Глава 108: Истина. Часть 5. Ответы и загадки

Взмахом палочки профессор Защиты установил котёл. Ещё один взмах — и под котлом загорелся огонь. Небольшое круговое движение пальца — и ложка с длинной ручкой сама по себе начала помешивать содержимое котла. Затем профессор Защиты принялся отмерять из большой банки порцию цветов — судя по всему, колокольчиков. Голубые лепестки, казалось, светились в белом свете, исходящем от стен, и заворачивались внутрь, будто желая уединения. Первый цветок тут же отправился в котёл, и ложка продолжила перемешивать зелье.

Профессор Защиты занял такое положение, из которого он легко мог видеть Гарри, лишь слегка повернув голову, и Гарри понимал, что находится в поле его периферийного зрения.

В углу комнаты ждал феникс Адского огня. Стены рядом с ним начали поблёскивать — камень плавился от высокой температуры. Пылающие крылья отбрасывали алые отблески, придавая всем предметам в комнате кровавый оттенок, и отражались красными искорками в стоящей на столе стеклянной посуде.

— Время идёт, — сказал профессор Квиррелл. — Задавай вопросы, если они у тебя есть.

Почему, профессор Квиррелл, почему, ну почему вы должны быть таким, зачем превращаться в чудовище, зачем становиться Лордом Волдемортом, я знаю, наши желания не совпадают, но я совсем не понимаю, чего же надо хотеть, чтобы лучший способ получить желаемое был именно таким…

Вот что хотел узнать Гарри.

А вот что Гарри требовалось узнать… так это какой-нибудь способ выбраться из ситуации, в которой он скоро окажется. Но профессор Защиты упомянул, что не собирается рассказывать о своих планах. Казалось странным уже то, что профессор Защиты вообще согласился о чём-то рассказывать, это наверняка нарушало одно из его правил...

— Я думаю, — сообщил Гарри.

Профессор Квиррелл слегка улыбнулся. Он измельчал в ступке первый волшебный ингредиент зелья — светящийся красный шестиугольник.

— Я *прекрасно *тебя понимаю, — сказал он, — но не стоит думать слишком долго, мальчик.

Цели: Защитить людей от лорда Волдеморта, найти способ убить или нейтрализовать его, но сначала добыть Камень и оживить Гермиону…

...убедить профессора Квиррелла ОСТАНОВИТЬСЯ…

Гарри сглотнул, подавляя эмоции и стараясь не заплакать. Слёзы вряд ли произведут хорошее впечатление на Лорда Волдеморта. Профессор Квиррелл уже хмурился, хотя, судя по направлению его взгляда, сейчас он рассматривал какой-то листок, ярко окрашенный в белый, зелёный и фиолетовый цвета.

Очевидного способа достичь этих целей Гарри не видел, во всяком случае, пока. У него не было никакого плана, оставалось лишь задавать вопросы, выбирая те, что с большей вероятностью обеспечат его полезной информацией.

То есть мы можем просто спрашивать о том, что нас больше всего интересует? — уточнила когтевранская сторона Гарри. — Я только за.

Заткнись, — оборвал её Гарри. Но затем немного подумал и решил больше не притворяться, что ему не нравится эта идея.

В голову Гарри пришли четыре темы — самые важные и любопытные. Четыре вопроса, четыре предмета разговора, которые нужно постараться уместить в то время, пока варится зелье.

Четыре вопроса…

— Первый вопрос, — начал Гарри. — Что на самом деле произошло ночью тридцать первого октября 1981 года? — Чем эта ночь отличалась от всех прочих ночей… — Мне бы хотелось услышать полную историю, если вас не затруднит.

Вопрос о том, как и почему Лорд Волдеморт пережил свою мнимую смерть, казался важным для планирования будущих действий.

— Я ожидал этого вопроса, — сказал профессор Квиррелл, бросая цветок колокольчика и какой-то белый сверкающий камень в зелье. — Для начала, замечу: всё, что я говорил тебе раньше про заклинание крестража — чистая правда. Ты должен это понимать, ведь я говорил на парселтанге.

Гарри кивнул.

— Узнав подробности заклинания, ты уже через пару секунд озвучил его главную проблему и начал размышлять, как можно было бы его улучшить. Как ты думаешь, ход мыслей юного Тома Риддла чем-то отличался?

Гарри покачал головой.

— А вот и ошибаешься, — усмехнулся профессор Квиррелл. — Каждый раз, когда ты доводил меня до отчаяния, я напоминал себе, каким я сам был идиотом, причём в возрасте вдвое старшем. В пятнадцать лет я сделал себе крестраж по инструкции из одной книги, использовав смерть Абигейл Миртл от взгляда василиска Слизерина. Покинув Хогвартс, я планировал каждый год делать новый крестраж и называл это запасным планом на случай, если другие надежды заполучить бессмертие не оправдаются. Теперь-то я понимаю, что юный Том Риддл хватался за соломинку. Мысль, что не стоит довольствоваться заклинанием, которое я уже изучил, а следует сделать новый, лучший крестраж… она не приходила мне в голову, пока я не понял всю недалёкость обычных людей и не осознал, какие из их глупостей я и сам копировал. Но со временем я приобрёл привычку, которую ты унаследовал от меня, привычку всегда задаваться вопросом, как можно что-то улучшить. Удовлетвориться заклинанием из книги, хотя оно — лишь слабая тень того, что я хотел на самом деле? Абсурд! И тогда я решил создать заклинание получше.

— Сейчас вы по-настоящему бессмертны? — несмотря на всё происходящее, этот вопрос был важнее войн и стратегий.

— Именно, — ответил профессор Квиррелл. Он оторвался от работы над зельем и повернулся к Гарри. В его глазах сквозило торжество, которого Гарри никогда там прежде не видел. — Среди всех Темнейших искусств, которые я смог разыскать, среди всех оказавшихся под Запретом секретов, к которым я получил ключи от чудовища Слизерина, среди всей мудрости, хранимой волшебниками, я нашел лишь намёки и крохи того, что мне требовалось. И потому я собрал все эти крохи воедино, соткал из оборванных нитей новое полотно. Я создал новый ритуал, основанный на новых принципах. В течение многих лет этот ритуал пылал в моём разуме, совершенствовался в моём воображении, я размышлял о его смысле, вносил небольшие поправки и ждал, когда замысел приобретёт окончательную форму. И наконец я решился провести ритуал, жертвенный ритуал, придуманный мною, основанный на принципе, не проверенном никакой известной магией. И я выжил и жив до сих пор, — профессор Защиты говорил со спокойным триумфом, как будто содеянное было настолько велико, что никакие слова не могли передать всё его величие. — Я по-прежнему использую слово «крестраж», но лишь из сентиментальности. Это совершенно новое заклинание, величайшее из всех моих творений.

— В качестве одного из вопросов, на которые вы пообещали ответить, я хотел бы узнать, как использовать это заклинание, — сказал Гарри.

— Отклоняется, — профессор Защиты снова повернулся к котлу и бросил в него белое перо в серых пятнышках и цветок колокольчика. — Сперва я думал, что, возможно, научу тебя этому ритуалу, когда ты подрастёшь, ибо любой Том Риддл будет стремиться к бессмертию. Но я передумал.

Гарри попытался вспомнить, намекал ли раньше профессор Квиррелл на что-нибудь подобное. Иногда бывает тяжело извлечь из памяти то, что надо. В голове мелькнула фраза профессора: «Может быть, вы узнаете, когда подрастёте...»

— Тем не менее, ваше бессмертие удерживается материальными «якорями», — произнёс вслух Гарри. — В этом его сходство со старым заклинанием крестража, и это ещё одна причина оставить старое название, — Гарри понимал, что сильно рискует, но ему нужно было знать точно. — Если я неправ, вы всегда можете опровергнуть меня на парселтанге.

На лице профессора Квиррелла появилась злая улыбка.

— Ты догадалс-ся верно, мальчик, хотя это тебе ничего не дас-ст.

К сожалению, умному Врагу не составило бы особого труда прикрыть уязвимость, о которой сразу же подумал Гарри. В другой ситуации Гарри не стал бы сам рассказывать, как с ней справиться — вдруг Врагу эта идея не пришла в голову. Но в данном случае он и так это однажды сделал.

— Один крестраж вы утяжелили и бросили в действующий вулкан, чтобы он опустился в мантию Земли, — мрачно сказал Гарри. — Я так планировал расправиться с дементором, если не смог бы его уничтожить. А потом вы спросили меня, куда бы я спрятал некий предмет, если бы не хотел, чтобы его нашли. Один крестраж спрятан где-то в земной коре, на глубине нескольких километров. Один крестраж вы бросили в Марианскую впадину. Один летает где-то в стратосфере, невидимый. Вы и сами не знаете, где именно, потому что стёрли подробности из своей памяти. И последний крестраж — это золотая табличка на Пионере-11, ради которой вы проникли в НАСА. Вот откуда ваше звёздное заклинание берёт изображение звёзд. Огонь, земля, вода, воздух и пустота.

«В этом есть что-то от загадки», — сказал в тот раз профессор Защиты, и потому Гарри запомнил тот разговор. Что-то от Риддла.

— Верно, — сказал профессор Защиты. — Меня несколько потрясла скорость, с который ты это вспомнил, но, полагаю, это ничего не меняет. Все пять крестражей находятся вне досягаемости — и моей, и твоей.

Это утверждение могло быть и ложным, особенно если существует способ как-то отследить магическую связь и определить местоположение… Наверняка Волдеморт приложил все усилия, чтобы их не нашли… но, не исключено, что со всем, сделанным с помощью магии, может справиться другая магия. По меркам волшебников Пионер-11, конечно, далеко, но НАСА точно знает, где он. А если с помощью магии можно как-то обойти уравнение реактивного движения Циолковского, добраться до него, вероятно, гораздо проще.

Внезапно в голову Гарри пришла тревожная мысль. Никакое правило не обязывало профессора Защиты говорить правду о том, какой именно межзвёздный зонд он превратил в крестраж. И, если Гарри не изменяла память, связь с Пионером-10 оборвалась вскоре после того, как он миновал орбиту Юпитера...

И вообще, что мешало профессору Квирреллу сделать крестражи из обоих зондов?

Следующая мысль напрашивалась сама, и её точно не стоило озвучивать Врагу, который мог о ней не подумать. Но вероятность того, что этот Враг не додумался до этой мысли, казалась крайне низкой.

— С-скажи мне, учитель, — прошипел Гарри, — убьёт ли тебя разруш-шение этих пяти вещ-щей?

— Почему ты с-спраш-шиваеш-шь? — в ответе профессора Защиты послышались переливы шипения, которые на парселтанге передавали змеиную насмешку. — Ты предполагаеш-шь, что я с-скажу «нет»?

Гарри не знал, как ему ответить, но он сильно подозревал, что это не имеет никакого значения.

— Ты думаеш-шь верно, мальч-чик. Уничтожение этих пяти вещ-щей не с-сделает меня с-смертным.

Горло Гарри снова пересохло. Если цена создания крестража не была невообразимо высокой...

— С-сколько волш-шебных якорей ты с-создал?

— Не с-стал бы отвечать на такой вопрос-с, но ты явно уже догадалс-ся, — улыбка профессора стала шире. — Не знаю ответа. Перес-стал с-считать где-то пос-сле с-ста с-семи. Прос-сто завёл привыч-чку с-создавать крес-страж пос-сле каждого с-скрытного убийс-ства.

Свыше СОТНИ **тайных убийств, прежде чем Лорд Волдеморт перестал считать. И что ещё хуже…

— Ваше заклинание бессмертия всё ещё требует человеческой жертвы? Почему?!

— Великое творение поддерживает жизнь и магию внутри ус-стройс-ств, с-созданных пожертвованием жизни и магии других. — снова шипящий змеиный смех. — Так понравилос-сь ложное опис-сание с-старого крес-стража и так разочаровалс-ся, когда выяс-снил ис-стину. Мыс-сли об улучш-шенном крес-страже ш-шли в том же рус-сле.

Гарри не слишком понимал, зачем профессор Защиты делится с ним этими жизненно важными сведениями, но у того наверняка была какая-то причина, и это Гарри нервировало.

— Значит, вы действительно лишённый тела дух, завладевший Квиринусом Квирреллом.

— Да. Я вернус-сь быс-стро, ес-сли это тело будет убито. Буду оч-чень разозлён и мс-стителен. Говорю тебе это, чтобы ты не попытался выкинуть какую-нибудь глупость.

— Я понял, — сказал Гарри.

Мальчик изо всех сил старался упорядочить свои мысли и вспомнить, о чём хотел спросить дальше. Профессор Защиты в это время повернулся обратно к зелью. Левой рукой он высыпал в котёл раздробленные ракушки, правой — бросил ещё один колокольчик.

— Так что произошло 31 октября? Вы… пытались превратить младенца в крестраж, нового или старого типа. Вы сделали это умышленно, потому что вы сказали Лили Поттер, — Гарри набрал воздуха. Теперь, когда он знал, откуда берётся этот страх, он мог противостоять ему. — «Прекрасно, я принимаю твои условия. Тебе — умереть, а ребёнку — жить. А теперь брось палочку, чтобы я мог убить тебя».

Теперь Гарри понимал, что он вспомнил почти всю ту сцену с точки зрения Лорда Волдеморта и лишь самый конец видел глазами маленького Гарри Поттера.

— Что вы сделали? Почему вы это сделали?

— Пророчество Трелони, — коротко ответил профессор. Он тронул колокольчик кусочком меди и бросил цветок в котёл. — После того, как Снейп принёс мне пророчество, я много дней над ним размышлял. Пророчества — это всегда нетривиально. Как бы мне сформулировать, чтобы ты не навоображал какой-нибудь ерунды… хорошо, я объясню тебе и буду весьма недоволен, если ты продемонстрируешь свою глупость. Меня очаровало утверждение пророчества, что кто-то окажется равным мне, ибо это могло означать, что этот человек сможет поддержать умную беседу. Меня пятьдесят лет окружали идиоты, которые не могли связать двух слов. Упускать такую возможность, не поразмыслив над ней, я не собирался. А потом, видишь ли, у меня появилась «блестящая» идея, — профессор вздохнул. — Мне пришло в голову, как я могу выполнить пророчество по-своему, к своей выгоде. Я собирался отметить ребёнка, как равного себе, использовав старое заклинание крестража таким образом, чтобы мой собственный дух отпечатался на чистом разуме младенца. Это была бы более чистая копия меня самого, ибо у ребёнка ещё не было своей личности, которая могла бы смешаться с моей. Через несколько лет, когда мне бы надоело править Британией и захотелось заняться другими делами, я бы устроил всё так, чтобы другой Том Риддл появился и уничтожил меня, а потом правил спасённой им Британией. Мы бы играли против друг друга бесконечно посреди мира глупцов, развлекаясь таким образом. Я знаю, какой-нибудь драматург непременно предсказал бы, что в итоге мы уничтожим друг друга. Но я долго размышлял над этим и пришёл к выводу, что мы оба просто откажемся играть в подобной драме. Таково было моё решение, и я был уверен, что оно не изменится. Оба Тома Риддла будут слишком умны, чтобы пойти по этому пути. Мне казалось, пророчество намекало, что, если я уничтожу Гарри Поттера, почти ничего не оставив, то наши души не будут столь несхожи и мы сможем существовать в одном мире.

— Но что-то пошло не так, — сказал Гарри. — Что-то вызвало взрыв, сорвавший крышу дома Поттеров в Годриковой лощине, подарило мне шрам на лбу и оставило ваше сожжённое тело.

Профессор Квиррелл кивнул. Движения его рук, работавших над зельем, замедлились.

— Резонанс нашей магии, — тихо произнёс он. — Когда я сделал душу младенца похожей на свою собственную...

Гарри вспомнил, как в Азкабане с его патронусом столкнулось Смертельное проклятие профессора. Ту обжигающую, разрывающую боль в лбу, как будто его голова была готова развалиться пополам.

— Не могу сосчитать, сколько раз я возвращался мыслями к той ночи, снова и снова прокручивая свою ошибку, размышляя, какими мудрыми поступками я мог её предотвратить, — заметил профессор Квиррелл. — Позже я пришёл к выводу, что мне следовало бросить палочку и принять свою анимагическую форму. Но в ту ночь… в ту ночь я инстинктивно пытался взять под контроль хаотические колебания своей магии, несмотря на то, что чувствовал, как сгораю изнутри. Это было неверное решение, и я проиграл. В итоге моё тело было уничтожено, несмотря на то, что я перезаписал разум младенца Поттеров. Каждый из нас уничтожил другого, почти ничего не оставив. А затем… — профессор тщательно контролировал выражение своего лица. — А затем, когда я очнулся внутри крестражей, оказалось, что моё великое творение работает не так, как я надеялся. Я должен был свободно вылететь из моих крестражей и завладеть телом любого человека, который даст мне разрешение или который окажется слишком слаб, чтобы отказать. Именно эта часть моего великого творения сработала не так, как я ожидал. Как и в случае первоначального заклинания крестража, я мог овладеть только жертвой, которая дотронулась до самого крестража… а я спрятал свои бесчисленные крестражи в таких местах, где их никто никогда не сможет найти. Тебе стоит верить своим инстинктам, мальчик, сейчас не лучшее время, чтобы смеяться.

Гарри промолчал.

Некоторое время в зелье не требовалось добавлять новые ингредиенты, котёл просто кипел.

— Почти всё время я смотрел на звёзды, — тихо произнёс профессор Квиррелл. Он поднял голову от котла и уставился на освещённые белым светом стены комнаты. — Мне оставалось надеяться лишь на крестражи, которые я спрятал в период безнадежного идиотизма моей юности. В тот период вместо того, чтобы пользоваться непримечательными булыжниками, я превращал в крестражи древние медальоны и прятал их в колодцах с ядом посреди озера с инферналами, а не забрасывал их портключом в море. Если бы кто-то нашёл один из этих крестражей и преодолел мою идиотскую защиту… но на это было мало надежды. Я сомневался, что когда-нибудь снова обрету тело. Но всё же я стал бессмертным. Я избежал худшего из всех исходов, с этим моё великое творение справилось. Мне было почти не на что надеяться и почти нечего бояться. Я решил, что не сойду с ума, ибо это никак не облегчило бы мою участь. Я созерцал звёзды и размышлял. Время шло, Солнце позади меня становилось всё меньше и меньше. Я размышлял об ошибках прошедшей жизни, их оказалось так много. В своём воображении я создавал новые могущественные ритуалы, которые я мог бы опробовать, если когда-нибудь снова обрету возможность использовать магию и буду уверен, что это не повредит моему бессмертию. Я всегда считал себя достаточно терпеливым, но теперь я мог размышлять над древними загадками куда более тщательно. Я знал, что, если мне удастся вырваться на свободу, я стану гораздо сильнее, чем был в предыдущей жизни, но я практически не ожидал, что это случится, — профессор Квиррелл повернулся обратно к котлу. — Через девять лет и четыре месяца после той ночи, странствующий авантюрист по имени Квиринус Квиррелл преодолел защиту одного из моих ранних крестражей. Остальное ты знаешь. А теперь, мальчик, можешь сказать то, что, как мы оба знаем, ты сейчас думаешь.

— Гм, — произнёс Гарри, — мне кажется, не слишком умно...

— Да, мистер Поттер. Говорить это мне — глупо. Очень глупо. Глупее не бывает. Но я знаю, что ты думаешь об этом, и ты будешь продолжать так думать, а я буду всё это понимать, пока ты не скажешь. Так что, говори.

— Ну, э-э. Я осознаю, что постфактум решение более очевидно и уж точно не предлагаю вам исправить ошибку прямо сейчас, но, если вы — Тёмный Лорд, и, так уж случилось, что вы услышали о ребёнке, про которого предсказывается, что он победит вас, то существует одно заклинание, которое нельзя заблокировать, остановить и которое неизменно срабатывает на любом живом существе, у которого есть мозг…

— Да, спасибо, мистер Поттер, за последние девять лет эта мысль приходила мне в голову несколько раз, — профессор Квиррелл взял ещё один цветок колокольчика и растёр его пальцами. — После того, как я на собственном опыте понял всю важность этого принципа, я положил его в основу своего курса Боевой магии. Среди правил молодого Тома Риддла это стояло не на первом месте. Только собственный печальный опыт учит нас, какие принципы должны стоять в списке приоритетов выше, а какие — ниже. Пока они — лишь простые слова, они все звучат одинаково убедительно. Теперь кажется, что было бы лучше послать к дому Поттеров Беллатрису Блэк вместо себя. Но одно из моих правил гласило, что ради таких важных дел я должен идти сам, а не посылать доверенного лейтенанта. Да, я размышлял, не стоит ли использовать Смертельное проклятие. Но я задумался, а что, если оно каким-то образом отскочит от младенца и поразит меня, и пророчество тем самым выполнится. Как я мог знать заранее?

— Воспользовались бы топором, сложно представить, что выполняющее пророчество заклинание выстрелит в вас из топора, — вырвалось у Гарри до того, как он сообразил заткнуться.

— Я решил, что безопаснее всего — попробовать исполнить пророчество на моих условиях, — продолжил профессор. — Естественно, в следующий раз, когда я услышу пророчество, которое окажется мне не по нраву, я не буду ему подыгрывать. Я буду уничтожать все причины, по которым оно может сбыться, на всех стадиях, — профессор Квиррелл сдавил розу в кулаке, будто пытаясь выжать из неё сок. — А теперь все думают, что Мальчик-Который-Выжил каким-то образом неуязвим для Смертельного проклятия, несмотря на то, что это проклятие не разрушает дома и не оставляет после себя сожжённые тела. Люди не могут даже предположить, что Лорд Волдеморт использовал какое-то другое заклинание.

Гарри по-прежнему молчал. Ему пришла в голову мысль, что Тёмный Лорд мог избежать ошибки другим очевидным способом. Не исключено, что воспитанному маглами заметить этот способ легче, чем привыкшему смотреть на мир глазами волшебников.

Гарри ещё не решил, стоит ли доносить до профессора Квиррелла эту мысль — тут были как свои плюсы, так и минусы.

Спустя какое-то время профессор Квиррелл взял следующий ингредиент зелья, что-то напоминающее прядь волос единорога.

— Хочу тебя предупредить, — заметил он, — не думай, что я снова буду ждать девять лет, если тебе удастся каким-то образом уничтожить моё тело. При первой же возможности я переместил крестражи в более удачные места, но теперь это даже не важно. Благодаря тебе я узнал, где найти Воскрешающий камень. Конечно, он не возвращает умерших, но он содержит куда более древнюю магию, чем моя, которая позволяет отображать подобие души. Камень Кадмуса признал меня своим хозяином и подчинился моей воле, ибо я тот, кто победил смерть. Я сделал его частью своего великого творения, — профессор Квиррелл слегка улыбнулся. — Когда-то давно я размышлял, не сделать ли из него крестраж, но воздержался, поскольку понял, что кольцо содержит магию неизвестной природы… ах, какая ирония судьбы. Но я отвлёкся. Ты, именно ты, мальчик, был так небрежен со своими секретами и принёс мне эту идею, ты освободил мою душу, и теперь она может летать, где захочет, и соблазнять самую подходящую жертву. Это катастрофа для всех моих противников, и сотворил её твой рисунок мокрым пальцем на чайном блюдце. Мир станет гораздо безопасней для всех, если ты научишься добродетелям, которые с детства впитывают дети волшебников. И вс-сё, что я только что с-сказал — чис-стая правда.

Гарри закрыл глаза и помассировал свой лоб. Если бы он увидел себя со стороны, то понял бы, что сейчас он очень похож на профессора Квиррелла в глубоких раздумьях.

Задача «победить профессора Квиррелла» выглядела чрезвычайно сложной даже по меркам невероятно трудных задач, которые Гарри уже доводилось решать. Если на самом деле профессор хотел сообщить Гарри об этой сложности, то у него прекрасно получилось. Гарри всерьёз начал размышлять, не стоит ли ему предложить свои услуги в качестве не убивающего наместника Волдеморта на посту правителя Британии, если сам профессор Квиррелл согласится не убивать людей направо и налево. Хотя бы большую часть времени.

Но вряд ли он согласится.

Гарри сидел на полу, уставившись на свои руки. Печаль плавно переходила в отчаяние. Лорд Волдеморт, который дал Гарри его тёмную сторону, слишком много времени размышлял обо всём, в том числе о собственном процессе мышления… и в результате появился хладнокровный, рассудительный, но всё ещё спокойно относящийся к убийствам профессор Квиррелл.

Профессор добавил щепотку золотых волос в зелье сияния, и это напомнило Гарри, что время идёт: пряди волос добавлялись реже, чем колокольчики.

— Второй вопрос, — сказал Гарри. — Расскажите мне о Философском камне. Он делает трансфигурацию постоянной, но делает ли он что-то ещё? Возможно ли изготовить больше Камней, и почему эта задача так сложна?

Профессор Квиррелл склонился над зельем, и Гарри не мог видеть его лица.

— Хорошо. Я расскажу тебе историю Камня в том виде, в каком я сам её знаю. Сила у Камня только одна. Он придаёт созданному волшебством постоянство, превращает временное в навеки настоящее. Обычные заклинания на это совершенно не способны. Сотворённые объекты, вроде замка Хогвартс, требуют постоянной подпитки из какого-нибудь источника магии. Даже метаморфомаги не способны отращивать себе золотые ногти и срезать их на продажу. Теория гласит, что проклятие метаморфомага лишь преобразует их плоть, как магловский кузнец молотом и клещами меняет форму железа, — а золота в их телах нет. История не сохранила свидетельств о том, что кто-нибудь — даже сам Мерлин — создавал золото из ничего. Поэтому даже до начала детальных исследований можно догадаться, что Камень, несомненно, очень древний артефакт. Однако, Николас Фламель известен миру лишь каких-то шесть столетий. Как по-твоему, мальчик, какой очевидный вопрос должен задать тот, кто хочет узнать историю Камня?

— Э-э, — Гарри потёр лоб, пытаясь собраться с мыслями. Если Камень существует с древних времён, а Николас Фламель известен миру лишь шесть столетий… — Не было ли другого волшебника-долгожителя, который исчез примерно в то же время, когда появился Николас Фламель?

— Близко, — кивнул профессор Квиррелл. — Ты помнишь, шесть веков назад жила Тёмная Леди, которую называли бессмертной — чародейка Баба Яга? Утверждается, что она могла заживлять любые свои раны, по своему желанию превращаться в кого угодно… очевидно, она владела Камнем Постоянства. И однажды, в рамках старого и уважаемого перемирия, Баба Яга согласилась преподавать Боевую магию в Хогвартсе, — профессор Квиррелл выглядел… сердитым, Гарри редко видел его таким. — Но ей не доверяли, и потому было использовано одно проклятие. Некоторые проклятия легче осуществить, когда они единообразно связывают тебя и остальных. Например, как слизеринское проклятие змееустов. В данном же случае, подпись Бабы Яги и подписи всех учеников и преподавателей Хогвартса поместили в древнее устройство, известное, как Кубок Огня. Баба Яга поклялась не проливать ни единой капли крови учеников и не брать у них ничего, что принадлежало бы им. А ученики поклялись не проливать ни единой капли крови Бабы Яги и не брать у неё ничего, что принадлежало ей. И вот все они оставили свои подписи, и Кубок Огня засвидетельствовал их клятву и должен был покарать нарушителя.

Профессор Квиррелл взял новый ингредиент — тонкую золотую нить, обёрнутую вокруг сгустка чего-то мерзко выглядящего.

— В то время на шестой курс Хогвартса перешла некая ведьма по имени Перенель. И хотя Перенель лишь недавно расцвела красотой юности, её сердце уже было чернее, чем сердце Бабы Яги…

— Это вы называете её злой? — вырвалось у Гарри, прежде чем он осознал, что только что допустил ошибку ad hominem tu quoque.

— Не перебивай, мальчик, я рассказываю историю. На чём я остановился? Ах, да, Перенель, прекрасная и алчная. За несколько месяцев Перенель соблазнила Тёмную Леди галантным обхождением и флиртом, напускными робостью и невинностью. Сердце Тёмной Леди было завоёвано, и они стали любовниками. А затем, однажды ночью Перенель шепнула, что она слышала про силу Бабы Яги, позволяющую менять внешность, и о том, как эта мысль воспламенила её страсть. И вот Перенель убедила Бабу Ягу придти к ней с Камнем в руке, чтобы ради наслаждений принять разные обличья в течение одной ночи. И в том числе Перенель упросила Бабу Ягу принять мужской облик, и они возлегли вместе, как мужчина и женщина. Но до той ночи Перенель была девственницей. И так как в те дни все были довольно старомодны, Кубок Огня расценил это как пролитие крови Перенель, и как взятие ей принадлежащего. Таким образом, Бабу Ягу уловкой вынудили нарушить клятву, и Кубок сделал её беззащитной. Затем Перенель убила ничего не подозревающую Бабу Ягу, пока та спала в её постели, убила Тёмную Леди, которая любила её и пришла в Хогвартс под знаком перемирия. Так настал конец соглашения, по которому Тёмные Волшебники и Ведьмы преподавали Боевую магию в Хогвартсе. В течение следующих веков Кубок Огня использовался для проведения бессмысленных межшкольных соревнований, а затем валялся в какой-то забытой комнате в Шармбатоне, пока я его, наконец, не украл.

Профессор Квиррелл бросил бледный, бежево-розовый прутик в котёл, и цвет зелья сменился на белый, едва ингредиент коснулся поверхности.

— Но я отвлёкся. Перенель взяла Камень у Бабы Яги и приняла облик и имя Николаса Фламеля. Но личность Перенель она тоже сохранила, объявив себя женой Фламеля. Они появлялись вместе на публике, но это можно было устроить многими способами.

— А как же изготовление Камня? — удивился Гарри. Его мозг обрабатывал услышанное. — Я видел алхимический рецепт в одной книге…

— Ещё одна ложь. Перенель изобразила, словно «Николас Фламель» заслужил право вечной жизни, совершив великое волшебство, которое мог бы попробовать каждый. Она указала другим ложный путь, чтобы никому не приходило в голову искать тот единственный настоящий Камень Бабы Яги, как когда-то искала его сама Перенель, — профессор Квиррелл выглядел довольно мрачно. — Не удивительно, что я потратил годы, пытаясь создать Камень по тому фальшивому рецепту. Теперь ты спросишь — почему я не похитил, не пытал и не убил Перенель, когда узнал правду.

На самом деле, в голову Гарри пришёл не этот вопрос.

Профессор Квиррелл продолжил:

— Дело в том, что Перенель предвидела и предвосхитила стремления Тёмных Волшебников, вроде меня. «Николас Фламель» публично дал Нерушимую клятву в том, что никакие пытки или принуждения не вынудят его отдать Камень. Он заявил, что обещает охранять бессмертие от алчущих его, якобы ради всеобщего блага. Я боялся, что Камень будет потерян навеки, если Перенель умрёт, не сообщив, где он спрятан. Клятва, которую она дала, не позволяла ничего добиться пытками. Кроме того, я надеялся заполучить знания Перенель, если мне удастся найти подходящий способ вытащить их из неё. Хотя Перенель изначально не обладала большими знаниями, она держала в заложниках жизни волшебников куда более великих, чем она сама, предлагая крохи лечения в обмен на секреты и небольшое восстановление юности в обмен на силу. Перенель не снисходила до того, чтобы дать другим полное омоложение, но если тебе доводилось слышать про какого-нибудь седобородого волшебника, который дожил до двухсот пятидесяти лет, можешь быть уверен, что тут приложила руку Перенель. За прошедшие века Перенель набрала такую силу, что смогла взрастить Альбуса Дамблдора как противовес Тёмному Лорду Гриндевальду. Когда я появился под именем Лорда Волдеморта, Перенель ещё больше усилила Дамблдора, выдавая ему по капле накопленных знаний каждый раз, когда Волдеморт, казалось, получал преимущество. Мне следовало придумать что-то умное, чтобы разрешить эту ситуацию, но мне это так и не удалось. Я не нападал на неё напрямую, ибо я не был уверен в своём великом творении. Нельзя было исключать, что однажды я и сам приду к ней выпрашивать хоть толику юности, — профессор Квиррелл бросил в котёл сразу два колокольчика, и они, коснувшись пузырящейся жидкости, словно слились в один. — Но теперь у меня нет причин сомневаться в моём творении и потому я решил, что настало время взять Камень силой.

Гарри помедлил.

— Я бы хотел услышать ответ на парселтанге, является ли всё сказанное правдой?

— Ничто из с-сказанного не являетс-ся ложью, нас-сколько мне извес-стно, — прошипел профессор Квиррелл. — В своей истории я заполнил некоторые лакуны — я не держал свечку, когда Перенель соблазняла Бабу Ягу. С-считаю, с-самое ос-сновное передано правдиво.

Гарри заметил, что слегка озадачен.

— Тогда я не понимаю, почему Камень оказался в Хогвартсе. Разве не лучше всего было спрятать его под какой-нибудь случайной скалой в Гренландии?

— Возможно, Перенель внушали уважение мои выдающиеся способности к поиску, — ответил профессор Защиты. Он обмакнул цветок колокольчика в банку с жидкостью, обозначенную принятым в зельеварении символом дождевой воды. Казалось, внимание профессора целиком поглотил котёл.

Мы с профессором Защиты очень похожи друг на друга. Если не в одном, так в другом. Если я попробую вообразить, что бы я сделал на его месте…

— Вы обманом заставили всех поверить, что у вас есть какой-то способ найти Камень? — озвучил свою мысль Гарри. — Чтобы Перенель положила Камень в Хогвартс, где Дамблдор сможет охранять его?

Профессор Защиты вздохнул, не отводя взгляд от котла.

— Полагаю, тщетно скрывать от тебя эту хитрость. Да, после того, как я завладел телом Квиррелла и вернулся, я воплотил в жизнь стратегию, которая пришла мне в голову, пока я созерцал звёзды. Первым делом, я позаботился о том, чтобы стать профессором Защиты в Хогвартсе — чтобы не вызвать подозрений, мне следовало получить эту должность до начала активных действий. После этого я подстроил, чтобы одна из экспедиций взломщиков заклинаний, организованных Перенель, обнаружила фальшивую, но выглядящую подлинной надпись, гласящую, что с помощью Короны Змеи можно найти Камень, где бы он ни был спрятан. Незамедлительно после этого Корона была украдена, прежде чем Перенель смогла её выкупить. Кроме того, я оставил явные следы того, что вор обладал способностью разговаривать со змеями. В итоге Перенель решила, что я могу гарантированно найти, где спрятан Камень, и потому Камню нужен охранник достаточно могущественный, чтобы одолеть меня. Таким образом Камень оказался в Хогвартсе, во владениях Дамблдора. Естественно, как я и планировал, поскольку уже получил доступ в Хогвартс на этот год. Полагаю, я рассказал о Камне всё, что могло бы тебя заинтересовать, исключая мои планы на будущее.

Гарри нахмурился. Профессор Квиррелл не был обязан рассказывать ему это. Разве что для будущего обмана Перенелль эта стратегия уже не важна?.. Или, быть может, профессор Защиты так быстро ответил, чтобы все сочли, что он блефовал вдвойне, и на самом деле Корона Змеи может находить Камень…

Гарри решил не уточнять рассказанное на парселтанге.

Ещё одну прядь светлых волос, почти белых, но не седых, профессор осторожно опустил в котёл, снова напомнив Гарри, что время ограничено. Гарри задумался, но больше вопросов, связанных с Камнем, ему в голову не пришло. Никто не знал рецепта производства Философских камней, и как изобрести такой рецепт тоже было совершенно непонятно. С объективной точки зрения это, вероятно, была худшая новость, услышанная сегодня.

Гари сделал глубокий вдох.

— Третий вопрос, — сказал он. — Что на самом деле стояло за всеми событиями этого школьного года? Все ваши планы и все планы, о которых вам известно.

— Хм, — задумался профессор Квиррелл, бросая ещё один цветок колокольчика в зелье вместе с кусочком какого-то растения, напоминавшего крохотный крест. — Надо подумать… самое шокирующее откровение — это профессор Защиты, оказавшийся Волдемортом.

— Это уж точно, — пробормотал Гарри с изрядной долей направленного на себя сарказма.

— Тогда с чего мне начать?

— Зачем вы убили Гермиону? — вопрос сам сорвался с губ.

Взгляд внимательных бледных глаз профессора Квиррелла переместился с кипящего зелья на Гарри.

— Кто-нибудь посчитал бы, что причина вполне очевидна, но, полагаю, мне не стоит винить тебя в том, что ты не доверяешь очевидному. Чтобы понять цель тайного плана, посмотри на последствия и спроси себя, кому это могло понадобиться. Я убил мисс Грейнджер, чтобы улучшить ситуацию, в которую ты попал, оказавшись в долгу у Люциуса Малфоя, ибо я не планировал, что он получит настолько серьёзный рычаг влияния на тебя. Признаться, я впечатлён тем, насколько большую выгоду ты извлёк из её смерти.

Гарри разжал зубы, что потребовало определённых усилий.

— Я оказался в долгу перед Люциусом из-за вашей попытки подставить Гермиону — обвинить её в покушении на убийство Драко, а затем отправить в Азкабан. Зачем вам это потребовалось?! Вам не понравилось, как она влияет на меня?

— Не неси чушь, — сказал профессор Квиррелл. — Если бы я желал лишь убрать мисс Грейнджер, я бы не стал вмешивать в это Малфоев. Я наблюдал твою игру с Драко Малфоем и нашёл её забавной, но я знал, что долго она не продлится — Люциус обязательно узнает и вмешается, после чего твоя глупость принесёт тебе большие неприятности, ибо Люциус принимает подобное близко к сердцу. Если бы ты только смог проиграть на суде Визенгамота, проиграть, как я учил тебя, то всего лишь через две недели появилось бы железное свидетельство того, как Люциус Малфой, посчитав, что сын его предал, использовал Империус на профессоре Спраут, чтобы наложить Охлаждающее кровь проклятие на мистера Малфоя и чары Ложной памяти на мисс Грейнджер. Люциус оказался бы сметён с политической шахматной доски, отправлен в изгнание, а, может, даже в Азкабан. Богатство Дома Малфоев унаследовал бы Драко Малфой, и он оказался бы полностью под твоим влиянием. Вместо этого мне пришлось оборвать свою интригу на середине. Ты умудрился полностью нарушить ход моего плана, пожертвовав суммой вдвое превышающей всё твоё состояние и предоставив Люциусу Малфою отличную возможность доказать, что он искренне заботится о собственном сыне. Должен заметить, у тебя какой-то поразительный талант портить любые интриги.

— И вы, конечно, думали, — заметил Гарри, а его тёмная сторона старалась поддерживать его голос ровным и спокойным, — что две недели в Азкабане только пойдут на пользу мисс Грейнджер, и она перестанет оказывать на меня дурное влияние. И потому вы каким-то образом подготовили публикации в газетах, требующие её заключения в Азкабан, а не какого-то иного наказания.

На губах профессор Квиррелла мелькнула слабая улыбка.

— Быстро соображаешь, мальчик. Да, я подумал, что она может стать твоей Беллатрисой. К тому же, такой результат постоянно напоминал бы тебе, стоит ли уважать закон, и помог бы тебе сформировать подобающее отношение к Министерству.

— Ваш замысел был абсурдно сложным и не имел никаких шансов на успех, — Гарри понимал, что ему следовало бы быть более тактичным и что сейчас он совершает то, что профессор Квиррелл обычно называл «глупостью», но в данный момент ему было просто наплевать.

— Ничуть не более сложным, чем план Дамблдора добиться ничьей в Рождественской битве трёх армий, и лишь слегка сложнее, чем другой мой план, который должен был убедить тебя, что это Дамблдор шантажировал мистера Забини. Вы упускаете, мистер Поттер, что от этих планов не требовалось увенчаться успехом во что бы то ни стало, — профессор Квиррелл, улыбаясь, продолжал мимоходом помешивать зелье. — Есть планы, успех в которых необходим любой ценой, и в этих случаях основная идея обязана быть предельно простой и следует принимать любые меры предосторожности. А есть планы, неудача в которых допустима, и в этом случае можно расслабиться или проверить пределы своих способностей обращаться со сложностями. Провал упомянутых планов не ставил под угрозу мою жизнь, — профессор Квиррелл уже не улыбался. — А вот наше путешествие в Азкабан относилось к первому типу, и потому твои выходки там меня совершенно не обрадовали.

— Что именно вы сделали с Гермионой? — какая-то часть Гарри удивилась, насколько ровным голосом он это произнёс.

— Стирание и модификация памяти. Любые другие заклинания могли потревожить охранные чары Хогвартса, или впоследствии их заметили бы авроры, которые проверили бы её память. Я не хотел рисковать. Отчасти то, что ты справедливо назвал переусложнением, возникло потому, что первоначальный вариант моего плана не сработал, и мне пришлось его изменить, — казалось, профессору было не слишком приятно об этом вспоминать. — Я принял облик профессора Спраут, подошёл в коридоре к мисс Грейнджер и предложил ей тайную помощь против её врагов. Моя первая попытка убедить её провалилась. Я стёр ей память и попробовал ещё раз, по-другому. Вторая попытка провалилась. Третья попытка провалилась. Десятая попытка провалилась! От досады я начал перебирать всю мою коллекцию личин, включая те, что были бы более уместны для разговора с мистером Забини. И ничего не срабатывало. Ничего! Этот ребёнок совершенно не собирался нарушать свой детский кодекс чести.

— Уж вам-то не стоит называть её ребёнком, профессор, — голос Гарри ему самому казался странным. — Её кодекс сработал! Он помешал вам обмануть её. Деонтологические этические ценности нужны именно потому, что аргументы, убеждающие переступить через них, становятся гораздо менее убедительными, чем могли бы. Вам не стоит критиковать её правила, ведь они сработали так, как и были должны.

Когда они воскресят Гермиону, Гарри расскажет ей, что у самого Лорда Волдеморта не получилось убедить её поступить дурно, и именно потому он убил её.

— Справедливо, я полагаю, — сказал профессор Квиррелл. — Говорят, даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время, и мне не кажется, что мисс Грейнджер на самом деле поступала рационально. И тем не менее, правило десятое: не следует разглагольствовать о никчёмности противника после того, как ему удалось сорвать твои планы. Но вернёмся к твоему вопросу. После двух часов неудачных попыток я осознал, что проявляю излишнее упрямство, и что, на самом деле, не обязательно, чтобы мисс Грейнджер в точности выполнила ту часть плана, что я приготовил для неё. Я отказался от своих первоначальных намерений и внушил мисс Грейнджер, будто она видела, как мистер Малфой строит против неё козни, причём это происходило при таких обстоятельствах, что она не могла сообщить об этом ни тебе, ни учителям. И, наконец, мне повезло, что сам мистер Малфой создал повод для моего вмешательства, — профессор Квиррелл бросил в котёл цветок колокольчика и обрывок пергамента.

— Почему охранные чары сообщили, что Гермиону убил профессор Защиты?

— Когда Дамблдор представлял меня защитным чарам Хогвартса в качестве профессора Защиты, у меня во рту был горный тролль, превращённый в фальшивый зуб, — профессор слегка улыбнулся.

— Другое живое орудие нельзя трансфигурировать, больше никто не проживёт после отмены трансфигурации те шесть часов, которые необходимы, чтобы её нельзя было отследить с помощью Маховика времени. Тот факт, что был использован именно горный тролль, явно свидетельствовал, что убийце требовалось орудие, которое можно безопасно трансфигурировать. Если добавить к этому показания защитных чар и собственное знание Дамблдора о том, как он представил меня Хогвартсу, можно вычислить, кто ответственен за произошедшее — теоретически. Однако, по своему опыту я знаю, что, когда ответ заранее не известен, разгадать такую головоломку гораздо сложнее, поэтому я решил, что не слишком рискую. Да, кстати, у меня к тебе тоже есть вопрос, — профессор Защиты внимательно посмотрел на Гарри. — Что всё-таки выдало меня там, в коридоре перед этими залами?

Гарри отложил все остальные эмоции, чтобы взвесить цену и выгоду честного ответа, и пришёл к выводу, что профессор выдаёт ему гораздо больше информации, чем получает (зачем?) и что лучше не создавать впечатления, будто Гарри что-то умалчивает.

— В основном, мне показалось слишком невероятным, что все появились в коридоре Дамблдора в одно и то же время. Я пытался рассмотреть гипотезу, что все прибывшие кем-то координировались, включая вас.

— Но я же сказал, что следовал за Снейпом, — заметил профессор Защиты. — Разве это было неправдоподобным?

— Это было похоже на правду, но… — сказал Гарри. — Гм. Хорошее объяснение не должно включать в себя правдоподобные версии, о которых стало известно после события. Хорошее объяснение должно предсказывать вероятности заранее. Именно поэтому наука требует от людей сначала делать предсказания, а не верить объяснениям, приходящим в голову уже после события. Я не предсказал бы заранее, что вы станете следить за Снейпом и появитесь подобным образом. Даже если бы я заранее знал, что вы можете отследить палочку Снейпа, я бы не ожидал от вас таких действий. Так как ваше объяснение не убедило меня в том, что я бы смог предсказать такой исход заранее, он так и остался маловероятным. Я начал размышлять, а не мог ли тот, кто управлял Спраут, так же подстроить и ваше появление. А потом до меня дошло, что та записка самому себе на самом деле пришла не от будущей версии меня, и это полностью вас выдало.

— Вот как, — вздохнул профессор Защиты. — Что ж, думаю, всё вышло только к лучшему. Ты всё понял слишком поздно. А если бы ты оставался в неведении и дальше, это принесло бы не только выгоды, но и неудобства.

— А чего вы вообще пытались достичь? Я так старался разобраться лишь потому, что всё происходящее казалось слишком странным.

— Это должно было указывать на Дамблдора, а не на меня, — нахмурился профессор Квиррелл. — На самом деле, предполагалось, что в ближайшие несколько часов мисс Гринграсс в этом коридоре не появится…. хотя, наверное, после того, как я заставил мистера Малфоя подкинуть специально подготовленную для неё улику, неудивительно, что они объединились. Если бы с мистером Ноттом не увязалась эта компания, развитие событий выглядело бы не настолько нелепо. Но поскольку я — специалист по управлению магией на поле боя, я сумел провести стычку, как мне было нужно. Пожалуй, в конце всё смотрелось несколько по-дурацки, — профессор Защиты бросил в котёл дольку персика и колокольчик. — Но давай оставим разговор о Зеркале, пока мы не доберёмся до него. У тебя ещё остались вопросы, касающиеся прискорбной, хоть и, надеюсь, временной кончины мисс Грейнджер?

— Да, — ровным голосом произнёс Гарри. — Что вы сделали с близнецами Уизли? Дамблдор думал… я хочу сказать, вся школа видела, как директор подошёл к близнецам после ареста Гермионы. И Дамблдор думал, что вы, в смысле, Волдеморт, удивились, зачем он сделал это, и что вы проверили близнецов Уизли, обнаружили и забрали их карту и затем стёрли им память.

— Дамблдор был совершенно прав, — сказал профессор Квиррелл и покачал головой, словно чему-то удивляясь. — Он допустил полнейшую глупость, оставив Карту Хогвартса в руках этих двух идиотов. Когда я завладел Картой, увиденное меня неприятно потрясло. Она верно отображала наше с тобой имя! Идиоты Уизли думали, что в карте какая-то неисправность, особенно после того, как ты получил Мантию и Маховик. Если бы Дамблдор оставил Карту себе… если бы Уизли хоть раз упомянули о странностях Карты Дамблдору… но, к счастью, они этого не сделали.

Верно отображала наше с тобой имя…

— Я хотел бы это увидеть, — сказал Гарри.

Не отрывая взгляда от котла, профессор Квиррелл вытащил из мантии сложенный пергамент, прошипел ему «Покажи окрес-стнос-сти» и бросил его Гарри. Пергамент устремился к мальчику, вызвав усиление чувства обречённости, и мягко опустился к его ногам.

Гарри подобрал пергамент и развернул его.

Сначала лист был пуст. Затем на нём начали появляться контуры стен и дверей, проведённые от руки — их словно рисовало невидимое перо. Появилось изображение цепочки комнат: большинство было пустыми, последняя комната несла неразборчивую подпись по центру, как будто сама Карта пыталась показать своё недоумение, а внутри предыдущей комнаты было написано два имени, одно соответствовало тому месту, где сидел Гарри, а другое — месту, где стоял профессор Квиррелл.

Том М. Риддл.

Том М. Риддл.

Гарри не мог оторвать взгляд от пергамента, по спине побежали мурашки. **Одно дело — услышать, как Лорд Волдеморт назвал тебя Томом Риддлом, и другое дело — обнаружить, что магия Хогвартса с этим согласна.

— Ты что-то с-сделал с этой картой, чтобы дос-стичь такого рис-сунка, или с-сам удивилс-ся, увидев это?

— С-сам удивилс-ся, — ответил профессор Квиррелл, с оттенком шипящего смеха. — Никаких фокус-сов.

Гарри сложил Карту и бросил её обратно в сторону профессора. Какая-то сила подхватила пергамент в воздухе и направила его в карман мантии профессора Квиррелла.

— Ещё я хочу сообщить, что это Снейп наводил мисс Грейнджер и её приспешниц на хулиганов и иногда вмешивался, защищая их.

— Это я знаю, — ответил Гарри.

— Любопытно, — сказал профессор Квиррелл. — А Дамблдор тоже об этом знает? Отвечай на парселтанге.

— Нет, нас-сколько мне извес-стно, — прошипел Гарри.

— Поразительно, — сказал профессор. — Возможно, тебя заинтересует ещё один факт: С-сос-тавителю зелий приш-шлос-сь работать с-скрытно, потому что его план противос-стоял плану с-смотрителя ш-школы.

Гарри несколько секунд обдумывал услышанное. Профессор Квиррелл в это время дул на зелье в котле, словно охлаждая его, несмотря на то, что под котлом по-прежнему горел огонь. Затем он добавил в него щепотку земли, каплю воды и колокольчик.

— Пожалуйста, объясните, — попросил Гарри.

— Неужели ты никогда не задавался вопросом, почему в качестве декана Слизерина Дамблдор выбрал Северуса Снейпа? Утверждение, что это просто прикрытие для его работы шпионом Дамблдора, ничего не объясняет. Снейпу достаточно было дать должность профессора зельеварения, ему необязательно было становиться деканом. Снейпа вообще можно было сделать Хранителем Земель и Ключей, если уж Дамблдор так нуждался в его присутствии в Хогвартсе! Зачем его делать деканом Слизерина? Наверняка тебе приходило в голову, что, с точки зрения дамблдоровских претензий на мораль, работа Снейпа на этой должности не могла пойти на пользу слизеринцам?

Нет, эта мысль не приходила в голову Гарри... именно в таких выражениях.

— Я задавался этим вопросом. Но я не рассматривал его именно в таком виде.

— А теперь ответ для тебя очевиден?

— Нет.

— Разочаровываешь. Ты недостаточно научился цинизму, ты не осознал всей гибкости того, что моралисты называют моралью. Чтобы понять план, смотри на последствия и спрашивай, не являются ли они задуманными. Дамблдор намеренно ослаблял факультет Слизерина — не смотри на меня так, мальчик, я говорю ис-стину. В течение последней Войны волшебников, моими приспешниками становились слизеринцы, а другие слизеринцы поддерживали меня в Визенгамоте. Посмотри на это с точки зрения Дамблдора и вспомни, что он по своей природе не понимает путей Слизерина. Представь, как Дамблдор всё сильнее и сильнее печалится, что из этого факультета Хогвартса происходит столько дурного. А после заметь, что он назначает Снейпа главой Слизерина. Северуса Снейпа! Человека, который не станет учить свой факультет ни хитрости, ни целеустремлённости, человека, который не будет требовать от них дисциплины, и сделает своих учеников слабыми! Человека, который будет задевать учеников других факультетов и заставит их испытывать отвращение к самому имени Слизерина! Человека, чья фамилия была неизвестна в магической Британии и, конечно же, не принадлежала к благородным, и, вдобавок, ходящего в каких-то лохмотьях! Ты думаешь, Дамблдор, который всё это устроил и который имел мотив всё устроить именно таким образом, не представлял последствий? Полагаю, Дамблдор говорил себе, что, если будущие Пожиратели Смерти окажутся ослаблены, то в следующей Войне волшебников будет спасено больше жизней, — профессор Квиррелл бросил в котёл небольшую льдинку, и та, коснувшись бурлящей поверхности, медленно растаяла. — Если процесс продлится достаточно долго, ни один ребёнок не захочет идти учиться в Слизерин. Факультет упразднят, и, если Шляпа продолжит называть его имя, это станет меткой позора для детей, которых затем всё равно распределят между другими тремя факультетами. С этого дня в Хогвартсе останется три хороших факультета — храбрости, учёбы и усердия, и не будет факультета Плохих детей, как если бы три основателя Хогвартса изначально оказались достаточно мудры, чтобы отказать Салазару Слизерину. Такой финал, как я полагаю, и задумывал Дамблдор. Краткосрочная жертва ради высшего блага, — профессор Квиррелл сардонически улыбнулся. — А Люциус позволил всему этому случиться, не протестовал и даже, подозреваю, не заметил, что что-то пошло не так. Боюсь, во время моего отсутствия, моим бывшим слугам эта битва умов оказалась совершенно не по зубам.

Принять эту точку зрения было довольно трудно. После некоторого размышления Гарри решил, что сейчас не время разбираться в этом деле. Верил ли Лорд Волдеморт в свои обвинения против Дамблдора, было не важно — Гарри придётся оценить их самостоятельно.

Профессор Квиррелл упомянул своих слуг и тем самым напомнил Гарри кое о чём… Гарри решил, что обязан задать этот вопрос. Конечно, он услышит плохие новости. В любой другой день они повергли бы его в ужас. Но сегодня они станут лишь одной из волн потопа.

— Беллатриса Блэк, — произнёс Гарри. — Расскажите мне правду о ней.

— Она была не в себе ещё до нашей встречи, — ответил профессор Квиррелл. Он взял что-то напоминавшее бело-серое резиновое кольцо и подержал его над котлом, под воздействием пара резинка стала чёрной. — Не стоило использовать на ней легилименцию. Но на миг заглянув в её голову, я понял, как легко будет заставить её влюбиться в меня, что я и сделал. И с тех пор она служила мне вернее всех, ей единственной я почти мог доверять. Я не собирался давать ей то, чего она хотела от меня, и потому я отправил её в пользование братьев Лестрейндж, и все трое были счастливы, каждый по своему.

— Сомневаюсь, — сказал Гарри практически на автопилоте. — Будь это правдой, Беллатриса не помнила бы братьев Лестрейндж, когда мы нашли её в Азкабане.

Профессор Квиррелл пожал плечами.

— Возможно, ты прав.

— Но какого чёрта мы там вообще делали?

— Мне нужно было узнать, куда Беллатриса дела мою палочку. Я заранее сообщил Пожирателям Смерти о своём бессмертии, надеясь — как оказалось, напрасно — на то, что они останутся вместе хотя бы на несколько дней, если появятся известия о моей смерти. Беллатриса получила инструкции разыскать мою палочку там, где моё тело будет убито, и отнести её на определённое кладбище, где ей явится мой дух.

Гарри сглотнул. В его воображении возникла картина, как Беллатриса Блэк ждёт, ждёт, ждёт на кладбище, отчаивается всё сильнее… не удивительно, что она уже не думала о последствиях, когда напала на дом Лонгботтомов.

— Что вы сделали с Беллатрисой после её освобождения?

— Отправил её в тихое мес-сто, вос-становить с-силы, — ответил профессор Квиррелл с холодной улыбкой. — У меня остались на неё планы, точнее на одну её часть, а про свои планы на будущее я говорить не буду.

Гарри сделал глубокий вдох, стараясь восстановить душевное равновесие.

— Были ещё какие-нибудь тайные планы в течение этого учебного года?

— О, их было множество, но практически все остальные, из тех, что я могу сходу припомнить, тебя не касались. Я потребовал учить первокурсников чарам Патронуса, потому что хотел, чтобы ты встретился с дементором, а затем я устроил так, что твоя палочка упала рядом с клеткой, и дементор смог продолжать воздействовать на тебя через неё. Злой умыс-сел отс-сутс-ствовал, я лиш-шь надеялс-ся, что ты вос-становиш-шь час-сть ис-стинной памяти. Также, именно поэтому я подстроил, чтобы некоторые ведьмы притянули тебя вниз, когда ты падал с крыши, это позволило мне спасти твою жизнь, просто на тот случай, если запланированный на ближайшее время инцидент с дементором вызовет какие-то подозрения на мой счёт. Тоже не было злого умыс-сла. Я организовал некоторые из нападений на группу мисс Грейнджер. Я специально старался, чтобы эти нападения провалились, потому что действительно не люблю хулиганов. С-считаю, это вс-се с-секретные планы, что кас-салис-сь тебя в этом ш-школьном году, ес-сли я ничего не забыл.

Вот тебе жизненный урок, — сказал внутренний пуффендуец. — Старайся сопротивляться желанию то и дело манипулировать жизнями других людей. Например, как получилось с Падмой Патил. Если ты не хочешь превратиться в такого, как он.

Профессор Квиррелл аккуратно всыпал в котёл щепотку красно-коричневого порошка, и Гарри задал свой четвёртый и последний вопрос — наименее важный, но всё же значимый.

— В чём заключалась ваша цель во время Войны Волшебников? — спросил Гарри. — В смысле, в чём… — голос Гарри дрогнул. — В чём был смысл всей этой войны?

Мозг мальчика непрерывно повторял: Зачем, зачем, зачем нужен был Лорд Волдеморт...

Профессор Квиррелл поднял бровь.

— Тебе ведь рассказали про Дэвида Монро?

— Да, во время Войны Волшебников вы были одновременно и Дэвидом Монро, и Лордом Волдемортом, эту часть я понял. Вы убили Дэвида Монро, приняли его облик и уничтожили всю его семью, чтобы вас не разоблачили…

— Верно.

— Вы планировали, что, какая бы сторона ни победила в Войне Волшебников, вы всё равно окажетесь у власти. Но почему одна из сторон должна была быть именно Волдемортом? В смысле, я хочу сказать, разве не легче добиться общественной поддержки кому-то, кто менее… менее Волдеморт?

Молоток в руках профессора Квиррелла с необычайно громким стуком превратил в труху крылья белой бабочки и очередной колокольчик.

— Вообще-то, я планировал, — едко произнёс профессор Защиты, — что Лорд Волдеморт проиграет Дэвиду Монро. Однако, я не учёл абсолютную убогость… — профессор Квиррелл остановился. — Нет, я расскажу по порядку. Слушай, мальчик, когда я изобрёл своё величайшее творение и достиг пика своего магического мастерства, я решил, что настало время взять политическую власть в свои руки. Я знал, что это не доставит мне удовольствия и мне придётся посвящать своё время делам, которые не назовёшь приятными. Но я знал, что маглы рано или поздно уничтожат мир, или начнут войну с волшебниками, или случится и то, и другое сразу, и с этим нужно что-то делать, если я не хочу бродить всю мою вечность по мёртвому или почти мёртвому миру. Я обрёл бессмертие, и мне нужна была новая цель, чтобы занять ближайшие десятилетия. Помешать маглам разрушить всё, казалось задачей подходящего масштаба и сложности. Впрочем, для смертных насекомых, возможно, и не имеет смысла заботиться о конце их мира. Зачем им утруждаться и терпеть какие-то неудобства на пути к могиле? Но я отвлёкся. Я видел, как Дамблдор победил Гриндевальда и получил власть, и решил, что сделаю то же самое. Давным-давно я отомстил Дэвиду Монро — мы учились в Слизерине на одном курсе и он раздражал меня — и мне пришла мысль также похитить его облик, уничтожить его семью и стать наследником его Дома. И, кроме этого, я задумал великого врага, с которым будет сражаться Дэвид Монро, самого ужасного Тёмного Лорда, которого можно вообразить, запредельно умного, гораздо более опасного, чем Гриндевальд, ибо его интеллект не допустит тех ошибок, которые привели Гриндевальда к краху. Этот Тёмный Лорд своей величайшей хитростью разрушал бы союзы, выступающие против него, своим ораторским искусством он бы снискал величайшую верность своих последователей. Он бы стал самым жутким Тёмным Лордом, который когда-либо угрожал Британии или миру. Вот кого должен был победить Дэвид Монро.

Раздалось ещё два стука — молоток профессора Квиррелла расплющил колокольчик и ещё какой-то бледный цветок.

— Однако, хотя мне уже доводилось играть роль Тёмного Волшебника во время моих странствий, прежде мне никогда не приходилось принимать личность полноценного Тёмного Лорда — с политической программой и всякими мелкими сошками на побегушках. Мне не хватало опыта, и я помнил историю Тёмной Вести — о том, каким провалом обернулось её первое появление на публике. Позже она заявляла, что планировала назвать себя Ходячей Катастрофой и Апостолом Тьмы, но от волнения представилась как Апостроф Тьмы. После этого ей пришлось сравнять с землёй две деревни, чтобы её начали воспринимать всерьёз.

— Поэтому вы решили сперва поставить небольшой эксперимент, — сказал Гарри. У него появилось тошнотворное чувство, потому что он уже понял, что было дальше. Перед ним было его отражение, следующий шаг оказался именно таким, какой сделал бы и сам Гарри, если бы у него полностью отсутствовало представление об этике, если бы он внутри был пуст. — Чтобы узнать, за какие нужно дёргать ниточки, и чтобы при этом ваши ошибки не помешали основному плану, вы создали личность, которую потом не жалко было бы выбросить.

— Правильно. Перед тем, как стать поистине ужасным Тёмным Лордом, с которым должен будет сражаться Дэвид Монро, я ради тренировки создал личность Тёмного Лорда со сверкающими красными глазами, бессмысленно жестокого к своим приспешникам, чья политическая программа состояла из неприкрытых личных амбиций смешанных с теорией чистоты крови в изложении пьяниц из Лютного переулка. Первых приспешников я набирал в тавернах, выдавал им плащи и маски-черепа и говорил, что теперь им следует представляться Пожирателями Смерти.

Тошнотворное чувство понимания усилилось.

— И вы назвали себя Волдемортом.

— Именно так, генерал Хаоса, — ухмыльнулся профессор Квиррелл. — Я хотел сделать анаграмму собственного имени, но это бы получилось, только если бы мне посчастливилось иметь среднее имя «Марволо», а это уже была бы натяжка. На самом деле, если тебе любопытно, наше среднее имя — Морфин. Но я отвлёкся. Я считал, что карьера Волдеморта продлится лишь несколько месяцев, максимум — год, а затем авроры перебьют моих приспешников и одноразовый Тёмный Лорд исчезнет. Как ты понимаешь, я чрезмерно переоценил своих оппонентов. К тому же, что бы Тёмные Лорды ни вытворяли в пьесах, я никак не мог заставить себя пытать своих приспешников, когда они приносили мне плохие вести. Я никак не мог заставить себя защищать принципы чистоты крови столь же бессвязно, как это делают пьяницы в Лютном переулке. Я не стремился проявлять свой ум, когда отправлял своих приспешников на задания, но я и не давал им абсолютно бессмысленных приказов… — в других обстоятельствах грустная улыбка профессора Квиррелла могла бы показаться очаровательной. — Месяц спустя мне в ноги упала Беллатриса Блэк, а ещё через три месяца за рюмкой дорогого огневиски со мной торговался Люциус Малфой. Я вздохнул, оставил всякую надежду на род волшебников и в качестве Дэвида Монро начал бороться со страшным Лордом Волдемортом.

— И что же случилось…

— Случилась полная неадекватность абсолютно всех институтов британской магической цивилизации! — прорычал профессор Квиррелл. — Тебе не понять этого, мальчик! Я не мог это понять! Это нужно было видеть, и даже тогда в это было трудно поверить! Ты замечал, наверное, что, когда твои сокурсники разговаривают о том, чем занимаются их семьи, примерно трое из четырёх упоминают ту или иную работу в Министерстве. Возможно, тебе интересно, как может существовать страна, где трое из четырёх граждан занимаются бюрократией. Ответ в том, что если бы они не мешали друг другу заниматься своим делом, для них всех не нашлось бы работы! Авроры были хороши как бойцы-одиночки, они сражались с Тёмными волшебниками и только лучшие выживали, чтобы тренировать новичков. Но в руководстве у них творился полный бедлам. Министерство было столь занято перекладыванием бумаг, что во всей стране никто не мог эффективно противостоять нападениям Волдеморта — кроме меня, Дамблдора и горстки необученных добровольцев. Ленивый, неумелый, трусливый бродяга по имени Мундунгус Флетчер считался важной фигурой в Ордене Феникса — он ведь был безработным, он мог не тратить время на иные занятия! Я попытался ослабить атаки Волдеморта, чтобы понять, может ли он в принципе проиграть — и сразу же Министерство начало отряжать меньше авроров, чтобы противостоять мне! Я прочёл «Маленькую красную книжицу» Мао, я обучил своих Пожирателей Смерти партизанской тактике — и ради чего?! Ради чего?! Я воевал со всей магической Британией и в каждом столкновении у меня оказывался численный перевес! От отчаяния я приказал своим Пожирателям Смерти последовательно убивать всех некомпетентных руководителей Департамента Магического Правопорядка. Несмотря на судьбу своих предшественников, одна канцелярская крыса за другой вызывалась занять высокий пост и радостно потирала руки, предвкушая повышение. Каждый из них надеялся, что он-то сможет договориться с Лордом Волдемортом. Мы их убивали семь месяцев, и ни один Пожиратель Смерти так и не поинтересовался, а зачем мы это делаем. И даже после этого, когда директором стал Бартемиус Крауч, а главой авроров — Амелия Боунс, заметного улучшения не произошло. Я бы достиг больших успехов, даже сражаясь в одиночку! Помощь Дамблдора постоянно упиралась в его моральные нормы, а помощь Крауча — в его уважение к закону.

Профессор Квиррелл усилил огонь под котлом.

— И со временем, — произнёс Гарри, превозмогая боль в сердце, — вы решили, что играть роль Волдеморта гораздо забавней.

— Из всех ролей, которые я когда-либо играл, эта меня раздражала меньше всего. Если Лорд Волдеморт говорил, что нужно что-то сделать, люди ему просто подчинялись и не спорили! Мне не надо было подавлять своё желание использовать Круцио на идиотах — это было частью роли. Если кто-то портил мне игру, я просто говорил Авадакедавра — не важно, было ли это мудро со стратегической точки зрения, — и он меня больше не беспокоил.

Профессор Квиррелл небрежно порезал маленького червя на кусочки.

— Но истинное прозрение для меня наступило в тот день, когда Дэвид Монро пришёл просить въездную визу для одного азиатского инструктора по тактике боя, а министерский чиновник, самодовольно улыбаясь, ему отказал. Я поинтересовался у этого чиновника, понимает ли он, что я пытаюсь спасти его собственную жизнь, но он лишь снова улыбнулся. В ярости я отбросил маски и осторожность. Я воспользовался легилименцией, я погрузил пальцы в выгребную яму его тупости и вырвал из его разума истину. Я не понимал и очень хотел понять! С помощью легилименции я заставил крошечный мозг этого чиновника прожить альтернативные варианты этого разговора, я хотел увидеть, что он подумает, если на моём месте окажутся Люциус Малфой, Лорд Волдеморт или Дамблдор.

Руки профессора Квиррелла замедлились, когда он начал аккуратно снимать тонкую стружку с куска свечного воска.

— В тот день я осознал одну человеческую особенность. Она нетривиальна, поэтому я и не понимал её раньше. Впрочем, я попытаюсь тебе её описать. Теперь я понимаю, почему Дамблдор не правит миром, пусть он и председатель Международной Конфедерации. Люди открыто отзываются о Дамблдоре дурно, гордо критикуют его, иногда даже в лицо. Но повторить то же самое Люциусу Малфою они не посмеют. Ты сам действовал неуважительно по отношению к Дамблдору. Ты понимаешь, почему ты так себя вёл?

— Я… не уверен, — ответил Гарри. Сразу напрашивалась гипотеза, что дело в остаточных нейронных связях, доставшихся от Тома Риддла.

— Волки, собаки, даже куры сражаются друг с другом за доминирующие позиции. Из разума того чиновника я наконец понял, что он чувствовал превосходство Люциуса Малфоя, чувствовал превосходство Волдеморта, но не чувствовал превосходства Дэвида Монро или Альбуса Дамблдора. Когда мы приняли сторону добра и присягнули на верность свету, в нас перестали видеть угрозу. В Британии каждый ощущает превосходство Люциуса Малфоя. Ибо, если кто-то в открытую выступит против Люциуса, то Люциус может заставить его выплатить старый долг, или натравить на его магазин министерских бюрократов, или растоптать в «Ежедневном пророке». А превосходства самого могущественного волшебника в мире никто не чувствует, ибо все знают, что он, — губы профессора Квиррелла скривились, — герой из легенд, до неприличия скромный и ни при каких обстоятельствах не опускающийся до мести. **Скажи, мальчик, ты хоть раз видел драму, где герой перед тем, как согласится спасать страну, требует золота хотя бы в размере адвокатского гонорара?

— Вообще-то, в магловских произведениях таких героев очень много. Сразу приходит на ум Хан Соло…

— Что ж, в магической драме так не бывает. Там все герои скромны, как Дамблдор. У волшебников драма — это фантазия о могущественном рабе, который никогда по-настоящему не возвысится, никогда не потребует уважения к себе, никогда даже не попросит ему заплатить. Теперь ты понимаешь?

— Кажется... да, — ответил Гарри. Фродо и Сэмиус из «Властелина Колец», судя по всему, соответствовали архетипу героя, в котором совершенно никто не видит угрозу. — И вы хотите сказать, что именно так люди и думают о Дамблдоре? Не верю, что ученики Хогвартса считают его хоббитом.

— В Хогвартсе Дамблдор всё-таки наказывает за кое-какие выпады против его власти, и потому в некоторой степени его боятся — впрочем, ученики всё равно спокойно насмехаются над ним, и не только шёпотом. За пределами этого замка над Дамблдором глумятся, его начали называть безумцем, а он, как дурак, подыгрывает таким разговорам. Стоит принять роль спасителя из пьес, и люди увидят в тебе раба, которым они вправе распоряжаться, и кого они могут с наслаждением критиковать, ибо это привилегия господ — сидеть и давать ценные указания, пока рабы трудятся. Лишь у древних греков, в легендах, что сложены во времена, когда люди ещё не погрязли столь глубоко в своих заблуждениях, можно увидеть достойных героев. Гектор, Эней — эти герои сохраняли своё право на мщение тем, кто оскорблял их, они могли требовать золото и драгоценные камни в уплату за службу, и никто не думал их этим попрекать. И если бы Лорд Волдеморт завоевал Британию, он мог бы снизойти и по случаю победы продемонстрировать своё благородство. Никто бы не принял его добрую волю как должное, и никто бы не посмел сказать ему слова поперёк, если бы его деяния пришлись не по вкусу. Победив, он бы завоевал истинное уважение. В тот день в Министерстве я осознал, что, завидуя Дамблдору, я был таким же глупцом, как и он. Я осознал, что с самого начала пошёл по неверному пути. Ты и сам свободно порицал Дамблдора и не смел так же свободно порицать меня. Готов поспорить, что так было даже в твоих мыслях, ибо тут затронуты глубокие инстинкты. Ты знал, что насмешка над сильным и мстительным профессором Квирреллом может дорого тебе обойтись, а неуважение к слабому и безвредному Дамблдору сойдёт тебе с рук.

— Спасибо вам, профессор Квиррелл, — выдавил Гарри сквозь боль, — за этот ценный урок. Вы правы насчёт того, как работал мой разум.

Впрочем, вероятно, память Тома Риддла тоже имеет какое-то отношение к тому, что иногда он срывался на Дамблдора без серьёзной причины. С профессором МакГонагалл Гарри себя так не вёл… однако, надо заметить, что та могла снять баллы с Когтеврана, и от неё не исходила такая же аура терпимости, как от Дамблдора… Нет, профессор Квиррелл всё равно прав, Гарри проявлял бы больше уважения даже в мыслях, если бы ему не казалось, что не уважать Дамблдора безопасно.

Значит, вот какими были Дэвид Монро и Лорд Волдеморт…

Но ответа на самый загадочный вопрос Гарри так и не получил, и он не был уверен, что ему следует этот вопрос задавать. Если каким-то образом Лорд Волдеморт умудрился не подумать об этом, и за девять лет раздумий профессор Квиррелл тоже об этом не подумал, то, возможно, мудрее промолчать… Хотя, быть может, и нет — агония Войны Волшебников не принесла блага Британии.

Гарри решился.

— Кое-что постоянно сбивало меня с толку. Почему Война Волшебников длилась так долго? В смысле, может, я недооцениваю сложности, с которыми столкнулся Лорд Волдеморт…

— Ты хочешь знать, почему я не подчинил Империусом каких-нибудь сильных волшебников, которые и сами могли подчинять Империусом других, не сразил самых сильных волшебников, которые могли бы устоять против моего Империуса, и не захватил Министерство где-то, скажем, дня за три.

Гарри молча кивнул.

Некоторое время профессор Квиррелл с задумчивым видом кусочек за кусочком бросал в котёл мелко нарезанную траву. Если Гарри помнил правильно, этот ингредиент нужно было добавить после выполнения примерно четырёх пятых рецепта.

— Услышав от Снейпа пророчество Трелони, — наконец заговорил профессор, — я принялся размышлять о прошлом и о будущем и сам задумался над этим вопросом. Если бы меня в те годы спросили, почему бы мне просто не воспользоваться Империусом, я бы ответил, что, прежде чем я обращу взор на другие страны, мне нужно, чтобы все увидели, как я правлю, как я в открытую распоряжаюсь министерскими бюрократами. Я бы заметил, что быстрая и тихая победа может повлечь трудности в дальнейшем. Я бы заметил, что Дамблдор и его великолепное умение обороняться — это серьёзное препятствие. И привёл бы схожие оправдания для любого другого быстрого пути к победе. Почему-то для перехода к решающей фазе действий никогда не наступал нужный момент. Всегда находилось что-нибудь, что следует сделать раньше. Затем я услышал пророчество и понял, что момент настал, что само Время обратило на меня внимание. Понял, что медлить больше нельзя. Я оглянулся на прошлое и осознал, что я вот таким образом откладывал решающие действия уже годами. Думаю… — какие-то кусочки травы до сих пор падали с его руки, но, похоже, профессор Квиррелл не обращал на это внимание, — когда под светом звёзд я размышлял о своём прошлом, я решил, что слишком привык играть против Дамлблдора. Он умён, он искренне старался быть хитрым, он не ждал, пока я ударю, а сам удивлял меня. Его странные ходы срабатывали причудливым и непредсказуемым образом. Оглядываясь назад, я понимаю, что Дамблдора можно было уничтожить множеством достаточно очевидных способов. Но, думаю, какая-то часть меня не хотела снова раскладывать пасьянс вместо игры в шахматы. Только перспектива создать ещё одного Тома Риддла, противника более достойного, чем Дамблдор, заставила меня задуматься об окончании войны. Да, теперь это звучит по-идиотски, но иногда наши эмоции глупее, чем мы готовы признать. Я ни за что бы не стал вести себя так умышленно. Это нарушало бы правила девять, шестнадцать, двадцать и двадцать два, и какое бы там удовольствие я ни получал, это было бы слишком. Но я постоянно решал, что нужно ещё кое-что сделать, нужно набрать ещё больше сил, что я просто обязан поставить ещё одну фигуру на нужное место, и только после этого я смогу оставить развлечения и перейти к гораздо более утомительному правлению Британией… Что ж, даже я не застрахован от подобных ошибок, если не понимаю, что совершаю их.

И в этот миг Гарри понял, что произойдёт в конце, когда они добудут Философский Камень.

В конце профессор Квиррелл его убьёт.

Профессор Квиррелл не хочет убивать его. Вероятно, Гарри — единственный человек в мире, против которого профессор Квиррелл не смог бы использовать Смертельное проклятие. Но по какой-то причине профессор Квиррелл считает, что должен убить Гарри.

Именно поэтому профессор Квиррелл решил, что необходимо долго варить зелье сияния. Именно поэтому профессор Квиррелл так легко согласился ответить на эти вопросы, наконец рассказать о своей жизни кому-то, кто в состоянии его понять. Точно таким же образом Лорд Волдеморт оттягивал конец Войны Волшебников, чтобы подольше поиграть против Дамблдора.

Гарри не мог точно вспомнить, какими словами профессор Квиррелл ранее говорил, что он не будет убивать Гарри. Ничего прямолинейного вроде «Я совершенно никоим образом не собираюсь тебя убивать, если только ты своими действиями не принудишь меня к этому, выкинув какую-нибудь глупость». Гарри и сам не хотел требовать подобного обещания и настаивать на строгих формулировках, поскольку понимал, что ему нужно будет нейтрализовать Лорда Волдеморта, и боялся, что, если они попытаются обменяться действительно обязывающими обещаниями, строгие формулировки выдадут его намерения. Так что наверняка в обещаниях профессора были лазейки.

Осознание возможной скорой гибели не вызвало серьёзного потрясения. Оно лишь напомнило, что следует поторапливаться. Какая-то часть Гарри и раньше это понимала и лишь ждала повода, чтобы представить разуму на рассмотрение. За время разговора прозвучало очень много всего, и профессор Квиррелл не стал бы рассказывать такие подробности человеку, которому отведено прожить больше, чем несколько часов. Чудовищное одиночество, о котором рассказывал профессор Квиррелл, могло объяснить, почему он решил нарушить свои правила и рассказать всё это Гарри — при условии, что Гарри скоро умрёт. А мир, вообще-то, не похож на пьесы, где злодей, раскрывший свои планы, всегда терпит неудачу при последующей попытке убить героя. Но смерть Гарри определённо присутствует где-то в будущих планах профессора.

Гарри сглотнул и попытался успокоить дыхание. Профессор Квиррелл только что добавил в зелье сияния несколько волосков из лошадиной гривы, и, если Гарри не изменяла память, это означало, что зелье почти готово. К тому же в куче осталось уже не так много колокольчиков.

Вероятно, с учётом сложившихся обстоятельств, стоило прекратить так уж сильно беспокоиться о риске и вести разговор более активно.

— Если я укажу на одну из ошибок Лорда Волдеморта, накажет ли он меня за это?

Профессор Квиррелл приподнял брови.

— Нет, если ошибка действительно была. Я бы не советовал читать мне морали. Но я не казню ни носителя дурных вестей, ни подчинённого, который искренне пытается указать на проблему. Даже в роли Лорда Волдеморта я был не в состоянии опуститься до подобной тупости. Конечно, встречались глупцы, которые принимали моё поведение за слабость и пытались самоутвердиться, принижая меня своими публичными наставлениями. Они считали свои поучения критикой, которую я обязан терпеть, — профессор Квиррелл улыбнулся своим воспоминаниям. — Пожиратели Смерти становились только лучше без таких умников, и я не советую тебе повторять подобную ошибку.

Гарри кивнул, холодок пробежал по его спине.

— Э-э, когда вы рассказали мне о том, что произошло в Годриковой лощине в ночь на Хэллоуин, я имею в виду, в 1981 году, гм… Я понял, что в ваших рассуждениях есть ещё один пробел. Вы могли избежать провала. Но, м-м, мне кажется, что у вас есть «слепое пятно», один класс стратегий вы просто не рассматриваете, даже не замечаете их впоследствии…

— Надеюсь, ты не собираешься сказать какую-нибудь глупость, вроде «попробуйте не убивать людей», — сказал профессор Квиррелл. — В этом случае я несколько огорчусь.

— С-сис-стема ценнос-стей не при чём. Ес-сть нас-стоящ-щая ош-шибка в контекс-сте ваш-ших замыс-слов. Вы накажете меня, ес-сли я с-сыграю роль учителя и дам вам урок? Или ес-сли ош-шибка прос-стая и очевидная и вы почувс-ствуете с-себя глупо?

— Нет, — прошипел профессор Квиррелл. — Нет, ес-сли урок с-стоящ-щий.

Гарри сглотнул.

— Э-э. Почему вы не проверили вашу систему крестражей до того, как она вам реально потребовалась?

— Проверил? — возмущённым тоном переспросил профессор Квиррелл. Он оторвал взгляд от готовящегося зелья. — В каком смысле, «проверил»?

— Почему вы не проверили, что ваша система крестражей работает правильно, до того, как она вам понадобилась на Хэллоуин?

Профессор Квиррелл сказал с отвращением:

— Это абсурд… Я не хотел умирать, мистер Поттер, а это был единственный способ проверить моё великое творение! Какой смысл мне было рисковать своей жизнью раньше срока? Чем бы мне это помогло?

Гарри сглотнул появившийся в горле ком:

— С-сущ-ществовал с-спос-соб проверить заклинание Крес-стража, не умирая. Это важный урок. Теперь вы понимаете?

— Нет, — помолчав, ответил профессор Квиррелл.

Он аккуратно растёр один из оставшихся цветков колокольчика с прядью длинных светлых волос и затем бросил в зелье, которое сейчас радостно бурлило. На столе осталось лишь два колокольчика.

— И я надеюсь, что в твоём уроке есть смысл, ради твоего же блага.

— Предположим, профессор, я выучил улучшенное заклинание Крестража и хочу его использовать. Как я поступлю?

Профессор Квиррелл немедленно ответил:

— Ты найдёшь кого-нибудь, чей моральный облик вызывает у тебя отвращение и чья смерть, как ты сможешь себя убедить, спасёт чужие жизни, и убьёшь его, чтобы создать крестраж.

— А затем?

— Сделаешь ещё крестражи, — ответил профессор Защиты.

Он поднял со стола банку с чем-то похожим на чешую дракона.

— До этого, — сказал Гарри.

Немного погодя, профессор Защиты тряхнул головой.

— Я всё равно не понимаю. Прекращай эту игру и скажи.

— Я бы создал крестражи для моих друзей. Если бы в целом мире был хотя бы один человек, о котором вы бы по настоящему заботились, хотя бы один человек, который придавал бы смысл вашему бессмертию, кто-то, с кем бы вы хотели прожить вместе вечность… — Гарри закашлялся. — В этом случае… В этом случае идея создать крестраж для кого-то ещё не оказалась бы для вас настолько контринтуитивной, — Гарри часто заморгал. — Вы не замечаете стратегий, в которых нужно делать добро для других, не замечаете настолько, что это мешает вам достигать ваших собственных эгоистичных целей. Вы думаете… что это не в вашем стиле. И эта… часть вашего представления о себе… стоила вам девяти лет.

Профессор защиты с помощью пипетки добавлял по капле масло мяты в котел.

— Да… — произнёс он медленно. — Я понял. Мне следовало обучить Рабастана улучшенному ритуалу крестража и заставить его проверить моё изобретение. Да, теперь я понимаю, что это совершенно очевидно. Если уж на то пошло, я мог бы приказать Рабастану попробовать записать свою личность в какого-нибудь младенца и посмотреть, что получится. И только потом отправиться в Годрикову Лощину создавать тебя, — профессор Квиррелл изумлённо покачал головой. — Что ж. Я рад, что понял это только сейчас, а не десять лет назад. У меня и так было достаточно причин, чтобы корить себя.

— Вы не замечаете хороших способов делать то, что хотите сделать, — Гарри почувствовал, что почти кричит от отчаяния. — Даже если добрая стратегия более эффективна, вы её не видите, потому что вы считаете, что вы не можете быть хорошим!

— Справедливое наблюдение, — сказал профессор Квиррелл. — Более того, теперь, когда ты мне на это указал, я сразу же придумал несколько хороших вещей, которые я могу сделать прямо сегодня для достижения своих целей.

Гарри уставился на него.

Профессор Квиррелл улыбался:

— Вы преподали мне хороший урок, мистер Поттер. Отныне и до тех пор, пока я не найду здесь подвоха, я собираюсь прилежно отслеживать хитрые стратегии, которые включают совершение добрых поступков в отношении других людей. Возможно, пойду и попрактикуюсь в добрых делах, пока мой разум не свыкнется с этим.

По спине Гарри пробежал холодок.

Судя по всему, профессор Квиррелл сказал это без малейшего колебания.

Лорд Волдеморт был абсолютно уверен, что ничто и никогда не сможет его исправить. И это его совершенно не пугало.

Предпоследний цветок колокольчика медленно погрузился в зелье.

— Есть ли у тебя ещё ценные уроки для лорда Волдеморта, мальчик? — спросил профессор Квиррелл.

Он поднял взгляд от зелья и улыбнулся, словно знал в точности, о чём Гарри думает.

— Да, — голос Гарри почти дрогнул. — Если ваша цель — обрести счастье, то, совершая добрые дела для других, вы получите больше удовольствия, чем совершая их для себя...

— Ты в самом деле решил, что я никогда об этом не задумывался? — улыбка исчезла с лица профессора. — Ты думаешь, я дурак? Закончив Хогвартс, я странствовал по миру многие годы, прежде чем вернулся в Британию уже Лордом Волдемортом. Я сыграл столько ролей, что мне наскучило их считать. Ты думаешь, я никогда не пробовал сыграть героя, просто чтобы почувствовать, что это такое? Ты не слышал имени Александра Чернышова? Под этим именем я отыскал безнадёжную дыру, где правил один Тёмный Волшебник, и освободил её несчастных обитателей от оков. Они рыдали от благодарности. Я ничего особенного не почувствовал. Я остался там и убил следующих пятерых Тёмных Волшебников, которые пытались захватить это место. Я тратил свои собственные галлеоны — ну, не мои собственные галлеоны, но в данном случае это не важно — чтобы облагородить их маленькую страну и привнести туда какое-то подобие порядка. Они ещё больше пресмыкались предо мной и называли каждого третьего младенца Александром. Я всё равно ничего не чувствовал. Поэтому я мысленно кивнул, отметил, что честно попробовал побыть героем, и пошёл своей дорогой.

— Неужели вы были счастливы в роли Лорда Волдеморта? — голос Гарри едва не срывался на крик.

Профессор Квиррелл помедлил, затем пожал плечами.

— Как я понимаю, ты и так знаешь ответ.

— Тогда зачем?! Зачем быть Волдемортом, если это всё равно не приносит вам счастья?! — голос Гарри сорвался. — Я — это вы, я создан на вашей основе, и я точно знаю, что профессор Квиррелл — это не просто маска! Я точно знаю, что он — это тот, кем вы могли бы быть! Почему бы вам им не остаться? Снимите своё проклятье с должности профессора Защиты и просто оставайтесь здесь! Воспользуйтесь Философским Камнем, чтобы принять облик Дэвида Монро, и отпустите на свободу настоящего Квиринуса Квиррелла. Если вы скажете, что не будете больше убивать людей, я поклянусь не говорить никому, кто вы на самом деле, просто будьте профессором Квирреллом всегда! Ваши ученики будут ценить вас, как студенты моего отца ценят его...

Профессор Квиррелл усмехнулся, продолжая помешивать зелье.

— Мальчик, в магической Британии живут примерно пятнадцать тысяч волшебников. Когда-то их было больше. Они боятся называть моё имя, и у них есть на это причины. Ты простишь меня, потому что тебе понравились мои уроки Боевой магии?

Поддерживаю, — заявил внутренний пуффендуец. — Действительно, что за бред?

Гарри весь дрожал, но по-прежнему не сводил глаз с профессора.

— Не мне прощать вас за всё то, что вы сделали. Но это лучше ещё одной войны.

— Ха, — ответил профессор Защиты. — Если тебе удастся найти Маховик Времени, который отправляет назад на сорок лет и может менять историю, позаботься сказать это Дамблдору до того, как он откажет Тому Риддлу в должности профессора Защиты. Но увы, боюсь, профессор Риддл был бы недолго счастлив в Хогвартсе.

— Но почему?!

— Потому что меня всё равно бы окружали идиоты, а я не мог бы их убивать, — спокойно ответил профессор Квирррелл. — Убивать идиотов — одна из главных радостей в моей жизни, и я бы предпочёл, чтобы ты не отзывался об этом занятии дурно, пока сам не попробуешь.

— Наверняка есть хоть какое-нибудь занятие, которое принесло бы вам больше счастья, — голос Гарри опять сорвался. — Обязано быть.

— Почему? — спросил профессор Квиррелл. — Это какой-то научный закон, с которым я пока не сталкивался? Поведай мне о нём.

Гарри открыл рот, но не смог подобрать слов. Должно быть что-то, просто обязано, и ему нужно просто найти правильные слова...

— И ты тоже, — продолжил профессор Квиррелл, — не имеешь права говорить о счастье. Ты и сам не ставишь счастье выше всего на свете. Ты с этим определился в начале, в самом начале этого года, когда Распределяющая шляпа предложила тебе Пуффендуй. Мне она предлагала то же самое, и я отказался, так же, как и ты. Я — Том Риддл, и ты — Том Риддл, к чему лишние слова?

Профессор Защиты опять повернулся к котлу.

Гарри не успел придумать, что ответить. Профессор Квиррелл уронил в котёл последний колокольчик, и оттуда вырвалась стайка светящихся пузырьков.

— Полагаю, здесь мы закончили, — сказал профессор Защиты. — Если у тебя есть ещё вопросы, с ними придётся подождать.

Гарри неловко встал на ноги. Профессор Квиррелл поднял котёл и вылил на фиолетовый огонь у двери удивительно огромное количество сияющей жидкости — больше, чем могло бы поместиться в дюжине таких котлов.

Фиолетовый огонь потух.

— А теперь — к Зеркалу, — объявил Профессор. Он достал Мантию Невидимости и пролевитировал её к ногам Гарри.