4.
Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал Гермионе Грейнджер, что она способна наслаждаться жизнью, в которой нет бесконечной спешки, горящих дедлайнов и многотонного груза ответственности… Почему ей об этом никто не говорил? За сорок с лишним лет Гермиона привыкла чувствовать себя эдаким «perpetuum mobile», белкой в колесе, которая вечно бежит вперед и неизменно прибегает в стартовую точку забега.
Рядом никогда не было человека, который помог бы затормозить. Все старые друзья Гермионы давно жили своими жизнями, а на внерабочих отношениях с коллегами из Отдела тайн ставили крест трудовой устав и сверхвысокий уровень секретности. Волшебный мир был настолько тесен, что запросто мог вызвать приступ клаустрофобии.
Как странно было осознавать это теперь…
— Почему я до сих пор жива? — Гермиона, облокотившись о парапет, наслаждалась пейзажем.
Перед ней как на ладони лежала изумрудно-зеленая долина, напоминавшая о тех местах, где, скрытый от глаз маглов, стоит древний Хогвартс. Холмы, покрытые сочной растительностью, заливало золото солнечного света, просочившегося через полупрозрачное серебро облаков. Недавно прошел дождь. Всего час или целую вечность назад — время здесь превратилось в нечто эфемерное — Гермиона лежала в плетеном шезлонге под навесом и слушала шум падающей с неба воды.
В воздухе стоял терпкий аромат озона.
— Ты слишком хороша, чтобы умирать, — Дракула стоял рядом, в брюках и белой рубашке, свободно расстегнутой на груди. Ему это очень шло, поэтому Гермиона, задержав на графе взгляд, невольно залюбовалась.
Он заметил это и усмехнулся. Гермиона улыбнулась в ответ и склонила голову набок.
— Что это за место? — задала она вопрос, который долго вертелся у нее на языке, только что-то в глубине души всегда мешало его задать.
— Ты должна сама догадаться, — Дракула подошел ближе, но ей не было страшно, только любопытно и чуточку волнительно.
— И что тогда?
— И тогда ты будешь готова к самым невероятным переменам в своей жизни, — он наклонился к Гермионе и провел кончиком пальца по ее щеке.
— Здесь слишком хорошо, чтобы я куда-то торопилась, — прошептала Гермиона и прикрыла веки. Сердце подсказывало: стоит разгадать эту загадку, как все закончится.
Пространство пронзило тонкое журчание птичьего голоса: в саду под балконом, на котором они стояли, запела малиновка. В этих местах постоянно пели птицы: днем, на закате, поздней ночью, на рассвете. Гермиона любила слушать их мелодичные трели: они успокаивали ее, отвлекали от вязких, тяжелых мыслей, которые то и дело норовили залезть в голову.
Горячие губы коснулись ее шеи. Тело Гермионы обволокла сладкая истома, ноги подогнулись и она едва не упала, но крепкие мужские руки удержали ее. В такие мгновения ей больше ничего не нужно было: разум подергивался туманом, сердце замедляло свой ход, а беспокойный внутренний голос, тихо кричащий об опасности из глубин подсознания, покорно замолкал.
* * *
Дни текли сладким медовым ручейком — вязкие, тягучие, полные неги. Гермиона просыпалась под пение птиц, слушала весенние дожди, гуляла по саду и подолгу глядела вдаль с высоты своего просторного балкона. Но однажды, вальяжно вытянув ноги вдоль шезлонга, она поняла, что ей чего-то не хватает.
— Книги, — обронила Гермиона и подтянула повыше тонкий плед. Близился вечер, становилось прохладнее.
Граф Дракула, устроившийся в кресле по соседству, удивленно вскинул брови и повернулся к Гермионе. На лице его играла понимающая усмешка.
— Да-да?
— Здесь есть книги?
— Я ждал, когда ты задашь этот вопрос, — улыбка Дракулы стала шире.
— Разумеется. Ты ведь пробовал мою кровь и знаешь, что я люблю читать, — Гермиона повела плечом, отмахиваясь от легкого чувства тревоги, словно от назойливой мухи. — Мог бы, между прочим, сразу озаботиться этим вопросом, раз уж тебе так хорошо известны мои пристрастия.
— Я закрою глаза на твое нахальство, — граф лениво прищурился, — и отвечу по существу. Книг здесь нет, Гермиона. Отдыхать от чтения полезно… Да и мне нужно время, что упорядочить полученные от тебя знания, прежде чем ты начнешь жадно впитывать новые.
— Но…
— Но! — Дракула не дал ей заговорить, подняв указательный палец. — Я уважаю твои желания. Поэтому готов открыть твоему разуму величайшую из всех библиотек мира. Мою библиотеку. Я собирал ее долгие годы, десятилетия, столетия… Представляешь ее масштабы?
Гермиона молчала, сверля его взглядом. Когда в руке графа из ниоткуда появился бокал, наполненный густой багровой жидкостью, она почувствовала подступающую к горлу тошноту. Туман в голове стремительно рассеивался, виски сжало до боли неведомой силой. Гермиона зашипела, ухватившись за голову, но глаза ее по-прежнему смотрели на Дракулу. Граф с задумчивым видом вращал в пальцах бокал: заходящее солнце плавилось в золоченой кайме, обрамляющей края прозрачной чаши, сияющие отблески танцевали на его лице и отражались в темных глазах. Гермиона тряхнула головой.
— Так что? — взгляд Дракулы снова сосредоточился на ней.
— Где я? — выпалила Гермиона. — Это же иллюзия, так? Господи, как я раньше не догадалась… Я должна была все понять, как только ты впервые не сгорел под прямыми лучами солнца.
— Пришлось немного затуманить твое сознание, — граф аккуратно поставил бокал на столик между ними. — Иначе ты бы страдала. Мне этого не хотелось.
— Как благородно, — фыркнула Гермиона и откинула плед, намереваясь встать.
— Иди ко мне.
— Нет, — виски снова обожгло болью.
— Гермиона, — мягко, вкрадчиво. — Ты все равно от меня не убежишь, мы оба это знаем.
Гермиона опустила голову, изо всех сил впившись пальцами в край шезлонга. Боль медленно ползла от висков ко лбу, глазам, шее, затылку, с каждым толчком пульсации захватывая все больше территорий. Был только один способ это прекратить и вернуться в состояние тупого блаженства — снова отдаться в стальные объятия смерти и подставить ее острым поцелуям израненное горло. Гермиона с трудом поднялась на ноги и, ведомая чарующей силой мортидо, зашагала к графу Дракуле. Он поднял руки и, когда Гермиона, приблизившись, ухватилась за них жестом утопающего, потянул ее на себя.
— Это только начало, моя дорогая, только начало, — прошептал он Гермионе, плавными движениями поглаживая ее спину.
Она не ответила, только сильнее прижалась к груди графа, словно ища у него защиты от боли, которая, к слову, тут же начала отступать. С каждым движением горячих ладоней, проделывающих путь от лопаток до талии, Гермионе становилось все легче и легче. Тумана в голове не было — только звенящая пустота, в которой оглушительно гремели удары сердца. Раз-два. Раз-два. В груди разгорался вулкан. Всхлипнув, Гермиона обхватила руками лицо графа Дракулы и прижалась своими губами к его.
До того, как морок спадет, ей вдруг захотелось побыть обыкновенной женщиной — и напомнить этому зверю, что и он когда-то был всего лишь мужчиной.
Вернув Гермионе долгий поцелуй, Дракула легким движением отстранил ее и, придерживая пальцами за подбородок, заставил посмотреть на себя. Их взгляды встретились.
— Ты готова?
— Знать бы, к чему… — Гермиона не сумела подавить горькую усмешку.
Граф хмыкнул. Глаза его опустились вниз, туда, где на бледной тонкой коже, поверх артерии красовался грубый шрам. Гермиона откинула волосы за спину и запрокинула голову, приглашая Дракулу к последнему пиршеству.