Глава 1. Первый снег.

На самом деле, я еще с утра знал, что не усижу сегодня в помещении, но почему-то упорно оттягивал момент встречи с первым снегом, находя себе кучу всевозможных бестолковых дел и, в результате, покинул уютное тепло дома только около десяти вечера.

Снег манил, сверкал и переливался в льющемся из соседских окон свете. Мерлин, как же я ненавижу эти окна, особенно их вечерний вариант, когда сквозь тщательно задернутые шторы, прячущие от глаз любопытствующих своих хозяев, все равно безжалостно просвечивают силуэты счастливых людей. Эти силуэты, в обнимку смотрящие телевизор, пьющие свой вечерний чай, просто делящиеся дневными новостями, день за днем заставляют меня чувствовать себя ущербным. Каждый вечер, находясь дома, я вспоминаю о них и стараюсь не делать ничего на фоне окна, как безумец, перемещаюсь по комнатам, прижимаясь к стенам, чтобы ни один случайный прохожий не увидел мой одинокий силуэт в желтом квадрате окна и не вздумал меня пожалеть. Наверное, можно было бы повесить какие-нибудь черные занавески, или даже маггловские жалюзи, но я все еще продолжаю надеяться, что он вернется, и у меня больше не будет повода стесняться прохожих.

Первый снег неизменно притягивал меня к себе, словно магнитом. Покрывший идеально ровным слоем до смерти надоевшую за осень серость земли, он так и просился, чтобы кто-то нарушил его образцовую гладкость, и я, стянув с руки перчатку, пальцем вывел заглавными буквами у своих ног заветное «СЕВЕРУС».

Смешно. Я смешон. Как четырнадцатилетний школьник, в первый раз влюбленный в одноклассницу. Глухо рассмеявшись и тут же прикрыв рот ладонью, чтобы не привлечь ничьего внимания, я наступил тяжелым зимним ботинком на центральную «Е», словно в попытке вырезать, вырвать, выковырять его образ из своего сердца. Тем же бездушным движением я уничтожил кривоватые «В» и «Р» – забыть его голос, никогда больше не вспоминать его улыбку. И с каждой буквой поднимать ногу становилось все труднее – то, что я делал, казалось варварством, но мне хотелось сейчас верить, что если я смогу, если справлюсь с этой задачей сегодня, то завтра утром проснусь свободным. Еще одна «Е» – не хочу больше вспоминать гладкость его светлой кожи, исчезнувшая следом «У» обязана унести с собой запах сваренного им утреннего кофе.

Несколько минут я стоял, не шевелясь, не находя в себе сил продолжить, и смотрел на оставшиеся на снегу две буквы, на удивление получившиеся совершенно одинаковыми, как близнецы. Какое же, черт возьми, длинное имя! Мне вдруг представилось, что Северус, может быть, сейчас тоже стоит перед своим домом, кутаясь в теплую шерстяную мантию – ту самую, в которую я когда-то так любил зарываться лицом и вдыхать присущий ему одному запах, причудливо оттененный ароматом мороза, и буква за буквой втаптывает в снег мое куда более короткое имя. Ему было бы проще.

От воображаемой картины к горлу подступил комок – все-таки, наверное, не так уж плохо, что нет в нем ни капли романтики, что он никогда не вздумал бы сотворить такую нелепицу. Он просто забыл, а я очень долго не мог, но сегодня все точно получится. Я занес ногу, собираясь одним движением уничтожить расположенные в двадцати дюймах друг от друга последние буквы, но сделать этого не успел – сильные руки крепко сжали мои плечи и потянули их на себя.

- Не нужно.

И больше ни одного слова, но и этих двух мне оказалось больше чем достаточно, чтобы развернуться и уткнуться носом в ворот зимней шерстяной мантии и просто наслаждаться так и не забытым запахом его тела, дополненным ароматом первого снега.

Не нужно. Не нужно быть магом, чтобы понять, что такое волшебство.

fin.