Черный как уголь филин постучался клювом в одно из окон Министерства поздно вечером. Если бы владелец кабинета не засиделся за работой — а ее в послевоенные месяцы хватало — допоздна, птице пришлось бы проделать долгий путь к его дому на восточном побережье. Но, к худу или к добру, он до самой ночи разбирал бумаги, и филин успел. Сначала мужчина подумал, что это припозднилась рутинная корреспонденция, которой у него ежедневно набирался полный ящик старого дубового стола — но потом сообразил, что почта пришла еще полтора часа назад. Так что адресату оставалось лишь отвязать письмо от лапы филина и перевернуть конверт.
Когда мужчина увидел имя отправителя, ему приложить немало усилий, чтобы распечатать письмо — руки упорно не хотели слушаться.
«Здравствуй.
Я знаю, что не вправе просить тебя о чем бы то ни было, особенно после всего случившегося между нами два десятилетия назад. Знаю, что ты прекрасно понимаешь, в чем заключается моя просьба и что это все, скорее всего, бесполезно. Знаю, но все же прошу.
Я хотела бы встретиться с тобой завтра в семь утра в том маггловском саду. Ты помнишь.
Нарцисса».
Мужчина еще раз перечитал строчки, написанные изумрудными чернилами (в лучших традициях Минервы МакГонагалл) и устало провел ладонью по лицу. Явилась, не запылилась. Где она была все эти годы, Нарцисса Малфой, урожденная Блэк? Он еще долго сидел за своим столом, уставившись на криво надорванный конверт. Ему очень хотелось бы использовать маховик времени и вырвать письмо из лап филина еще до того, как тот постучался в его окно.
Но он уже прочитал.


В четверть седьмого Нарцисса уже сидела на лавочке в назначенном месте: она была не в том положении, чтобы позволить себе опаздывать, да и было это уже не свидание. Мерлин, сколько лет прошло с тех пор, когда она сидела здесь, светловолосая девочка в школьной мантии? Он дожидался, пока студентов отпустят в Хогсмид – а потом из какой-нибудь подворотни они уже аппарировали сюда, в Лондон. Руководствовались тогда простыми соображениями: ни одному нормальному волшебнику не придет в голову погулять по Кенсингтонскому саду.
Когда же это было? Двадцать лет назад? Двадцать пять? Да, двадцать пять.

Какими же они тогда были детьми, сколько наделали ошибок – ошибок, о которых Цисса теперь, глядя с высоты прожитых лет, не жалела. Если бы не происходящее сейчас, она была бы счастлива: у нее была семья – любимый муж, на которого она могла опереться, сын, которым она, несмотря ни на что, могла гордиться. У нее были положение и уважение в обществе – по крайней мере, до недавних пор. У нее, в конце концов, был счет в «Гринготтсе». Нет, миссис Малфой теперь не жалела ни о чем.
Едва ли он смог бы дать Циссе то, что было у нее сейчас. Судя по его нынешней жизни, это у него вряд ли получилось бы. Да, он достиг высот, которые Люцию и не снились, но все же это был не тот человек. Это Нарцисса чувствовала, пусть и не могла объяснить – просто знала, что счастья брак, о котором они мечтали, сидя на этой самой лавочке, не принес бы ни одному из них. Собственно, сейчас все это казалось сущим ребячеством. Двадцать пять лет назад разрыв был болезненным для обоих, но ее родители сказали свое слово в ответ на просьбу о благословении. И слово это было «нет».


Ровно в семь она вздрогнула от негромкого хлопка аппарации. Высокий крупный мужчина стоял прямо перед ней, и сидящей на лавочке Нарциссе пришлось поднять лицо, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Здравствуй, Кингсли.


– Здравствуй.
Он глядел на нее и едва узнавал. Женщина, поднимавшаяся с лавочки навстречу ему, была совершенно не похожа на ту Нарциссу, с которой он расстался на этом самом месте много лет назад. Что там – она не была похожа даже на ту миссис Малфой, с которой Кингсли Шеклболт порой сталкивался на министерских раутах. Эта, новая, Нарцисса совершенно осунулась. Под ее глазами залегли темные тени, которые были удачно спрятаны под маскирующими чарами – но даже если бы не редкий амулет, который позволял видеть истинный облик мага вопреки всем заклинаниям и зельям, Кингсли бы все равно заметил, как сильно она сдала за последние месяцы. Нарцисса не просто похудела — ее худоба выглядела пугающе, она была сильно измождена. Руки женщины стали похожи на птичьи лапы, а пальцы, казалось, могли сломаться от одного неловкого прикосновения. Шеклболт изо всех сил старался лишь констатировать увиденное и не домысливать подробностей вроде «больных глаз»: только жалости к леди Малфой ему и не хватало вдобавок ко всем навалившимся проблемам последних месяцев.
Он направил палочку на скамью и произнес заклинание, вызывающее струю горячего воздуха. Дождавшись, пока с дерева испарятся капли мороси, Министр Магии поддернул темно-вишневую мантию и уселся рядом с Нарциссой.

Долгая гнетущая пауза затягивалась. Женщина кашлянула, потерла горло – казалось, слова не давались ей – и, наконец, нарушила тишину:
— Ты ведь знаешь, о чем я хочу попросить. Сын и муж ждут суда, видимо, закончится все плохо. У них Метки и…
— И куча преступлений, — безжалостно закончил за нее Шеклболт. — Мы с тобой не разговаривали двадцать с лишним лет, и тут ты появляешься с просьбой злоупотребить должностными полномочиями, вытащив двоих ублюдков из Азкабана.
Сидящая рядом с ним Цисса дернулась, как от удара.
— Они не… ты не понимаешь! Мы не хотели. У нас не было выбора. Лорд уничтожил бы всю мою семью без малейшего колебания, Кингсли.
Мужчина слушал ее молча. Нарцисса отрепетированно ровным голосом рассказывала о том, что ее семье пришлось пережить за годы террора Волан-де-Морта. Пытки, унижение, отвращение «своих» и «чужих»… он лишь покачал головой и продолжил молчать, когда она закончила — внезапно, словно выдохлась. Кингсли терзал мыском ботинка землю под ногами – сейчас идеально ухоженный газон возле лавочки выглядел так, словно кто-то старательно бил по этому месту «бомбардой».

— Нет, у вас был выбор. Ты, — он старательно избегал называть ее по имени, — не понимаешь, не хочешь понимать, что перед этим выбором стояла вся страна. Я, Люпин, Уизли, Скримджер, Тонксы – отец, дочь, твоя сестра, в конце концов. Все те люди, что боролись все эти годы против произвола вашего – как ты его назвала? — Лорда , тоже выбирали. Выбор был, и вы решили отсидеться. А теперь ты приходишь как ни в чем не бывало и просишь о помощи у человека, который потерял многих друзей из-за последствий вашего выбора. Ты хоть понимаешь, о чем просишь и в какие последствия для меня это может вылиться? Нет, я тебе не помогу. Не могу помочь.
Он покачал головой и наконец-то прекратил разрывать землю ботинком.

Наверное, если бы сейчас Нарциссе сказали, что возродился Темный Лорд, это ее совершенно не тронуло бы. Леди Малфой казалось, что мир схлопнулся, а небо упало на ее плечи – только никто почему-то этого не заметил. Кингсли, почувствовавший, что перегнул палку со своей безапелляционностью, осторожно взял женщину за поникшие плечи и повернул лицом к себе. В ее глазах плескались такие обреченность и боль, что Шеклболту захотелось немедленно уйти, никогда больше не возвращаться сюда. А еще ему, в силу некоторых обстоятельств, было стыдно за то, что он собирался сейчас сказать.
— Послушай, — удивительно тихо при своем-то басе сказал он, — я действительно ничего не могу сделать, на них слишком много обвинений. Твоего сына обвиняют в попытке убийства. Твоему мужу вообще пророчат поцелуй дементора за побег из Азкабана. Мне жаль. Правда жаль. Я с трудом смог повлиять на решение по твоему делу…
Она вскинула на Кингсли удивленные глаза. На смену опустошенности пришло потрясение.
— Да, я не смог допустить, чтобы тебя упекли в Азкабан. Не спрашивай, почему, можешь считать это проявлением слабости. Но сделать то же самое для Малф… твоего мужа и для Драко я не могу. Даже у возможностей Министра есть свои пределы. В лучшем случае у меня получится повлиять на нескольких членов Визенгамота и смягчить наказание, но на твоем месте я и на это не рассчитывал бы.
Цисса прижала ладони к вискам и опустила голову. Письмо к Шеклболту стало последней каплей, еще одним камешком к неподъемному грузу, заставившим ее спину сломаться. У нее уже не было сил держать лицо – слишком много сил ушло на этот рывок, столь же унизительный, сколь и бесполезный. Все было зря. Оставалось лишь запереться в Малфой-Мэноре и ждать суда.

Мужчина продолжал смотреть в землю, автоматически вращая свою палочку в грубых пальцах с большими квадратными ногтями. Нужно было всё же сказать ей то, ради чего он, собственно, и пришел в этот сад – не воскрешать же призраков прошлого?
— Ты понимаешь, что после решения суда тебя смогут немедленно развести с заключенным Азкабана? Я предлагаю тебе стать моей… — он замялся, пытаясь подобрать правильное слово, — спутницей. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Никто не посмеет и слова сказать против тебя.
Бледная как полотно и до сих пор сидевшая неподвижно леди Малфой расхохоталась так, что Министр засомневался: не сошла ли она с ума от горя? Нарцисса, в свою очередь, начала сомневаться в душевном здоровье Шеклболта, всерьез допустившего, что представительница семейства Блэк, пусть даже растоптанная судьбой, согласится стать его личной потаскухой.
— Уходи. — Коротко ответила она. Кингсли вздохнул и тяжело поднялся со скамейки, поправляя мантию.
— До встречи.
— Прощай.
Он прекрасно знал, что Нарцисса держится из последних сил. Он умел ждать и не делать лишних движений — такие, как он, идут к успеху медленно, но верно; вот и сейчас Министр Магии собирался придерживаться своей излюбленной тактики.
— До встречи… Цисса.
Кингсли Шеклболт аппарировал, а она еще долго сидела под октябрьской моросью, погруженная в собственные мысли.
Надежды у Нарциссы совсем не осталось.