее кровать. Драко ничего не ответил - не услышал или просто у него больше не было сил на препирательства. Грейнджер медленно, шатаясь, поднялась и побрела в ванную комнату.

Стоило ей только захлопнуть дверь за своей спиной, как ее и правда вырвало. Прошло немало времени прежде, чем Гермионе удалось подойти к раковине. Она набрала в ладонь холодной воды, сделала несколько глотков. Стало немного полегче - физически, не морально. Грейнджер умылась, но в комнату не спешила возвращаться. Что, если Малфой все еще там? Гермиона не знала, как общаться с ним сейчас, как встречаться с ним взглядом. С каждой минутой ей казалось, что ее обвинения были необоснованны, а он... В чем-то даже прав, наверное...

Там, в гостиной, она прижималась к нему, ища защиты, его сердце билось под ее ладонью - тревожно и быстро. И, не считая того первого, отчаянного порыва, она ведь даже не пыталась помочь. Если бы рядом с ней оказались Гарри или Рон - благородные, но такие неразумные и стремительные, то Гермиона наверняка бы бросилась в омут с головой. Но там был Драко Малфой - и его слизеринская рассудительность и хитрость не позволяли ему рисковать неоправданно. Он ставил свою жизнь и - косвенно - жизнь Гермионы выше, чем честь незнакомой девушки.

Грейнджер потерла щеки, пытаясь прогнать с лица мертвенную бледность. Знал ли профессор Дамблдор, на что посылает ее? Неужто считал, что она справится? Ну, тогда он явно переоценил ее...

Когда Гермиона все же вернулась в комнату, Малфой все еще был там. Сидел на подоконнике, на ее месте, прижавшись лбом к стеклу. Если ему было плевать, как он утверждал, так почему же он не ушел? Почему не спит спокойно в своей комнате, а ждет ее здесь? Гермиона так хотела это знать, но не решилась бы спросить.

- Они убьют ее? - тихо спросила она.

- Наверное, - неопределенно пожал плечами Малфой.

- Я должна что-то предпринять. Нельзя же так сидеть...

- Тебе стоит просто смириться, что не все в твоих силах, Грейнджер. Ты можешь написать старику Дамблдору, хотя в глубине души понимаешь, что это не поможет. Одна жизнь ради торжества добра - разве это большая цена? - хмыкнул Драко. - А еще можешь спуститься в подвал и попытаться героически спасти несчастную, но тогда, Грейнджер, я умываю руки.

Гермионе было нечего на это ответить. В голове крутились какие-то возможные варианты, но все они были так глупы, так безрассудны и отчаянны... Если она сейчас погибнет, то даже не попрощается ни с кем, не будет ни войны, ни победы - ничего! Грейнджер присела на краешек кровати, нажала на воспаленные веки пальцами. Заснуть бы сейчас и проснуться уже после Рождества.

Рождество... В этом году этот праздник имел особый смысл, будто некий Рубикон, определяющий всю дальнейшую судьбу. И если еще совсем недавно Гермиона неистово ждала этого дня, считая, что он ознаменует ее возвращение в Хогвартс, то сейчас скорое приближение роковой даты пугало ее. Ей больше не удавалось убедить себя, что ссылка в Малфой-мэнор - это милое чудачество профессора Дамблдора, продиктованое его заботой о ее благополучии. В этом бесспорно была цель - и цель, несомненно, важная! Но... Это "но" с каждым днем приобретало все более угрожающие размеры. Гермиона чувствовала себя в последние дни так, будто только-только начала оправляться после тяжелой затяжной болезни. В голове все мешалось, путалось, и Гермиона иногда ощущала, что где-то, глубоко-глубоко в подсознании, прячется та ниточка, за которую стоит дергать, чтобы развязать клубок. Но зацепиться за нее не удавалось, сколько бы сил она ни прилагала. Как будто ей что-то мешало. Или кто-то, чья-то воля, как при...

- Ложись, Грейнджер, - прервал так и не оформившуюся до конца мысль Драко. Гермиона досадливо поморщилась: из-за него она не только упустила какое-то важное озарение, но и вернулась мысленно к недавним событиям. - Хватит с тебя сегодня приключений. Я пойду.

Драко поднялся на ноги, еще мгновение вглядываясь в окно, словно мог увидеть что-то в кромешной темноте на улице. Хотя это же его дом... Ему не нужно видеть, чтобы знать здесь каждый уголок. Неосознанно он потер предплечье, в том месте, где под рубашкой находилась метка. Знак, который объединял его с убийцами и насильниками, с теми животными, которые наслаждались запахом чужой крови и видом непереносимой агонии. И все же он был другой... Быть может, только пока - годы службы Волдеморту наверняка наложили бы на него свою печать.

Драко пошел к двери, и Гермиона осознала, что еще несколько секунд, и она останется одна. Одна - с этой пустотой внутри, с горечью и страхом. Одна - в эту холодную зимнюю ночь. Одна - и никто не защитит ее от мыслей о том, что она сознательно сдалась, от осознавания, что она превратилась в эгоистку.

- Малфой! - позвала Грейнджер, когда он уже взялся за дверную ручку. - Не уходи.

Драко обернулся, неверный свет от волшебной палочки осветил его лицо. Сейчас он казался старше, а может сегодня они оба стали старше. Он подошел к кровати, на которой она сидела, зажав ладони между коленей - такой испуганный, ребячливый жест.

- Я сегодня плохой собеседник, Грейнджер, - произнес Малфой. Он устал, - быть может сильнее, чем Гермиона могла себе вообразить - но все же не ушел молча. Он был с ней - в один из худших дней ее жизни.

- Тогда не разговаривай. Просто поцелуй меня.

Ох, будь время и место иное, Гермиона получила бы истинное удовольствие от растерянности, отразившейся на лице Малфоя. Но тогда ей было не до этого. Гермиона просто хотела, чтобы он был с ней. Если уж она свалилась сегодня в преисподнюю, то почему бы не уступить своему желанию? Падать больше все равно было некуда...

- Грейнджер, ты умом тронулась? - ядовито прошипел Драко. - Если я тебя поцелую, то проведу эту ночь здесь. С тобой, Грейнджер. И, поверь мне, утром у тебя будет гораздо больше причин, чтобы считать меня злодеем.

Гермиона ничего не ответила - у нее не было сейчас сил ни спорить, ни задумываться над возможной правдивостью его слов. Она медленно поднялась: ноги плохо держали и частично из-за этого, а частично из-за того, что просто хотела поступить так, она подошла к Малфою вплотную, положила ладони ему на плечи - мышцы под ее руками были так ужасно напряжены. А потом Гермиона поцеловала его: просто коснулась искусаными - когда только успела? - губами его холодных тонких губ.

Несколько секунд он не отвечал: просто стоял неподвижно и неяркий свет от волшебной палочки, которую он сжимал в руке, бликами освещал его лицо. А потом, будто очнувшись ото сна, он запустил пальцы в ее волосы, дернул - больно и сильно. Поцеловал - жадно, голодно, будто намереваясь выпить остатки ее несчастной души. Он пробормотал что-то в поцелуй, Гермиона не поняла что и, спустя секунду, его волшебная палочка почти беззвучно упала на ковер.

В комнате воцарилась кромешная тьма - этакий подарок для Гермионы! Она сейчас могла бы попытаться представить себя в объятиях Рона, но даже приложи она всю свою фантазию, ей бы это не удалось. Ни с кем и никогда она бы уже не спутала ни запах, ни руки, ни губы Драко. Рон, ее милый неловкий Рон, был бы нежен и неуклюж. Он бы никогда не сделал больно. Но в эту проклятую ночь Гермиона нуждалась и в этой боли, и в напоре, который изгонял из головы сводящие с ума воспоминания. Нуждалась в Малфое.

Драко укусил ее за губу. Гермиона всхлипнула, чувствуя, как разливается во рту металлический привкус. Малфой лизнул ранку - и снова, и снова, и снова. Безумный, дикий, он, кажется, пьянел от вкуса ее крови.

- Ты сладкая, Грейнджер. Сладкая и такая грязная... - бормотал в поцелуе Драко. Обидные, злые слова - но тон! Каким же тоном он это говорил! Никто и никогда так не хотел, и вряд ли когда-либо будет хотеть Гермиону.

Грейнджер казалось, что она тонет. Вот точно так же она задыхалась, лишь изредка - на ничтожно короткое мгновение - выныривая на поверхность, чтобы потом вновь погрузиться в неистовое беспамятство.

Тишину комнаты нарушил треск рвущейся ткани - это Драко не хватило терпения снять с Гермионы футболку. Вспышка стыдливости - и вновь беспамятство. Губы Малфоя на ее шее - горячо, больно, хорошо - все одновременно. Его руки - холодные-холодные - на ее покрытой испариной, разгоряченой спине.

Ее ноги подкосились, и Гермиона, потянув Драко за собой, упала на кровать. Вспышка паники - и вновь беспамятство. Его язык прошелся по ее ключице и ниже - к часто вздымающейся груди. На светлой коже наверняка останутся следы - метки похлеще, чем у Драко на предплечье.

Вскоре Грейнджер оказалась полностью обнаженной. Вспышка смирения - и вновь беспамятство. Пускай, пускай наполнит ее болью и горечью, пускай выжжет из ее измученного тела последние часы. Пускай оставит только себя - в ней.

Со своей рубашкой Драко тоже не церемонился - дернул, и дробь мелких пуговиц щекотно рассыпалась по груди и животу Гермионы. Она положила ладони ему на плечи, погладила вниз, по рукам. Пальцы задели немного загрубевшую кожу - Грейнджер и в темноте могла бы проследить изгибы метки. Малфой молчал, дышал тяжело - возможно, это был своеобразный благородный жест с его стороны и таким образом он давал ей время одуматься, осознать, с кем именно она собирается разделить свою первую близость.

- Что, Грейнджер, уже жал...

Гермиона не дала ему договорить, стремительно накрыв его рот ладонью. Нашел время идти на попятную!

Говорить Гермиона не хотела, ей казалось, что голос выдаст ее с головой - и всю ее полынную грусть, и тоскливую нежность. Положив ладонь ему на затылок, Гермиона притянула голову Драко к себе, поцеловала его, упиваясь этим коротким моментом его растерянности.
В тишине громко звякнула пряжка ремня Малфоя, холодный металл оцарапал Гермионе бедро, но она едва ли заметила это. Перед глазами все плыло, живот сводило и по коже бегали мурашки - там, где ее касались его пальцы.

Драко накрыл ее тело своим, в темноте глаза его блестели лихорадочно. Кажется, он хотел что-то сказать, но в последнее мгновение передумал. Ладонь его погладила Гермиону по животу, скользнула ниже, к внутренней стороне бедра. Она выгнулась инстинктивно, вжалась в него - плоть к плоти. С губ Гермионы сорвался стон, она обняла его ногами за талию - такой бесстыжий, приглашающий жест. Старая Гермиона никогда бы себе такого не позволила. Но старая Гермиона умерла бы несколько часов назад, там, в гостиной.

- Ты запомнишь это, Грейнджер, - прошептал Малфой, еще раз проведя языком по ее нижней губе. - Я не позволю тебе забыть, ясно?

- Я даже не буду пытаться, - произнесла Гермиона, целуя его в плечо. - Я хочу это помнить, Драко. Хочу... помнить...

А потом стало и больно, и хорошо, и так... правильно, что ли? Он не давал ей времени, он взял ее, поглотил полностью - от макушки до кончиков пальцев. Она навсегда запомнила этот момент - Драко ей не соврал. Помнила каждый его толчок, каждый поцелуй, соленый вкус его кожи и жар рук. Помнила, как он прикусил ее нижнюю губу, когда кончил, как целовал ее почему-то мокрые от слез щеки и гладил все еще дрожащее после оргазма тело.

И еще помнила, как остывали под ними измятые простыни, как он рассеянно гладил ее волосы. Наверняка думал о чем-то своем, иначе никогда бы не позволил себе этой небрежной ласки. Не сейчас, когда наваждение спало, а реальность неумолимо давала о себе знать.

- Дай своей голове отдохнуть, Грейнджер, - пробормотал Малфой. И как почувствовал ее тревогу? - Спи. Рассвет скоро.

Гермиона хотела спросить, уйдет ли он. Сейчас, после всего, что было? Оставит ее одну? Воспользуется этой ночью ей во вред? Мерлин, у него в рукаве был теперь такой козырь... Но стоило ей закрыть глаза и поудобнее устроиться в теплых объятиях, сон сморил ее.

Утром Малфоя в спальне уже не оказалось. На тумбочке стоял поднос с завтраком - в столовой ее не ждали. Гермиона осторожно поднялась - голова кружилась, в горле пересохло. Из зеркала на нее смотрела все та же Грейнджер - только воспаленные губы и темные круги под глазами напоминали о прошлой ночи. Ну, еще яркие следы на груди, шее и животе. И засохшие кровь и семя между ног. А так - ничего не изменилось. Гермиона и не надеялась. И щемящая боль, разлившаяся в груди, была совершенно не по этому поводу. Конечно, нет.