5.

Тьма. Боль. Острый запах железа.

Гермиона распахнула глаза и уставилась в потолок. В тусклом свете уличных фонарей, скупо проникающем в комнату сквозь приоткрытые жалюзи, плясали причудливые тени — они ползали и по потолку, и по стенам, и по одеялу, которым была укрыта Гермиона. Через щель под дверью, ведущей, очевидно, в соседнюю комнату, тоже просачивалось легкое свечение — а вместе с ним и тихое звучание джаза.

Гермиона попробовала пошевелиться, но сил не было даже на то, чтобы поднять руку, не говоря уже о том, чтобы встать с кровати. Мерзкая, холодная, липкая слабость захватила ее в свой плен, лишив воли к сопротивлению. Только разум был кристально чист и ясен, как небо в безлунную ночь.

Все это было иллюзией — и волшебное место, в котором Гермиона провела… сколько времени? («Господи», прошептала она пересохшими губами, пытаясь хотя бы примерно оценить длительность забытья по своему физическое состоянию). Прекрасное самочувствие тоже было наваждением. И ощущение безграничного спокойствия — не более, чем морок, вампирский морок, заложницей которого она стала по причине собственной преступной самонадеянности.

— Очнулась?

Гермиона вздрогнула и с трудом повернула голову. Граф Дракула лежал рядом, опираясь на локоть, и взирал на нее с искренним любопытством, в его глазах отражалось сияние электрического света. И как он успел здесь оказаться? Еще секунду назад в комнате, кроме Гермионы, никого не было.

— Я не хочу становиться вампиром, — язык плохо слушался Гермиону, но молчать она не могла.

— Ты будешь особенной, — прошептал граф, склонившись чуть ниже. — После всего, что между нами было, я не могу тебя отпустить.

— Но…

— Сначала ты с силой, достойной восхищения, будешь сопротивляться новому инстинкту, но рано или поздно голод возьмет свое… Тебя ждут муки совести, попытки убить в себе вампира — еще и еще — но раз за разом ты будешь поступать сообразно своей природе, пока твой внутренний бог наконец не замолчит. И тогда, Гермиона… тогда я обрету в тебе равную себе.

— Я… не хочу… убивать людей…

— Возможно, мы придумаем, как это обойти. Ты придумаешь. Ты же умная, Гермиона Грейнджер.

Она слабо улыбнулась.

— У тебя есть карманный юрист… А я буду твоим карманным ученым?

— И учителем, Гермиона. Ты помнишь, каким даром меня наградила? — Дракула поднял руку и на кончиках его пальцев зажглись синеватые искры. — Теперь его нужно направить в правильное русло.

— Боги, — Гермиона в ужасе застонала.

— Ты же не предоставишь меня самому себе.

— Я стану первоклассным вампиром и убью тебя. А потом сдамся властям магической Британии и потребую… Пусть убьют и меня… Или изолируют.

— Не сомневаюсь, что все так и будет, — ухмыльнулся Дракула и навис над Гермионой так, что расстояние между их лицами сократилось до считанных миллиметров, — но сначала мы, держась за руки, пройдем длинный и увлекательный путь, полный удивительных открытий и новых знаний.

Гермиона долго-долго смотрела в его глаза, собираясь с силами. Дышать становилось все тяжелее, от ног и рук к сердцу медленно поднимался давящий ледяной холод — неуютное предзнаменование скорого расставания… не с жизнью, нет — с самой собой. Все это до сих пор не укладывалось у Гермионы в голове.

«В конце концов, не попробуешь — не узнаешь».

— Теперь я… готова, — зажмурившись, она ухватилась слабеющими пальцами за воротник его рубашки и потянула Дракулу к себе.

В тихую джазовую мелодию влился хриплый полувсхлип-полустон.

Спустя бесконечно долгий час Гермиона Грейнджер снова открыла глаза.