Глава 1.

Я смотрю на неё. Она так близко.

Мерлин, это пытка. Медленно сводящая с ума пытка.

Её густые волосы струятся по обнажённой спине.

Он прижимается к ней.

Её глаза светятся счастьем.

Его подбородок покоится на её плече.

Их руки лениво ласкают друг друга.

Зачем же я пришла на этот дурацкий ужин? Вечер в честь помолвки, если быть точной. Их помолвки, конечно. Будь судьба более милосердной, она бы не позволила этому произойти.

Я знаю, что сейчас у меня пасмурный и словно извиняющийся взгляд. Делаю всё на полном автомате: киваю, улыбаюсь, смеюсь в нужный момент

Притворяюсь, что я в восторге от их анекдотов любовной тематики и всеобщего веселья. Притворяюсь растроганной, когда они рассказывают, как он сделал предложение. Притворяюсь счастливой за них. Притворяюсь, что мне есть дело до всего этого. Притворяюсь живой.

Полностью скрыть испытываемые чувства Отстраниться. Желание, любовь, ненависть, неудовлетворенность и полная потеря контроля над собой, стоит почувствовать запах её духов. Спрятать это и вести себя как обычно. Словно я не хочу чуть потянуться вперёд и дотронуться до неё. Случайно задеть её руку своей и получить ответную улыбку. Обнять за талию и притянуть ближе к себе. Вдохнуть её запах. Вдыхать до тех пор, пока не закружится голова и не подогнуться колени. Вдыхать пока я не смогу больше сдерживаться и не поцелую её. Медленно, мягко, ласково, осторожно. Провести кончиками пальцев по волосам, лицу, чтобы успокоить. Прикусить мочку уха, возбуждая. Снять платье, поддразнивая откровенными прикосновениями, и…

- Ты в порядке? – шепчет в ухо Гарри. Он легонько толкает меня в бок, вырывая из цепкой хватки эротических видений. – Где ты летаешь?

Там, где я не хочу, чтобы за мной наблюдали.

- Нигде. Я здесь, - отвечаю я также тихо, не хочу привлекать их внимание. Мой дорогой братик как раз угощает гостей историей об их первом поцелуе.

Дай мне цель. Дай мне терпение. Дай мне сильное тело и чуткое сердце.

- Ты сегодня не в себе.
Я не удостаиваю его ответом. Как человек, с которым я просыпаюсь вместе вот уже 3 года, может знать, кто я на самом деле?

Вот именно.

Всё-таки они поворачиваются к нам. Мы выглядим такой счастливой парочкой: Мальчик-Который-Выжил и младшая из семейства Уизли. И мы действительно счастливы, если забыть, что я безумно влюблена в другого человека.

Пожалуй, слово «безумно» подходит лучше всего. Я безумна от боли неразделённой любви. Голова кружится, как от крепкой сигареты.

Это сравнение заставляет меня вновь жаждать никотиновой порции. Немедленно.

- Так, Джинни, - начинает Рон, прежде чем я успеваю встать, улыбнуться и махнуть рукой.

- Извините, я в уборную. Скоро вернусь, - лгу я. Медленно прихожу в себя, бредя мимо безликих посетителей ресторана. Тяжело выдыхаю воздух. Кажется, с ним я выдыхаю всё, что накопилось в душе за вечер.

Роясь в своей дамской сумочке в поисках припрятанной зажигалки, я киваю метрдотелю на дверь. Пока я отдавала чаевые расторопному пареньку, зажигалка выскользнула из моих чуть трясущихся пальцев и, кувыркнувшись в воздухе, ударилась о каменный тротуар.

Стоило мне нагнуться за ней, как я услышала голос позади.

- И как я догадалась, что найду тебя здесь?

Стройные и гладкие ноги находятся на уровне моих глаз. Я задерживаю дыхание, мой пристальный взгляд осматривает её тело, облачённое в так хорошо сидящее на ней летнее платье, которое заканчивается выше колен. Смотрю на её бедра, талию, грудь… Только потом осмеливаюсь посмотреть в лицо. Она улыбается мне сверху вниз.

Она ничего не знает.

- Гермиона, - улыбаюсь я в ответ, выпрямляясь. Достаю сигарету, закуриваю.

- Привычка – вторая натура? – Шутит она, хотя выходит как-то нескладно.

- Ну да, - соглашаюсь я, выдыхая облако дыма. Затем протягиваю ей пачку сигарет. – Хочешь?

- Нет, спасибо. Ты же знаешь, как Рон к ним относится.

- Да. Хорошо, что мне не выходить за него замуж.

- Давно с тобой не виделись, - у неё на губах эксцентричная улыбка.

- Была занята. Нечасто удаётся вырваться из Министерства.

Играть холодно. Играть равнодушно. Играть осторожно.

- Тебе там нравится? – Спрашивает она и обхватывает себя руками: мимо проносится порыв холодного ветра.

- Вполне.

Между нами повисло молчание, Я стараюсь вобрать в себя как можно больше никотина.

- Джин, - она мнётся, но потом продолжает, - Джин, с тобой всё в порядке? Ты выглядишь… Даже не знаю… отстранённой. Я не могу помочь, не зная, что с тобой творится У тебя всё в порядке с Гарри?

- Да, у нас всё замечательно, - киваю я, стараясь не смотреть на Гермиону. – Конечно, мы не на пороге замужества, как вы с Роном…

- Я достаточно хорошо знаю Гарри, так что если тебе будет скучно или одиноко, то мы можем куда-нибудь выбраться. Или посидеть дома. Просто встретиться. Мы были довольно близки.

Насколько близки, а, Гермиона?

- Да, думаю, такое случается, когда люди взрослеют, - отвечаю я, пожимая плечами. Украдкой бросив на неё взгляд, вижу, что она смутилась.

- Да, но… Я действительно с тобой свяжусь.

Она поднимает голову и снова улыбается. Наши взгляды встречаются. Это то, чего я боялась. Невозможно отвести взгляд от глаз Гермионы Грейнджер.

- Хорошо. Буду ждать нашей встречи. Я, пожалуй, вернусь, - сказала она. – Ты идёшь?

- Через минуту, - я киваю на недокуренную сигарету. Она улыбается, разворачивается и уходит от меня. Снова.

Сердито бросаю окурок на землю и зло придавливаю ногой. Так всегда со мной случается. После того, как мы виделись с ней, остаётся чувство разочарованности и желания, превращающегося в гнев. Я не могу находиться рядом с ней и оставаться спокойной, ограничиваться платоническими отношениями.

Я хочу кричать; крикнуть, чтобы эхо разнеслось на много миль.

Но я стараюсь не выдавать эмоций. Я убираю волосы за уши, закидываю в рот мятную конфетку и возвращаюсь в здание.

. Все мои изменчивые, дикие чувства прорываются наружу, не только из-за того, что я не могу их сдержать. Отчасти это её вина. Наше прошлое ¬¬– её ошибка.
***

Сделайте фотографию - она не поблёкнет. В отличие от нашей с Гермионой дружбы. На фотографии Гермиона и я в Хогвартсе. Близкие подруги. Вместе учимся и едим, вместе смеёмся и плачем, даже на свидания ходим вместе. Летом перед моим шестым курсом Гермиона и Гарри остались в Норе.

Будучи уже достаточно взрослыми мы сами выбирались в ближайший городок или в Лондон. Гермиона показала мне маггловский мир, познакомила с магглами и подарила мне бесценный опыт.

Как-то раз мы решили пообедать в городе, потому что уже опаздывали на обед в Нору. Стоило нам зайти в помещение, как нас обдало волной тёплого воздуха, сигаретным дымом и алкогольными парами. Несмотря на то, что по маггловским меркам нам нельзя было употреблять алкоголь, проблем у нас не возникло.

Гермиона подошла к бару и вернулась, держа в руках два стакана с кока-колой. Когда я отпила немного, она усмехнулась и спросила:

- Чувствуешь другой вкус?
- Да, есть немного. Почему? – спросила я, чуть поднимая брови.

- Это обычная кола. С капелькой водки, - засмеялась она. Я понюхала стакан и подняла взгляд на девушку.

- И после этого ты ещё будешь меня отчитывать?

Той ночью мы были чертовски пьяны. И всё вокруг в те дни было так необычно и так по-маггловски. Сейчас это уже так же привычно, как налить молоко в хлопья. Но тогда всё было впервые. Мы хихикали над чем-то всю дорогу до Норы. А потом, спрятавшись за деревом, чтобы нас не было видно из окон, постарались немного протрезветь.

- Гермиона, тсс! Рон и Гарри могут нас услышать! – зашипела я, заставляя её сесть на землю возле выглядывающих из земли старых корней.

- Нет, - замахала она руками, - они услышат ЭТО! – Гермиона значительно повысила голос, и мне пришлось зажать ей рот ладонью. Она снова захихикала, я убрала руку. – Ты мой лучший друг, Джинни. Я тебя люблю, - объявила она, обвивая руками мою шею. Наклонившись слегка вперёд, она дотронулась своими губами до моих в невинном, дружеском поцелуе. Через несколько секунд, которых ей хватило, чтобы взглянуть на меня, она вновь меня поцеловала. На этот раз взасос. Повинуясь страсти и какому-то непонятному желанию, я легла на траву.

Я ясно помнила тот поцелуй, хотя теперь те воспоминания больше походят на пьяный дурман. Я не обманываю. Когда она поцеловала меня, я не ожила. Я не влюбилась в неё в тот же миг. И мой мир не остановился.

Ничего подобного из того, что творится со мной сейчас лишь от подобных мыслей. Но тогда это были пьяные девчачьи поцелуи и ласки?, Забавные и происходящие только потому, что мы были слишком пьяны, чтобы отдавать себе отчет. Это было время открытий.

После той весьма приятной ночи, мы экспериментировали с маггловскими напитками. Мы использовали любую возможность протащить водку, ром, джин и как-то раз даже виски в Хогвартс. Было не легко пронести всё это мимо Филча, который проверял все покупки учеников. Такие забавы требовали непростых чар, которыми Гермиона овладела мастерски. Мы научились многим чарам, нарушая правила.

Думаю, что Гермиона просто летала от счастья, имея очередную [возможность] втайне обойти школьные правила. Никто не знал, что Главная Староста Девочек проносила в школу бутылки с содержимым покрепче сливочного пива, иногда прикладывалась к ним и целовалась с другой девушкой. Для всех остальных она оставалась примерной и идеальной ученицей.

Мы никогда не попадались. Ни Рон, ни Гарри ничего не подозревали. Тогда Выручай-комната раз в месяц служила для нас местечком для уединения. Не было ничего необычного, даже для магглов, в том, чем мы занимались. Мы пили, танцевали и говорили обо всём на свете. Чаще всего посиделки заканчивались поцелуем. Мы целовались ради веселья.

Так мы чувствовали себя раскованными.

Но всё хорошее, как гласит пословица, скоро заканчивается. Я помню последнюю встречу в той комнате прямо перед экзаменами. Я опоздала, как всегда. Гермиона начала пить без меня, как всегда. Стоило мне закрыть дверь, как она набросилась на меня и прижала к стене. Алкоголь буквально осязался в её дыхании, смешиваясь с запахом её клубничного блеска для губ. Память услужливо хранит её вкус в тот вечер до сих пор. Её губы прижались к моим, руки забрались под рубашку, подбираясь к лифчику.

Я помню, как задыхалась, но больше от удивления. Поцелуи и до этого не были совсем невинным, но они были менее глубокими и чувствительными. Раньше мы просто играли с границами дозволенного, смеялись, как мы ловко перехитрили всех в понятии «лучшие друзья». Иногда даже рассуждали насчёт того, на что пошла бы большая часть парней школы, чтобы всего лишь увидеть нас здесь.

А в тот момент Гермиона сметала все проведённые границы, а её рука задирала мою юбку, лаская бедро прикосновениями. Я чувствовала, что было необходимо остановить её. Я даже не знаю, сколько она уже успела выпить. Если бы она проснулась утром и всё помнила, то, несомненно, наша дружба разрушилась в одночасье.

Но я не остановила её. Я сдалась. Мы покинули Выручай-комнату, окончательно запутавшись в собственных чувствах и погружённые в себя. Хотя дальше неуверенных ласк мы так и не зашли, произошедшее казалось нам чем-то очень важным. Когда тебе семнадцать, всё кажется важным.

Через несколько дней после той ночи до меня дошли слухи, что Рон и Гермиона идут на Выпускной Бал вместе. Ну и что. Не могла Гермиона пригласить на Бал меня, правда же? Я не придала этому значения, ведь они друзья. Как мы с Гермионой. Она мне ничего не должна, и я ей тоже.

На утро после бала оказалось, что они вместе. Парочка. Парвати сказала, они флиртовали целый месяц и несколько раз гуляли лунными ночами после отбоя.

Весь месяц Гермиона вела двойную игру со мной и Роном. У нас не было никаких романтических отношений. К тому же ночью незадолго до начала сдачи экзаменов она была пьяна, всё выглядело так глупо, что можно было отнести события к разряду: « Я не помню, что было прошлой ночью, забавно». Я всё ещё была её лучшим другом. И я ничего не знала. Ни о Роне, ни о её с ним отношениях. Вообще ничего!

Будь у меня Думосброс, я бы ещё раз убедилась, что всё это начала не я. Она всегда делала первый шаг.

Поэтому я не могу находиться рядом с ней сейчас. Не думаю, что Рон хотя бы догадывается о том, что скрывает Гермиона. Он даже не помышляет, что я уже ласкала её ухо, в которое он только осмеливался шептать всякие милые глупости.

А сейчас они женятся. А я живу с Гарри.

Я встретила его в Косом переулке летом после окончания Хогвартса. Он предложил перекусить вместе. Не помню, что мы ели, но мы точно пили вино. На следующее утро я проснулась в Дырявом Котле, он нежно обнимал меня во сне, а наша одежда была разбросана по полу. Тот ужин перетёк в отношения, которые быстро превратились в совместную жизнь. Гарри влюбился в меня, а я вступила в противостояние с действительностью и своими искренними желаниями. Я обожаю его, он самый близкий мне человек, но я устала сопротивляться себе.

Бедный Гарри. Он заслуживает кого-то лучше, вернее, чем я. Я грешу не только в помыслах.

Работа Гарри требует частых командировок. Он уезжает на несколько дней, иногда даже недель. Я не сижу дома, жалея себя или занимаясь самобичеванием. Обычно я беру выпивку и отправляюсь в Розовый Холл. Охранник мой знакомый, поэтому попасть внутрь не проблема. Меня уже узнаёт весь обслуживающий персонал. Здесь я не безызвестная личность. С напитком в руке я ищу девушку. Любую девушку, главное с каштановыми волосами и карими глазами. Затем я просыпаюсь утром, делаю небольшую отметку на столбике кровати, но ни на дюйм не приближаюсь к счастью.

Гарри возвращается домой. Он не умудрён опытом, и я даже не прячу вещи, которые может забыть здесь одна из этих девушек. Не стряхиваю длинные каштановые волосы, которые уж никак не могут принадлежать мне. Мне всё равно. Какая-то часть меня даже хочет, чтобы меня однажды застукали. Иногда я хочу, чтобы Гарри вернулся раньше из командировки и застал меня между ног какой-нибудь случайной женщины. Это будет бесспорное доказательство моих измен, у меня не будет пути к отступлению. И настолько же хорошо я понимаю, что он не заслуживает такого удара.

Жизнь среди магглов ничуть не изменила меня. Но она мне нравится. Я полюбила Лондон. Мне нравится то, что люди не знают кто я, из какой семьи, им безразлично чистокровная я или нет.

Быть безликим означает не только скрывать себя от людей, но и самому не видеть их. Поэтому никто не замечает, кто я на самом деле.
***

Я возвращаюсь на ужин. От бесконечного хмельного смеха и жеманного поведения у меня начинает болеть голова.

- Я пойду. У меня болит голова, - говорю я Гарри, надевая лёгкое пальто. – Если хочешь остаться, я не против. Увидимся дома.
- Всё хорошо, Джинни? Ты будто весь вечер проскучала, - говорит он, подавая мне сумочку.

- Да. Я же сказала, просто разболелась голова, - я попыталась улыбнуться. – Со мной всё будет хорошо…

- Сестричка! Куда это ты собираешься? – перебил меня Рон, обнимая за плечи. – Мы и так редко видимся. Когда встретимся в следующий раз… Оставайся! У нас есть ещё несколько объявлений.

- Что? Она ещё и беременна? – бормочу я, переставая дышать.

- Гермиона, иди сюда! – помахал рукой Рон. – Наша Джинни сбегает от нас. Ты должна спросить её, прежде чем она уйдёт.

Я поворачиваюсь и вижу Гермиону - ярко, отчётливо, даже будто под Чарами Замедления. Её губы растягиваются в улыбке, когда она подходит к нам.

- Сбегает? – переспрашивает она.

- Да. Завтра рано вставать, - снова обманываю я, смотря только на Рона. – К тому же, болит голова. Я лучше уйду.

- Хорошо. Раз уж Гарри будет шафером Рона на нашей свадьбе, то, я подумала, будет замечательно, если ты будешь подружкой невесты. Ты согласна, Джин?

У меня перехватило дыхание. Ладно, это предложение застало меня врасплох. Чего-чего, а такого я не ожидала от неё услышать. Да будь я проклята, если соглашусь!

- Ничего себе! Вот это неожиданность! Для меня честь получить такое предложение, но я сомневаюсь, что подхожу для этой роли, - проговариваю я быстро. – Желаю приятно провести вечер. Думаю, увидимся теперь на свадьбе.

Хотя я уверена, что заболею в этот день и с сожалением откажусь от приглашения.

Я быстро ухожу, пока кто-нибудь не успел мне ответить. Добраться до выхода, преодолевая людей и столики, не самая простая задача в моём состоянии.

Оказавшись снаружи, я глубоко вдыхаю. Достаю сигареты, закуриваю одну, глубоко затягиваясь, быстрым шагом иду вдоль по улице.

- Джинни! Джинни!

Это Гермиона. Я слышу, она догоняет меня. Мы не в кино, я не могу вытянуть вперёд руку и эффектно уехать прочь на такси. Я останавливаюсь и оборачиваюсь.

- Джинни, что это было? – спрашивает Гермиона, переводя дух. Она выглядит озадаченной, будто и правда не видит ни одной причины, по которой я могла не принять её предложение быть подружкой невесты на свадьбе. – Почему ты отказалась и убежала, будто с пожара?

- Я понимаю, Гермиона, - шиплю я. – Ты помолвлена, твоя жизнь вращается вокруг предстоящей свадьбы. Извини, что не чувствую того же. Извини, что мне плевать на твоё идеальное платье, идеальное место для проведения ритуала и твои идеальные приготовления. И будь я сейчас на твоём месте, я бы вернулась в ресторан, потому что я ухожу домой.

- Чёрт возьми! Чем я это заслужила?

- Извини, Гермиона, - цежу сквозь зубы с сарказмом, - ты хочешь, что бы я была счастлива за тебя? Хорошо. Я счастлива. Просто в восторге. Мои грёбанные поздравления. Желаю счастливой совместной жизни, бл*дь.

Я разворачиваюсь и продолжаю свой путь. Она снова меня догоняет, хватает за руку и резко поворачивает лицом к себе.

- Чёрт, Джин, что на тебя нашло? Что я сделала, что ты на меня сердишься? Это из-за Рона? – её голос срывается на высокие тоны всякий раз, когда она испытывает истинное недоумение. Я буквально вижу её шкалу эмоций.

- Это не имеет никакого отношения к моему брату! – рычу я.

- Что тогда? – её ногти глубоко врезаются в мою кожу, я вырываюсь.

- Будто тебе не всё равно.

- Господи, Джин, что за..?..

- Ты не можешь припомнить ни одной причины?

- Что?

- Совсем ни одной причины, по которой я так странно, будто во сне, вела себя сегодня, когда вы сделали объявление? – я подхожу ближе. Так близко, что чувствую её горячее и гневное дыхание.

- Я не…

- Совсем ничего?

- Боже, я не хочу играть в эти игры, - с раздражением говорит Гермиона. – Я…

Не могу сказать ей. Не могу просто объяснить. Я должна показать.

Я хватаю её за ладонь свободной рукой, притягивая к себе, целую. Выходит грубо. Кажется, мы обе сдались. Запускаю пальцы в её волосы. И как только я понимаю, что Гермиона не противится, – она не то, что не отталкивает меня, она отвечает на поцелуй! – я становлюсь нежнее. Целую уголок рта, провожу губами по подбородку, легко целую шею… Провожу кончиком языка по её приоткрытым губам, быстро повторяю движение по своим.

Гермиона улыбается.

Теперь я знаю. Позволяю ей целовать себя, она незамедлительно углубляет поцелуй. Я чувствую вкус клубники. Никогда не забуду…

На мгновение отстраняюсь и шепчу ей в губы:

- Я знала, что ты помнишь.

Глава 2.

Я знала, что ты помнишь.

Пауза, удар сердца. Время словно остановилось.

Гермиона делает шаг назад. Она открывает рот, собираясь что-то сказать, но осекается. Вздыхает.

- Не помню, - бормочет она, чуть встряхивая головой, - Джинни, я не…

Снова боль, белой волной захлёстывающая меня.

- Ты не…

- Извини, я понятия не имею, что… - невнятно продолжает бормотать Гермиона, отступая назад, задыхаясь на каждом слове. Она пренебрежительно машет рукой, разворачивается и уходит.

Я обессилена, потрясена, ничего не понимаю. Я не хочу понимать.

Но я знаю, что нужно делать.
***

Приглушённый свет, музыка, близко танцующие друг к другу женщины, холодная бутылка пива в моей руке – это тоже моя привычка. Вторая натура, как сказала Гермиона.

Я смотрю на кружащихся в центре людей, задерживаю взгляд на одной паре. Две женщины крепко держатся за руки, их движения ритмичны, их щёки соприкасаются, лаская нежную кожу. Я жадно наблюдаю, как они принадлежат друг другу. Они становятся единым целым в танце, представить их поодиночке немыслимо.

Все чувства в танце. Наверняка, они только что встретились. Границы дозволенного еще не определены. Они не знают, как вести себя и насколько открыться. Они ушли в это с головой - их вовлеченность в происходящее абсолютна. Возможно, они ещё увидятся снова. А может и нет. Но это не важно, потому что у них есть настоящее.

Я рассказываю всё это девушке, сидящей около меня. Я её раньше здесь не видела. Она неискушённая и взволнованная. Кажется, впервые в подобном месте. Изучает меня с пристрастием .

Я даже не смотрю на неё - в этом нет необходимости. Я так часто всматривалась в одинаковые лица!.. Достаточно заметить, что девушка симпатичная. Оказываю ей знаки внимания, тогда она снимает маску равнодушия. Затем мимолетный физический контакт: коснуться спины, руки или ладони. Показать свою заинтересованность.

Девушка нерешительно касается моего локтя своим, поворачивается к бармену и заказывает ещё выпивки.

- Хочешь? – спрашивает она, голос чуть дрожит.

- Спасибо, - улыбаюсь и ловлю её взгляд. – Мне водку с колой, Джон.

- Ты знаешь бармена? – спрашивает она, чуть наклонив голову. Я киваю. Всегда говорю меньше, чем знаю, это завлекает их. Чем больше сил тратится на знакомство, тем сильнее удовлетворение. А утром им кажется, что они поимели меня. Хотя в действительности всё наоборот.

У меня богатый опыт.

Девушка начала рассказывать мне о своей жизни, своей семье, из которой ушла, и прочих вещах, которые меня не интересуют. Я вглядываюсь в зеркало напротив барной стойки, пытаясь вспомнить, какой я была четыре года назад. Что так изменилось с тех пор? Я выше мамы и, слава Мерлину, не унаследовала её полноту и округлость. Высокая, длинноногая, с чуть вьющимися рыжими волосами до плеч, с карими, блестящими любопытством, глазами…

Эта девушка думает, что я добыча. Почему не она ?

Хорошо, что Гарри никогда не стать мастером окклюменции. А я нахожу её очень полезной иногда. Не то чтобы мысли этой магглы имели большое значение… Но я могу увидеть, что она хочет сделать со мной прямо сейчас. Каждое маленькое порочное желание, мелькающее у неё перед глазами. И самое приятное - ощущать малую толику того, как она отчитывает себя за греховные мысли.
Я прикладываю палец к её губам, заставляя замолчать, и улыбаюсь.

- Хочешь потанцевать?

Она кивает, и я беру её за руку, веду в середину зала, отведённую для танцев.

Музыка всё ещё гремит в ушах, когда девушка прижимает меня на улице к стене. Её губы обхватывают мои, её руки блуждают по моему телу. Я закрываю глаза и представляю, что это Гермиона щекочет мою мочку языком, покрывает всю шею поцелуями, расстегивая пуговицы…

По лицу скользит шёлк. Девушка напротив сливается с образом Гермионы. Забыть о девушке, её нет. Я не могу отказаться от этой иллюзии. Не могу, не в силах.

Проиграв себе, я озорно улыбаюсь воображаемой любовнице в чужом обличии. Кладу руки ей на талию и резко переворачиваю, прижимая к стене. Она хихикает.

Гермиона хихикает.

Смотрит на меня сверху вниз, и её руки теряются в моих волосах. Я целую её плечи, шею, подбородок, нахожу пухлые губы, посасываю их. Вспоминаю клубничный привкус. Мои руки опускаются с талии на бёдра, и партнёрша прикусывает мою губу, опаляя кожу рваным дыханием. Я усмехаюсь и вижу ответную ухмылку.

Перемещаю губы к уху, шепча:

- Я так тебя оттрахаю, что ты ходить не сможешь.

Когда я снова смотрю в лицо, черт Гермионы больше нет. Жмурюсь, стараясь воссоздать её образ. Перед внутреннем взором мелькают бездонные карие глаза, окаймлённые длинными ресницами, изогнутый в милой улыбке рот.

Это она, это она, это она…

Страшно снова взглянуть на нее. Закрыв глаза, я наклоняю голову, прислушиваюсь к громким стонам. Это будет длиться вечно!

Я знаю, что передо мной вовсе не Гермиона, но я продолжаю обманывать себя, продолжаю желать неосуществимого.

Девушка дрожит и охает, прижимаясь ко мне теснее. Я чувствую, как она вся сжимается внутри и вскрикивает в оргазме.

Она обессилено дышит, а я отворачиваюсь, даже не смотря на любовницу.

- Боже мой, - шепчет она, стараясь выровнять дыхание, - я только что…

Сейчас бы произнести «Силенцио» , в самый раз для подобной ситуации. Тру ладонями глаза и согласно киваю, хотя ничего не слышу.

Девушки всегда говорят одно и тоже.

А я не нашла то, что искала. Снова. Того, что мне нужно, здесь нет.

И это утро такое же, как и предыдущие, необходимая рутина. Собрать одежду, сброшенную в порыве страсти, уничтожить следы своего пребывания в квартире и уйти, пока девушка спит. Так легче. К тому же, я колдунья, и иногда накладываю чары, которые отводят от меня взгляд бывшей любовницы, если я с ней в одном помещении. Гарантия, что мы никогда не возобновим отношения.

Понятия не имею, как доползла до дома. Плюхаюсь на диван, бормочу «Инсендио» , указывая волшебной палочкой на камин, громко вздыхаю.

- Акцио одеяло, - взмах палочки в сторону шкафа. Зеваю. Моё любимое клетчатое одеяло проплывает по комнате и укрывает меня.

Я слышу стук в дверь прежде, чем успеваю уютно закутаться и заснуть. Выжидаю пару мгновений, пожимаю мысленно плечами и закрываю глаза.

И сразу же открываю: стук повторяется, но настойчивее.

- Мерлин, - ворчу я, отбрасывая одеяло, и плетусь к двери. Распахиваю её настежь.

Блядь.

Гермиона.

Она проскакивает в квартиру, задевая меня волосами.

- Заходи, почему бы и нет, - недовольно бормочу я.

- Где, чёрт возьми, ты пропадала? –начинает Гермиона. – Гарри не давал мне уснуть всю ночь. То есть… не Гарри, а Букля с его записками не давала мне спать. Он не знал, где ты была, всё ли с тобой в порядке или что-то случилось… Да и вообще!

Гермиона разъярённо меряет шагами просторную прихожую.

- Гарри нужно было ехать в Шармбатон на важную встречу. Он не мог опоздать… Сейчас во Франции он места себе не находит!

- Чего ты хочешь? Извинений? – грубо обрываю её. Лицо Гермионы застывает.

- Это не мне ты должна приносить свои извинения! Он думал, случилось что-то серьёзное, когда пришёл домой и не застал тебя! Ни звонка, ни совы, ни объяснений, вообще ничего!

- А ты рассказала ему о том, что случилось на улице? Это бы всё прояснило, - будничным тоном осведомляюсь я, скрещивая руки на груди и прислоняясь к стене. – Или ты не помнишь? Как и все, что было на вашем седьмом курсе?

- Я… - Гермиона хочет что-то сказать, но замолкает. – Джинни, это не имеет значения, - тихо говорит она.

- Да что ты? – спрашиваю я как можно беззаботнее. Выходит неубедительно. Наступившая тишина почти звенит от напряжения между нами.

- Джинни, я не понимаю, что…

- Да ладно, Гермиона. Ты же всё помнишь, - восклицаю с отвращением. – Освежить твою память? Ты целовала меня. А я целовала тебя. И в то же время ты строила невинные щенячьи глазки моему брату. И даже не начинай! – я вскидываю вверх руки, останавливая её. – Серьёзно, если бы мной кто-нибудь увлёкся или пригласил на бал, ты была бы первой, кто узнал об этом. К тому же это был мой брат! А я узнала обо всём от Парвати, главной сплетницы! Я знаю, что это давняя история, но… - слова стремительно исчерпали себя.

Гермиона опускает глаза. Думаю, в них стоят слёзы. Дерьмо! Я не хочу, чтобы она плакала. Чёрт! Хотя…

Почему бы и не выплакаться, Гермиона? Я то уже наревелась… Теперь тебе надо сделать тоже самое.

Она поднимает взгляд широких прозрачных глаз, и её губы дрожат.

Не расплакаться бы самой.

Вздыхаю, набираю полные лёгкие воздуха и сдерживаюсь. Надо держать себя в руках. Не сломаться. Не дать ей сломать меня.

- Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала, Джинни? – судорожно всхлипывает Гермиона, утирая рукавом слёзы. Протягивает вперёд руки и сразу же опускает их, как тряпичная кукла.

- Правду, - выдавливаю я, сглатывая горький ком в горле. Я так долго ждала этого, но не знаю, смогу ли вынести то, что она скажет…
- Джинни… - она устало встряхивает головой.

- Я хочу правду, - словно моё горло что-то сковывает, и я с трудом могу говорить.

- Я помню, - Гермиона снова опускает взгляд. – Счастлива?!

Нет. И тебе следовало бы это знать, Гермиона…

- Я помню всё, что было… Каждую минуту в Выручай-комнате, - фыркает она, встречаясь со мной взглядом.

- А как насчёт прошлого вечера? Почему ты ответила на мой поцелуй? – понятия не имею, откуда берутся все эти слова, слышу свой голос издалека.

- Я не…

- И почему ты мне никогда не говорила о себе и Роне? – гнев. Ярость. Даже ненависть. Ненавижу тебя, Гермиона. Так проще, так я сильнее. И я не сломаюсь, нет уж.

- Да ради Бога, Джинни, это было сто лет назад! – отрезает Гермиона, обхватывая себя за плечи.

- Прекрасно. Тогда нам не о чем больше разговаривать, если не хочешь быть откровенной, - я подхожу к двери, вцепляюсь в ручку.

- Джинни, хватит этой драматичности, - шипит она, выпрямляясь. – Мы можем просто забыть и…

- Остаться друзьями? Последние пять лет ты только и делала, что забывала, Гермиона, - ехидно замечаю я, окрывая дверь. – Так что хорошей свадьбы, счастливого брака и иди на х…

- Господи, всё это время у меня были к тебе чувства! - вырывается у неё почти утробный рык.

- Что?

Мой голос стал совсем чужим.

- У меня были к тебе чувства, - с ударением говорит Гермиона. И я вижу в её глазах разочарование и слёзы, готовые сорваться с ресниц.

Я никак не могу до конца осознать. Пять лет проигрывания в голове возможных вариантовэтого разговора. Но я даже не допускала мысли о её чувствах. Ко мне.

Гермиона опустилась на стул и спрятала лицо в коленях. Чтобы не смотреть на меня.

- Чувства, - эхом отзываюсь я, ещё не придя в себя от потрясения.

- Но как я уже сказала, это было давно, - упрямо говорит она коленям уже ровным голосом.

С остервенением вытирает непрошеные слёзы.

- Я думала, ты тоже что-то чувствуешь, - она в который раз качает головой. – Я не хотела говорить о Роне, потому что не хотела обидеть тебя. А Рон… Он один из моих самый близких друзей. Он сказал, что я ему очень нравлюсь, когда мы танцевали на балу. Я не сразу ответила ему взаимностью, но и не стала отталкивать. Мы великолепно провели время… Он был тобой , но с ним я могу быть на людях. В общем, так у нас и завязался роман.

Мой разум разделился. Одна его часть пробегает сотни миль в час, другая плетётся как черепаха. Все воспоминания того года вернулись ко мне такими красочными и осязаемыми, как никогда. Я стараюсь понять Гермиону, найти логику в ее словах и…

Всё перед глазами расплывается.

- Ты не могла появиться со мной на людях?! – взрываюсь я. Это не лучший ответ, который можно было придумать.

- А правда, Джинни, могла? – саркастично парирует Гермиона, поднимаясь на ноги. Я в некотором замешательстве. – Нам следовало ходить за ручку по коридорам, целоваться у озера и прийти на бал вместе? Навестить наши семьи, мне познакомить тебя со своими родителями, сыграть весёлую свадьбу и завести семью? Нам, правда, следовало так поступить? Не думаю. Мне было семнадцать, я запуталась в себе и… и во мне бушевали гормоны! – она сделала паузу, чтобы перевести дух, собраться с мыслями. – Это был переходный возраст и ничего более. Поэтому я с Роном. И именно его я понимаю и люблю. Я счастлива.

Я не заплачу. Я не сломаюсь. Я даже спорить не буду. Я просто хочу, чтобы она сгинула с глаз моих долой, потому что понятия не имею, сколько смогу ещё сдерживаться.

- Я счастлива, Джинни, - говорит она снова. Я уверена, что слёзы выступили у неё на глазах, голос чуть дрожит. - Счастлива.

Закрываю глаза и порывисто киваю.

- Я счастлива, Джинни, - шепчет она, голос слышится ближе. Я вновь киваю,зажмуриваюсь. Не плакать, не чувствовать, не поддаваться.

- Я счастлива, - повторяет она, её голос режет слух. Она так близко, что я могу уловить запах её тела и духов. – И ты тоже. Ты тоже счастлива.

- Да, я счастлива, - послушно бормочу я, слёзы катятся из-под закрытых век. Я счастлива. Рыдания душат меня. Я счастлива. Будто петля затягивается на моём горле, я задыхаюсь. Я счастлива. Ноги как ватные, и я могу в любую секунду упасть.

Но Гермиона успевает поймать меня. Её руки нерешительно скользят по моей талии и сильно обнимают. И только тогда я даю волю чувствам. Кладу голову ей на плечо и давлюсь рыданиями, повторяю как заведённая, словно молитву её последние слова, а голова раскалывается от боли. А она гладит меня по спине, успокаивая. Я чувствую кончики ее пальцев сквозь блузку, она прислонилась ко мне. Мы еще не упали только потому, что держим друг друга.
Она медленно отпускает меня. Слёзы размазались по её щекам, и я уверена, что они не мои.

- Я счастлива, - говорю я и выдавливаю ироничную улыбку.

- А я нет, - шепчет она, нежно отводя назад мои волосы. Грустно улыбается в ответ.

А затем целует меня, и мой мир разбивается вдребезги.
***

Гермиона сделала большой глоток из початой бутылки и передала мне. Я улыбнулась. Её юбка задралась почти до самых бёдер, потому что недавно Гермиона каталась по полу от смеха и осталась лежать на нём. Она становилась такой естественной, стоило ей выпить: смеялась, была нежной, совершала неожиданные поступки… Иногда казалось, что это и не она вовсе…На самом деле она и была такой в душе. Просто в такие моменты она забывала о совести и чувстве вины, которые обычно сдерживали ее. Я же сегодня наоборот, была более угрюма и спокойна.

- … и тебе надо было видеть тогда лицо Гарри, - захихикала Гермиона. Я пристально на неё посмотрела, взболтала напиток – водка опустилась вниз. Гермиона резко оборвала смех и села. – Эй. Ты всё ещё… ну… Он тебе нравится?

Гарри?

- Думаю, нет, - я улыбнулась ей.

- А как думаешь, что бы наши мальчишки сказали, если бы узнали, чем мы тут занимаемся? – крайне взволнованно шептала Гермиона.

- Мальчикам же нравится такое? Гарри бы стоял с открытым от потрясения ртом, а Рон… Он бы, наверное, сказала тебе держаться от его сестры подальше. Если он сам не умеет развлекаться, то тогда никто, чёрт возьми, не должен.


Гермиона от души рассмеялась. Её глаза сверкали.

- О, Джин, что я буду делать без тебя в следующем году?

Я снова ей улыбнулась.

- Через несколько недель ты покинешь Хогвартс навсегда… Знаешь, это просто нереально.

Она заметила, что мой взгляд скользнул по её оголённому бедру.

- У тебя пунктик насчёт юбок - сказала я. Она смотрела на меня с улыбкой Чеширского Кота.

- Хм, пожалуй, - засмеялась она, опрокидывая меня на себя и жадно примыкая ко мне губами. Поцелуй со вкусом водки. Мы перевернулись, она подмяла меня под себя, провела пальцами вдоль моих рук и нашла ладони. Вдруг взяла их и положила на свои бёдра поверх юбки, потом озорно прикусила мои губы, опаивая и подбадривая. Я нежно провела по её бёдрам, скользнула руками под свитер, нашла застёжку лифчика и расстегнула крючки.

-Переступим черту, - шепнула я, выдыхая.

- Мы уже сделали это, - шепнула она в ответ и поцеловала меня вновь. Её голодные поцелуи были умопомрачительны, фантастичны, изумительны… Я никогда не думала, что могу быть настолько целуемой.

Но Гермиона заставила меня чувствовать именно такой. Целуемой.
Привлекательной.

- Гермиона, - выдыхала я между поцелуями, - ты считаешь меня симпатичной?

Она хотела ударить меня по плечу, но промахнулась. Тогда она намотала на указательный палец прядь моих волос.

- Как ты вообще можешь такое спрашивать? Конечно, я считаю тебя симпатичной. Ты, пожалуй, самая симпатичная, - мягко добавила она. Мы легли рядом, слегка поглаживали друг друга, я зевнула, и Гермиона поцеловала меня в макушку. Потом спросила на ушко:

– А ты считаешь меня симпатичной? – она не смеялась, а действительно спрашивала.

- Нет, - вздохнула я. – Думаю, ты красавица.

- Я тоже думаю, что ты красивая, - сказала она, чмокая меня в щёку. - Правда.

Гермиона накрыла нас одеялом, когда почувствовала, что я замерзаю. Спасибо Выручай-комнате.

- Мне нравится чувствовать себя свободнее, чем когда-либо раньше. Когда не нужно оправдывать чьи-либо ожидания, контролировать то, что говорю или задумываться о правильности поступков. Мне нравится быть свободной с тобой.

Я изо всех сил старалась не заснуть.

- Мне тоже, - я зевнула и вжалась в её теплое тело.

- У меня появилась мысль. Когда ты закончишь Хогвартс, давай жить вместе. Снимем хорошую квартиру, обставим, украсим её. Станем снова делать всё вместе. Без Гарри и Рона. Я люблю их обоих, но иначе, не как тебя. И будем делиться… всем на свете.

- Звучит потрясающе, - я старалась говорить как можно заинтересованнее и не выдавать своей усталости.

- Я о многом сегодня думала, Джинни, - сказала она, глубоко вздохнув. Я хотела слушать. Правда хотела. Но я так устала! – Например, о нас с тобой…

Как же я хотела слушать ее дальше, но это было единственное, что я услышала перед тем, как заснуть.

Как же я хочу услышать ее.

Глава 3.

…мой мир разбивается вдребезги.

Я обхватываю её губы своими. Она всхлипывает и сильно сжимает мои руки.

- Не останавливайся, - шепчет Гермиона, не подавляя стоны. – Пожалуйста… Боже… Джинни, не останавливайся.

Она дрожит и запускает пальцы в мои волосы. Гермиона, кажется, уже не совсем понимает, что творит, полностью забывшись в ощущениях, впрочем, как и я.

Мир сошёл с ума не иначе. Нет, я не имею в виду, что всё «потеряло своё значение»… Или как всё это обычно случается в романах от «Mills & Boons»*? Я не могу не чувствовать пол под ногами или вовсе забыть о кислороде.

Потому что всё, чем я дышу – она. Она не позволяет «земле уйти из-под ног» и крепко держит меня.

Её поцелуи становятся всё более быстрыми, превращаются в неистовые. Словно я чем-то очень сильно её взбесила. А это моё наказание.

Её щёки горят под моими ласкающими ладонями. Её ногти царапают мою спину, вспарывая кожу.

Я не могу так продолжать, я, наверное, умру. Похоже, Гермионе совсем не нужно дышать во время бесконечного поцелуя. Горячие и влажные губы оставляют дорожку на моем горле, и я вскидываю голову. Вырывается громкий стон. Вот сейчас я рискую потерять даже не реальный контроль, а лишь его видимость.

Но я слышу лёгкий щелчок над плечом Гермионы. Стрелка часов начала двигаться дюйм за дюймом.

Часы!

Мои глаза широко распахиваются, и я с отчаянием смотрю на часы, которые моя мама подарила нам на новоселье. В отличие от фамильных часов Уизли, на этих всего две стрелки: с изображением меня и Гарри.

И стрелка Гарри сейчас указывает на надпись «в пути».

- Он будет здесь в любую секунду, - произношу я, ошеломлённая. Я бесчисленное количество раз изменяла своему вечно лохматому мужчине у нас дома, но ни разу не паниковала.

Она последняя, с кем я хочу быть пойманной.

- Кто? – Гермиона тяжело дышит и мгновенно отстраняется.

- Гарри. Он идёт домой.
***

- Я не знаю, что делать, Рон, - вздохнул Гарри, засунув руки в карманы и глядя в окно. Рон с Гермионой жили далеко от Лондона, потому что Рон предпочитал надоедливой суматохе города тишину и покой.

- Ты говорил с ней? – спросил Рон, грызя ноготь на большом пальце.

- Да ладно тебе! Ты когда-нибудь пробовал говорить со своей сестрой о том, что у неё на уме? – Гарри был наполовину рассержен, наполовину позабавлен.

- Согласен. Нет. Но, как ты сказал, она моя сестра. Думаю, то, что происходит – чепуха, - пожал плечами Рон, откидываясь на спинку стула. – Как всегда, какие-нибудь пустяки.

- Не думаю. Ты же видел, как она вела себя вчера в ресторане.

- Да. Но… У неё болела голова, - заметил Рон.

- Болела голова, - усмехнулся Гарри. – У неё постоянно в последнее время головные боли. Ты же не думаешь, что у неё неоплазма мозга?

- Что? Нео?..

Гарри вздрогнул, страх холодом скрутил внутренности.

- Она же не больна, правда?

- Нет, конечно, - уверенно заявил парень, развеивая опасения друга. – Она ещё просто дурочка, поверь.

- Да, может быть, - задумчиво согласился Гарри. – Может это как-то связанно с Гермионой. Ты заметил, как мало они общались вчера? И они больше не встречаются как раньше, не устраивают своих девчоночьих посиделок. Она тебе ничего не говорила?

- Гермиона? Нет, - покачал головой Рон. – Но она отправилась к вам, чтобы проверить как там Джинни. Она так беспокоилась после твоих писем, всю ночь не спала. Если есть проблема, то в самой Джинни. Ты не там ищешь, парень.

- Да. Может быть, - вновь согласился Гарри, кивая и посматривая на часы. – Мне лучше вернуться домой, Джинни, наверное, ждёт меня. Попробую поговорить с ней.

- Удачи, - добродушно пожелал Рон.
***

И она ушла. Стоило ей взглянуть на часы, как она испарилась. Понятное дело, ей тоже не хотелось столкнуться сейчас с Гарри.

Гарри.

Его ключ поворачивается в замочной скважине, мужчина с облегчением произносит моё имя и прижимает к своей груди.

- Я так беспокоился, - шепчет он в мои волосы и вздыхает. Я делаю шаг назад, бормоча:

- Не стоило. Со мной, правда, всё в порядке.

Он молчит, а потом заглядывает в гостиную.

- Гермиона здесь?

- Что? – изумляюсь я. Он не может знать…

- Гермиона. Я заходил к Рону, он сказал, что она у нас.

- А. Она уже ушла.

- Наверное, мы с ней разминулись, - пожимает плечами Гарри, снимая дорожный плащ. – Она снова предлагала тебе быть подружкой невесты?

Он внимательно наблюдает за моей реакцией, прощупывает почву.
- Забавно, но нет, - говорю осторожно.

- А ты ею будешь?

- Я же сказала ещё вчера, нет, - высокомерно замечаю я. Под предлогом приготовить чай иду на кухню, а на самом деле хочу избежать его изучающего взгляда. Будто я живу в колбе для изучения эмоций!

- Почему, Джинни? – он просто повышает голос из комнаты. Я концентрируюсь на приготовлении чая, надеясь, что он примет тишину, как ответ. – Джинни?

Не примет, конечно.

- Потому что я не хочу.

- Почему ты не хочешь? Это же твой брат. Они наши ближайшие друзья, - Гарри ставит ударение на последних словах. Он заходит на кухню, прислоняется к косяку.

- Потому что Гермиона вероятнее всего оденет подружек в розовые платья. А ты же знаешь, как этот цвет ужасно сочетается с моими волосами, - ухмыляюсь и поднимаю на него взгляд. Гарри не смешно. – Она найдёт другую подружку. В Святом Мунго или… не знаю, где.

- Серьёзно, Джинни. Что происходит?

- С Гермионой?

- Между Гермионой и тобой. Между мной и тобой. Честно, Джинни, я тебя не узнаю, - смотрит на меня умоляюще.

- Я прежняя, - фыркаю, отводя взгляд.

- Да? А по тебе не скажешь, - с горечью произносит он и уходит.
***

Гермиона сотворила поднос с чайником, чашками и бисквитным ассорти. Она поставила его на кофейный столик перед своей будущей свекровью и женихом. Налив чашку для Молли, Гермиона поразилась гармонии происходящего. Несколько лет назад на её месте была Молли, негласная глава семейства Уизли, любительница заблудших и магглорождённых, протягивающая девушке такую же чашку чая.

Хотя у них всегда было мало денег, Молли никогда не задумывалась об этой проблеме, когда приглашала Гарри и Гермиону погостить к ним на лето или Рождество. Она радушно открывала перед ними дверь и окружала такой же любовью и уютом, как и собственных детей.

И теперь Гермиона собиралась стать частью этой семьи. Она была уже почти равноправной хозяйкой в доме. Даже иногда заменяла Молли на кухне, готовила тосты и чай для всей семьи.

- Как ты думаешь, дорогая? – спросила Молли, отвлекая девушку от собственных мыслей.

- Извините, о чём? – поморщилась Гермиона.

- Платье для подружки невесты, дорогая, - добродушно улыбнулась женщина, думая, как должно быть утомляют невестку все эти приготовления к торжеству. А Гермиона благодарила небеса, что её будущая свекровь тактично не спрашивала, о чём та замечталась.

- Эм… Я, если честно, об этом ещё не думала, - вздохнула Гермиона и опустилась на диван рядом с Роном. Он сразу же накрыл её ладонь своей. Он всегда так делал, стоило Гермионе оказаться рядом. Девушка заметила, что Молли уловила жест привязанности сына к своей невесте и поборола желание приложить руку к груди от умиления и восторга.

- Так, оно точно не будет розовым, – с сожалением сказала Молли, делая пометки на листе пергамента. – На свадьбе Уизли этот цвет будет смотреться неуместно… Он вообще должен быть под запретом на наших праздниках. К тому же, на Джинни розовое платье смотрится…

- Хреново, - закончил за неё Рон, тяжело вздохнув. Он всегда скучал, когда женщины планировали свадьбу, а это могло затянуться ещё не на один час.

- Рональд, - строго одёрнула его Молли. – Оно просто не подходит ей. Голубое платье будет смотреться гораздо лучше. Или, возможно, зелёное, ты же не думаешь…

- Это не важно, Молли, - сказала Гермиона, откидывая волосы за спину. – Джинни не собирается быть подружкой невесты, - стоило только произнести имя вслух, как огромная горячая волна то ли удовольствия, то ли боли накатила на Гермиону. Девушка вспомнила об острых ощущениях, которые испытала прошлым вечером.

«Чёрт возьми, Гермиона, возьми себя в руки! – ругала она себя. – Не смей даже думать о сестре Рона в присутствии их матери!»

Происходящее казалось Гермионе настолько ужасным и отвратительным, и осознание этого заставило её прийти в себя.

- Но почему? – озадаченно спросила Молли и посмотрела на Рона с укором.

- Не смотри на меня так, мам! – запротестовал он. – Я ничего не сделал. Может, она расстроилась от того, что Гарри ещё не сделал ей предложения, и теперь Джинни завидует. Обвиняй Гарри.

- Не говори глупостей, Рон! – зло отрезала Гермиона. Удивившись своей реакции на его слова, она поспешно прочистила горло. – Это не причина, я уверена.

- Всё равно. Это её личные заморочки. Гарри тоже не знает, что с ней происходит, - пожал плечами Рон.

- Он переживает? – неуверенно спросила Гермиона, пытаясь оценить ситуацию.

- Ещё бы. Кстати, он считает такое поведение Джинни твоей заслугой, - усмехнулся Рон. – Я сказал ему не глупить.

- Почему Гарри считает, что я в этом виновата? – взволнованно спросила Гермиона. Она чувствовала, как Молли внимательно наблюдает за ней.

- Ты поссорилась с Джинни? – участливо спросила женщина. – Я думала, вы просто пару лет назад перестали быть близкими подругами: работа, новые знакомства…

- Нет, ничего подобного, - уверила Гермиона обоих Уизли. – Я не ссорилась с ней. Мы обе не ссорились. Между нами всё отлично. И, думаю, голубое платье будет лучшим вариантом. Она… Она изменит своё решение.

Молли молча кивнула и сделала ещё одну пометку на пергаменте.

Гермиона вздохнула и посмотрела в окно, сегодня был ещё один замечательный летний день. Деревья зеленели, а за низким заборчиком блестела неглубокий ручей. Рон мечтал о доме, подобном Норе, в которой он вырос.

Мечтал об умиротворённом и красивом месте, где они смогут встречать рассветы и наблюдать закаты с холма, и солнце будет крутиться вокруг их неторопливой жизни.

Иногда Гермиона скучала по оживлённому Лондону. Скучала по спешащим по своим делам людям. Скучала по ощущению, которое подсказывало, что если остановишься хоть на минутку перевести дух, то упустишь что-то важное. Скучала по грязным мощеным улицам, усеянным яркими фонарями.

А главное, Гермиона помнила разгневанный взгляд и мягкие губы. Она ещё слышала свои отчаянные слова: «Пожалуйста… Боже… Джинни, не останавливайся». И вместе с этими воспоминаниями в комнате будто появлялся запах сигарет и алкоголя. Гермиона знала, чей это запах, и понимала, как далёк этот человек.

« И это то, на что ты променяла наши встречи? – услышала она шёпот Джинни. – На возможность обсуждать цвет платья с моей матерью, пока Рон издевается? Да, я могу понять, почему ты предпочла это», - усмехнулась воображаемая собеседница.

Она обдумывала слова внутреннего голоса, так похожего на голос Джинни, и никак не могла сосредоточиться на разговоре двух других Уизли, которые сидели рядом с ней.

Вместо этого она извинилась и ушла в ванную.

Она закрыла дверь и опустилась на пол около унитаза, чувствуя подступающую тошноту. Что-то в сердце настолько сильно стискивало грудь, что причиняло физическую боль.

Гермиона хотела плакать, но слёз не было. Она знала, что так ей станет легче. Хоть какая-то отдушина. Вызвать рвоту, расплакаться, закричать, сделать что угодно, лишь бы всё вернулось в норму.

Но Гермиона ничего не предприняла.

Вместо этого она закрыла глаза, представила себе мощеную улочку и с тихим хлопком исчезла.
_____________________
* «Mills & Boons» - популярное английское издание дамских романов.

Глава 4.

Яркий свет уличных фонарей слепил глаза, и Гермиона подумала, что не может слишком надолго отлучиться в ванную.

Со вздохом девушка осмотрела место, в которое её перенёс портключ. Какая-то её часть желала, чтобы он немного ошибся, и её приключение закончилось на другой улице Лондона, так и не начавшись.

Осмотревшись, Гермиона увидела, что у Гарри и Джинни в небольшой гостиной ещё горит свет. Казалось, прошло несколько месяцев с тех пор, как она побывала здесь, хотя всё произошло этим утром. Будто несколько месяцев назад, она аппарировала не попрощавшись, боясь, что Гарри войдёт в квартиру, а не несколько часов назад.

Зачем? Если бы Гарри увидел её, то подумал, что она пришла проведать Джинни. Он бы ничего не заподозрил. И ему бы и в голову не пришло, что пара девушек несколькими минутами ранее ругалась, плакала и целовалась. Или же он непременно заметил бы что-то?

«Нет, - сказала себе Гермиона. – Ничего бы он не заметил. Потому что это последнее, что может ожидать Гарри. Такого вообще никто ожидать не может. Почему? Потому что Джинни с Гарри. А я выхожу замуж за Рона. Да, я выхожу замуж за Рона, и я сча…»

Она прервала эту мысль, которая отозвалась внутри мучительной болью. Она больше не могла себя обманывать. Неужели она надеялась убедить в этом кого-то ещё?

Но она ведь убеждала! Потому что все этого ожидали. Все окружающие хотели, чтобы всё было именно так.

В отвратительном расположении духа Гермиона решила аппарировать обратно и уже приготовилась оказаться дома, как услышала звук рамы, скользящей вверх. В гостиной её друзей кто-то открыл окно. Это заставило девушку немедленно отказаться от аппарации. Сердце Гермионы забилось учащённо, девушка замерла в неудобной позе, как под действием Петрификус Тоталуса.

Гермиона видела лишь силуэт, показавшийся в окне, и напряглась. Через минуту появилось первое облачко сигаретного дыма, и плохое настроение Гермионы как рукой сняло. Она отсчитала несколько окон от того, в которое курили, и подметила, что в спальне горит свет. Гарри дома.

Внутри всё мгновенно замерзло, и забытое на секунду чувство вины вернулось к своей законной обладательнице.
Такой человек, как Гермиона Грейнджер, человек, у которого ещё осталась совесть, не осмелился бы постучать в дверь, если бы знал, что его встретит лучший друг, даже не подозревающий об измене.

Гермиона проверила карманы в надежде найти чистый клочок пергамента. К её радости, отыскался сложенный вчетверо листок, который она сразу же узнала. Это был предложенный Молли предварительный список гостей на свадьбу. Гермиона положила его в карман перед тем, как пойти готовить чай.

Ещё больше расстроенная, она оторвала часть листа, даже не прочитав, и убрала обратно в карман. Стараясь не испытывать такую сильную благодарность к Молли за то, что оставила место на пергаменте для её с Роном поправок, девушка извлекла из кармана самопишущее перо.

Собравшись с мыслями, Гермиона прижала кончик пера к пергаменту и постаралась выразить всё, что хотела произнести.
***

Такая тихая ночь.

Последние несколько часов мы с Гарри разговаривали. А когда живёшь в подобной «семейной» обстановке, даже разговоры становятся настоящим испытанием.

Гарри в спальне, где всегда отсиживается, когда мы ругаемся. Он скрывается там, потому что знает, я курю без остановки, когда нервничаю. А курить я предпочитаю в гостиной. Гарри притворяется, что очень занят, ему надо дописать «очень важную часть квиддичного законодательства» к утру. У него получается даже лучше, чем у Перси Подотрите-Мне-Задницу Уизли.

И всё же ему нравится работа, я знаю. На самом деле, я первая предложила поискать что-нибудь связанное с квиддичем. Ведь когда мы встретились в Косом переулке, Гарри учился на аврора. Он всегда этого хотел, все поддерживали его, потому что ожидали подобный выбор, а потом он внезапно всё бросил. Я помню, Кингсли Шеклболт был его личным наставником.

Ещё я помню, как лежала рядом с Гарри утром в Дырявом Котле и вглядывалась в его лицо, пока он рассказывал, чему его учат и какие удивительные вещи он уже повидал. И всё это он перечислял с энтузиазмом, достойным рассказов о том, что ел на прошлой неделе.

И я задала ему вопрос, о котором, очевидно, никто даже не помышлял: «Ты хочешь стать аврором, потому что тебе это действительно нравится или потому что все от тебя этого ждут?»

Он улыбнулся мне немного застенчиво, будто я открыла самый большой секрет. Он потянулся ко мне, взял мою ладонь и с благодарностью сжал.

- Учиться совсем не плохо.

- Всего лишь неплохо?

- Да… Просто я не хочу больше быть тем самым мальчиком.
- Ты уже не мальчик.

- Хорошо. Но я мужчина, который был Мальчиком-Который-Выжил.

- Или мужчина, который был Мальчиком-С-Идиотским-Шрамом-На-Лбу.

Он усмехнулся и обнял меня, прижимаясь губами к уху. В тот самый момент я подумала, что у меня может всё получиться с Гарри. Получится прекратить проклинать Гермиону и снова стать той девочкой, которую спас от василиска этот храбрый парень.

- Если бы я мог, я бы занялся чем-нибудь связанным с квиддичем. Не обязательно становиться профессиональным игроком…

- Почему бы и нет. Ты хорош.

- Да нет… Тем более, это больше не моя мечта. Возможно, что-то другое, организационное. Например, войти в квиддичную лигу… или что там ещё есть?

- Замечательная идея, Гарри.

- Да, но… Мне осталось доучиться всего два года, и я стану аврором и…

- Ну и что? Ты хотел стать аврором, когда тебе было четырнадцать. А это было давно. Многое случилось. Ты изменился. Будешь придерживаться заданного курса, потому что уже начал?

- Ладно. Ты права. Но…

- Разве то, чем ты занимаешься, делает тебя счастливым?

- Наверное.

- Наверное? Гарри, ради Мерлина, делай только то, что принесёт тебе счастье. Мы оба знаем, что жизнь слишком коротка. Так что делай, что хочешь.

В точку. Перед моим мысленным взором появилась Гермиона, но я прогнала эту картинку. Я больше не хочу быть спасённой девочкой.

- Да. Ты снова права. Думаю, я уже выполнил свою главную миссию по части тёмных волшебников.

- Почему бы тебе не поговорить с кем-нибудь из Департамента Магических Игр и Спорта? Готова поспорить, им будет лестно, что сам Гарри Поттер на их стороне.

- Заткнись, - засмеялся Гарри, откидываясь на спину.

- Я серьёзно, Гарри. Если это то, что ты хочешь, так сделай это. Не надо быть аврором, потому что все хотят, чтобы ты им был. Это твоя жизнь. Это будет только твой выбор.

- Наверное.

- Кроме того, если это не сделаешь ты, я всё сделаю за тебя сама.
И через месяц Гарри действительно прекратил своё обучение. Кингсли и другие авроры расстроились. Наверное, из-за того, что будут чувствовать себя в меньшей безопасности, ведь Избранный не закончит обучение и не будет хорошо подготовлен на случай появления новой угрозы магическому миру.

Карьера Гарри в Департаменте ползла в гору с самого начала его работы, и он полностью отдавался любимому делу. Сейчас он возглавляет проект по межшкольным квиддичным соревнованиям. Это изумительная идея (его идея, я должна заметить), направленная на объединение факультетов и всей школы для поддержки Хогвартса. Гарри бы хотелось, чтобы стёрлась явная вражда между слизирином и гриффиндором.

Поэтому он очень занят. И я его понимаю.

И, если говорить совсем открыто, я почти не переживаю, когда его нет дома.

Но сегодня он разозлил меня до предела. Я сыта по горло его игрой в Перси. Я знаю, он ещё сердится, что я не буду наряжаться в глупое платье пастельных тонов, вплетать в причёску цветы и идти на венчание Гермионы.

Я могу представить, как это смотрится со стороны. Могу. Я не идиотка. Для Гарри всё выглядит более чем нелогично. Мы лучшие друзья, к тому же Рон мой брат, и мы «так хорошо» ладили в Хогвартсе. Какая у меня может быть причина отказываться от разделения с друзьями такого радостного события? Нет идеальнее кандидата на роль подружки невесты, чем я.

Думаю, именно поэтому Гермиона и предложила мне быть ею. Не потому что её чувства остыли или это был необдуманный выбор. Она просто знала, что в семье Уизли это вызовет ненужные расспросы.

Тогда зачем она спрашивала, если предвидела мой отказ?

Хотела ранить меня? Хотела, чтобы я зашла в церковь за ней и смотрела, как она выходит замуж за Рона?

И почему она поцеловала меня утром? Почему умоляла не останавливаться? Почему сказала, что чувствует что-то ко мне? Неужели всё это только чтобы ранить меня? Последний удар перед тем, как выйти замуж за моего родного брата? Что ж, мне больно. Но в её дыхании, её движениях я ощущаю, что она хочет меня, нуждается во мне. Почему?..

И я снова здесь, снова константа моего безумия. Гермиона.

Почему это со мной? Несмотря на то, что сегодня мы с Гарри поругались, я была рациональна и относительно спокойна. Но стоит мне подумать о Гермионе, я словно лечу в пропасть, и так раз за разом.

Почему она заставляет меня терять над собой контроль?

Это слишком. Почему она? Почему Гермиона? Не мог лучше это быть кто-нибудь другой? Насколько бы было проще, будь этим человеком кто угодно другой на всей планете. Наверняка, любить Геллерта Гриндевальда было бы проще, чем Гермиону Грейнджер.

И всё это не только из-за дурацкой истории с подружкой невесты. Гермиона даже забавна в своих смешанных чувствах. Она властная, упрямая и чёртова идеалистка. Она лучше всех знает о чувствах других, но полностью игнорирует собственные. Я предпочитаю выкрикивать и выплакивать свои проблемы, а она прячет их за вежливой улыбкой, если не может решить их. Это я говорю не только о «нас», если «мы» когда-нибудь вообще были. Взять те же Предсказания, например. Она не может не использовать логику, знания или здравый смысл, поэтому бросила их. Просто ушла…

Я ненавижу, что даже ошибки заставляют любить её.

Я восхищаюсь ей, когда она проявляет упрямство, показывая, что готова к схватке. Даже если это битва против меня. Когда она злится, в её голосе появляются командные нотки, и я таю, не в силах ничего с собой поделать. А когда она загорается жаждой справедливости, используя весь свой интеллект, а причина становится наваждением, я тоже теряю голову, восхищаясь ей. Или когда она отказывается от отдыха, пока работа не будет выполнена в совершенстве, потому что потом она чертовски обворожительна, когда удовлетворённо улыбается. И этого вполне достаточно.

Я восхищаюсь тем, что она к каждому может подобрать ключик, всегда найдёт единственно правильные слова для поддержки, если кто-то счастлив или, наоборот, расстроен. И она всегда делает всё, что в её силах, чтобы помочь.

Но тогда она полностью погружается в мир выбранного объекта, закрывая на замок свои собственные проблемы, чувства и желания…

Ненавижу.

Мерлин, пусть я лучше ненавижу.

Мне будет легче, если я возненавижу Гермиону Грейнджер.

Я закрываю окно и краем глаза замечаю что-то белое за стеклом. Оно поднимается до моего окна и снова падает вниз. Я быстро разворачиваюсь, потому что белой вспышкой это что-то вновь появляется и ударяется о стекло.

Птичка! Сложенная из бумаги и оживлённая с помощью магии. Я думала, что поблизости не проживают ведьмы или волшебники. Мы живём в самом центре маггловского Лондона, в милях от Дырявого Котла, Святого Мунго и Министерства Магии.

Кто заколдовал птичку, что бы та парила у моего окна? Неужели Гарри?

Нет, он бы никогда такого не сделал.

Я осторожно открываю окно, и одушевленная бумажная птичка впархивает в него, падает около моих ног. Когда я поглаживаю пальцем ребристые крылья, магия колдовавшего передаётся мне лёгкими толчками. Я озадачена, кто мог мне прислать такое?

Покоясь на моих коленях, птичка утрачивает последнюю магию и превращается в обычный клочок пергамента у меня на глазах.

Мне не нравится, что руки начинают дрожать, как только я узнаю знакомые завитушки почерка женщины, которая прислала мне записку.

Это то, о чём я думаю?

Глава 5.

Глава 5.

Я сразу же принимаю решение, как только пробегаю глазами записку. Призвав с помощью «Акцио» туфли и пиджак от костюма, я, захватив ключи, бегу к двери. Едва ли вспомнив о Гарри.

С шумом распахнув входную дверь, я оказываюсь на улице и первое, что вижу - её, сидящую на тротуаре, спрятавшую лицо в коленях . Но стоит двери позади меня захлопнуться, как Гермиона вздрагивает и оборачивается. Побледнев, она слабо улыбается мне и встаёт на ноги.

А чего я ожидала, несясь вниз, как ошпаренный гиппогриф? Что, завидев меня, она начнёт душить меня в объятиях и покрывать лицо поцелуями?

Наверное, нет. Но подобная картинка появилась в моём сознании, побудив примчаться на улицу. Гермиона делает мне навстречу несколько робких шагов, я делаю то же самое.
- Привет, - негромко говорит она, глаза немного затуманены.

- Я получила твою записку, - выпаливаю я.

- Я так и поняла, - бормочет она, убирая с глаз мешающие волосы. Я перехватываю её руку, опускаю вниз и легко сжимаю.

- Хочешь… сходить куда-нибудь, выпить? – у меня вырывается смешок.

Гермиона кивает, улыбается чуть шире и окидывает улицу оценивающим взглядом.

- Куда? Только не здесь… Я имею в виду…

- В волшебный бар? – нахожусь я.

- Не обязательно в волшебный, - отвечает она, стараясь не выдать своё волнение. – Просто туда, где не так много народу, как в Дырявом Котле. Я не против волшебного местечка, тем более не откажусь от огневиски.

- Я тоже, - соглашаюсь я. – Держись крепче.

Она крепко стискивает мою руку, и мы аппарируем.
***

Услышав характерный хлопок, Гарри оторвался от бумаг, лежащих вокруг него на кровати, и подбежал к окну. Он знал, что не успеет увидеть, как Джинни исчезает, но хотел в этом убедиться. Скомкав пергамент, что был у него в руке, Гарри прижал кулаки ко лбу.

Это была она. Снова сбежала. Что-то случилось, и она не хочет с ним поделиться.

Дело в нём? Неужели он и есть причина? Может быть, дело в свадьбе Рона и Гермионы? Возможно, Джинни мечтала о том, как они первыми подойдут к алтарю?

Это то, чего она хочет? Почему она так отдалилась от него, как только друзья объявили о помолвке, и стала груба с Гермионой?

Гарри переплёл пальцы в замок, эти мысли сбивали его с толку.

Она бы ни за что не призналась. Нет, разговоры не для неё. Она отвечает действием на действие.

И Гарри знал, что он должен делать.
***

- Хогсмид? – мягко спрашивает Гермиона около самого моего уха, быстро отпуская руку. Её лицо хмурится, когда она озирается по сторонам. Проливной дождь словно кричит, что мы прибыли в Шотландию.

- Может, пойдём в «Кабанью Голову». Там тихо… Увидишь, Аберфорт привёл всё в порядок, - неуверенно говорю я, предпринимая неудачную попытку спрятаться от холодных капель.

- Хорош-шо. «Кабанья Голова», - кивает Гермиона и направляется в сторону паба, даже не посмотрев на меня и не подождав.

Я думала, что если нам удастся выбраться из Лондона, из «взрослого мира», то мы вернёмся во времена, когда всё было проще. И мы были счастливы. Возможно, только так и можно всё упростить.

Но стоило мне заметить выражение её лица и посмотреть, каким темпом она марширует по улице, и я понимаю, как велико было моё заблуждение.

- Гермиона! Гермиона! – зову, догоняя. – Если что-то не так, то мы может пойти ещё куда-нибудь.

- Не стоит. Уверена, всё будет замечательно, - она морщится, толкая дверь. Раньше стоило открыть её, как в нос бил гнилой запах, вырывался спёртый воздух, и несколько подозрительного вида личностей окидывали тебя оценивающим взглядом.

Но не сейчас. Как только вы переступаете порог, действуют Осушающие Чары, их Аберфорт установил специально для погоды, подобной сегодняшней. Здесь тепло и ярко, тут и там расставлены мягкие удобные стулья, а еда не без помощи магии сама подлетает к посетителям. В дальнем углу потрескивает огонь. Стены украшены картинами с живописнейшими местами современной Великобритании. Разговорившись как-то вечером с Аберфортом, я была удивлена, узнав, что это его работы. Наладив отношения с братом и семьёй, Аберфорт закрыл «Кабанью Голову» на год и отправился в путешествие. А когда вернулся, перепотрошил паб и превратил его в бар, о котором всегда мечтал.

Пейзажи такие же живые, как и волшебные портреты. Постепенно успокаиваешься, глядя на бурлящие потоки, чуть покачивающиеся от ветра леса, и наслаждаешься выпивкой.

Гермиона прямиком направляется в один из многих затемнённых участков, которые всё ещё существовали здесь; Аберфорт знал, что его заведение пользуется популярностью благодаря приватной обстановке.

- Джинерва, - грубо приветствует он меня из-за барной стойки. – Что будешь заказывать?

- Две медовухи и два огневиски, - прошу я, доставая кошелёк.
- За счёт заведения, - отвечает он, ставит на стойку два стакана и заполняет их до краёв спиртным напитком. Откупоривает две бутылки и ставит их бок о бок. – Ты и так поспособствовала моему бизнесу. Многие твои сокурсники теперь большие шишки в Министерстве и предпочитают приходить сюда, нежели в «Три Метлы». Кое-кто из них даже захотел купить мою картину.

- Замечательно. За сколько продаёшь? – Я указываю палочкой на выпивку и левитирую её к нашему столику.

- Не за сколько. Они не продаются. Они только для меня. И всё же приятно получить подобное предложение, - он улыбается в свою длинную бороду.

- Заставь их хотеть большего, - подмигиваю я. – И через несколько дней к тебе будет ломиться все ценители искусства волшебного мира.

- Даже не знаю, - усмехается он, прочищая горло.

Я оборачиваюсь к Гермионе. Она сидит, суетливая, взволнованная, пытается убедиться, что чистота настоящая, а не иллюзорная.

-Лучше возвращайся к своей девушке, - кивает он с пониманием.

Я пришла сюда, после того, как мой брат танцевал с Гермионой. Как только я поняла, что они встречаются, меня можно было обнаружить крадущейся мимо Хогвартской Дракучей Ивы через Визжащую Хижину в Хогсмид. После первого поворота я зашла в первый попавшийся паб.

Для начала Аберфорт позволил мне зайти, отпаивал меня сливочным пивом, а я смотрела в никуда. Он мог начать расспрашивать меня/, но не стал. Я ему очень признательна за это.

После каникул на седьмом году обучения я продолжала заходить в паб. Я начала рассказывать хозяину о том, что со мной происходит, а он радовался моей компании. Он слушал и сочувствовал. Будучи барменом, он привык, что люди плачутся ему в жилетку.

Но он никогда не жаловался, не советовал выкинуть эту чушь из головы или переступить через себя. Он просто позволял приходить и разговаривать. И иногда мы пропускали по стаканчику огневиски.

А потом и он начал рассказывать о себе, часто после закрытия. Рассказывал о своих желаниях. Как он мечтал уехать и в одиночестве созерцать безмятежную красоту.

Я сказала ему, что единственное чего хочу я, так это уехать туда, где миллионы лиц, где я смогу спрятаться в толпе.

Аберфорт засмеялся, взял меня за руку и ласково сказал: «Юность проносится в безличии. А зрелость в уединении».

Правдиво.

- Давай. Ты же не хочешь заставлять её ждать, - подталкивает он меня.

Напитки покачиваются передо мной, я делаю глубокий вздох, готовясь ко всему что угодно. Бутылки и стаканы, позвякивая, опускаются на стол, и Гермиона выходит из задумчивого состояния.

- Спасибо, - благодарит она, торопливо поднимает стакан и выпивает его содержимое.

Очевидно, Гермиона не потеряла склонность к выпивке. Или Гермионе она сейчас просто необходима.

- Ну. Как тебе?

Я несу первое, что приходит в голову. Глупая, глупая Джинни.

Она закашлялась после выпитого и теперь смотрит на меня чуть красными глазами.

- Обжигающе.

Я начинаю хихикать, она тоже смеётся. Потом подталкивает мою порцию, а сама делает большой глоток медовухи.

Подношу рюмку к губам, делаю глоточек, наслаждаясь вкусом, и тут Гермиона неожиданно выпаливает:

- Я не могу перестать думать о том, как ты меня поцеловала.

Это признание, естественно, застаёт меня врасплох, и я давлюсь напитком. Довольно сильно. Гермиона вскакивает и стучит по моей спине, пока я откашливаюсь и отплёвываюсь.

- Извини, - бормочет она, встряхивая головой, отчего мои глаза ещё больше слезятся.

- Не стоит, - выдавливаю, хрипя и прикрывая рот ладонью.

Она медленно отходит к своей части стола и садится на место. Я ещё чувствую её ладонь на своей спине, а глаза ещё на мокром месте.

- Я хочу, - начинает она тихо и делает глоток, – сожалеть о случившемся. Но у меня не получается. От этого я чувствую себя ещё хуже.

- Сожалеть о том, что я подавилась или о…

Говорю на свой страх и риск, голос уже нормальный.

- Сожалеть о тебе. И мне, - вновь тихо и мягко бормочет она. – Сожалеть о твоём поцелуе на улице. И о моём поцелуе у тебя дома. Я хочу раскаяться.

- Но ты не можешь?

ПожалуйстаПожалуйстаПожалуйста.

Она качает головой и вздыхает. Откидывается на спинку стула и рассматривает пейзаж тихой долины над нашим столом. Моё сердце бьётся чаще, и я наклоняюсь вперёд. Упала бы со стула, выпей я больше.

- Я не знаю, что мне дальше делать. Я не знаю, что со мной происходит. И я не знаю, как это прекратить, - она утихает, всё ещё не смотря на меня. Её взгляд тускнеет, он невероятно грустный. – Я не знаю, что сказать тебе…

Я знаю, что сказать тебе. Я хочу сказать, что касания твоих губ пробудили во мне Хогвартские чувства. Вновь твои губы на моих, ощущение твоей кожи под пальцами. Воспоминание о сонном дыхание и подтрунивание над моей пьяной безрассудностью.

Я уже не могу ничего вернуть. Рона. Танца. Помолвки. Я хочу обернуть время назад. Но я не могу.

Я бы хотела рассказать о своих чувствах. Но я не могу. Потому что я сама их не понимаю.

Нет. Всё это ложь. Я не могу… не хочу позволять себе эти растущие чувства, чем бы они ни были. И чем сильнее я пытаюсь зарубить это восстание на корню, тем более растерзанной и низвергнутой в ад чувствую себя. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем больше они растут.

Всё было много проще, когда я была младше. Я могла чувствовать то, что чувствую, без ощущения вины, потому что никто не узнал бы об этом. У меня был секрет, мечты, которые частично исполнялись каждую субботу в Выручай-Комнате. Головокружительные острые ощущения, наслаждение, захватывающее дух… Всё началось, как детская игра. Я не собиралась позволить всему зайти так далеко. Это было моим тайным преступным наслаждением.

Утром я проснулась. Накануне мы вновь устроили посиделки. Я в точности помню, что говорила тебе, как раз в тот момент как ты заснула. Заснула. Моим спасительным кругом стало, что ты ничего не услышала, и всё было как бы понарошку.

Но это не так. Вышло очень правдиво и честно. Я позволила себе переступить так много границ, а контроль незаметно выскользнул из моих рук.

Ты так и не услышала. И никогда больше не услышишь тех слов. Так было легче затянуть жгут над кровоточащей раной и порвать все отношения.

Сработало. С Роном и мной. Я снова могла существовать. Но стоило тебе поцеловать меня, как кровь неистово хлынула снова, будто никогда и не останавливалась.

Я хочу поговорить с тобой. Я хочу поцеловать тебя. Я хочу обнять тебя, как десятки раз в Хогвартсе, когда ты засыпала. Я обнимала тебя, как возлюбленную, переплетала наши ноги и, замерев, слушала твоё сердцебиение, как самую прекрасную музыку в мире.

Я хочу. Не думаю, что смогу, но…

- Джинни, - начинает она, словно очнувшись ото сна. Шумно втягивает воздух и смотрит только на меня.

- Джинни!

Другой голос. Мне всё равно. Я только придвигаюсь ближе к Гермионе, надеясь, что она продолжит. Но она оглядывается вокруг, ужаснувшись, что нас кто-то узнал.

- Джинни! – вновь зовёт голос. Женский. Знакомый.

Я оборачиваюсь и вижу Кэти Белл и Алисию Спиннет, идущую за ней. Она взмахивает рукой и ослепительно улыбается, держа бутылки холодного пива.

- Так и думала, что это ты, - ухмыляется девушка, пододвигая стулья для себя и Алисии. – Вы приехали на матч Гриффиндор – Равенкло?

Ну конечно. Я забыла. Конец мая.

- Как жизнь, Гермиона Грейнджер? – спрашивает она, как только узнаёт мою спутницу. – Я слышала, ты и Рон созрели.

Гермиона только кивает и слабо улыбается.

- Тогда когда день свадьбы? – уточняет Кэти и двигает стул ближе к Гермионе.

Гермиона смотрит на меня, уязвимая и терзаемая чувством вины. А потом быстро отворачивается. На её лице уже сияет фальшивая улыбка, и девушка начинает обсуждать с Кэти предстоящее бракосочетание.

Я откидываюсь назад и не замечаю Алисию до тех пор, пока она не оказывается совсем близко.

- Ты в порядке?

Я резко выпрямляюсь на стуле, пролив медовуху и стукнувшись головой о лоб старшей собеседницы.

- Конечно, я в порядке. Почему ты спрашиваешь?

Она наклоняет голову и смотрит сочувственно. Словами не описать, как неуютно я себя чувствую под этим взглядом.

- Я думаю, это очевидно, не так ли? – спрашивает она лукаво, не сводя взгляд с Гермионы.

- Я не знаю о чём…

- Хватит ломать эту комедию, Джинни. Тебя видно насквозь, лучше, чем тебе кажется, - шепчет она, наклонившись ко мне ближе.

До нас доносится щебетание Кэти Белл о свадьбе и об идеальном женихе с невестой. Во мне вспыхивает раздражение ко всему происходящему. Лишь на секунду.

- Ну, итак, - Алисия ликующе возвращает моё внимание себе, - как я и сказала, ты ни черта не преуспела в скрывании своих эмоций.
- Итак, как я и сказала, - заносчиво начинаю я, - я не знаю о чём…

- О Гермионе Грейнджер, - выдыхает она. Так тихо, что наши соседки ничего не слышат.

Я открываю и закрываю рот, пытаясь придумать что-нибудь веское и готовая отрицать всё, на что бы она ни намекала.

- Я знаю, что ты чувствуешь, - шепчет Алисия. – Я знаю, ты была влюблена в неё ещё со школы.

- Влюблена… Я… Со школы… Я не знаю о чём…

- Да ладно тебе, Джинни, - усмехается она. – Я тебя не так хорошо знаю, но даже я догадалась. Хотя возможно это потому, что я почти всегда безошибочно определяю таких же лесбиянок как я.

- Ты? – слабым голосом переспрашиваю я.

Но она лишь добродушно пожимает плечами и берёт в руки выпивку.

- Нелегко в Хогвартсе чувствовать то, что ты чувствуешь, если видишь этого человека каждый божий день. Ещё сложнее, если вы одного пола. Ты просто не знаешь, сколько «друзей Дороти»* в нашей школе.

- Не знаю, - соглашаюсь я, всё ещё немного шокированная.

- И несмотря ни на что это сложно, да? Для тебя, в смысле, когда женщина, которую ты хочешь, выходит замуж за твоего брата, - отвечает она как можно непринуждённее, пытаясь вызвать у меня улыбку.

- Наверное, - тихо смеюсь. После стольких лет всех чувств и желаний, я ни с кем об этом не разговаривала. Да ещё и в такой благосклонной атмосфере. Причудливо и тревожно, но в тоже время так расслабляюще правильно.

- Так ты и Кэти?.. – начинаю я, и вопрос повисает в воздухе.

- А нет, - смеётся Алисия, замахав рукой. – Кэти натуралка. Она сейчас встречается с Оливером Вудом. Мы с ним вместе играем за Падлмор. Так мы с Кэти снова стали хорошими подругами. Она знает обо мне и не против. Какое-то время я встречалась с сестрой Оливера, и мы ходили на двойные свидания. Кэти их любила.

- Так она не против всего этого? – взмахиваю рукой, будто под круговым движением подразумеваю «предпочтение девочек».

- Нет, конечно, - фривольно отвечает Алисия. – В основном окружающие лояльны. Но есть и полные мудаки. Но это не те люди, из-за которых надо быть несчастным. Они не причина, чтобы не быть тем, кто ты есть.

- Наверное, - мямлю я, яростно прикусывая губу.

- Слышала, ты живёшь с Гарри, - её тон становится холоднее.

- Да, - вздрагиваю при мысли о Гарри. На какой-то момент сейчас, слушая о жизни Алисии и том, что её принимают такой, какая она есть, я допустила мысль, что так могло бы быть и со мной. Но сейчас я вспоминаю о непомерной разнице. Я бы предала и ранила самых важных людей в своей жизни.

Ну где же мои Гриффиндорские качества, когда я так обижаю Гарри? Где же храбрость, которая поможет остановить этот фарс, эту ложь, в которые превращается моя жизнь?

- Он хороший человек, - выдавливает она, терзаемая порицанием и сочувствием.

- Лучший, - делаю небольшой глоток, не спуская взгляда с Гермионы, поглощённой беседой с Кэти.

- Я и не собиралась возражать. Я знаю, как всё может быть запутанно. Но ты тоже хорошая, Джинни. Ты должна помнить об этом, - ласково говорит Алисия, пожимая мою ладошку, лежащую на коленях. Я смотрю ей в глаза и с благодарностью киваю.

- Спасибо.

Я поднимаю взгляд на Гермиону и понимаю, что она наблюдает за мной какое-то время. Её взгляд устремлён на наши с Алисией руки, и она такая сердитая, кажется, вот-вот проклянёт.

Я быстро отдёргиваю ладонь и знаю, она видит, что я смотрю на неё.

- Извини, Кэти, я на минутку, - зло шипит она, отталкивается от стола, вставая, и быстро покидает паб.

- Догоняй, - подстёгивает Алисия, толкая в сторону двери.

- Точно. Извините. Вернусь, - выдавливаю, вскакивая со стула и выбегаю вслед за шатенкой, промчавшейся мимо окна несколько мгновений назад.

- Гермиона! – выкрикиваю, стоит только оказаться на улице вновь под проливным дождём. Она расплывается неясным силуэтом, убегая и растворяясь в сумеречных улицах.

И всё-таки я более спортивная, чем она, поэтому мне не должно составить большого труда догнать её. Побежав с максимально быстрой скоростью , я следую за ней по улочкам, сворачивая за тёмные углы. Не думаю, что она знает, куда направляется. А мне плевать, главное не упустить её.

Неожиданно через стену дождя показалась Визжащая Хижина, окружённая зелёным лугом и тонкими возвышающимися деревьями. Я за пределами Хогсмида.

И я не вижу Гермиону. Я потеряла её. Она не может быть в Хижине, я бы увидела.

Оглядываясь по сторонам, тяжело дыша и пытаясь убрать мокрые волосы с глаз, не могу поверить, что потеряла её. Она же должна быть здесь.

Как только моё дыхание успокаивается и бег сердца замедляется, я слышу приглушённый звук неподалёку, будто кто-то ловит воздух ртом.

Я не я, если это не отчаяние, заставляющее Гермиону Грейнджер глотать рыдания.

Тихо, насколько возможно, я двигаюсь к месту, откуда исходит шум. Он становится громче и всё больше наполняется болью с каждым моим шагом, пока я не подошла к поваленному дереву, за которым она прячется.

- Гермиона? - осторожно позвала я. Рыдания моментально стихли. – Гермиона…

Перед тем, как я успеваю объясниться или сказать что-нибудь, она встаёт на ноги и вновь пытается сбежать прочь.

Но мои рефлексы слишком быстры, я притягиваю её к себе за талию и прилагаю все силы, чтобы не дать ей вырваться.

Она выворачивается из моей хватки и до того, как я могу что-то предпринять, бьёт. От сильного удара по щеке разливается саднящее и пульсирующее ощущение. Моё удивление даёт ей шанс ускользнуть.

Она снова пробует освободиться, но я ещё стремительнее обхватываю её за талию, прижимая к себе. Она впивается ногтями в мои руки, но я держу так же крепко и прячу лицо в её волосах.

- Гермиона, пожалуйста, - мой голос похож на карканье, а хватка усиливается, на случай если будет вырываться. И только теперь я осознаю, что она заходится дикими рыданиями, повторяя вновь и вновь моё имя, как если бы оно было Непростительным Заклинанием.

- Джинни, дай мне уйти сейчас же! – кричит она. И её крик оглушающий и страшный. Несколько птиц встрепенулись и улетели с ближайших деревьев. Раздаётся сердитый раскат грома, небеса решили поддержать ливень. Мы промокли до нитки, и от этого ещё тяжелее держаться.
Я тихонько нашептываю её имя в мокрые волосы, стараясь успокоить своим голосом. Я прошу и умоляю её успокоиться, поговорить со мной. Пожалуйста, поговори со мной, Гермиона.

- Я ненавижу тебя! – зло выплёвывает она. – Ненавижу за чувства, которые ты вызываешь!

- А я тебя не ненавижу, Гермиона, - отвечаю мягко. – Никогда не буду.

- Я ненавижу всё это! – гневается она, всё ещё вырываясь, но уже слишком слабая от слёз. – Ненавижу тебя и такую жизнь! За что мне это?

Я продолжаю шептать её имя, со всей нежностью смыкая руки у неё за спиной, предотвращая новую драку. Её тело, полностью обмякшее в моих объятиях, иногда вздрагивает в приступах истерики.

- Джинни, почему ты заставляешь меня всё это переживать? Почему я всё это чувствую? Почему я не могу остановиться? Почему это не прекращается? – вопрошает она, заливаясь слезами. Она прижимается к моей груди, как ребёнок. С нас капает вода, вокруг слякоть, ноги подкашиваются и руки всё ещё на её талии. Гермиона льнёт ко мне и кладёт голову мне на плечо.

- Пожалуйста, прекрати всё это, - отчаянно просит она. Слёзы и дождь перемешались на её лице. – Я не могу и дальше это чувствовать. Прекрати.

- Я не могу, - проглатываю комок в горле. – Больше не могу.

- Всё должно быть по-другому, - она икает, немного отстраняясь, её тело будто сломлено.

- Никто ничего не должен, - изрекаю я.

- Это не так, - с горячностью отвечает она. – Я не должна любить тебя.

Дыхание становится рваным, сердце пропускает несколько ударов, тело будто деревенеет. Боюсь, вздохну - и всё окажется ненастоящим. Боюсь, шевельнусь – и она сбежит. Боюсь, заговорю – и всё окажется ложью.
Гермиона немного поворачивается в моих объятиях, становясь лицом к лицу. Ловит мой шокированный взгляд. Обхватывает мою голову руками и притягивает губы к губам. Целует жадно.

Когда мы опускаемся в грязную слякоть, она перемещается к моему уху и отчаянно шепчет:

- Пожалуйста, останови мою любовь к тебе.
_____________________________
* «друзья Дороти» - люди нетрадиционной ориентации. Когда не было гей-баров, и открыто говорить о своей ориентации было попросту небезопасно, эти слова являлись паролем.

Глава 6.

Пожалуйста, останови мою любовь к тебе.

Она проводит ногтями по моему телу, обжигая прикосновениями, яростно пытаясь соскрести слои прилипшей к телу одежды. Она больше не плачет.

И я понимаю… Не так. Я не хочу, чтобы то, чего я ждала столько лет, случилось в грязи под дождём. Не здесь. Не так. Не когда она выходит замуж за моего брата в следующую субботу.

- Гермиона, прекрати, - хриплю, стараясь взять её за руки. Она топит мои слова в поцелуе, и её ладони забираются под мою рубашку. Внезапное яркое прикосновение кончиков её пальцев к моей груди возвращает меня к реальности.

- Гермиона. Прекрати, - приказываю уже более твёрдым голосом, перехватываю её запястья и отталкиваю её. Она льнёт ко мне с тем же рвением, с каким раньше отталкивала. Ёрзает между моими коленями, тяжело дыша, я прижимаю её руки к земле над головой.

- Я думала это то, что ты хочешь, - говорит, почти рычит. Смотрит, словно одержимая. Гнев, кипевший в ней несколько минут назад, вернулся, вспыхивая в глазах опасным огоньком. – В конце концов, если это всего лишь секс, мы сможем выкинуть его из памяти. Если всё так просто, давай закончим с этим поскорее. Всё вернётся на свои места.

- Гермиона, не будь идиоткой, - ругаюсь я, отстраняюсь от неё, скользя по мокрой земле. Освобождаю её руки, с трудом встаю на ноги.

- Ты думаешь, что я просто хочу переспать с тобой? – недоверчиво спрашиваю я, видя её реакцию. – Ты думаешь обо мне так?

Её лицо смягчается от чувства вины. Она думает о Роне? Или обо мне? Она вообще о ком-нибудь думает кроме себя?

- Нет… Я…

- Ты думаешь, я всё это время ждала и хотела всего лишь потрахаться с тобой в грязи около Визжащей Хижины?

- Я… Нет… - бормочет она, глядя на меня с земли.

- Я тебя, конечно, хочу, но хочу большего. Мне нужно больше, чем это! – бессвязно спорю я, кружа около неё, готовая атаковать, как если бы она была раненой жертвой. – Это что, последний глоток свободы, финальный бросок перед тем, как начать жить долго и счастливо?

- Да нет же… я не… - запинается она.

- Если так, - начинаю я, сглотнув комок, - если это всё, что тебе надо, то я никогда не думала, что ты такая жестокая, Гермиона. Сказать, что любила меня… Бессердечная, мстительная, отвратительная, мерзкая! Это же единственная причина, да? Нагуляться? Тогда я – золотой билет. Я же соглашусь.

С этими словами, сжав кулаки и собрав последние силы, я разворачиваюсь и ухожу. Не оглядываясь назад, я закрываю глаза и аппарирую с хлопком.

***
Я не могу вернуться в квартиру. Не вынесу. Поэтому когда открываю глаза, я рада видеть свой истинный дом. Нору.

Хорошо, если они не спят. Я смотрю на часы и удивляюсь: нет ещё и полуночи.

Я редко возвращаюсь сюда: это выглядело бы странно. Дом, должно быть, пуст в отсутствие семерых детей. Иногда можно услышать призрачные отзвуки прошлого. Подшучивание близнецов над Перси, типичный приступ гнева у Рона, восторг мамы, когда кого-то назначали старостой, главным старостой, или ещё по какому-нибудь подобному поводу. Что-то счастливое. Что-то объединяющее семью.

Без долгих раздумий я направилась по тропинке к дому. Моё настроение улучшилось, очарованное и подбадриваемое домом детства.

Толкнув открытую дверь, я вхожу и вижу явно встревоженную маму, сидящую за обеденным столом.

Заметив меня, она прикладывает руку к сердцу, поспешно встаёт, чтобы заключить в сильные и тёплые объятия.

Ради этого я и пришла. Мне нужна мама. Нужны её объятия, утешения, я не могу сдержать слёз, утыкаясь в её плечо.

- Ох, Джинни, Джинни, - мягко выдыхает она, гладя меня по голове. Вскоре она понимает, что я тихонько вою, свернувшись калачиком от её тепла, как ребёнок. – Джинни, в чём дело?

- Я так несчастна, мама, - лепечу я, даже не стараясь остановить поток слёз. – Я просто хочу, чтобы снова всё было хорошо.

- Моя Джинни, почему ты несчастна? – шепчет она на ушко. – Что я могу сделать? Как помочь тебе?

Она наклоняется назад, заглядывает в мои заплаканные глаза и успокаивает, гладя по голове.

- Мама. Я…

Меня перебивает звук совиных когтей, царапающих оконную раму. Глупая, чудаковатая сова не меняется с возрастом. Сычик, сова Рона. Рон пишет маме в такое позднее время.

Разрываясь между мной и совой, она находит компромисс, сжимая мою руку и ведя за собой к окну. Стоит маме открыть окно, сова влетает в комнату, неистово ухая.

Птица размахивает крыльями в воздухе, мама осторожно принимает пергамент свободной рукой. Сыч летит к мискам с водой и зерном полакомиться, а мы плетёмся читать письмо.

Мама быстро разворачивает свиток, пробегает взглядом по строчкам и издаёт тяжёлый вздох облегчения.

- Гермиона вернулась, - говорит она. Я даже не уверена, говорит ли она со мной. Может, мысли вслух.

- Хорошо, - неразборчиво отвечаю, направляясь к холодильнику за водой.

Она оборачивается на меня и сжимает в пальцах письмо.

- Гермиона куда-то аппарировала сегодня, когда мы с ней и Роном планировали свадьбу, - объясняет она. – Рон отослал меня домой, пообещав прислать сову, когда Гермиона вернётся. Он, кажется, не слишком-то волновался.

Я делаю большой глоток воды, медленно киваю и избегаю смотреть маме в глаза.

- Ты знаешь, куда она уходила? – рассудительно спрашивает она и перечитывает письмо. – Рон пишет, она вернулась грязная. На неё не похоже. Уйти, не предупредив, извозиться в грязи…

- Да. На неё не похоже, - соглашаюсь я, садясь за стол.
Чёрт, Мерлин, чёрт.

Если моя мама настолько умна, насколько я знаю, то она сложила два и два: мы с Гермионой вернулись домой одновременно. Поэтому она на меня так смотрит. Она знает, что я была с Гермионой. Она знает.

Мерлин, моя мама знает!

- Она сказала, почему ушла от нас? – предприняла она попытку.

- Когда бы она могла мне это сказать? - угрюмо парирую я. Смотрю только на столешницу, чтобы не встречаться с Взглядом Правды Молли Уизли. Даже близнецы прокалывались на этом на рассвете своих шалостей.

Я в грёбанной ловушке.

- Джинни, дорогая, - успокаивающе говорит она, пересаживаясь ближе и невесомо обнимая, – ты и сама немного запачкалась.

Я с тихим стоном опускаю глаза: футболка и джинсы все в грязи. Ну как, как я могла забыть применить очищающее заклинание «Тергио» перед тем, как зайти в дом? Я что полная идиотка?

Я не знала. Не думала, что мама узнает, что Гермиона в точно таком же состоянии.

- Хорошо, что ты была с ней. Ты же её друг, - успокаивает она, гладя по спине. – У тебя столько же прав, сколько и у брата, быть рядом с Гермионой.

О, спасибо тебе, Мерлин! Спасибо, чёртов Мерлин!

- Я была с ней, - соглашаюсь, поджав губы. Не знаю, как можно продолжать лгать в подобном положении. Но мама не должна узнать, что и почему случилось.

- Струсила? – предполагает она.

- Да, струсила, - отвечаю с лёгкой дрожью. Мама объяснила это тем, что я замёрзла, ведь насквозь промокла под дождём. Она поспешно призывает одеяло и накидывает мне на плечи.

По правде говоря, чёртовы мурашки у меня не от холода. Из-за Гермионы. Из-за неё и слов, что я ей сказала. И того, что не сказала она. И единственного, в чём она призналась, но я пытаюсь выбросить это из головы.

Правда ли то, в чём я её обвинила? Поэтому она не защищалась? Действительно ли всё так? Или было так.

Планирую больше никогда не оставаться наедине с Гермионой Грейнджер.

Мама рассматривает меня, а я полностью погрузилась в размышления. Краем глаза отмечаю: она внимательно изучает каждое моё движение. Интересно, она ожидает, что я сломаюсь и раскрою ей какую-нибудь страшную тайну?

Хотела бы я, чтобы это было так просто.

- Мне надо… Мне надо отправить Гарри письмо и сказать, где я, - говорю, поднимаясь со скамьи.

- Возьми Сыча. Рон не будет возражать, - одобряет мама, с помощью волшебной палочки подогревает чайник.

- Хорошо, - мямлю я. Нахожу небольшой клочок пергамента и перо.

Гарри,

Извини, что так внезапно сбежала. Я сожалею, Гарри. Я действительно сожалею. Мне жаль, что я с тобой так поступаю. Кое-что произошло и я решила остаться у мамы сегодня, мне нужна домашняя обстановка. У тебя есть целый свободный вечер. Потому что не могу смотреть тебе в глаза и ещё не готова к неминуемому разговору. Вернусь завтра к тому времени, как ты приидёшь с работы.

С любовью, Морщусь от боли, написав эти слова, с мыслями как мало я заслуживаю его любви.

Джинни.

Надеюсь, что получилось не слишком коротко, грубо или прямолинейно, какой я сама склонна бывать, как заметила Алисия. Привязываю послание к лапке Сыча.

- Отнеси это Гарри. А потом возвращайся к Рону, ладно? – говорю чётко. Он ухает, и я могу лишь надеяться, что он всё понял. Выпорхнув в окно, птица исчезает в ночи.

- Будешь горячий шоколад, дорогая? – предлагает мама, ставя дымящуюся кружку на стол.

- Спасибо, - слабо киваю я, возвращаясь на своё место.

- Это ведь… - начинает мама, нерешительно покусывая губы. – Это ведь Гарри так тебя расстроил? Или это связано с Роном и Гермионой? У них всё в порядке? Или… - она безнадёжно опускает руки.

- Это сложно, мам, - бормочу, отпивая напиток. Тепло всегда незамедлительно успокаивает и расслабляет меня. Как мамин горячий шоколад. Убаюкивает и заставляет поверить, что всё будет хорошо. Не знаю почему, но уверена, она в него не добавляет успокоительного зелья. Всё дело в рецептуре.

Слава Мерлину, мы Уизли, а не Блэки. Иначе в шоколаде была бы львиная доза веритасерума.

- Ты что-то не договариваешь, Джинни, милая? – мягко спрашивает она, изо всех сил стараясь не быть слишком назойливой. – Ты же знаешь, что бы то ни было, можешь мне рассказать. Так ведь?

Я чувствую, как слова, пеленованные в горячий молочный напиток, жгут язык, поднимаются во мне. Она такая беспокойная и озабоченная, а я всего лишь отчаянно боюсь сказать ей. Но я должна. Я обязана.

- Нет, ничего, мам, - вздыхаю я, отпивая ещё. – Как ты и сказала, у Гермионы предсвадебная паника. Я стараюсь быть другом.

- Хорошо, - соглашается она, делая вид, что поверила. Я прикусываю язык, молча браня себя за ложь, когда так ужасно хочется сказать правду. Я годами храню кучу секретов от мамы. Конечно, они у меня есть. У кого их нет? Всякие глупости. Пустяки.

Ничего, что бы разрывало меня на части.

Я бы так облегчила душу, сказав правду. Но я не смогу вынести того, что будет, когда слова сорвутся с моих губ.

- У вас с Гарри проблемы? – настаивает она.

Я медленно киваю. В конце концов, это я могу признать:

- Да.

Она тихо вздыхает, вновь подсаживается ко мне и стискивает в крепких объятиях.

- Это нормально. Тебе не обязательно мне рассказывать. Но когда будешь готова, я здесь.

Я вновь содрогаюсь, чертовски уверенная, что она знает. С чего ей говорить так, если она не в курсе?

Нет, не знает. Я просто становлюсь параноиком. Параноидальная Джинни как всегда видит во всём слишком много.

Как Гермиона.

Она сказала, что любила меня.

Нет. Она думала, что любила. Любовь угодила в ловушку со словами «стоп» и «не должна». Вряд ли это можно назвать нерушимым обетом преданности.

И всё, что она хотела – « выкинуть из памяти».

Я не могу думать об этом прямо сейчас. Сейчас, когда мама качает меня как ребёнка, мои размышления закончатся слезами. И тогда я не смогу сдержаться и расскажу ей.

Я вновь сворачиваюсь в маминых объятиях, когда она целует меня в макушку.

- Пойду, приготовлю тебе постель, хорошо?

Она ещё раз целует меня в лоб и поднимается по лестнице.

Несмотря на два предыдущих страшных, ужасных дня, здорово снова оказаться дома. Приятно укутаться в одеяло, пронзительно пахнущее семьёй. Чувствовать себя защищённой, когда мама ведёт по лестнице и укладывает в кровать. Тепло лежать в детской кровати и приютиться на любимой подушке. Для меня это сродни передышке после недавней драмы – закрыть глаза и снова заснуть в Норе.

Утро понедельника, а мне намного лучше, потому что, когда я просыпаюсь, мама приносит поднос с чаем и тостами, в то время как Гарри просто расталкивает, а дворник будит меня грохотом и шумом

Я широко улыбаюсь, когда мама ставит поднос мне на колени и целует в щёку, желая доброго утра.

- Папа интересуется, отправишься ли ты в Министерство вместе с ним? – спрашивает она, просматривая мой шкаф на предмет приличной мантии.

- Да, - киваю, откусив тост. После вчерашнего думала, буду разбитой утром и уйду в самоволку из взрослого мира. Но я в норме. Утро вечера мудренее.

- Хорошо, я так и думала. Если бы осталась дома, помогала бы мне с уборкой и подготовкой дома к субботней свадьбе и приезду Грейнджеров. Они прибудут в четверг. Не могу поверить, что Рон и Гермиона оставили всё на последний момент, - жалуется мама, доставая тёмно-синюю мантию для осмотра. – Так не похоже на Гермиону. А Рональд никогда ничего не сделает, если кто-нибудь постоянно не будет его подталкивать.

Вот и она. Причина, по которой я должна бы почувствовать себя отвратительно.

Но я не позволю себе подобного. Я так не отдыхала за ночь с воскресной вечеринки. Или с тех пор как получила уведомление об их помолвке шесть месяцев назад. Или с того дня как Гермиона покинула Хогвартс в объятиях моего брата.

Я отдохнувшая, посвежевшая и готовая начать всё заново. Предстоящая неделя не изничтожит меня. Я собираюсь привести всё в порядок. Я собираюсь позаботиться о себе.

Перво-наперво, рассказать Гарри правду. Разобраться в наших отношениях и перестать быть с ним стервой.

Затем поговорю с мамой. И тяжёлая ноша упадёт с моих плеч.

Я не пойду на свадьбу. Я не законченная мазохистка. Перееду и забуду, кто такая Гермиона Грейнджер.

Жизнь наладится. Не помню, когда в последний раз всё было хорошо, честно.

Возможно, когда я была невинной. И забывчивой. И не в безжалостных тисках будущей миссис Уизли.

Я сильная и смогу всё осуществить.

-… я знаю, это волшебная традиция начинать приготовления к свадьбе за две недели, но сейчас люди начинают гораздо раньше. Сейчас не как тогда: никто не побросает свои дела и не кинется немедля праздновать. Думаю, причина- в лени, - продолжает наставлять мама. Задумавшись, я ничего важного не пропустила.

- Должно быть, - поддакиваю, причмокивая чаем. Мама стреляет в меня неодобрительным взглядом, я возвращаю его, усмехнувшись и потерев подбородок.

- Какая-то ты счастливая сегодня.

- Как ты всегда и говорила, мама: «Всё дело в глубоком ночном сне», - улыбаюсь, проглотив последний тост.

- Если ещё не наелась, папа внизу варит яйца. Маггловским способом, - ворчит она. – Так может и дом спалить. И мы тогда уже никак не успеем восстановить его к четвергу.

- Наверное, - пропела я, выскальзывая из постели.

- Ой. Я только подумала, - вдруг говорит мама, хватаясь за голову. – Магглы.

- Да? Они же всегда повсюду, - отшучиваюсь.

- Да нет же. Семья Гермионы.

- Они знают, что она ведьма. Видели, как она колдует. Да, наш дом немного странноват для них, но…

- Не родители, а другие родственники, - мама выглядит обеспокоенной, что не подумала об этом раньше. – Её тёти, дяди, двоюродные сёстры. И маггловские друзья. Им нельзя ничего знать. Нам придётся менять все планы и придумать что-то побезопаснее.

- Мам, ты сама себя накручиваешь, - говорю ей. – У Гермионы нет ни дяди, ни тёти. Она единственный ребёнок в семье. А её бабушка и дедушка умерли.

- Как жалко, - сочувствует мама, качая головой.

- Это просто по-другому. У неё маленькая семья, а у нас большая, - отвечаю с досадой.

- Хм… А что тогда насчёт ей друзей-магглов?

- Нет ни одного, - быстро докладываю я. А потом останавливаюсь, задумавшись. У неё нет друзей-магглов, даже из детства до Хогвартса. Она прямо говорила об этом, когда я спрашивала о друзьях, оставшихся дома.

Так не похоже на меня. Я выросла с ещё восьмью детьми. И среди бесчисленного количества кузин, тёть и дядь. На самом деле особо не было места, где бы я могла встретиться со сверстниками. Но это было и не нужно. Даже когда Рон уехал в Хогвартс, у меня оставались кузины.

А Гермиона ходила в школу. Маггловскую начальную школу. В её классе было ещё двадцать человек. И у неё не было ни одного друга из класса? Никого, кто бы скучал по ней, когда она уехала в Хогвартс, и ждал бы её возвращения? Никаких соседских детей, с которыми бы она играла?

- Как это грустно, - выдыхает мама.

- Ну, она не тот человек, с которым легко дружить, - невнятно говорю, изучая грязную обувь. Похоже, нам с мамой придётся вдвоём их чистить, чтобы привести их в более-менее приемлемый вид.

Я поднимаю взгляд на маму, чтобы спросить, что она думает о ботинках, а она смотрит прямо на меня. Как если бы говорила: «Не смей дурно отзываться о невесте моего сына».

Думаю, она даже воспринимает Гермиону как вторую родную дочь.

- Я не в этом смысле, - закатываю глаза.

- А в каком тогда? – раздражённо спрашивает она.

- Я имела в виду, что она нелегко сходится с людьми. Рон и Гарри стали её друзьями только после того случая с троллем, помнишь? – объясняю я.

- Того. Случая. С троллем, - проговаривает сквозь стиснутые зубы, прекрасно помня, как злилась тогда. – Да.

- Но после того как узнаешь её получше, оказывается, она нормальная, - признаю я.

- Вы же были лучшими подругами на последних курсах, - мягко замечает мама, поворачиваясь ко мне. – А теперь она просто «нормальная»? Что случилось?

- Отдалились, вот и всё, мам, - чувство, будто повторяю эту мантру годами.

- Что ж, я буду рада видеть её членом нашей семьи. Думаю, она им всегда была, - она задумчиво умолкает. – А скоро станет им официально. Я буду очень рада, когда она станет Уизли.

- Ага, - бормочу я, направляясь в душ.

Я ещё не помылась со вчерашнего вечера. До сих пор вся в грязи. Волосы немного мокрые. А на коже умопомрачительный запах Гермионы.

Я отмоюсь до крови.