Глава 17. Выбор гипотезы

Ты всегда был Дж. К. Роулинг


Историческая справка:

В римском календаре идами назывался день в середине месяца. В марте, мае, июле и октябре иды приходились на пятнадцатое число, в остальных месяцах - на тринадцатое.


* * *


«Начинаешь видеть истинное устройство мира, чувствовать его ритм».


Четверг.

7:24 утра, если быть точным.

В руках Гарри покоился учебник, а сам он сидел на постели.

Ему только что пришла в голову идея поистине блестящего эксперимента.

Конечно, завтракать придётся на час позже, но не зря же у него были шоколадные батончики. Эксперимент нужно провести незамедлительно.

Гарри отложил книгу, соскочил с кровати, подошёл к сундуку, открыл отсек, ведущий в подвал, спустился и начал передвигать ящики с книгами. Конечно, стоило уже давно всё распаковать, но он отставал в соревновании с Гермионой, так что времени катастрофически не хватало.

Гарри нашёл нужную книгу и быстро взобрался назад по лестнице.

Остальные мальчики уже проснулись и собирались идти на завтрак.

Гарри просмотрел оглавление, нашёл список первых десяти тысяч простых чисел, открыл нужную страницу и протянул книгу Энтони Голдштейну:

— Ты не мог бы мне помочь? Выбери два трёхзначных числа из этого списка. Только не говори какие. Перемножь их между собой и скажи результат. А! И, пожалуйста, перепроверь. Даже не представляю, что случится со мной или со вселенной, если ты ошибёшься.

Поведение собеседника говорило многое о жизни когтевранцев в эти дни — ведь Энтони и бровью не повёл и даже не спросил что-нибудь в духе: «Ты свихнулся?», или «Как-то странно. А зачем тебе?», или «Что значит — не представляешь, что случится со вселенной?».

Вместо этого Энтони молча взял книгу, достал пергамент и перо. Гарри отвернулся и зажмурился, чтобы точно ничего не увидеть. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, держа наготове блокнот и механический карандаш.

— Готово, — сказал Энтони. — Сто восемьдесят одна тысяча четыреста двадцать девять.

Гарри тут же записал 181 429 и повторил число вслух, а Энтони подтвердил, что ошибки нет.

Затем Гарри бегом спустился на нижний этаж сундука, посмотрел на часы (они показывали 4:28, то есть сейчас было 7:28) и закрыл глаза.

Через полминуты он услышал звук шагов и шум закрывающейся крышки сундука. (Гарри не боялся задохнуться. Если покупаешь действительно хороший сундук, то в придачу получаешь чары свежего воздуха. Замечательная штука — магия: можно смело забыть о счетах за электричество.)

Когда Гарри открыл глаза, он, как и надеялся, увидел на полу сложенный листок — подарок от будущего себя.

Назовём его «Бумажка-2».

Гарри вырвал лист из блокнота.

Назовём его «Бумажка-1». Конечно, это тот же лист бумаги. Если присмотреться, то можно увидеть, что оторванные концы идеально совпадают.

Гарри мысленно представил алгоритм, по которому собирался действовать дальше.

Если он развернет Бумажку-2 и она окажется чистой, он напишет «101 ? 101» на Бумажке-1, свернёт её, час позанимается, вернётся назад во времени, положит Бумажку-1 (которая станет Бумажкой-2) в сундук, выйдет из него и присоединится к однокурсникам за завтраком.

Если Гарри развернёт Бумажку-2 и на ней будут написаны два числа, он их перемножит. Если в результате получится 181 429, Гарри перепишет числа с Бумажки-2 на Бумажку-1 и отправит её в прошлое. Если же нет, Гарри прибавит двойку к числу, написанному справа, и запишет новую пару чисел на Бумажке-1. Только если не получится больше 997: тогда Гарри прибавит двойку к числу слева, а справа запишет «101».

Если на Бумажке-2 будет написано «997 ? 997», то он оставит Бумажку-1 чистой.

Таким образом, единственной стабильной временной петлёй будет та, в которой на Бумажке-2 записаны два простых множителя числа 181 429.

Если план сработает, Гарри сможет использовать данный алгоритм для получения любого ответа, который легко проверить, но сложно найти. Он не только докажет, что при наличии Маховика времени P = NP, — нет, это лишь частный случай всех задач, которые можно решить с помощью такой уловки. Гарри сможет вычислять с её помощью комбинации кодовых замков и любые пароли. Он даже сможет найти вход в Тайную Комнату Слизерина, если придумает систематический способ описания её местоположения в Хогвартсе. Блестящая махинация даже по меркам Гарри.

С трудом сдерживая волнение, Гарри поднял Бумажку-2, развернул её и увидел неровно написанные слова:

НЕ ШУТИ СО ВРЕМЕНЕМ

Дрожащей рукой Гарри вывел «НЕ ШУТИ СО ВРЕМЕНЕМ» на Бумажке-1, аккуратно её сложил и решил не проводить поистине блестящих экспериментов со Временем хотя бы до пятнадцати лет.

Более пугающих результатов, наверно, не получал никто за всю историю экспериментальной науки.

Только час спустя Гарри хоть как-то смог сосредоточиться на учебнике.

Так начался его четверг.


* * *


Четверг.

15.32, если быть точным.

Гарри и все остальные мальчишки-первокурсники собрались на поляне вместе с мадам Хуч. Рядом с каждым на траве лежало по метле. У девочек этот урок проходил отдельно. По каким-то причинам они не хотели учиться полётам при мальчиках.

Гарри всё ещё не смог полностью оправиться после утреннего происшествия. Его продолжал терзать вопрос: каким образом из множества стабильных временных петель была выбрана именно эта?

А ещё: метла? В самом деле? Ему что, и правда придётся летать на чём-то похожем на отрезок прямой линии? На объекте, чуть более удобном для сидения, чем крошечный камешек? Да кто только сообразил использовать их в качестве летательных средств, исключив все прочие варианты? В первый раз услышав про мётлы, Гарри понадеялся, что это просто фигура речи, но нет — сейчас перед ними лежали предметы, которые можно было описать только одним образом — обычные деревянные мётлы, какими метут пол на кухне. Скорее всего, человек, придумавший это, просто застрял на идее с мётлами и не смог переключиться на что-то другое. Наверняка так и было. Не может же быть, чтобы, начиная с чистого листа разработку удобного летающего устройства, кто-то в итоге получил приспособление для уборки помещений.

На дворе стоял погожий денёк. В ясном голубом небе ярко сияло солнце, словно специально настроенное ослепить всякого, кто посмеет подняться в воздух. А под ногами была сухая, прогретая и почему-то казавшаяся сейчас очень, очень твёрдой земля.

Гарри неустанно напоминал себе, что это занятие для всех учеников, а значит оно наверняка рассчитано даже на самых недалёких из них.

— Вытяните правую руку над метлой, или левую, если вы — левша, — скомандовала мадам Хуч, — и скажите ВВЕРХ!

— ВВЕРХ! — крикнули все.

Метла Гарри сразу же легла ему в руку.

Что, в кои-то веки, вывело его вперёд всего класса. Похоже, правильно сказать «ВВЕРХ!» сложнее, чем кажется на первый взгляд — большая часть мётел каталась по земле или уворачивалась от незадачливых наездников.

(Гарри был готов спорить на деньги, что Гермиона, у которой занятия по полётам прошли сегодня чуть раньше, справилась не хуже. Не может быть, чтобы у него что-то получилось с первого раза быстрее, чем у неё, и если вдруг выяснится, что исключением из правила стало катание на метле, а не какое-нибудь интеллектуальное занятие… уж лучше смерть.)

Когда, наконец, все научились призывать мётлы, мадам Хуч показала, как именно нужно на них садиться, и прошлась по полю, поправляя стойку и захват рук. Видимо, даже тех детей, которым позволяли летать дома, никто не учил делать это правильно.

Окинув орлиным взором своих подопечных, мадам Хуч кивнула:

— А теперь, когда я дам свисток, как следует оттолкнитесь от земли.

Гарри сглотнул, пытаясь совладать с подступающей тошнотой.

— Держите мётлы крепко, поднимитесь на несколько футов, а потом обратно вниз, слегка наклонив метлу. По моему свистку — три… два…

Одна из мётел взметнулась к небу под аккомпанемент детского вопля, но не радости, а ужаса. Поднимаясь всё выше, мальчик вращался так быстро, что узнать его белое от страха лицо было невозможно…

Как в замедленной съёмке, Гарри соскочил с метлы, на ходу пытаясь вытащить палочку. Он сам не понимал, что будет с ней делать. Он побывал только на двух уроках Чар, и, хоть на последнем они и изучали заклинание левитации, у Гарри оно получалось только один раз из трёх и он уж точно не мог левитировать людей…

Если во мне есть хоть какая-то скрытая сила, давай проявляйся НЕМЕДЛЕННО!

— Вернись, парень! — прокричала вслед мальчику мадам Хуч (самый, кстати, бесполезный совет в мире по укрощению взбесившейся метлы, особенно от инструктора по полётам; полностью автономная часть мозга Гарри тут же внесла мадам Хуч в список известных ему идиотов).

Метла взбрыкнула и сбросила наездника. Сперва его падение казалось очень медленным.

— Вингардиум левиоса! — заорал Гарри.

Заклинание не сработало — он это почувствовал.

БАМ — глухой неприятный хруст, и вот мальчик лежит на траве, скорчившись, лицом вниз.

Гарри спрятал палочку и на всех парах рванул к раненому. Затормозив перед ним одновременно с мадам Хуч, Гарри потянулся в кошель и попытался вспомнить название… без разницы, достаточно сказать: «Аптечка!» — и вот она уже в руке, и…

— Сломано запястье, — заключила мадам Хуч. — Успокойся, у него всего лишь сломано запястье.

Словно что-то щёлкнуло в мозгу Гарри, выключая Режим Паники.

Перед ним лежал открытый Набор Целителя Плюс, а в руке он держал заполненный жидким огнём шприц, который смог бы спасти мозг пострадавшего от кислородного голодания даже при сломанной шее.

Гарри судорожно перевёл дыхание, но сердце стучало так громко, что он сам себя слышал с трудом.

— Перелом кости… значит… Гипсующая нить?..

— Это только для экстренных случаев, — оборвала мадам Хуч. — Убери, с ним всё будет хорошо. — Она склонилась над пострадавшим, протягивая ему руку. — Ну-ка, давай, парень, — всё в порядке. Давай, поднимайся.

— Вы что, хотите его снова посадить на метлу? — ужаснулся Гарри.

— Нет, конечно! — мадам Хуч недовольно посмотрела на него и за здоровую руку поставила мальчика на ноги.

Гарри с удивлением узнал в нём Невилла Лонгботтома: и как ему удаётся постоянно влипать в истории?

Профессор Хуч развернулась к наблюдавшим ученикам:

— Чтоб никто из вас не двигался, пока я отвожу этого мальчика в лазарет! К мётлам даже не прикасайтесь, иначе вылетите из Хогвартса раньше, чем успеете сказать «квиддич». Давай, дорогой.

Невилл, весь в слезах, заковылял прочь, прижимая запястье и опираясь на мадам Хуч.

Как только они отошли достаточно далеко, чтобы профессор ничего не могла услышать, один из слизеринцев расхохотался. Остальные тут же подхватили.

Гарри повернулся к ним: самое время запомнить несколько физиономий.

Драко в компании мистера Крэбба и мистера Гойла направлялись к нему. На лице мистера Крэбба улыбка отсутствовала, а у мистера Гойла была явно фальшивой. Драко же сохранял бесстрастный вид, хотя уголки его губ периодически подрагивали, из чего Гарри сделал вывод, что Драко находил случившееся весьма забавным, но не видел никакой практической выгоды в том, чтобы смеяться сейчас, а не позднее в слизеринских подземельях.

— Ну, Поттер, — тихо сказал Драко. Он так и не достиг полного контроля над своим лицом. — На заметку — если пытаешься воспользоваться подходящим случаем, чтобы продемонстрировать лидерские качества, то лучше делать вид, будто ты полностью контролируешь ситуацию, а не, к примеру, впадать в панику. — Мистер Гойл захихикал, и Драко метнул в него недовольный взгляд. — Но, похоже, твоё выступление не было полностью провальным. Помочь тебе сложить аптечку?

Гарри отвернулся к набору целителя, чтобы Драко не видел выражение его лица.

— Думаю, я справлюсь, — сказал Гарри. Он положил шприц на место, клацнул защёлками и выпрямился.

Пока Гарри скармливал аптечку кошелю, к нему успел подойти Эрни Макмиллан.

— Спасибо тебе, Гарри Поттер, от лица всего Пуффендуя, — официальным тоном начал Эрни, — это была хорошая попытка и хорошая идея.

— Ага, хорошая идея, — протянул Драко, — почему же пуффендуйцы не достали свои палочки? Может, если бы вы попробовали левитировать его все вместе, вместо одного Поттера, у вас бы получилось. Я полагал, что пуффендуйцы — дружные ребята.

Эрни, похоже, не знал, то ли ему рассердиться, то ли умереть от стыда.

— Мы не успели подумать об этом.

— Ах, вот оно что, — сказал Драко. — Похоже, гораздо полезней водить дружбу с одним когтевранцем, чем со всем Пуффендуем.

О чёрт, и как Гарри разрулить эту ситуацию…

— Твоя помощь не нужна, — мягко заметил Гарри. Лишь бы Драко догадался интерпретировать это как «Ты путаешь мне карты, заткнись, пожалуйста».

— Эй, а это что? — сказал мистер Гойл. Он примял ногой траву и поднял стеклянный шар размером с теннисный мяч, внутри которого клубился белый туман.

Эрни моргнул:

— Напоминалка Невилла!

— Что такое напоминалка? — спросил Гарри.

— Становится красной, когда забываешь о чём-то, — пояснил Эрни. — Правда, не сообщает, о чём именно. Пожалуйста, отдай её мне, я передам Невиллу.

Эрни протянул руку.

Мистер Гойл внезапно ухмыльнулся, развернулся и побежал. Эрни на мгновение удивлённо застыл, потом крикнул «Эй!» и устремился вдогонку. Мистер Гойл добрался до метлы, одним ловким движением запрыгнул на неё и взлетел.

У Гарри отвисла челюсть. Разве мадам Хуч не обещала за такое исключить из школы?

— Что за идиот! — прошипел Драко и открыл было рот, чтобы крикнуть…

— Слышь! — крикнул Эрни. — Это вещь Невилла! Отдай!

Слизеринцы аплодировали и улюлюкали.

Драко захлопнул рот. Гарри заметил тень нерешительности на его лице.

— Драко, — зашептал Гарри, — если ты не прикажешь этому идиоту вернуться на землю, то учитель, вернувшись…

— Попробуй достань его, пуффендундель! — заорал мистер Гойл, чем заслужил ещё больше аплодисментов от слизеринцев.

— Я не могу, — прошептал в ответ Драко, — слизеринцы подумают, что я слабак!

— Если мистера Гойла исключат, — зашипел Гарри, — твой отец подумает, что ты — кретин!

Лицо Драко исказилось в агонии.

И тут…

— Эй, слизерслюнь, — закричал Эрни, — тебе что, не говорили, что пуффендуйцы друг за друга горой? Пуффендуй, к оружию!

Внезапно в сторону мистера Гойла оказалось направлено множество палочек.

Тремя секундами позже…

— К оружию, Слизерин! — одновременно сказали пятеро слизеринцев.

Теперь уже в сторону пуффендуйцев смотрел целый лес палочек.

Двумя секундами позже…

— К оружию, Гриффиндор!

— Поттер, сделай что-нибудь! — отчаянно шептал Драко. — Я не могу остановить их, это должен сделать ты! Ты же гений, придумай что-нибудь! Потом сочтёмся.

Гарри понял, что примерно через пять с половиной секунд кто-то наколдует Шумерский простой удар, и после процедуры отчисления на всём курсе мальчики останутся только в Когтевране.

— К оружию, Когтевран! — выкрикнул Майкл Корнер. Ему явно не хватало приключений на свою голову.

— ГРЕГОРИ ГОЙЛ! — завопил Гарри. — Я вызываю тебя на состязание за право обладания напоминалкой Невилла!

Внезапно стало тихо.

— Да неужто? — отозвался Драко. Гарри не знал, что растягивать слова можно так громко. — Звучит интересно. Что за состязание, Поттер?

Эм-м…

«Состязание» — это, собственно, всё, что Гарри успел придумать. А вот какое именно? Нельзя сказать «шахматы» — слизеринцы не поймут, если Драко на такое согласится. Но и «армрестлинг» тоже не подходит: мистер Гойл раздавит его как букашку…

— Как вам такое, — громко начал Гарри. — Мы с Грегори Гойлом становимся на отдалении друг от друга и больше не двигаемся с места. Никому другому к нам подходить тоже нельзя. Пользоваться волшебными палочками запрещено. И если я сумею завладеть напоминалкой Невилла, Грегори Гойл откажется от напоминалки, которую держит в руке, и передаст её мне.

Снова стало тихо, облегчение на лицах учеников сменялось недоумением.

— Гарри Поттер! — громко сказал Драко. — Не откажусь посмотреть, как ты такое провернёшь! Мистер Гойл согласен!

— Так приступим! — провозгласил Гарри.

— Поттер, ты чего задумал? — прошептал Драко, причём сделал это не шевеля губами.

Гарри так не умел и поэтому промолчал.

Ученики вокруг убирали палочки, а сконфуженный мистер Гойл медленно опустился на землю. Несколько пуффендуйцев рванулись было к нему, но Гарри отчаянно-умоляющим взглядом остановил их.

Гарри двинулся к мистеру Гойлу и остановился в нескольких шагах от него, достаточно далеко, чтобы они не могли дотянуться друг до друга.

Гарри медленно убрал палочку.

Остальные попятились.

Гарри сглотнул. Он знал в общих чертах, что он хотел сделать, но всё должно было произойти таким образом, чтобы никто не понял, что он сделал…

— Ладно, — громко сказал Гарри, — а теперь…

Он сделал глубокий вдох и, подняв руку, сложил пальцы для щелчка. Те, кто были в курсе истории с пирогами, то есть практически все, ахнули.

— Именем безумия Хогвартса! Славно-славно, трам-бабам, плюх-плюх-плюх! — и Гарри щёлкнул пальцами.

Многие дёрнулись, пытаясь уклониться.

И ничего не произошло.

Гарри позволил тишине длиться, ожидая…

— Эм, — сказал кто-то, — и чего?

Гарри повернулся к самому нетерпеливому:

— Посмотри перед собой. Видишь участок земли, на котором нет травы?

— Ну да, — ответил мальчик, гриффиндорец (Дин-как-его-там).

— Копай.

Все присутствующие непонимающе посмотрели на Гарри.

— Э-э, зачем? — спросил Дин-как-его-там.

— Просто копай, — нетерпеливо сказал Терри Бут, — поверь, смысла спрашивать нет.

Дин-как-его-там опустился на колени и принялся разгребать землю.

Через минуту гриффиндорец встал.

— Тут ничего нет, — сказал он.

Гм. Гарри планировал вернуться в прошлое и закопать в этом месте карту, которая бы вела к другой карте, которая бы вела к напоминалке Невилла, которую он спрятал бы, получив её сейчас у мистера Гойла…

Вдруг до Гарри дошло, что есть и другой вариант, с которым скрыть использование Маховика времени будет легче.

— Спасибо, Дин! — громко сказал Гарри. — Эрни, осмотри место, куда упал Невилл, может, ты найдёшь его напоминалку там?

Вид у окружающих сделался ещё более озадаченным.

— Просто сделай это, — сказал Терри Бут, — он будет пробовать, пока что-то не получится, и самое страшное, что…

— Мерлин! — выдохнул Эрни. Он держал в руке напоминалку Невилла. — Вот она! Была там, где он упал!

— Что? — возопил мистер Гойл. Он посмотрел вниз и увидел…

…что всё ещё держит напоминалку Невилла.

Повисло неловкое молчание.

— Э-э, — сказал Дин-как-его-там, — это же невозможно, да?

— Это дырка в сценарии, — ответил Гарри. — Я сделал себя настолько странным, что вселенная на секунду отвлеклась и забыла, что Гойл уже держит напоминалку.

— Нет, подожди, я имел в виду, что это совершенно невозможно…

— Извини, но разве мы не собираемся ЛЕТАТЬ на МЁТЛАХ? То-то же. В любом случае, заполучив напоминалку Невилла, я выиграю в состязании, и Грегори Гойл должен будет отказаться от напоминалки, которую он держит в руке, и отдать её мне. Таковы были условия, помнишь? — Гарри протянул руку к Эрни. — Мы условились, что подходить к нам нельзя, так что просто подкати её ко мне, ладно?

— Погоди! — крикнул слизеринец Блейз Забини, Гарри вряд ли когда-нибудь забудет его имя. — Откуда нам знать, что эта напоминалка принадлежит Невиллу? Ты мог просто бросить туда другую напоминалку…

— Силу Слизерина вижу в нём я, — сказал Гарри, улыбаясь. — Даю слово, что та, которую держит Эрни, принадлежит Невиллу. Ничего не скажу о той, что у Грегори Гойла.

Забини повернулся к Драко:

— Малфой! Ты же не позволишь ему вот так…

— Слышь ты, заткнись, — прогремел мистер Крэбб, вставая за спиной Драко. — Мистеру Малфою не нужны твои советы!

Хороший приспешник.

— Я держал пари с Драко из Благородного и Древнейшего Дома Малфоев, — сказал Гарри, — а не с тобой, Забини. И, думаю, я выполнил свою часть уговора, но судить об этом мистеру Малфою.

Гарри повернул голову в сторону Драко и слегка приподнял брови. Сказанного вроде достаточно, чтобы тот мог сохранить лицо.

Повисло молчание.

— Ты клянёшься, что это на самом деле напоминалка Невилла? — спросил Драко.

— Да, — ответил Гарри, — и я собираюсь вернуть её Невиллу. А та, которую держит Грегори Гойл, отойдёт мне.

Драко кивнул, будто принимая решение:

— Я не буду ставить под вопрос слово, данное представителем благородного Дома Поттеров, несмотря на всю странность произошедшего. Благородный и Древнейший Дом Малфоев также не нарушает своих клятв. Мистер Гойл, отдай это мистеру Поттеру…

— Эй! — воскликнул Забини. — Он ещё не выиграл, он же ещё не держит в ру…

— Лови, Гарри! — крикнул Эрни и бросил напоминалку.

Гарри с лёгкостью поймал её — у него всегда были хорошие рефлексы.

— Ну вот, — сказал Гарри, — я победил…

И вдруг осёкся. Все разговоры оборвались.

Напоминалка в его руке засветилась ярко-красным светом, словно крохотное солнце, что бросает тени в разгар дня.


* * *


Четверг.

17:09, если быть точным. Кабинет профессора МакГонагалл, после урока полётов. (И дополнительного часа после него, встроенного Гарри.)

МакГонагалл сидела на своём месте, а Гарри ужом вертелся на табурете.

— Профессор, — убеждал её Гарри, — слизеринцы направили палочки на пуффендуйцев, гриффиндорцы на слизеринцев, один идиот призывал когтевранцев к тому же. У меня было где-то пять секунд, чтобы предотвратить взрыв! Это всё, что я успел придумать!

Лицо профессора МакГонагалл было измученным и сердитым.

— Вам нельзя использовать Маховик времени в таких случаях, мистер Поттер! Понятие секретности недоступно вашему пониманию?

— Но ведь никто не знает, как я это сделал! Все убеждены, что я могу, щёлкнув пальцами, натворить кучу всякой всячины! Я уже натворил много такого, что даже Маховиком времени не объяснить, и намерен продолжать в том же духе. Так что этот случай скоро затеряется среди остальных, и его никто даже не вспомнит! У меня не было выбора!

— Ничего подобного! — резко возразила МакГонагалл. — Было достаточно заставить этого анонимного слизеринца приземлиться, а всех остальных — убрать палочки! Можно было предложить ему сыграть в Подрывного дурака, но нет, вам приспичило покрасоваться и использовать Маховик времени столь вопиюще нецелесообразным образом!

— Да мне в голову больше ничего не пришло! Я даже не знаю, как в Подрывного дурака играть, на игру в шахматы они бы не согласились, и у меня не было шансов победить в армрестлинге!

— Значит, надо было выбрать армрестлинг!

— Но тогда бы я проиграл… — Гарри моргнул и осёкся.

У профессора МакГонагалл был весьма разъярённый вид.

— Извините меня, профессор МакГонагалл, — робко сказал Гарри. — Я, честное слово, просто не подумал. Вы правы, так и надо было сделать, и это было бы гениально, но я просто совсем об этом не подумал…

Гарри замолчал. Внезапно до него дошло, что вариантов было предостаточно. Можно было попросить Драко выбрать игру, можно было предоставить выбор толпе… Он и вправду зря вплёл в это дело Маховик времени. Возможностей было море, так почему же он выбрал именно эту?

Потому что увидел способ выиграть. Отвоевать безделушку, которую учителя всё равно бы отобрали у мистера Гойла. Стремление победить. Вот виновник его ошибки.

— Извините меня, — повторил Гарри, — за гордыню и глупость.

Профессор МакГонагалл вытерла рукой лоб. Гнев её поугас. Но в голосе всё равно была сталь.

— Ещё одно такое представление, мистер Поттер, и останетесь без Маховика времени. Я ясно выражаюсь?

— Да, — сказал Гарри. — Я понимаю и приношу свои извинения.

— В таком случае можете пока оставить его у себя. И, учитывая, какое неприятное фиаско вам всё-таки удалось предотвратить, я также воздержусь от снятия баллов.

Кроме того, вам сложно было бы объяснить, за что они сняты. Но Гарри был не настолько глуп, чтобы озвучить эту мысль.

— Мне вот что интересно: почему так отреагировала напоминалка? — спросил Гарри. — Значит ли это, что мне стирали память?

— Не могу сказать точно, — медленно произнесла профессор МакГонагалл. — Будь всё так просто, в суде постоянно использовали бы напоминалки. Я попробую разузнать, мистер Поттер. — Она вздохнула. — Вы свободны, можете идти.

Гарри начал вставать со стула, но замер на полпути.

— Эм-м, извините, но я вам хотел ещё кое-что сообщить…

Она едва заметно вздрогнула:

— Что на этот раз, мистер Поттер?

— Это касается профессора Квиррелла…

— Уверена, это сущие пустяки, — поспешно перебила МакГонагалл. — Разве вы не помните, что сказал директор? Не надо без повода беспокоить нас насчёт профессора Защиты.

— Но вдруг это важно? Вчера у меня внезапно появилось чувство тревоги, когда...

— Мистер Поттер! У меня тоже появилось чувство тревоги! И оно мне подсказывает, что вам не следует заканчивать ваше предложение!

У Гарри отвисла челюсть. В кои-то веки профессору МакГонагалл удалось лишить Гарри дара речи.

— Мистер Поттер, — продолжила она, — если вы обнаружили какую-то странность в профессоре Квиррелле, я вам разрешаю никому об этом не докладывать. Мне кажется, вы уже достаточно отняли у меня времени, так что…

— Я вас не узнаю! — взорвался Гарри. — Извините, но это невероятно безответственно с вашей стороны! Я слышал, что на должности учителя по Защите лежит какое-то проклятие, и если вам известно, что с ним что-то не так, не лучше ли держать ухо востро?..

— Что-то не так, мистер Поттер? Весьма надеюсь, что вы ошибаетесь. — Лицо МакГонагалл ничего не выражало. — После того как в феврале прошлого года профессора Блэйк застукали в кладовке с, ни много ни мало, тремя пятикурсниками из Слизерина, а за год до этого профессор Саммерс столь плохо понимала собственный предмет, что её ученики считали боггарта некой разновидностью мебели, будет катастрофой, если сейчас обнаружится какая-нибудь неприятность и у весьма компетентного профессора Квиррелла. Боюсь, большинство наших учеников провалит С.О.В. и Т.Р.И.Т.О.Н.

— Ясно, — протянул Гарри. — Другими словами, что бы ни было не так с профессором Квирреллом, вы очень не хотите об этом знать до конца учебного года. А так как на дворе сентябрь, он может на телевидении в прямом эфире убить премьер-министра, и это ему сойдёт с рук.

Профессор МакГонагалл смотрела не него не моргая:

— Мистер Поттер, вам прекрасно известно, что я бы никогда не одобрила подобное. В Хогвартсе мы боремся со всем, что может помешать образовательному процессу наших учеников.

Например, с первокурсниками из Когтеврана, которые не умеют держать рот на замке.

— Мне всё ясно, профессор МакГонагалл.

— О, вот в этом я очень сильно сомневаюсь. — Профессор МакГонагалл подалась вперёд, снова нахмурившись. — Так как мы уже обсуждали и более деликатные темы, скажу прямо. Вы и только вы доложили мне об этом непонятном предчувствии. Вы и только вы притягиваете хаос в невиданных масштабах. После нашей прогулки по Косому переулку, случая с Распределяющей шляпой и сегодняшнего происшествия мне ясно видится, как в кабинете директора я буду выслушивать некую невероятную историю про профессора Квиррелла, в которой вы и только вы сыграли ключевую роль, и у нас не останется другого выбора, кроме как уволить его. Я уже смирилась с этим, мистер Поттер. И если это случится раньше майских ид, я подвешу вас за собственные кишки сушиться на воротах Хогвартса, предварительно напичкав через нос огненными жуками. Теперь вам всё ясно?

Гарри кивнул, широко распахнув глаза, но секунду спустя поинтересовался:

— А что мне будет, если это произойдёт в последний день учебного года?

— Вон из моего кабинета!


* * *


Четверг.

Какой-то особый день недели в Хогвартсе.

Четверг, 17:32. Гарри стоял рядом с профессором Флитвиком перед большой каменной горгульей, которая охраняла вход в кабинет директора.

Стоило ему вернуться от профессора МакГонагалл в учебные комнаты Когтеврана, как один из учеников передал, что Гарри велено явиться к профессору Флитвику, а там выяснилось, что с ним желает поговорить сам Дамблдор.

Мальчик обеспокоенно поинтересовался у Флитвика, что хочет обсудить директор.

Тот лишь беспомощно пожал плечами: Дамблдор мимоходом упомянул, что Гарри слишком юн, чтобы использовать слова силы и безумия.

Славно-славно, трам-бабам, плюх-плюх-плюх? — подумал Гарри, но вслух сказать не решился.

— Не волнуйтесь, мистер Поттер, — пропищал Флитвик. (Спасибо огромной пышной бороде профессора Флитвика — если бы не она, воспринимать его как учителя было бы намного труднее, при его-то низком росте и тоненьком голосе.) — Директор Дамблдор может показаться немного странным, или даже очень странным, или до безумия странным, но он никогда не причинил ни малейшего вреда ни одному ученику, и я не верю, что когда-нибудь причинит. — Профессор Флитвик искренне улыбнулся. — Напоминайте себе об этом, и вы не поддадитесь панике!

Гарри слышал и более ободряющие речи.

— Удачи, — пропищал профессор.

Мальчик нервно шагнул на спиральную лестницу и обнаружил, что каким-то непостижимым для него образом поднимается вверх.

Горгулья у него за спиной вернулась на место, а спиральная лестница всё вращалась и Гарри поднимался всё выше и выше. Когда этот головокружительный подъём закончился, Гарри обнаружил, что стоит перед дубовой дверью с медной колотушкой в форме грифона.

Гарри приблизился к двери и повернул ручку.

Дверь отворилась.

Ещё никогда в жизни он не бывал в настолько интересной комнате.

Маленькие металлические устройства вращались, тикали, медленно трансформировались и выпускали маленькие облачка дыма. Дюжины загадочных жидкостей в дюжинах ёмкостей странного вида булькали, кипели, норовя выплеснуться, меняли цвет и принимали занятные формы, которые менялись прямо на глазах. Предметы, похожие на часы со множеством стрелок, испещрённые цифрами и надписями на неизвестных языках. Браслет с линзообразным кристаллом, который переливался тысячью красок, и птица на золотой подставке, и деревянная чаша, наполненная чем-то похожим на кровь, и статуэтка сокола, покрытая чёрной эмалью. Стены были увешаны портретами спящих людей, а на вешалке покоилась Распределяющая шляпа в компании двух зонтиков и трёх красных туфлей на левую ногу.

В центре всего этого хаоса стоял пустой чёрный дубовый стол. Перед ним была дубовая же табуретка, а за ним, на кресле, похожем на обитый бархатом трон, располагался Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, украшенный длинной серебряной бородой, шляпой-мухомором и трёхслойной розовой пижамой (во всяком случае, только так можно было назвать эту одежду с магловской точки зрения).

Дамблдор улыбался, его светлые глаза безумно мерцали.

С некоторым трепетом Гарри уселся на табуретку. Дверь в комнату закрылась с громким щелчком.

— Здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.

— Здравствуйте, директор, — ответил Гарри. Вот так сразу по имени? Может, он ещё попросит и его…

— Ну что ты, Гарри! — сказал Дамблдор. — «Директор» звучит слишком официально. Зови меня Док.

— Не вопрос, Док.

Короткая пауза.

— А ты знаешь, — спросил Дамблдор, — что ты первый, кто решился и впрямь ко мне так обратиться?

— Ой, — Гарри старался говорить ровно, несмотря на то что душа его грозилась уйти в пятки, — извините, директор, вы сами предложили, вот я и…

— Док так Док! — добродушно сказал Дамблдор. — Не волнуйся, я не выброшу тебя в окно за первый же промах. Сначала я буду многократно тебя предупреждать! К тому же не важно, как к тебе обращаются — важно, что о тебе думают.

Он ни разу не причинил вреда ученику, просто помни об этом и ты не запаникуешь.

Дамблдор поставил на стол маленькую металлическую шкатулку и открыл крышку. Внутри были маленькие жёлтые комочки.

— Лимонную дольку? — предложил директор.

— Эм-м, нет, спасибо, Док, — сказал Гарри. Считается ли подсовывание ученику ЛСД причинением вреда или это относится к категории безобидных шуток? — Вы, эм, вроде упоминали о том, что я слишком юн, чтобы использовать слова силы и безумия?

— Ну конечно! — сказал Дамблдор. — К счастью, Слова Силы и Безумия были утрачены семь веков назад и никто понятия не имеет, где их искать. Это была просто маленькая ремарка.

Рот Гарри непроизвольно распахнулся.

— Тогда почему вы послали за мной?

— Почему? — повторил эхом Дамблдор. — Ах, Гарри, если бы я целыми днями задавался вопросом, почему я делаю так или иначе, у меня не хватало бы времени на то, чтобы сделать хоть что-то! Я, знаешь ли, очень занятой человек.

Гарри с улыбкой кивнул:

— О да, я впечатлён. Директор Хогвартса, верховный чародей Визенгамота и председатель Международной Конфедерации Магов. Извиняюсь за вопрос, но можно ли получить больше шести дополнительных часов, если использовать несколько Маховиков времени? Если вы справляетесь со всем этим всего за тридцать часов в день, то я снимаю шляпу.

Снова воцарилась тишина. Гарри продолжал улыбаться. Он сам испугался свой дерзости, но когда стало очевидно, что Дамблдор специально пудрит ему мозги, что-то внутри воспротивилось и отказалось просто так всё это сносить.

— Боюсь, Время не любит, когда его растягивают слишком сильно, — прервал молчание Дамблдор, — похоже, оно и так считает людей слишком широкими — вот почему нам часто бывает трудно в него уложиться.

— Воистину, — с могильной серьёзностью сказал Гарри. — Так что нам лучше не тратить времени попусту.

На секунду ему показалось, что он перегнул палку.

Дамблдор хохотнул.

— Ну что ж, тогда сразу перейдём к делу. — Директор наклонился вперёд, накрывая стол тенью шляпы-гриба и подметая поверхность стола бородой. — Гарри, в понедельник ты совершил нечто невозможное даже при помощи Маховика времени. Точнее, при помощи только Маховика времени. И мне стало интересно: откуда же взялись те два пирога?

Адреналин хлынул в кровь Гарри. Он ведь использовал Мантию Невидимости, которую ему подарили в коробке с письмом, где помимо прочего было сказано: Если Дамблдор увидит возможность завладеть одним из Даров Смерти, он её ни за что не упустит…

— Сразу понятно, — продолжал Дамблдор, — что, так как ни один первокурсник не способен наколдовать такое самостоятельно, в том коридоре присутствовал кто-то ещё, невидимый. А вот невидимка как раз и мог бросать пироги, оставаясь незамеченным. Можно также предположить, что, раз у тебя есть Маховик времени, этим невидимкой был ты сам. А поскольку заклинание Разнаваждения далеко за гранью твоих текущих способностей, значит у тебя есть мантия-невидимка. — Дамблдор заговорщицки улыбнулся. — Я пока на верном пути, Гарри?

Мальчик замер. Было ощущение, что соврать — не самое мудрое решение. Но ему никак не приходил в голову подходящий ответ.

Дамблдор дружелюбно махнул рукой:

— Не переживай, Гарри, ты не нарушил школьные правила. Полагаю, мантии-невидимки слишком редки, чтобы кто-то додумался их официально запретить. Но меня интересует совсем другое.

— А? — Гарри старался, чтобы голос не выдал обуревавших его чувств.

Глаза Дамблдора загорелись:

— Видишь ли, Гарри, пережив несколько приключений, начинаешь кое-что понимать. Начинаешь видеть истинное устройство мира, чувствовать его ритм. Начинаешь прозревать финал ещё в середине пьесы. Ты — Мальчик-Который-Выжил, и мантия-невидимка каким-то образом попала к тебе в руки спустя лишь четыре дня после того, как ты начал знакомиться с волшебным миром. Такую вещь нельзя приобрести в Косом переулке. Но есть одна мантия, которая сама тянется к предначертанному судьбой хозяину. Поэтому я не мог не задаться вопросом, а не нашёл ли ты каким-то странным образом не просто мантию-невидимку, а один из Даров Смерти — Мантию Невидимости, которая скрывает своего владельца даже от взора Смерти, — взгляд Дамблдора был полон энтузиазма. — Могу я взглянуть на неё, Гарри?

Мальчик сглотнул. В переполнявшем его сейчас адреналине не было никакого проку — перед ним самый могущественный волшебник в мире, у Гарри нет шансов выбраться из кабинета, а если ему это и удастся, то в Хогвартсе нет места, где он сможет от него спрятаться. И сейчас он наверняка потеряет Мантию, которая передавалась в семье Поттеров чёрт знает сколько поколений…

Дамблдор откинулся на спинку кресла. Взгляд его померк. В глазах появились удивление и печаль.

— Гарри, если не хочешь, можешь сказать «нет».

— Правда? — прохрипел Гарри.

— Да, — в голосе Дамблдора звучали грусть и беспокойство. — Ты, кажется, боишься меня. Могу спросить, чем я заслужил твоё недоверие?

Гарри сглотнул:

— Есть какая-нибудь магическая клятва? Чтобы вы поклялись, что никогда не заберёте у меня мантию.

Дамблдор медленно покачал головой:

— Нерушимый обет не используют по пустякам. К тому же ты не знаком с этим заклинанием, так что я мог бы тебя обмануть. И, видишь ли, мне не нужно твоё разрешение. Я достаточно силён, чтобы взять мантию, неважно, в кошеле-скрытне она или нет. — Дамблдор выглядел очень серьёзным. — Но я этого не сделаю. Она твоя, Гарри. И я её не заберу. Даже для того, чтобы взглянуть на неё одним глазком. Если только ты не позволишь. Это обещание и клятва. Если мне нужно будет запретить тебе её использовать в школе, я попрошу положить её в твоё хранилище в Гринготтсе.

— А-а, — протянул Гарри, пытаясь сдержать поток адреналина и вернуть мысли в рациональное русло. Он снял кошель-скрытень с ремня. — Если вам правда не нужно моё разрешение… тогда держите.

Гарри протянул кошель Дамблдору и сильно прикусил губу — тот самый сигнал, который предупредит его, если ему сотрут память.

Старый волшебник залез в кошель и, не произнеся ни слова, вытащил Мантию Невидимости.

— Ах, — вздохнул Дамблдор. — Я был прав… — Чёрная мерцающая бархатистая ткань словно струилась сквозь его пальцы. — Прошло много веков, а она всё так же идеальна, как и в день своего создания. С годами мы растеряли мастерство, я бы уже не смог создать что-то такое, да и никто бы не смог. Я чувствую её силу, она эхом отдаётся в моей голове, словно песня, которая будет звучать вечно, даже когда слушать уже будет некому… — Волшебник поднял глаза. — Не продавай её, — сказал он, — и никому не отдавай. Дважды подумай, прежде чем сказать о ней кому-нибудь, и поразмысли трижды, прежде чем ты признаешь, что это Дар Смерти. Относись к ней с уважением, ибо это и впрямь Вещь силы.

По лицу Дамблдора скользнула тень сожаления…

…а потом он отдал Мантию Гарри.

Гарри положил её обратно в кошель.

Лицо Дамблдора вновь стало серьёзным:

— Могу ли я спросить ещё раз, Гарри, как вышло, что ты так сильно мне не доверяешь?

Гарри внезапно стало стыдно.

— Вместе с мантией была записка, — тихо сказал Гарри, — в которой говорилось, что вы заберёте у меня мантию, если узнаете о ней. Я не знаю, кто написал записку, честное слово, не знаю.

— Я… понимаю, — медленно сказал Дамблдор. — Что же, Гарри, я не буду ставить под сомнение мотивы того, кто оставил тебе эту записку. Кто знает, может, этот кто-то действовал из лучших побуждений. В конце концов, он дал тебе Мантию.

Гарри кивнул. Милосердие Дамблдора произвело на него впечатление, и он устыдился разительному контрасту собственного поведения в сравнении с директорским.

Старый волшебник продолжил:

— Но, думаю, мы с тобой фигуры одного цвета. Мальчик, который победил Волдеморта, и старик, который сдерживал его до твоего прихода. Не буду ставить в упрёк твою осторожность, ведь все мы по мере сил стараемся быть предусмотрительными. Попрошу лишь подумать дважды и поразмыслить трижды, когда в следующий раз кто-то скажет тебе не доверять мне.

— Извините меня, — сказал Гарри. Из-за доброты Дамблдора Гарри стало ещё хуже. Он почувствовал себя полным ничтожеством: обругал, считай, местного Гэндальфа! — Я зря вам не доверял.

— Увы, Гарри, в этом мире… — старый волшебник покачал головой, — не могу даже сказать, что ты повёл себя неразумно. Ты не был со мной знаком. И, честно говоря, в Хогвартсе есть люди, в отношении которых твоё недоверие будет оправдано. Даже если кажется, что они твои друзья.

Гарри сглотнул. Это прозвучало довольно зловеще.

— Например?

Дамблдор встал с кресла и начал исследовать один из своих инструментов — часы с восемью стрелками разной длины.

Несколько секунд спустя старый волшебник вновь заговорил:

— Он, вероятно, кажется тебе весьма обаятельным. Вежливым — во всяком случае по отношению к тебе. Обходительным. Возможно, даже восхищённым. Всегда готовым протянуть руку помощи, сделать услугу, дать совет…

— Ах, вы о Драко Малфое! — сказал Гарри с облегчением. Он опасался, что директор заговорит про Гермиону. — Нет-нет-нет, вы всё неправильно поняли. Это не он перетягивает меня на свою сторону. Я перетягиваю его.

— Что ты делаешь?

— Я намерен перетянуть Драко Малфоя с Тёмной Стороны, — пояснил Гарри. — Ну, сделать из него хорошего парня.

Дамблдор выпрямился и повернулся к Гарри. На его лице было крайне огорошенное выражение, что в сочетании с серебряной бородой выглядело очень забавно.

— Ты уверен, — произнёс старый волшебник несколько секунд спустя, — что не принимаешь желаемое за действительное, когда видишь в нём что-то хорошее? Боюсь, это только приманка, капкан для…

— Э, весьма маловероятно, — махнул рукой Гарри. — Если он пытается изображать из себя хорошего парня, у него это не очень-то получается. Дело не в том, что Драко пришёл ко мне и очаровал, из-за чего я увидел в нём скрытую глубоко внутри доброту. Я выбрал его целью для спасения именно потому, что он наследник дома Малфоев, и это очевидное решение, если приходится ограничиться  кем-то одним.

У Дамблдора дёрнулся левый глаз.

— Ты пытаешься посеять семена любви и доброты в сердце Драко только потому, что видишь в наследнике Малфоев ценного для тебя союзника?

— Не только для меня! — возмутился Гарри. — Для всей магической Британии, если это сработает! А ещё у него самого будет более счастливая и здоровая жизнь. Послушайте, я не могу всех перетянуть с Тёмной Стороны, поэтому пришлось спросить себя: в каком случае Свет выиграет больше всего?..

Дамблдор расхохотался. Такого воющего смеха Гарри от него никак не ожидал. Это был вовсе не величественный смех древнего и могущественного волшебника, не глубокие, гулкие смешки: Дамблдор, чуть не задыхаясь, хохотал во всё горло и не мог остановиться. Гарри однажды в буквальном смысле свалился со стула от смеха, когда смотрел фильм «Утиный суп» братьев Маркс, — вот как сейчас смеялся Дамблдор.

— Не так уж и смешно, — сказал Гарри чуть позже. Он опять начал сомневаться во вменяемости Дамблдора.

Директор с видимым усилием взял себя в руки.

— Ах, Гарри, один из симптомов болезни под названием «мудрость» — начинаешь смеяться над тем, что никто другой смешным не находит, потому что чем мудрее становишься, тем лучше разбираешься в шутках! — Дамблдор вытер слёзы. — Нередко зло пожрётся злом, что верно то верно.

Гарри почти сразу узнал знакомые слова:

— Эй, это же цитата из Толкина! Это говорит Гэндальф!

— Вообще-то Теоден, — поправил его Дамблдор.

— Вы что, маглорождённый? — изумился Гарри.

— Увы, нет, — снова улыбнулся Дамблдор. — Я родился за семьдесят лет до того, как эту книгу напечатали, мой юный друг. Но моим маглорождённым ученикам нередко приходит в голову одна и та же мысль, так что я уже скопил не менее двадцати копий «Властелина колец» и целых три полных собрания сочинений Толкина. И всеми ими очень дорожу. — Дамблдор вытянул волшебную палочку, поднял её перед собой и принял позу. — Ты не пройдёшь! Ну как, похоже?

— Э-э, — Гарри был близок к полной ментальной перегрузке, — мне кажется, вам Балрога не хватает.

Да и розовая пижама со шляпой-мухомором тоже не вписывались в образ.

— Понятно, — вздохнул Дамблдор и угрюмо заткнул палочку за ремень. — Увы, в последнее время в моей жизни крайний дефицит Балрогов. Нынче приходится всё время проводить на скучных совещаниях Визенгамота, где я всеми правдами и неправдами препятствую его работе, и на званых обедах, где зарубежные политики соревнуются за звание самого непроходимого глупца. А ещё я притворяюсь таинственным, знаю то, что узнать никак не мог, делаю загадочные заявления, которые можно понять только много позже, задним умом — в общем, развлекаюсь так, как это принято среди могущественных волшебников, когда они перестают быть героями. Кстати о героях. Гарри, я хочу передать тебе кое-что, принадлежавшее твоему отцу.

— Правда? — захлопал глазами Гарри. — Кто бы мог предположить?

— Да, это и впрямь немного предсказуемо, не так ли? — сказал Дамблдор, а потом посерьёзнел. — И тем не менее…

Вернувшись за стол, Дамблдор вытянул один из выдвижных ящиков, залез в него обеими руками и, крякнув, достал большой и тяжёлый на вид объект, который затем с гулким стуком опустил на дубовую столешницу.

— Это, — объявил Дамблдор, — камень твоего отца.

Гарри с удивлением его рассмотрел. Светло-серый, выгоревший, с неровными острыми краями камень — словом, булыжник как булыжник. Дамблдор положил его самой широкой стороной вниз, но камень всё равно встал неровно и закачался.

Гарри поднял взгляд.

— Это что, шутка?

— Нет, — с серьёзнейшим видом директор покачал головой. — Я забрал его из развалин дома Джеймса и Лили в Годриковой лощине, когда нашёл там тебя, и с тех пор хранил, чтобы однажды вернуть.

В совокупности гипотез, из которых Гарри формировал модель мира, гипотеза сумасшествия Дамблдора стремительно набирала вес. Но вероятность альтернативных гипотез была всё ещё довольно высока…

— Это, кхм, волшебный камень?

— Если и так, то мне об этом неизвестно, — сказал Дамблдор. — Но я прошу тебя со всей возможной строгостью отнестись к моему совету: всегда держи его при себе.

Ладно. Скорее всего, Дамблдор сумасшедший, но если нет… будет весьма стыдно попасть в переплёт из-за того, что пропустил мимо ушей малопонятное наставление загадочного старого волшебника. Это наверняка где-то на четвёртом месте в рейтинге самых очевидных просчётов.

Гарри приблизился к камню и начал ощупывать его руками в поисках места, за которое можно схватиться, не поранившись.

— Ну, спрячу его тогда в кошель.

— Возможно, это слишком далеко, — нахмурился Дамблдор. — Что, если твой кошель-скрытень потеряется или его украдут?

— Мне что же, везде с собой таскать этот булыжник?

— Это может оказаться мудрым решением, — с серьёзным лицом сказал Дамблдор.

— Э-э, — протянул Гарри. Камень выглядел неподъёмным. — Мне кажется, другие ученики меня не поймут.

— Скажи им, что это я приказал, — великодушно разрешил Дамблдор. — Никто не удивится. Видишь ли, все думают, что я сумасшедший. — Лицо у Дамблдора было всё таким же серьёзным.

— Честно говоря, если вы приказываете ученикам носить повсюду большие камни, я могу их понять.

— Ах, Гарри, — Дамблдор обвёл рукой все загадочные устройства в комнате, — в молодости кажется, что знаешь всё на свете, и когда чему-то не видишь объяснения, думаешь, что его просто нет. Но с возрастом приходит понимание, что вся вселенная действует согласно некоему ритму, некоторым закономерностям, даже если мы их не знаем. То, что кажется безумием мира — суть наше невежество.

— Реальность подчинена законам, — согласился Гарри, — даже если законы эти нам не известны.

— Именно, Гарри, — просиял Дамблдор. — Понимание этого — а я вижу, что ты в самом деле понимаешь — и есть источник мудрости.

— Тогда… почему мне нужно таскать этот камень?

— Вообще-то я не вижу для этого причин, — сказал Дамблдор.

— …Не видите.

Дамблдор кивнул:

— Но только то, что я этих причин не вижу, не означает, что их нет.

Некоторое время был слышен только тихий перестук механизмов.

— Ладно, — сказал Гарри, — не уверен, что мне стоит об этом говорить, но это просто-напросто неверный способ противостоять тому обстоятельству, что мы не знаем, как устроена вселенная.

— Неверный? — переспросил старый волшебник с удивлением и разочарованием.

Гарри чувствовал, что его доводы не убедят чокнутого старика, но всё равно продолжил:

— Да, неверный. Не знаю, как называется эта ошибка — даже не уверен, что у неё есть официальное название, — но если бы поименовать её довелось мне, я бы назвал её «ошибкой приоретизации гипотез». Как бы подоступнее объяснить?.. Ну… представьте себе, что у вас миллион коробков, и только в одном из них алмаз. И у вас целый ящик детекторов алмазов, каждый из которых всегда срабатывает в присутствии алмаза, но к тому же срабатывает и на половине пустых коробков. Если использовать двадцать детекторов, то в конце концов останется, в среднем, один истинный и один ложный кандидат. И после этого достаточно использовать один-два последних детектора, чтобы определить настоящее местоположение алмаза. Смысл этой метафоры в том, что, когда перед вами множество гипотез, большая часть времени уходит на поиск самых правдоподобных. А уж выбрать из них одну намного проще. Так что сразу начать рассматривать некую гипотезу, не имея в её пользу никаких свидетельств, значит пропустить основной этап работы. Как если живёшь в городе с миллионом человек, в котором произошло убийство, и детектив говорит: «У нас нет никаких улик, так что давайте рассмотрим вероятность того, что убийца Мортимер Снодграс».

— А это он? — спросил Дамблдор.

— Нет, — сказал Гарри. — Но позже обнаружится, что у убийцы тёмные волосы, а поскольку у Мортимера тоже тёмные волосы, все начнут говорить: «Ах, похоже, это и впрямь Мортимер». Будет нечестно по отношению к Мортимеру, если полиция станет его подозревать безо всяких оснований. Когда вероятностей много, большинство сил уходит на уменьшение их количества, на поиск настоящего ответа. Для этого не обязательно приводить доказательства или какие-нибудь официальные улики, которые необходимы учёным и судьям, но нужна хоть какая-нибудь зацепка, указание, чтобы склониться в пользу какой-то одной гипотезы, а не к миллиону других. Ведь нельзя просто взять и угадать ответ. Нельзя угадать даже вероятный ответ, достойный обдумывания, просто с бухты-барахты. Существует миллион вещей, которые я могу сделать вместо того, чтобы носить с собой камень моего отца. То, что я не всеведущ, не означает, что я не понимаю, как бороться со своим невежеством. Законы рассмотрения вероятностей не менее тверды, чем законы обычной логики, и то, что вы только что сделали, им противоречит. — Гарри замолчал. — Если, конечно, у вас нет какой-нибудь зацепки, о которой вы предпочли умолчать.

— Хм, — задумчиво постукивая пальцем по щеке, сказал Дамблдор. — Аргумент, бесспорно, интересный, но разве твоя метафора не начинает хромать, когда ты принимаешься сравнивать поиск единственного убийцы среди миллиона подозреваемых с выбором одной линии поведения, когда разумных среди них может оказаться предостаточно? Я не говорю, что носить с собой камень твоего отца — самая лучшая линия поведения. Я только говорю, что носить камень лучше, чем не носить.

Дамблдор снова засунул руки в выдвижной ящик и принялся в нём копаться.

— Должен заметить, — продолжил Дамблдор, пока Гарри размышлял над его неожиданным возражением, — что среди когтевранцев популярно заблуждение, что все умные дети поступают только к ним, никого не оставляя для других факультетов. Это не так: если ты распределился в Когтевран — это лишь значит, что твои решения определяются жгучим желанием всё знать, что не обязательно указывает на высокий уровень интеллекта. — Дамблдор улыбался, согнувшись над ящиком. — Впрочем, ты мне кажешься довольно умным мальчиком. Ты больше похож на загадочного древнего волшебника в молодости, чем на обычного молодого героя. Возможно, я выбрал неправильный подход при общении с тобой, Гарри, и ты способен постичь то, что немногим дано. Так что я рискну передать тебе другую фамильную ценность.

— Не может быть, — охнул Гарри. — Неужели у моего отца… был ещё один булыжник?

— Прошу простить, — сказал Дамблдор, — но я пока что старше и загадочнее тебя, так что все откровения в этой комнате будут принадлежать мне, покорно благодарю… ох, ну где же он! — Дамблдор глубже залез в ящик, а потом ещё глубже, пока его голова, плечи, а затем и весь торс не исчезли из вида, и только ноги всё ещё торчали над столом. Выглядело это так, будто ящик его вот-вот проглотит.

Интересно, мимолётно задумался Гарри, сколько там внутри вещей и как выглядит полный инвентарный список?

Наконец Дамблдор вылез из ящика, держа в руке искомый предмет, который он положил на стол рядом с камнем.

Им оказался потёртый и потрёпанный учебник «Зельеварение: промежуточная ступень» за авторством Либатиуса Бораджа. На обложке была нарисована дымящаяся колба.

— Это, — возвестил Дамблдор, — учебник по зельеварению твоей матери за пятый курс.

— Который мне следует всегда держать при себе, — догадался Гарри.

— В котором сокрыта ужасная тайна. Тайна, раскрытие которой сулит катастрофу, так что я вынужден потребовать от тебя поклясться — всерьёз поклясться, Гарри, что бы ты о ней ни подумал — никогда и никому про неё не рассказывать.

Гарри покосился на учебник по зельеварению его матери за пятый курс, в котором, судя по всему, была сокрыта ужасная тайна. Вот в чём проблема — Гарри подобные клятвы и впрямь уважал. Для определённого сорта людей каждая клятва нерушима.

И…

— Хочется пить, — сказал Гарри, — а это дурной знак.

Дамблдор и не подумал отвлечься на сие загадочное утверждение.

— Клянёшься, Гарри? — Дамблдор внимательно смотрел ему в глаза. — Иначе я не смогу тебе ничего рассказать.

— Да, — решился Гарри. — Клянусь.

Иногда плохо быть когтевранцем, для которого немыслимо отказаться от такого предложения, ведь иначе он сгорит дотла от любопытства. И всем об этом известно.

— А я в ответ клянусь, — сказал Дамблдор, — что то, о чём я тебе поведаю, — сущая правда.

Дамблдор открыл книгу на случайной, кажется, странице, и Гарри склонился над ней.

— Видишь на полях заметки? — тихим голосом, почти шёпотом спросил Дамблдор.

Гарри присмотрелся. Желтеющие страницы описывали способ изготовления какого-то «зелья орлиной величественности». О многих его ингредиентах Гарри даже не слышал, да и названия были какие-то не английские. На одном из полей было написано: «Интересно, что будет, если сюда подмешать кровь фестрала вместо черники?» А сразу за этой надписью другим почерком: «Будешь несколько недель болеть и, возможно, умрёшь».

— Вижу, — сказал Гарри. — Ну и что?

— Вот этим почерком, — Дамблдор указал на вторую надпись, — написаны заметки твоей матери. А вот эти, — он перевёл палец на первую, — писал я, сделавшись невидимым и тайком пробравшись в её комнату. Лили была уверена, что их пишет кто-то из её друзей, из-за чего у них случались просто грандиозные ссоры.

И именно в этот миг Гарри наконец уверился, что директор Хогвартса и в самом деле сумасшедший.

Дамблдор смотрел на него всё тем же серьёзным взглядом.

— Ты понимаешь, к чему я клоню, Гарри?

— Э-э, — сказал Гарри, растеряв все слова. — Извините, я… не совсем…

— Ну что ж, — вздохнул Дамблдор. — Значит, и твой интеллект не безграничен. Я, кажется, очень поторопился. Давай притворимся, что я ничего такого зазорного не сказал?

Гарри, растянув губы в неестественной улыбке, поднялся со стула.

— Конечно-конечно, — быстро сказал он. — Знаете, как-то уже поздно, и я проголодался, так что пора мне на обед, правда.

И, не откладывая это дело в долгий ящик, метнулся к двери.

Ручка отказалась поворачиваться.

— Ты меня ранишь прямо в сердце, — произнёс тихий голос Дамблдора из-за спины. — Разве ты не понимаешь, что рассказанное мной — это знак доверия?

Гарри медленно развернулся.

Перед ним был очень могущественный и очень сумасшедший волшебник с длинной серебряной бородой в шляпе-мухоморе и трёхслойной розовой пижаме (во всяком случае, только так можно было назвать эту одежду с магловской точки зрения).

За спиной Гарри была дверь, которая сейчас отказывалась работать.

У Дамблдора был усталый и печальный вид, словно у старого волшебника, который хочет опереться на магический жезл, но не может по причине его отсутствия.

— Нет, ну правда, — посетовал Дамблдор, — только попробуешь немного разнообразить события, вместо того чтобы следовать опостылевшему за сто десять лет штампу, и люди начинают от тебя убегать. — Старый волшебник грустно покачал головой. — Не ожидал от тебя такого, Гарри Поттер. Я слышал, что ты и сам среди друзей слывёшь чудаком. Я знаю, что они не правы. Не окажешь ли мне такую же услугу?

— Откройте, пожалуйста, дверь, — сказал Гарри дрожащим голосом. — Если хотите, чтобы я вам когда-нибудь доверился, откройте дверь.

Из-за спины послышался звук отворяющейся двери.

— Я тебе ещё не всё сказал, — сообщил ему Дамблдор, — и если ты уйдёшь сейчас, то кое о чём так и не узнаешь.

Иногда Гарри ненавидел свою когтевранскую сущность.

Он ни разу не причинил вред ученику, —твердил внутренний гриффиндорец Гарри. — Напоминай себе об этом, и ты не поддашься панике. Ты же не убежишь только из-за того, что началось что-то интересное?

Нельзя хлопнуть дверью в лицо директору! — внёс свою лепту внутренний пуффендуец. — А вдруг он начнёт снимать баллы? Он может серьёзно осложнить твою жизнь в школе, если тебя невзлюбит!

Та часть Гарри, которая ему не очень-то нравилась, но которую было непросто заглушить, напоминала о потенциальных преимуществах, которые он обретёт, будучи одним из немногочисленных друзей этого чудаковатого старого волшебника, который тем не менее занимает посты директора Хогвартса, верховного чародея Визенгамота и председателя Международной Конфедерации Магов. И, к сожалению, внутренний слизеринец Гарри намного лучше Драко умел перетягивать на Тёмную Сторону, потому что уговаривал фразами вроде «бедняга, похоже, ему необходимо всласть перед кем-то выговориться, правда?», и «не хотелось бы, чтобы столь могущественный человек оказался под влиянием кого-нибудь менее благородного», и «интересно, какие удивительные секреты можно выведать у Дамблдора, если с ним подружиться», и даже «спорим, у него о-о-очень интересная коллекция книг».

Вы сборище психов, сообщил Гарри внутреннему собранию, но все его составные части проголосовали «за», так что оставалось только подчиниться.

Гарри повернулся, сделал шаг к двери, вытянул руку и решительно её захлопнул. Мнимая уступка — если бы Дамблдор захотел, он легко мог бы заставить его остаться, но, возможно, это произведёт на старика благоприятное впечатление.

Повернувшись назад, Гарри обнаружил, что могущественный невменяемый волшебник вновь дружески улыбается. Это, должно быть, хороший знак.

— Пожалуйста, больше так не делайте, — сказал Гарри. — Мне не нравится чувствовать себя словно в мышеловке.

— Приношу свои извинения, — искренне произнёс Дамблдор. — Но было бы весьма недальновидно отпустить тебя без камня твоего отца.

— Ах, ну конечно, — сказал Гарри. — Как я мог предположить, что дверь откроется до того, как все предметы для квеста перекочуют в мой инвентарь.

Дамблдор кивнул, продолжая улыбаться.

Гарри подошёл к столу, перетащил кошель-скрытень по поясу вперёд и, натужившись всей своей одиннадцатилетней силой, скормил ему треклятый булыжник. Он даже почувствовал, как его вес постепенно уменьшается по мере того, как булыжник исчезает за расширившейся кромкой кошеля. Когда камень исчез полностью, отчётливо послышался недовольный звук.

Учебник по зельеварению матери за пятый курс (в котором была сокрыта тайна, которая и впрямь оказалась довольно ужасной) отправился вслед за камнем.

А затем внутренний слизеринец предложил хитрый способ снискать расположение директора, который он преподнёс таким образом, что, к сожалению, завоевал поддержку большинства когтевранской стороны.

— Ну, раз уж я здесь задержался, не сделаете ли мне что-то вроде экскурсии по вашему кабинету? Мне любопытно, для чего нужны некоторые из этих предметов, — произнёс он своё лучшее за сентябрь преуменьшение.

Дамблдор посмотрел на него и кивнул, слегка усмехнувшись.

— Польщён таким вниманием, но, боюсь, это не так уж интересно. — Директор сделал шаг в сторону стены и указал на портрет спящего мужчины: — Это портреты бывших директоров Хогвартса. — Он развернулся и показал на стол: — Это мой стол. — Он показал на кресло: — Это моё кресло…

— Простите, — прервал его Гарри, — но меня больше занимают вон те штуковины.

Гарри указал на кубик, который издавал тихие булькающие звуки.

— Ах, эти штучки? — сказал Дамблдор. — Они идут в комплекте с директорским кабинетом, и я не имею ни малейшего понятия, для чего большинство из них предназначено. Хотя вон тот циферблат с восемью стрелками указывает, сколько раз, кхм, скажем так — чихнули волшебницы-левши в пределах Франции. Ты не поверишь, как пришлось потрудиться, чтобы это выяснить. А вот эта золотая бормотушка — моё собственное изобретение, и Минерва никогда в жизни не догадается, что она делает.

Гарри ещё не успел это переварить, а Дамблдор уже проследовал к вешалке.

— Здесь у нас, конечно, Распределяющая шляпа, полагаю, вы уже знакомы. Она попросила меня никогда больше ни при каких обстоятельствах не надевать её на твою голову. Ты всего лишь четырнадцатый ученик в истории, о котором она так выразилась, ещё одним была Баба-Яга, а об остальных двенадцати я расскажу тебе, когда ты будешь постарше. Это зонтик. Это ещё один зонтик. — Дамблдор сделал ещё несколько шагов и обернулся, улыбка на его лице стала ещё шире. — Ну и, конечно, большинство моих гостей хотят посмотреть на Фоукса.

Дамблдор стоял рядом с птицей на золотой платформе.

Гарри подошёл и вопросительно посмотрел на директора.

— Фоукс — это феникс, — сказал Дамблдор, — очень редкое существо, обладающее сильной магией.

— Э-э, — сказал Гарри. Он опустил голову и всмотрелся в крошечные, чёрные, похожие на бусинки глаза, в которых не было никакого намёка на могущество или интеллект.

— А-а… — опять протянул Гарри.

Он был почти уверен, что узнал эту птицу. Её в общем было сложно не узнать.

— М-м…

Скажи что-нибудь умное! — рычал на Гарри его разум. — Не мычи, как пускающий слюни идиот!

Ну и что же мне сказать?

Разум Гарри не замедлил с ответом: Что угодно!

Ты имеешь в виду, что угодно, кроме «Фоукс — это курица»?..

Да! Что угодно, кроме этого!

— Так, эм-м, и какой же магией обладают фениксы?

— Их слёзы обладают целебными свойствами, — ответил Дамблдор, — они — творения огня и перемещаются так же легко, как огонь, что в одном месте гаснет, а в другом — вспыхивает. Огромное напряжение свойственной им от природы магии быстро старит их тела, и всё же из всех существующих созданий они ближе всего к бессмертию, поскольку, умирая, объятые пламенем, они возрождаются птенцами или иногда в яйце. — Дамблдор подошёл ближе и, осмотрев курицу, нахмурился. — Хм… кажется, он серьёзно болен.

Когда до Гарри полностью дошёл смысл сказанного, курица уже была объята пламенем.

Её клюв было открылся, но она не успела даже кукарекнуть, начав высыхать и обугливаться: пламя сработало быстро и чисто, не оставив после себя даже запаха гари.

Спустя несколько секунд, когда огонь исчез, на золотой платформе осталась лишь жалкая горстка пепла.

— Нет причин так ужасаться, Гарри! — воскликнул Дамблдор. — Фоукс цел и невредим. — Дамблдор залез рукой в карман, а потом той же рукой пошарил в пепле и достал маленькое желтоватое яйцо. — Взгляни, вот же яйцо!

— О, ух ты, круто…

— Но теперь нам и впрямь пора вернуться к делам, — сказал Дамблдор, оставив яйцо среди пепла от сгоревшей курицы, и вернулся за свой трон. — Уже почти пора обедать, в конце концов, и не хотелось бы попусту использовать наши Маховики времени.

В государстве Гарри происходил серьёзный переворот: после того как директор Хогвартса сжёг курицу, слизеринец и пуффендуец пересмотрели свои взгляды.

— Да, к делам, — промямлил Гарри. — А затем к обеду.

У тебя снова голос круглого идиота, — заметил внутренний критик Гарри.

— Ну что ж, — сказал Дамблдор, — боюсь, я кое в чём должен тебе признаться. Признаться и извиниться.

— Извинения — это хорошо.

Это вообще бессмыслица какая-то! О чём это я говорю?

Старый волшебник тяжело вздохнул:

— Ты можешь передумать, когда поймёшь, о чём я. Увы, Гарри, но я тобою всю жизнь тайно манипулировал. Это я отослал тебя к твоим злым отчиму и мачехе…

— Мои отчим и мачеха не злые! — выпалил Гарри. — В смысле, мои родители!

— Не злые? — Дамблдор выглядел удивлённым и разочарованным. — Даже чуть-чуть? Что-то не сходится…

Внутренний слизеринец Гарри закричал что было сил: «ЗАТКНИСЬ, ИДИОТ, ОН ЖЕ ТЕБЯ У НИХ ОТНИМЕТ!»

— Нет-нет! — сказал Гарри, побелев лицом. — Я хотел поберечь ваши чувства. На самом деле они очень злые…

— Правда? — Дамблдор подался вперёд и пристально посмотрел на Гарри. — А что они делают?

Говори быстрее.

— Они э-э… заставляют меня решать посуду и мыть математические задачи, и они не разрешают мне много читать, и…

— А, хорошо-хорошо, рад слышать, — Дамблдор снова откинулся в кресле и грустно улыбнулся. — Тогда прошу прощения и за это. Хм, на чём я остановился? Ах да. Я сожалею, Гарри, что я в ответе за все неприятности, что с тобой случались. Это, наверно, тебя очень разозлит.

— Да! Я очень зол! — сказал Гарри. — Ар-р-р!

Внутренний критик Гарри тут же выдал ему приз за худшее актёрское выступление в истории.

— И я хочу, чтобы ты знал, — продолжил Дамблдор, — хочу сказать как можно раньше, на случай, если с кем-нибудь из нас что-то случится, что я правда очень, очень извиняюсь. За всё, что с тобой случилось и ещё случится.

Директор прослезился.

— А я очень зол! Так зол, что уйду сейчас же, если вам нечего больше сказать!

Скорее БЕГИ отсюда, пока он и тебя не поджёг! — завопили внутренние слизеринец, гриффиндорец и пуффендуец.

— Понимаю, — ответил Дамблдор. — И последнее, Гарри. Не пытайся пробраться за запретную дверь на третьем этаже. Ты не сможешь пройти через все ловушки, и мне не хотелось бы услышать, что ты пострадал во время своих тщетных попыток. Впрочем, ты, пожалуй, даже не сможешь открыть первую дверь, потому что она заперта, а ты ещё не знаешь заклинания Алохомора…

Гарри развернулся и бросился к выходу. Дверная ручка услужливо повернулась и Гарри, не сбавляя скорости, спустился по спиральной лестнице, путаясь в собственных ногах. Через пару мгновений он уже был у горгульи, которая отъехала в сторону, открывая проход, и Гарри пулей выскочил в коридор.


* * *


Гарри Поттер. Что за несносный мальчишка. Четверг, в конце концов, у всех, а во все истории влипает почему-то именно он.

В четверг в 18:21 Гарри, на полном ходу выскочив из кабинета директора, со всей силы врезался в Минерву МакГонагалл, которая в этот же самый кабинет направлялась.

К счастью, никто не пострадал. Как Гарри объяснили немного ранее — когда он наотрез отказался приближаться к метле — в квиддиче бладжеры специально сделаны из железа, чтобы причинять игрокам хоть какой-то вред, потому что волшебники намного крепче маглов.

Гарри и Минерва МакГонагалл после столкновения упали, а все свитки, которые несла профессор, разлетелись по коридору.

Наступила жуткая-прежуткая тишина.

— Гарри Поттер, — выдохнула профессор МакГонагалл, лёжа на полу рядом с Гарри. Затем тон её резко изменился. — Что вы делали в кабинете директора?

— Ничего! — пропищал Гарри.

— Вы говорили о преподавателе по Защите?

— Нет! Дамблдор сам меня вызвал! И дал громадный булыжник! Сказал, что он принадлежал моему отцу! И велел таскать его повсюду!

И снова наступила жуткая тишина.

— Понятно, — немного успокоилась профессор. Она поднялась, отряхнулась и посмотрела на разбросанные свитки, которые быстро сложились в аккуратную стопку и прижались к стене, будто испугавшись её взгляда. — Прощу прощения, мистер Поттер. И извините, что не поверила вам.

— Профессор МакГонагалл, — начал Гарри дрожащим голосом. Он поднялся с пола и вгляделся в лицо вменяемого человека, которому можно доверять. — Профессор МакГонагалл…

— Да, мистер Поттер?

— Вы думаете, — тихо спросил он, — мне правда стоит повсюду носить носить булыжник, принадлежавший отцу?

Профессор МакГонагалл вздохнула.

— Боюсь, это дело только ваше и директора, — она на секунду задумалась. — Скажу лишь, что полностью пропускать слова Дамблдора мимо ушей — плохая идея. Мне жаль слышать о вашей дилемме, мистер Поттер, и если я чем-то смогу помочь, каким бы ни было ваше решение…

— Эм, — сказал Гарри. — Вообще-то я подумал о том, чтобы трансфигурировать камень в кольцо и носить его на пальце. Если бы вы научили меня поддерживать трансфигурацию…

— Хорошо, что сначала вы спросили меня, — перебила профессор МакГонагалл сурово. — Потеряв контроль над трансфигурацией, вы могли лишиться пальца, а то и руки. К тому же в вашем возрасте даже кольцо — слишком большая вещь для поддержания превращения, у вас будет серьёзнейшее истощение. Но я могу сделать для вас кольцо с ямкой для камня. Маленького камня. А пока что практикуйтесь с безопасными предметами, например, с зефиром. Если вам целый месяц удастся поддерживать превращение даже во время сна, я позволю вам трансфигурировать… э-э-э… камень вашего отца, — МакГонагалл умолкла на миг. — Неужели Дамблдор и в самом деле…

— Да. А… э-э…

Профессор МакГонагалл вздохнула:

— Даже для него это странно.

Она наклонилась и подобрала свитки.

— Ещё раз извиняюсь за недоверие, мистер Поттер. Но теперь и мне пора зайти к директору.

— Эм… Удачи, наверное…

— Благодарю, мистер Поттер.

— Эм-м…

МакГонагалл подошла к горгулье, неслышно произнесла пароль и шагнула на крутящуюся спиральную лестницу. Профессор начала исчезать из виду, а горгулья — вставать на своё место, когда…

— Профессор МакГонагалл, директор сжёг курицу!

— Он что?..