Глава 1

Светлая палата, равномерный писк, доносящийся из небольшого прибора, хоть и был резок и слегка противен по природе, дарил неимоверное спокойствие. Было гораздо хуже, когда он заикался или вовсе молчал. Маленькая вазочка с одуванчиками и необычайно яркое небо со снежно-белыми ватными облаками, снизу как бы подведёнными голубой акварелью начинающим художником. Окно было открыто, и свежий ветерок аккуратно перебирал желтоватые занавески, поигрывая головками цветов. Наверное, данный этюд был бы прекрасен, если бы не одно такое маленькое, но такое значимое "но".
На больничной койке посреди палаты неподвижно лежал человек. Плотно закрытые веки, неподвижные тонкие губы, аккуратный нос и прилипшие ко лбу волосы. К рукам и груди были проведены разнообразные проводочки, трубочки с непонятной жидкостью. Ещё пара аппаратов и несколько стульев. Посещали ли этого человека? Почти каждый день.

***

- Хао, ты себя хорошо чувствуешь? – спросила женщина с длинными каштановыми волосами у парня с не менее красивыми и, тем более, длинными волосами, который полусидел на кровати, удивлённо озираясь по сторонам.
- Ддд…да, - ответил он ей, непонимающе рассматривая её доброе лицо, нежное выражение которого было направлено именно на него и предназначалось только ему.

Откровенно говоря, парень совсем не понимал, где он и как тут оказался. Нежно-бежевые стены, шкафчики со множеством фоторамок, кое-где валяющаяся одежда и кое-что из техники. Это не его комната. Он привык жить где придется, поэтому вещами как таковыми не обзаводился, так как они привязывают к одному месту, которое вследствие этих причин тяжело покидать. Хао не любил уныние: оно подавляло изнутри, отяжеляло и так нелёгкую жизнь, давило горьким грузом обиды. И даже если её приносило не это место, а что-то другое, что-то, что было так давно, тысячу лет назад… Уныние напоминало и бередило все еще кровоточащие раны.

- Ну тогда быстрей одевайся и спускайся завтракать, - мягко улыбнувшись, женщина прикрыла за собой дверь, послышались удаляющиеся шаги.

Быстро натянув на себя какую-ту странную одежду (у него никогда не было этих тёмно-синих джинсов, не говоря уж про белую футболку с Бобом), парень решил осмотреться, чтобы, во-первых, понять, где он находится, и, во-вторых, обдумать, как можно сбежать.
Фотографии, фотографии, фотографии… На всех – счастливые лица нормальной, здоровой семьи. Вот мужчина, похожий на Микихису, вот женщина - вылитая Кейко, вот двое мальчишек – просто копии друг друга. Всё это слишком похоже на его возможное третье детство, которое комом вставало в горле, поражая своей идиллией и манило, манило. Та жизнь, которую он увидел на фотографиях, была пределом всех мечтаний. Любовь, всепрощение и улыбки. Как же много улыбок… Так много, что хочется оплакивать несбывшуюся мечту.
Но, судя по шуму голосов, пора спускаться вниз. Пора надеть глупую маску и понять, что же происходит.
Где подвох, господа?

***
В такт мерному пиканью прибора на стуле взад-вперёд покачивалась женщина. Синяки под глазами, кое-где четче проступившие морщины, бледные губы и ужасный потерянный взгляд. Нельзя сказать, что она была старой, но среди длинных каштановых волос можно было рассмотреть седые прядки – результат «счастливого» прошлого и ещё более «прекрасного» настоящего. Каждый день она приходит в эту палату и сидит у кровати сына, который вот уже несколько дней находится в коме.

Глава 2

Дверь на кухню приоткрылась с тихим скрипом, рыжий кот неспешно открыл один глаз и тут же его закрыл, лениво зевая и утыкаясь носиком в пушистый тёплый хвост. За столом уже сидел паренек, радостно рассказывая женщине о чём-то не очень важном, но таком интересном. К слову, этот человек был сильно похож на Йо, а может, им и являлся. Услышав шум открывшейся двери, парень юрко повернул голову в сторону Хао и лучезарно улыбнулся вошедшему, тихо поприветствовав. О чудо! Ни грамма насмешки, ни капли ненависти и презрения, ни следа непонимания, что было так заметно на Турнире. Хао стоял возле двери, непонимающе разглядывая лицо «Йо», один вид которого терзал исковерканную душу сильнее тех фотографий. Ласковый взгляд, искренняя улыбка. Как же ему этого не хватало! Где подвох?

- Ну, чего встал? Садись за стол, будем завтракать, - приятный запах свежесваренного кофе, тёплых блинчиков и курицы смешались в единый дурманящий аромат, который пробуждал аппетит и напоминал о том, что Хао давно не ел.
На негнущихся ногах подойдя к свободному стулу напротив «Йо», Хао сел, озадаченно глядя на копию - как свою, так и его. Ведь брат не мог так улыбнуться Повелителю Огня на самом деле, верно?
- Нии-сан, что-то случилось? Ты неважно выглядишь, - обеспокоенно произнес «Йо», вглядываясь в лицо «брата».
- Нет-нет, всё в порядке, - неуверенно и тихо ответил на это Хао. Слишком странно, совсем не верится.
Женщина, так сильно похожая на Кейко внешне, положила перед братьями по сандвичу с салатом, огурцами, сыром и курицей и налила крепкий кофе. Еда имела человеческий цвет, да и запах не говорил о том, что это могла быть отрава. Всё слишком хорошо. В эту чепуху слишком не верится.
- Приятного аппетита! – весело сказал Йо, радостно кусая аппетитный сандвич, из которого вываливалась помидорка, - ммм, как фкуфно, - сказал он с набитым ртом.
Решив, что на самом деле его никто не будет убивать настолько глупым способом, Хао решил не доходить до больших странностей и укусил свой бутерброд.

Как странно. Нежный сырно-чесночный соус идеально гармонировал с нежной курятиной, а огурцы с салатом идеально дополняли картину. Слегка поджаренный хлеб приятно хрустел, отчего вкус был просто божественным. Разве эта еда может быть отравлена?
- Как вкусно! – не удержался Хао. – Да это же самый прекрасный бутерброд в моей жизни! Никогда таких не ел, - и Повелитель Огня стал откусывать у сандвича достаточно большие куски и радостно пережёвывать их, хрустя листьями салата.
- Хао, - улыбнулась «Кейко», - спасибо, но я такие бутерброды вам каждый день готовлю, - женщина отвернулась от детей с радостным блеском в глазах. Хао же ел свой сандвич, украдкой поглядывая на «Йо» и пытаясь разгадать, что задумала эта «семья».

Но тут дверь снова приоткрылась, и на кухню вошёл достаточно широкоплечий мужчина, который был бы похож на Микихису - наверное, – если бы тот не носил свою маску.
- Доброе утро, дети, - он широко улыбнулся, потрепал волосы мальчишек и нежно обнял жену.

Ничего нормального для Хао не произошло.

***
Скрипнула дверь и в палату вошли ещё двое: мужчина в странной маске и юноша, внешне так похожий на того, кто сейчас неподвижно лежит на кровати. Он был так же бледен, да вот только различала их длина волос и наличие синяков под глазами и слегка опухших глаз у вошедшего. Мужчина аккуратно обнял жену, останавливая её полусумасшедшее покачивание и слыша рваный тихий шёпот, который всё больше походил на бред безумца. Парень же тихо сел возле кровати и сжал левую едва тёплую ладошку «больного». Траурно-печальная тишина сжимала сердце холодными железными тисками. Сегодня, кажется, шестой день, а зрачки всё ещё не реагируют на свет, и врачи не делают никаких радужных прогнозов.

Глава 3

Прошло несколько дней, а ничего такого, к чему привык Хао, не произошло. Он необычайно хорошо ладил абсолютно со всеми «родственниками», они его любили и радовались вместе с ним. «Кейко» оказалась наипрекраснейшей женщиной. Она находила общий язык с Хао почти так же хорошо, как и Асаноха. «Микихиса» часто по вечерам травил байки из молодости. Да-да, а вы не знали? Он, оказывается, был настоящим путешественником и столько всего повидал. Его удивительные рассказы про доброту русского народа так хорошо воспринимались, когда рядом под боком весело потрескивал поленьями такой живой и тёплый огонь. Закутавшись в тёплый плед, Хао улыбался во время рассказов о холодной Британии и удивительном Кавказе. С «Йо» же можно было общаться и без помощи слов – так хорошо они друг друга понимали, так всё было ясно и просто.

Семья. Теперь Хао мог произносить это без кавычек и раздражения в голосе. Он без запинки говорил слово «папа» и научился искренне улыбаться. Любовь и нежность растопили многовековой лёд сердца, и теперь снова хотелось жить. Как маленький росточек, пробиваясь сквозь толщи снега, хотел подарить миру тепло, которое он взял у солнца, так и Хао хотел улыбаться и проводить больше времени с окружавшими его людьми. Он не хотел спасения миру. Он не хотел убивать за чистоту и сохранность природы.
Прочитав несколько книг о средневековьи, Повелитель Огня понял, что «простолюдины» тоже имеют право на жизнь, что весь мир создан их руками, что без них ленивые «рыцари» не сделали бы себе даже стула, что у них всегда были непривилегированные оруженосцы. Тысячелетняя теория вмиг рухнула, оставив после себя искорку желания помочь.

Иногда, оставаясь наедине с собой в комнате, Хао задумывался, как же так всё само собой получилось? Ведь если вспомнить всю его жизнь до «переворота», то можно заметить, что ни одна из сторон не делала попыток сблизиться, наоборот, была лишь жажда уничтожить друг друга. Почему? Но от этого вопроса Хао отвлекал тихий скрип дверки и лёгкие шаги брата к его кровати. Наступала зима, приближались холода, и близнецы заметили, что если спать, уткнувшись друг в друга носами, то будет теплее. Поэтому каждый раз опасный поток мыслей останавливался из-за живого тепла человеческого тела под боком, а тихие разговоры расслабляли разум, подготавливая ко сну.
И всё бы шло спокойно, если бы не этот всеми богами проклятый Интернет.

«Королева Елизавета II вручила Орден Заслуг одному из известнейших детективов Великобритании Лиаму Дителу. Его заслуги перед королевством неоспоримы…»

Дальше Хао ничего не мог прочитать. Глаза бегали по строчкам и никак не могли уловить смысла. На фотографии высокий статный мужчина с зелёными волосами гордо смотрел в объектив. На груди же поблескивал красный крест с короной наверху.

«Дело Лиама Дитела оконченным считать нельзя: он вырастил достойную смену – Лайсерга Дитела. Его единственный сын в свои годы добился уже немалых результатов…»

Как так? Ведь он же… Он же убил его! Да-да, человеческой оболочке Хао было уже семь лет, и дом тогда сгорел… Дотла… Не может быть!
Весь день Хао провёл с ноутбуком.

***
Полное отсутствие каких-либо рефлексов: зрачок всё ещё не реагирует на свет, в принципе, как и кожа на возбудители боли. Тонус мышц понижен, окисление глюкозы и понижение содержания АТФ в клетках мозга. Как сказал лечащий врач одним серым и холодным утром: «Чем длительнее кома, тем меньше оснований надеяться на благоприятный прогноз, и более вероятен летальный исход».

Кейко места себе не находила. С каждым новым известием о состоянии сына она всё больше и больше походила на безумную. Микихиса её успокаивал и говорил что-то о том, что всё образуется, что не может же всё так закончиться. Йо же сидел, не шевелясь, у постели брата, всё так же сжимая его левую ладонь. «Хао сильный, Хао самый-самый сильный. Нет такой беды, с которой он не справлялся. Брат же всегда был рядом – даже когда я этого не знал. Значит, он и дальше будет рядом. Он же не может уйти».

Почему Хао не может уйти – непонятно. Просто сознание отказывалось воспринимать факт потери близкого существа. Да, именно близкого. Родного, любимого. Раньше же признаться в том факте, что Хао нужен, было просто невозможно. Хао. Весь Хао со всеми его недостатками и закоулочками в лабиринте дорожек души. Просто Хао. Такой честный, правильный, сильный. Когда он рядом, можно было не беспокоиться о том, что случится в ближайшие минуты. Можно было спать спокойно по ночам, зная, что ничего не случится, потому что Хао защитит. Потому что Хао не даст в обиду. Жить и осознавать, что он где-то рядом, где-то есть. И на душе спокойно. Раньше всё просто тонуло во мраке непонимания, а сейчас…
А сейчас боль потери тупым ножом пилила струны души. А сейчас внутренний голос, который никогда не врёт, озвучивает суровую правду, в которую никто не хочет верить.

Сегодня четырнадцатый день.

Глава 4

Из некоторых журнальных статей и «секретных» сайтов с «невзламываемыми» паролями можно узнать, что:
Лилирара удачно вышла замуж пару месяцев назад;
Марко Мазини – один из преуспевающих итальянских бизнесменов, торгует дорогостоящими автомобилями;
Люциус Лассо – сицилийский священник;
Йоханн Фауст – доктор наук в области хирургии;
И многое, многое другое.

***

Хао не спалось. Мирное сопение брата под боком не успокаивало, а наоборот – настораживало. Чувство какой-то бессознательной паники как будто звенело в колокольчик там, за дверью, намекая, что всё – неправда. Хао убивал. Хао много убивал, его руки были по локоть в крови, а число жертв и не сосчитать. Но они все живы. Там, на мониторе, он видел их лица, улыбки, глаза. Живые глаза. Он видел их души, теплившиеся в них надежды и целеустремлённость. Тогда что же это такое?

Его как будто не существовало. Как будто такой персонаж, как Хао Асакура нарисовался только сейчас и только в этом доме. Куда делось прошлое, что он вообще делал? Будто в ответ на эти мысли какие-то кубки и медали гордо поблескивали, купаясь в каплях звёздного света. Значит что-то да было?
Бесшумно вынырнув из-под одеяла, Хао надел уже ставшие такими привычными джинсы и футболку с Бобом и вышел на улицу. Звёзды успокаивали. Бездонное чёрное небо поражало своей пустотой. Так глубоко. Если бы можно было прыгнуть в этот омут, если бы не гравитация и сила притяжения, то что? Как далеко бы он упал? Одно было известно наверняка: его бы охватили такие же пустота и холод, которые змейками обвивали его тело сейчас.

Если углубиться в изучение снов, то можно заметить, что они обязательно заканчиваются, когда ты умираешь. Стоит лишь напороться на нож маньяка-убийцы, и ты снова жив. Хао за всю свою жизнь видел немало сновидений. Как хороших, так и плохих. В принципе, эта теория работала всегда и без исключений. Как немецкая игрушка она точно срабатывала, не отставая ни на секунду.
Так что же получается? Если он себя убьёт, то проснётся? Вернётся в мир, где его все ненавидят? Снова будет один? Променять ласку на ненависть. Каким же мазохистом надо быть. Но что, если это не сон? Не глупое наваждение, а мечта, ставшая реальностью... Тогда они его вылечат. Обязательно вылечат, ведь они любят...

Тихо-тихо, словно ночной вор, Хао взял на кухне нож и вышел за пределы ставшего таким родным дома. Как он будет без их поддержки? Наверное, совсем загнётся, да ещё и проклянёт себя за эту глупость.

Случайный автобус озарил пустую дорогу яркими фарами и, мягко проезжая по сырому от густого тумана асфальту, аккуратно остановился у остановки, где стоял Хао, пряча «орудие» подобно Раскольникову из романа Достоевского. Кое-где поржавевшие двери гостеприимно открылись, пропуская ночного гостя в довольно простенький, но чистый салон. Надо же, тут даже транспорт приходит в зависимости от твоего желания. Тут точно что-то не то. Совсем не то.

***
Сегодняшний день прошёл немного лучше, чем предыдущие. Кажется, больной шёл на поправку. Незначительную. Такую крохотную, как тыквенная семечка. Этого было мало для выздоровления, но достаточно для надежды, которая, казалось, упорхнула отсюда подобно своенравной синице. Кейко немного успокоилась, но всё так же потерянно смотрела то на Йо, то на Хао, думая о чём-то своём. Возможность выздоровления старшего близнеца солнечным лучом пробивалась сквозь мрак отчаянья, поселившегося здесь вот уже как три дня.

Когда он очнётся, они всё ему скажут. Они во всём сознаются. Попросят прощения за все те глупости, которые столько раз совершали. Пойдут на мировую, примут любые условия. Они сделают всё. Пусть только проснётся. Пусть только откроет глаза, и они ему помогут достичь любых целей.
Пусть только проснётся... Мантра, которую они каждый день произносят раз по сто одними лишь губами или у себя в голове.

Пусть только проснётся...

Глава 5

Призрачно-таинственный свет фонарей привлекал глаз, успокаивая разум. Вот в голове мелькают какие-то отрывки из его жизни. Вот он покоряет Звезду Единства, вот он играет в футбол с какими-то парнями. Кто это? До мозга не сразу доходят имена этих странных людей. А вот сейчас они врезались в память как старые добрые знакомые. Да, как Хао мог не узнать в этих призрачных фигурах Сузуки, Йошидо, Фукудо, Тагаки... Да они же друзья с детского сада! Хотя постойте, что за Фукудо? Ни в одной жизни он не встречал человека с таким именем. Вот в первой реинкарнации... Но ведь её не существовало. Какая первая реинкарнация? Шутите? Он же просто Хао Асакура, ученик одной из престижнейших школ Японии. Кажется, у него даже девушка была. Хотя какое у неё имя?

Мысли постоянно путались, создавая в голове пьяный бред, затуманивая сознание. Чувство дремоты овладевало всем его существом. Какая-то ватность во всём теле и чепуха, чепуха. Как много глупостей в его мыслях! Быстро тряся головой, Хао резко освобождается от внезапного наваждения. Скоро его остановка, пора собираться. Нельзя снова поддаться маленьким демонам темноты, которые пропали также незаметно, как и появились.
Вот и остановка виднеется. Старые клёны, дубовая скамеечка... Это же его дом. Он же только что отсюда уехал! До этого же автобус ни разу не остановился! Что за...

Во дворе стояли все члены семьи Асакура. Несмотря на ночь, выражения их лиц можно было рассмотреть прямо отсюда, через толщу запотевшего стекла, не вставая со старенького потёртого сиденья.
Хао решил не двигаться с места, просто дождаться, когда двери закроются, и он снова уедет. Может, он так сильно задремал, что не заметил пары десятков остановок? Слишком наивно. Двери не закрывались.

И именно тогда Хао вспомнил про Духа Огня. Да, как же он раньше о нём не вспоминал? Но попытки были тщетны – никто не появлялся из ниоткуда, разве что дышать стало тяжелее. Пришлось выйти. Смерть от нехватки кислорода – не лучшая смерть. Держа нож наготове, Хао медленно спустился по ступенькам автобуса, неотрывно глядя на «родственников» в белом. От их одежды как бы шёл свет. Такой призрачный и туманный – до дрожи в костях и гусиной кожи на руках. Автобус же сразу исчез, как только нога Хао покинула последнюю ступень. Неужели и он - иллюзия?

- Хао, ну зачем же тебе нужно всё усложнять? – Устало спросила «Кейко». Голос её звучал по-прежнему мягко, как бы располагая слушателя к себе.
- Солнышко, отдай нож, - улыбнулся «Микихиса», ласково глядя на сына. – Это сейчас ни к чему.
- Я проснусь, - безэмоционально проговорил Хао. Его голос был монотонен, а глаза пусты.
- Братик, зачем? Нам же так хорошо было вместе. Нам было так весело с друзьями...
- Хао, мы же тебя любим, - заметил мужчина.
- Разве это не то, о чём ты мечтал? – Хао непонимающе смотрел на женщину, которая продолжала говорить своим приятным голосом. – Семья, любовь, нежность... А главное – ты не одинок. Рядом всегда будем мы.
- Признайся, ты же об этом грезил по ночам, уткнувшись носом в подушку, - лукаво заметил «Йо», - ты, я, мама, папа... Хао, не будь глупцом. Что тебя ждёт там?

А действительно. Что его ждёт там, в реальности? Куча слов, пропитанных ядом ненависти и колкие взгляды. Те, кого он любил в глубине своей души, были холоднее жидкого азота. Там, в реальности, его ждало ничто. Одиночество и пустота. Снова один. Как и в первой, второй, в начале третьей жизни. Так грустно и противно. Просто тошнит от осознания реальности.

- Но ведь я умру, - тихо констатировал факт Хао. – Я умру.
- Да, верно, - «Йо» подошёл ближе, безмерная доброта плескалась в его глазах двумя необъятными океанами. – Но ты проживёшь долгую и счастливую жизнь с нами. Теми, кому ты дорог, - тонкие пальцы аккуратно взялись за рукоять ножа, что так слабо держал Хао в своей руке.
- Ты нам дорог, - поцелуй в макушку. «Мамин», «папин»? Чьи-то нежные объятия, кто-то утыкается холодным носом в щёку...
- Но это неправильно, - слишком поздно. Нож испарился в неизвестном направлении, а из крепких объятий выскользнуть было невозможно.

***

В палате было необычайно многолюдно. Туда-сюда бегали очаровательные медсестрички, то и дело доносилось громкое «Разряд!» и рыдания Кейко было не удержать. С каждым новым криком врача боль в сердце становилась всё сильнее и невыносимей. То, что сейчас происходило, мало походило на реальность. Ведь так не может быть, правда? Не может! Йо в это не верит.

Последняя медсестра покинула палату в половину второго ночи.

Глава 6

Каждому из нас снились сны. Каждый из нас почувствовал на своей собственной шкурке всё счастье, которое можно испытать благодаря им, каждый испытывал неимоверный страх и ужас в объятиях кошмара. То ощущение, когда тебя буквально засасывает в глубь твоих собственных фантазий. Незабываемо. Это как болотная топь со вкусом ржавчины и горклой воды, это как зыбучие пески. Как будто вакуумная подушка. И кажется, что ты не выберешься, и кажется, что вот оно, что всё, конец. Но нет. Сон отступает, когда на твоё существо предъявляет права справедливо-статное утро. И ты выныриваешь. Ты как бы выпрыгиваешь из всего этого вязкого ужаса и жадно глотаешь воздух, как рыба, выброшенная на берег. Но только ей плохо - она погибает, - а ты живёшь, громко дышишь, хрипя и отхаркивая жуткую воду. И наваждения нет, и ты снова плывёшь по этой реке жизни, по-прежнему гребя сильными руками, и силишься узнать, что там впереди. И спешишь, мчишься к следующему гиблому месту, слепо доверяя своим желаниям.

Парень, что лежал на больничной кровати, резко открыл глаза, шумно-быстро дышал, вбирая воздух полной грудью. Широко открытые глаза не желали что-либо видеть в этом сумраке, они просто воспринимали свет, от которого почти отвыкли и не надеялись увидеть его. Сердце в грудной клетке отстукивало ритм безумной огненной сальсы, а тонкие аристократичные пальцы непроизвольно сжимали кипельно-белые простыни, комкали бардовое одеяло и радовались этому колючему ощущению на подушечках, лицо казалось ещё более бледным, но так было лишь несколько мгновений. Это был отлив перед цунами. За несколько секунд щёки покрылись красноватыми пятнами – как при лихорадке. Кислород слишком резко стал поступать в организм и вот теперь результат налицо.
Тишина. Неверие в счастье. Ступор.
Он очнулся.
Он всё-таки проснулся.
Сказка. Настолько реальная, что нельзя понять, поверить в то, что это не плод воображения. Это всё взаправдашнее. Но разум, видящий то, чего так давно жаждал, боится подвоха. Страшно дотронуться, пощупать. А вдруг всё рассеется, как туман. Вдруг это сон и тогда… Ещё боль, ещё страдания.

Йо, не сводя широко открытых глаз с лица брата, аккуратно взял его руку в свою, чтобы успокоить, чтобы остановить инстинктивные метания пальцев и самому удостовериться в том, что глаза не врут.
Больной настороженно оглядывается по сторонам. Очередная иллюзия? Очередное страдание? Духи! Да он же больше не выдержит. Он не сможет во второй раз отказаться от идеала. Как же тяжело быть дураком и отказываться от утопии, о которой грезили древнейшие философы.
Лица. Сколько лиц. И все смотрят на него, только на него. Сколько непонимания на этих лицах. Они не знают, что делать: кричать и биться в истерике от счастья или скорее оформлять себе место в доме скорби. Но нет. Они всё же выбрали первый путь. Кейко аккуратно провела по волосам Хао, пропуская спутавшиеся волосы между пальцев и поднимая руку от шеи до затылка. Покрасневшие от большого количества слёз глаза в радостном непонимании изучали личико сына до мельчайшей подробности, до мельчайшей клеточки. Подставляясь опаляющему рваному дыханию, радовалась. Она была самой счастливой женщиной на земле! Микихиса же просто неуверенно-тихо улыбнулся, но никто этого не заметил, так как пустая маска словно всасывала все эмоции мужчины.

Слова были не нужны. Они бы только всё испортили. Они бы принесли много пошлости в эти минуты счастья. Он рядом. Он пришёл. Он не оставил их и теперь будет с ними всегда. Они постараются приручить этот дикий огонь.

Чего бы это ни стоило.

Глава 7

Чего греха таить, всё было хорошо. Первую неделю – так точно. Что-то, что было во сне, действительно оказалось реальностью, что-то стало даже лучше. Например, бутерброды. Хао, разбалованный прекрасной кухней псевдо-Кейко, нашёл, что новые сандвичи были куда лучше прежних, а огонь грел гораздо теплее того, из фантазии. Но утопия на то и утопия, чтобы просуществовать пару дней – неделю максимум. Сказочный мир рушится, красавицы не просыпаются, драконы не подыхают, да и улыбающегося кота не видно. Вот такая вот деградация легла тонким, почти невидимым слоем на счастье Хао.
Идеала нет.

Всё началось так незаметно. Поначалу он просто бегал к своим приспешникам, чтобы помочь им, посмотреть, что да как, поиграть с Опачо… Прежней ненависти не было, да и Хао старался не обращать внимания на нефтяные пятна в мировом океане, на тестирование химического оружия, на Афганистан. О том, что произошло с ним в коме, он предпочёл умолчать, чтобы не травмировать свою израненную душу.

Больше всего волнений и недовольств о таком неожиданном выздоровлении Аскуры шло со стороны X-судий. Они-то надеялись, что шамана больше нет и появится он нескоро. По крайней мере, еще лет пятьсот тишины и спокойствия обеспечены. Как пожар рождался от маленькой лучинки, так и прежняя ненависть к Хао прокатилась по всему населению города. Раньше Повелителю Огня было действительно всё равно, что о нём думают и как смотрят на его поступки. Раньше была мечта, цель, к которой он слепо стремился. Она не давала ему оглядываться на окружающих. Она поднимала его взор вперёд и толкала в путь. А сейчас её нет.

Неизвестное завтра, сумрачное послезавтра.

Чем занять остаток своей жизни, он пока не знал. Рок-звезда? Разведение овец? Проектирование мостов?
По правде говоря, Хао не было места в этом мире. Вместе они существовать не могут. Мир слишком корыстен и тщеславен, Асакура самонадеян и честен. Если бы это была схватка двух чистых энергий, то победителем бы стал Хао. Но эта игра лишена обычных правил, и победитель всегда тот, кто больше. Хао маленький. Слишком маленький. Как песчинка не могла сопротивляться волне, так и шаман не выдержал напора. Злой шёпот за спиной резал слух. Постепенно и Микихиса, и Кейко – вообще все, кто так любил его первую недельку, – стали к нему холодней. Сами того не замечая, они предали свои мечты и обещания, данные у кровати погибающего сына. Хао будто принимал контрастный душ: после таких тёплых отношений вымышленной семьи холодная недоброжелательность обжигала равнодушием. Там он был нужен. Там его все любили. Там всё было хорошо.

И Хао проваливался в спасительную глубину сна, которая укрывала его большим пуховым одеялом от боли и недопонимания. Радостно закрывая глаза перед тем, как впасть в небытие, он снова и снова вспоминал нежные руки «Кейко», весёлый голос «Микихисы» и тепло шеи «брата», что когда-то засыпал вместе с ним.
Мечта. Такая далёкая и нереальная.
И осознание невозможности ранит сердце.

***
«Хао, мы же тебя любим. Ты же нам нужен…»
Яркая поляна, качели из двух крепких верёвок и широкой дубовой доски, а на них две фигурки, так похожие друг на друга. Некий мужчина раскачивает их всё сильней и сильней. Женщина сидит рядом и плетёт аккуратные венки из прекрасных цветов.
«Хао, останься с нами. Мы тебя никогда не предадим, ведь ты – самое дорогое, что у нас есть…»

И звонкий смех колокольчиком разносился по округе.

Глава 8

Это происходило каждую ночь.
Как можно тише он старался открыть свою маленькую пластиковую баночку, как можно незаметней глотал пару таблеток, быстро прятал ёмкость обратно под подушку и засыпал. Крепко. Счастливо.
И Королева-ночь благоговейно скрывала во тьме неверные поступки, забирая его себе – целиком и полностью. Он был в её власти и не хотел терять того дара, что она так легко отдавала. Хотелось этого всё больше и больше, хоть сам себе и не мог в этом признаться. Казалось, это было ниже его. Но разве не все люди равны перед счастьем?

***
- Ну, привет, мой милый! – нежно обнимала «Кейко» своего сына, улыбаясь его «пробуждению».
- Здравствуй, братец! Как дела там? – со смеющимися глазами спрашивал «Йо», играя с прядью волос, которая непослушно выбивалась где-то на уровне плеч.
- Да всё хорошо, - тяжело вздыхая, всегда говорил Хао. Он не хотел признаваться в своём разочаровании. Конечно, все из этого мира это понимали, но сам Асакура не хотел в это верить.
Пытаясь себя обмануть, он каждую ночь приходил к этой вымышленной семье. Так, просто. Чтобы они не грустили. Чтобы придуманный Йо не мёрз в одной юкате на крыльце дома, чтобы несуществующая Кейко не роняла слёзы, нарезая помидоры для салата, чтобы псевдо-Микихиса не надевал кукольную маску радости. Но на самом же деле Хао слепо шёл на зов сердца, он слепо потакал желанию быть счастливым и понятым.
Здесь все было настоящее. И не важно, что всё это снится. Важны лишь ощущения. Покой, радость, искреннее удивление. И никто никого не обманывает. Каждый день они друг другу дарили улыбки.

Как же было тяжело просыпаться в холодной реальности. Как же легко было с головой окунаться в тёплую иллюзию.

***
Тихо. Совсем тихо рядом с кроватью сидела хрупкая юношеская фигурка. Ссутулившись, он грустно смотрела на спокойное и сияющее каким-то внутренним светом лицо брата. Тогда, в палате, смотреть на него было страшно. Тому была причина: мертвецкая бледность и холодная кожа. Сейчас же один взгляд на него вызывал ужас и желание скорее зажмуриться и забиться в какой-нибудь укромный уголок. Конечно, было понятно, что творится с братом, почему он так ворчит, когда его кто-то будит. Йо же не идиот. Они же братья, в конце концов! Хао не догадывался и вряд ли это произойдёт… Но Йо понимал его без слов. Глаза брата говорили ему всё, что никакие слова никакого языка не выразят. И от этого становилось лишь больнее. Иногда ему казалось, что он даже видит ту вымышленную семью. Иногда ему казалось, что он слышит их тёплые разговоры на диване и эти красноречивые взгляды. Хотелось ли Йо, чтобы и в его семье было также? Безусловно. Но только этого никогда не произойдёт. Куча барьеров, настроенных за всю историю семьи Асакура, ворох недопониманий…

И рука Йо сама гладит брата по голове, нос утыкается в тёплую щёку. Парень жмурится настолько сильно, насколько может. Обнимает плечи покрепче (сейчас брат точно не проснётся – слишком большое воздействие оказывает на мозг лекарственный препарат, что прямо сейчас лежит под подушкой) и старается не заплакать.
«Как больно».
Рука останавливается в паре сантиметров от баночки – нет. Он не позволит брату лишиться семьи. Ничего, что вымышленной. Его брат будет счастлив, и пусть амбиции подождут. Он не хочет снова видеть ту безграничную тоску, что плескалась во всём естестве брата до того рокового боя. Пусть он будет счастлив.

Даже если придётся самому стать тенью.

Глава 9

Вот уже месяц счастливых снов, а жить хочется всё меньше и меньше. Умный организм начал вырабатывать иммунитет к снотворному, и засыпать было всё тяжелее, или сны были без картинок. Будто проваливаешься в пропасть. Такую глубокую и тёмную. Просыпаешься разбитым и такое ощущение, что всю ночь машины с рельсами разгружал. Хочется отдохнуть после такого состояния часок-другой, но нет. Надо идти вниз, затем – по делам. И так далее, и тому подобное. Около шести чашек утром и семи вечером – Хао не хотел засыпать. Не так давно до него дошло, что если он увеличит дозу снотворного, то может и вовсе не проснуться. Слишком дорогая плата за несколько часов счастья. Но ему в это не верится, а инстинкты самосохранения притупляются.

Так прошла осень. Старушка заманивала в свои золотые тёплые сети радостных людей, маня красивыми букетами из листьев и маленькими солнечными зайчиками. Но это лишь ловушка. Через пару недель она всех одаривала плотными ливнями и холодным октябрём. Чем ближе подходила зима, тем ниже опускал свой нос Хао Асакура. Что бы ни происходило, хуже отношения с семьёй, чем были до «болезни», не становились, в прочем, как и лучше, чем в первую неделю после пробуждения. Хао часто приходил к озеру и ложился на холодную землю. Не обращая внимания на мелких букашек, что ползали по кончикам его волос, он смотрел в серое небо, не силясь что-либо увидеть. Осенняя меланхолия. Хао долго лежал под ветвями старых дубов, вдыхая аромат сырых листьев. Он крутил головой. Хотелось ощущать только этот запах. Было что-то такое, что именно сейчас было свойственно ему самому. Такое чувство, что они олицетворят потерявшуюся жизнь, смысл в ней. Хао закапывался в них и лежал, глядя на тяжёлые ватные облака, а сверху падали листья. Ещё и ещё, укрывая своим одеялом. Так странно. Ощущать себя частью природы… Асакуру успокаивало это печальное состояние мира и он, поддаваясь всеобщей депрессии, вспоминал нежность семьи из сна, с которой он не виделся несколько недель.

Йо Асакура часто наблюдал за этим полубезумным состоянием брата. Ему было больно смотреть, как Хао в полузастёгнутой куртке лежал на земле, укрываясь листьями. Всеобщая печаль и уныние, которые парень никогда не любил.
Да что же это со всеми произошло?!
Все делают именно то, что ненавидят. Где Хао? Где тот Хао, что остроумно дерзил всем подряд? Где тот Йо, от улыбки которого наступало тёплое лето даже самой ужасно-холодной зимой? Всё изменилось. Плохой сценарист нашёл отвратного режиссёра, который, наняв ужасных актёров, заставлял играть их неестественно-странные акты. Слишком много фальши.
Но пора бы вспомнить, что мы сами вершим свои судьбы. Мы сами себе божества, мы для себя являемся самыми страшными демонами. Так почему бы и не?..

С робкой улыбкой Йо плюхнулся на кучу листьев рядом с братом и стал рассматривать спокойный профиль родного человека. Реснички дрогнули, глаза открылись. Даже не поворачивая головы, Хао одарил брата своим ничего не понимающим взглядом. У старшего Асакуры же, кажется, нейтралитет со всей семьёй. Полный и абсолютный. Хотя спасибо и на этом. Реальность бы не вязалась, если бы отношения резко переломились в сторону плюса. А так всё вполне естественно. Пока.
- Застегни куртку – простынешь, - тихо сказал Йо, за собачку поднимая молнию вверх. Он вообще был очень тихим в последние недели, что совершенно неестественно для него.
Рука Хао пытается дотянуться до плеча брата, чтобы удостовериться, что это не очередная галлюцинация. Но было так тяжело. Руки не поднимались, какое-то расслабление и ветер в голове. Так тепло. Во сне такого никогда не было. Странно. Тихий вскрик разрушил начинающую материализовываться идиллию. Йо, убирая с волос несчастных букашек, случайно наткнулся на птенчика, который не шевелился.
- Что случилось? – пытаясь как-нибудь рассеять пьяный бред, Хао приподнялся на локти и тоже заметил маленькое полудохлое существо. – Ааа… - грустно протянул он.

Вообще лик смерти его никогда не пугал. А сейчас тем более нечего было бояться. Это по части Йо, пугаться - его роль. Аккуратно взяв на руки птенчика, Хао задумчиво погладил его оперение. Ещё тёпленький. Йо заинтересовано-испуганно через плечо брата взглянул на это создание, опаляя своим горячим дыханием как щеку близнеца, так и предмет «всех интересов». Из-за ветра едва заметно колыхался маленький пушок на лапках. В глазах братьев неподдельный интерес, на щеках лихорадочный румянец. Хао, пытаясь согреть птенца, попытался укутать его в шарф – не свой, конечно. Усиливающийся ветер ясно намекал на возможный ливень, и близнецы нехотя пошли домой, а раздосадованный Йо почти проклинал птичку за поломанный разговор, который даже начаться не успел.

Глава 10

На самом же деле, всё было очень даже печально. И нет, беда пришла не к близнецам, а к маленькому птенчику. Он был мёртв.
До братьев не сразу дошёл этот скорбный факт. Они быстро сооружили что-то наподобие гнёздышка из толстовки и носков, положили туда маленькое существо и направили свет настольной лампы на него, чтобы лучше согреть маленького гостя. Но ничего не происходило. Маленькие глазки-пуговки ни на что не реагировали, а какой-то кукольный блеск предавал им безжизненное уныние. Йо, проникнувшись сочувствием к птенцу, решил отогреть его ещё и с помощью тепла своих рук и дыхания. Тщетно. Он был мёртв. Скорее всего, из-за какого-нибудь кота создание выпало из гнезда, а в то время, как сородичей пожирал злодей, птенчика продувал нещадный холодный ветер. Может быть, он умер даже не от падения, а из-за обморожения. Кто знает эту птичью физиологию?

И только сейчас до Хао дошло. Он – этот маленький птенец. Замерзает. А помочь некому. Быть может, если он позовёт на помощь, то за него кто-нибудь и вступится, заберёт в тёплое «гнёздышко», и всё снова будет хорошо. Но Хао молчит. Злодеи крушат его дом, жизнь… А он молчит. И помочь некому, глупая гордость перерезает последние страховочные канаты.
Потом.
Хао позовёт на помощь потом, когда это действительно будет необходимо, когда по-другому – никак. Но только когда наступит это «никак»? Не запоздал ли он?
Йо укутывает птенца в шарф – не свой, конечно.
А если Хао глуп? Ему помогают, кидают спасательный круг… А Хао глуп. Он не берётся за спасительную нить. И никакие силы мира не вытащат его из этого омута, пока он не посодействует этому. Каким бы ни был настрой «спасателей», всё будет в пустую.
Командная работа.
Да. Только сообща можно чего-то добиться. Только сообща можно исправить этот мир. Кто-нибудь смотрел «Сверхъестественное»? Поодиночке братья Винчестеры действуют довольно слабо. Если внимательно смотреть серию за серией, можно заметить, что нечто важное, чего не видит Дин, находит Сэм, и наоборот. Они – слаженный механизм, который даёт странные сбои, когда детальки не хватает. Вроде, действует, да не так. То же самое и с Хао. Если он будет помогать окружающим его людям, если они все направят свои силы на то, чтобы вытащить его из этой бездны отчаяния и одиночества, то всё получится. Они сделают всё так.

Йо грустно взглянул на брата, давая понять, что птенчик действительно мёртв, и ему уже ничем не помочь.
- Жаль, мама сейчас не дома – приготовила бы вкусное жаркое, - попытался разрядить обстановку Йо, стараясь растрясти брата, на которого, по-видимому, эта маленькая смерть оказала большое влияние.
- Ничего страшного, - мягкий, добрый взгляд скользит по лицу Йо. – Я тут недавно один хороший рецепт вычитал…
Хао не будет молчать. Он больше не глупый. Ему не хочется мёрзнуть на этом до костей пробирающем ветре. Тёплая летняя улыбка гораздо приятней.

В гостиной оживлённо разговаривали братья, попивая чай и слушая прекрасные дорожки «Nickelblack». Светильник ярко освещал комнату, свежеприготовленное печенье медленно остывало. Тёмно-красные пледы, пушистый коврик, маленький белый обогреватель. Беседы ни о чём. Какие-то темы, поверхностно касавшиеся их судеб, простые жесты… Но для Хао это всё было так желанно. Искренность, пропитавшая собой абсолютно всё, приятно щекотала сердце. И было так хорошо!
За окном колючий ветер яростно бил ветками по стеклу, шумя опавшей листвой. Но нет, братья не пустят холод в свои сердца.

- За жаркое!
И рыжий кот радостно облизнулся.

Эпилог

Наступила зима. Мертвецки-бледное лицо природы внушало мысли о горячем кофе с ароматным пирогом. Темнело слишком рано. Казалось, пар, не дойдя до рта, леденел ещё в лёгких. Звенящие звёзды и полное ощущение зыбкого, тягучего сна, в котором парило невесомое естество Вселенной. Всё спит. Ничто недвижимо. От такого равновесия всё время хотелось спать, а мысли шаловливыми барашками мешали думать о том, о чём надо. Казалось, что именно зима и есть самый угнетающий сезон, что она может закутать твоё тело в свои ватные снега и больше никогда не выпустить. Но на самом деле всё не так.

В саду стоит войско снеговиков, покачивающих на ветру своими кривыми сухими ветвями-лапами. Оранжевые морковки покрылись инеем, а угольки-глазки занесло снегом. Деревья были увешаны странными оберегами и пентаграммами. Под дверью была намалёвана красная звезда, скрытая потрёпанным ковриком. В большом зале дома стояла средних размеров ёлка, украшенная западноевропейскими игрушками. Маленькие вазочки с традиционными японскими сладостями можно было найти на любом столике или полочке. В камине задорно потрескивали поленья.
Близится Рождество.
Связь между близнецами была крепче стали, и её невозможно было разрубить даже тем волшебным ножом из трилогии Пулмана. Кейко и Микихиса стали более внимательными к своим детям, а большие железобетонные барьеры рушились за чашечкой чая с корицей.
Многовековое проклятие семьи Асакура рассеялось. Глупая политика невмешательства, желание отречься от «Всемогущего» канули в лету. Жирный рыжий кот привёл в дом подружку, которая уже через денёк-другой должна была окотиться.
Всё было хорошо. А что же насчёт тех людей из снов?