Отродье

Рыцарь содрогнулся, ощутив особо сильные эманации тёмной магии. Уже несколько часов он бродит по этому лесу, пытаясь найти место, откуда тянется магический шлейф, но всё бестолку. Временами ему начинало казаться, будто он находится в лабиринте, а не среди деревьев. Но теперь найти место проведения ритуала не составит труда. Мужчина уверенно двинулся налево, продвигаясь между деревьями, растущими сплошной стеной. Охваченный предвкушением, он не обращал внимания на хлёсткие ветки, которые будто нарочно оставляют после себя кровоточащие царапины. Уже очень давно ему не везло, и глава ордена, не первый год точивший на него зуб, «милосердно» дал последний шанс. Провал означал потерю рыцарского титула.

Последние ветви с трудом, но были сдвинуты в сторону, открывая вид на огромную поляну. Трава на ней была притоптана, и практически во всю площадь была расчерчена огромная пентаграмма, о назначении которой оставалось только догадываться. Рыцарь осторожно ступил на землю, стараясь не касаться линий, начерченных чем-то отдалённо напоминающим кровь. От осознания того, сколько её было потрачено на рисунок, передёрнуло. Надеяться на то, что она принадлежит не человеку, не приходилось — колдуны не были щепетильны, и со спокойной душой пускали в расход людей. Главный инквизитор когда-то говорил об этом, объясняя это тем, что так они становятся ближе к дьяволу. Рыцарь же был уверен, что дело не только в этом, но запрещал себе раздумывать о причинах.

Посреди поляны лежал человек, закутанный в тёмный грязный балахон, из-за чего мужчина сначала принял его за кучу земли. Он обнажил меч, и, не сводя напряжённого взгляда, направился к нему. Он знал, что маги опасны, знал, насколько они могут быть опасны, но и примерно не мог предположить, чего ждать от этого колдуна. Тот же, к удивлению, на его приближение никак не отреагировал. Рыцарь резким движением стянул капюшон с головы, и увидел, что лежащий перед ним маг был без сознания. Не веря собственной удаче, рыцарь быстро связал руки колдуна за спиной, а после, чуть подумав, заодно и рот заткнул. И именно в этот момент маг пришёл в себя, оглядев пленителя цепким взглядом серых глаз. Ни страха, ни паники — абсолютно спокойствие. Возмущённый подобной реакцией рыцарь довольно грубо поднял колдуна на ноги и подтолкнул в сторону леса. Тот едва держался на ногах, но менее самоуверенным от этого не выглядел. Гордо поднятая голова, полная невозмутимость и равнодушный взгляд вызывали у рыцаря злость.

Эйфория от поимки колдуна прошла довольно быстро, вытесненная недоумением. Найти обратную дорогу оказалось не так-то просто. Путь, по которому рыцарь вышел к поляне, затерялся среди деревьев, и любая попытка выйти из леса приводила к долгим блужданиям. Рыцарь чувствовал на себе насмешливый взгляд, пока петлял меж деревьев, пытаясь понять, откуда он пришёл. Пышные кроны, увенчивающие высокие стволы, практически не пропускали свет, что затрудняло определение своего местоположения относительно сторон света. Когда стемнело ещё больше, рыцарь понял, что пора останавливаться на ночлег, пока ещё есть возможность хотя бы веток насобирать для костра. Ещё полчаса — и в этой темени и рук не видно будет. Привязав колдуна к дереву, не особо заботясь о его удобстве, рыцарь отправился за хворостом. Костёр весело затрещал, озаряя небольшое пространство вокруг себя и приятно согревая. Утолив жажду и переведя взгляд на мага, рыцарь задумался. Поить того не хотелось, но и тащить на своих плечах безвольное тело не прельщало. Колдун выглядел неважно: дышал тяжело, да и потряхивало его весьма заметно. Чуть подумав, рыцарь всё же направился к нему, вытащил кляп и протянул фляжку.

— Как великодушно, — сипло протянул маг. Его голос был тих, и рыцарю приходилось прислушиваться. — С чего бы?

— Я не собираюсь отвечать на твои вопросы, — раздражённо бросил рыцарь. Ему надоело стоять с протянутой рукой. — Пей.

— Нет.

— Как знаешь.

Чуть помедлив, рыцарь всё же не стал возвращать кляп. Наслать на него порчу тот не сможет — слаб ещё. К тому же, расстояние между ними не велико, и обезвредить мага всегда успеет. Вернувшись к костру, он обнажил меч и принялся неспешно его затачивать. Рыцаря это занятие успокаивало, а вот пленных обычно нервировало. Всех. Кроме этого. Который продолжал внимательно смотреть на него, да так, что под взглядом серых глаз оттенка стали становилось неуютно. И даже когда колдун заснул, рыцаря не оставляло ощущение пристального взгляда на коже.

Проснулся он в дурном настроении, и первым делом прислушался к окружающей обстановке. Маг уже не спал, и что-то тихо напевал себе под нос. Стоит отметить, пел он неплохо. Но не это привлекло внимание рыцаря: в окружающем пространстве чувствовался слабый отголосок колдовства. Но, окинув цепким взглядом поляну и прислушавшись к собственным ощущениям, не заметил никаких изменений. Судя по всему, колдуну просто ничего не удалось наколдовать.

— Не пытайся, верёвки освящены и не дадут тебе колдовать, бесовское отродье, — со злорадством протянул он.

Пленник на это усмехнулся, но промолчал. Рыцаря подобное только устраивало — нескончаемые мольбы о пощаде и попытки убедить в своей невиновности слишком сильно утомляли. Он затушил остатки костра, который, к его удивлению, ещё не прогорел, отвязал колдуна от дерева и продолжил поиск пути из леса. Вернулось гнетущее чувство, что он попал в запутанный лабиринт. Каждый раз, стоило ему посмотреть на мага, он видел на его лице раздражающую усмешку и лукавый взгляд серых глаз, что только сильнее злило его. Ещё один день они проблуждали по лесу, а после ещё один. Рыцарь был зол и раздражён, и это состояние усугублял вид спутника, который, казалось, поставил себе цель вывести его из себя. И чем дольше они шли, тем ближе он был к этой цели.

Во время очередного привала рыцарю надоела гнетущая тишина, и он решил разговорить колдуна. Быть может и узнать что получится. К примеру, что тот делал на поляне, или же как выбраться из этого проклятого леса.

— Как тебя зовут?

Колдун удивлённо приподнял бровь, но отвечать не спешил. Рыцарь уже было решил, что его опять проигнорируют, когда маг всё же ответил.

— Зейн.

— Что ты делал на той поляне, Зейн? — рыцарю имя показалось необычным, и почему-то не слишком вязалось с колдуном. Он ожидал чего-то вроде Измаила, Азура или Абаддона. По крайней мере, все прошлые встреченные им тёмные колдуны величали себя именно так.

— Вежливые люди представляются в ответ, — маг проигнорировал его вопрос, не отрывая от него взгляд. За прошедшие дни это стало привычно, и уже не напрягало так сильно, как по началу.

— Зачем? Чтобы ты мог наслать на меня своё колдовство? — рыцарь когда-то слышал, что, зная истинное имя, магам проще навести порчу или какую-нибудь хворь. Правда, подтверждения этому он так ни разу и не видел.

— Если мне это понадобиться, незнание твоего имени меня не остановит.

Рыцарь скривился. Звучало так, будто маг делает ему одолжение своим бездействием. Притом не из-за невозможно что-либо сделать, а из нежелания это что-либо делать.

— Уилл.

— Я солгу, если скажу, что рад знакомству, Уилл, — Зейн выделил его имя, и как-то странно посмотрел на рыцаря.

— Могу ответить тем же. Не увиливай от вопроса, колдун. Что ты делал на той поляне? Что за тёмное колдовство ты творил?

— Как что? Губил урожаи, насылал чуму и проклятья. Что ещё мы, «бесовские отродья», можем делать? — маг откинулся на дерево, к которому был привязан, и попытался принять максимально удобную позу. Ему наскучило это бессмысленное путешествие по лесу, но силы всё ещё не восстановились даже на половину. Он скривился. Специально забрался поглубже в этот лес, надеясь спокойно отойти после ритуала, не будучи потревоженным, и как назло сюда же пролез и этот… Уилл. К слову, о нём.

— Как ты нашёл меня в лесу? — колдун был уверен, что это невозможно. Продвигаться здесь можно лишь при помощи магии, только она сможет вывести наружу или провести к центру леса. В противном случае до самой смерти можно гулять, наслаждаясь красотами природы, чем они и занимаются не первый день.

— Повезло, — Уилл пристально смотрел на пленника. Не говорить же ему, что он чувствует магию. Чувствует, как она разливается в воздухе, как будоражит все его рецепторы. Не признавать же себя таким же уродом, как и прочие колдуны. Он хранил эту тайну с самого детства, осознав всю порочность этого «дара», когда увидел сжигаемую на костре ведьму. Её магия будто взывала, она жгла его, он чувствовал её силу и ярость, и побоялся кому-либо говорить об этом, побоялся сам оказаться на месте той ведьмы, сжираемый очищающим пламенем. Позже, осознав, к чему это может привести, он стал неистово молиться, прося бога об избавлении, но в ответ была тишина. Последней надеждой на очищение души была работа под руководством инквизиции, обещавшей отпущение всех грехов тем, кто воюет за правое дело под их началом и истребляет всё, что противно богу. Уилл как мог гнал от себя мысль о том, что он и есть та чернь, от которой стоило бы избавиться, которую и стоило бы истребить в числе прочих. Ему было тошно от собственного двуличия, но он малодушно боялся священного огня.

— Повезло? — маг усмехнулся и откинул упавшую на глаза светлую прядь, мешавшую разглядывать сидевшего перед ним человека. — Тебе не могло повезти, — с каждым словом голос его звучал всё тише и таинственнее, а взгляд серых глаз затягивал, не давай прервать установившийся зрительный контакт. Уилл чувствовал, будто по телу пробежала волна жара, оставляя после себя лёгкое покалывание. Он попытался встать, попытался дёрнуться, попытался сделать хоть что-то — но будто прирос к месту, продолжая неотрывно смотреть в глаза мага. А тот, не моргая, изучал его. Всё закончилось так же резко, как и началось. Рыцарь, почувствовав свободу, вскочил на ноги, обнажил меч и приставил клинок к горлу Зейна.

— Что ты сделал? — ему хотелось отрубить голову этому колдуну, навсегда стерев с его лица эту раздражающую ухмылку, которая, казалось, никогда не исчезает. Но церковь не поощряет подобного, самосуд под строжайшим запретом.

— Это не было везением. Ты почувствовал. Ты такое же бесовское отродье, как и я, — Зейн говорил зло, и вместе с тем в его словах чувствовалось удовлетворение от сложившейся ситуации.

— Ложь!

— Не отпирайся, я чувствую это в тебе. Ту силу, которую ты так настойчиво пытаешься заглушить, — голос стал тихим, завораживающим. Он одурманивал. — Она влечёт тебя, зовёт. Ты чувствуешь её, хочешь ей подчиниться. Ты боишься её так же сильно, как и желаешь.

Уилл как зачарованный слушал голос мага, погружаясь в подобие транса. Он чувствовал отклик того, что глушил годами. Казалось, что это сейчас вырвется наружу, обретёт над ним власть, покорит его. Меч, который он неосознанно опустил, взвился вверх и уткнулся остриём в горло мага, протыкая тонкую кожу и выпуская наружу тонкую струйку крови. Зейн поморщился, но и это не стёрло с его лица самодовольного выражения.

— Замолчи! — Уилл задыхался, подавляемый этой силой. Разум ещё туманился, желание подчиниться ей никуда не делось, и бороться с собой было сложно.

— Как скажешь, — издевательски протянул маг, отклонился чуть в сторону от меча и перевёл взгляд на костёр с видом, будто в жизни ничего интереснее не видел. Уилл же, убрав клинок в ножны, спешно удалился вглубь леса, подальше от костра и этого чёртова мага, породившего бурю у него внутри. Оказавшись во тьме, там, куда свет костра уже не проникал, он опустился на колени, вцепился в собственные волосы и с силой потянул их на себя. Боль, которая раньше помогала отрезвиться и взять себя под контроль, не возымела никакого эффекта. Опьяняющее чувство вседозволенности и лёгкости всё ещё кружило голову и путало мысли, заставляя бояться себя и своих желаний. Уилл выхватил припрятанный кинжал и без раздумий полоснул себя по запястью. Он чувствовал, как кровь заструилась по коже, чувствовал растекающуюся по руке боль, но и этого оказалось недостаточно. Крепко стиснув челюсть, он пальцами надавил на порез, проникая внутрь, с восторгом ощущая, как дурман в голове проходит, возвращая чёткость сознанию. Стирая кровь с запястья, он пальцем нащупал два старых шрама, оставшихся после прошлых раз. На деле их было куда больше. Продажные девицы, с которыми он изредка проводил ночи, любили восхищаться этими шрамами, неизменно предполагая, что он заработал их в каком-то великолепном сражении. Он же всей душой ненавидел эти воспоминания о собственной слабости.

Вернувшись к костру, рыцарь застал колдуна уже спящим. Мимоходом он отметил, что тот, светловолосый и сероглазый, мало походил на чёрного мага. Скорее уж чисто внешне это он, Уилл, был на него похож, со своими чёрными волосами и не менее чёрными глазами. От этой мысли становилось не по себе.

Заговорить с магом он больше не пытался, и следующие четыре дня они провели в молчании. Уиллу больше не казалось, что они ходят кругами — теперь он в этом был уверен. Не раз они натыкались на следы от своего же костра, да и несколько деревьев с отрубленными им ветками встречались часто. Злость зрела в нём, с каждым днём становясь всё сильнее, и подстёгивало её не только бесконечное блуждание, но и та дьявольская сила, что так маняще пела в нём не переставая. Попытки заглушить её были практически бесполезны — уже на следующее утро она возвращалась вновь, будто усилившись. Рука нещадно ныла, порезы болезненно пульсировали. Уиллу казалось, что он напоил лес уже как минимум половиной своей крови, втайне надеясь, что этот монстр выпустит его из своих лап, но тому этого будто было мало.

— Как выйти из этого чёртового леса?! — рыцарь, не выдержав дурмана в голове и боли в руке, сорвался. Он больше не мог всё это терпеть, хотелось выбраться, хотелось вернуться домой, забыть обо всём, вернуться к прежней, почти нормальной жизни. Он не раз уже проклял себя, что вообще сунулся в этот лес.

— Только магия выведет тебя, — Зейн, что удивительно, не кривил губы в ухмылке. Он говорил серьёзно. И это ещё больше выводило из себя.

— Нет у меня никакой магии. Нет и не было!

— Чем дольше ты будешь её отрицать, тем больше она будет сводить тебя с ума. Ты не можешь быть тем, кем ты не являешься. Хочешь ты того, или нет, но ты — маг, колдун, бесовское отродье. Называй как хочешь, сути этого не изменит.

— Не смей… не смей так называть меня! Ты ничего не знаешь, — Уилл чувствовал охватывающий его жар, тело будто плавилось, сознание уплывало. Он снова чувствовал себя покорённым, сила, отрицаемая им, распирала его изнутри. Не понимая, что делает, он выхватил кинжал и уже собирался полоснуть свою ладонь, когда его рука была перехвачена Зейном.

— Ты так и не понял? — маг с трудом удерживал руку рыцаря. Тот хоть и был ослаблен, оставался значительно сильнее его. — Чем больше ты питаешь своей кровью лес, тем сильнее он будоражит твою магию. Это сведёт тебя с ума. Прекрати.

— Не тронь, — прошипел Уилл, выдёргивая руку и отталкивая колдуна. — Не смей ко мне прикасаться, — прошипел он. Голова закружилась, жар ощущался всё сильнее, сознание начало уплывать. Он облокотился на дерево, пытаясь устоять на ногах. Взгляд Уилла метался по поляне, пытаясь выцепить хоть что-то, что могло бы помочь. Он не верил не единому слову мага, но снова пускать себе кровь было чревато — он итак чувствовал слабость, потеряет ещё — умрёт. Взгляд наткнулся на костёр, и рыцарь, не раздумывая, сунул руку в огонь. Вспышка боли на миг прояснила сознание, а после мужчина отключился.

В себя он пришёл только утром, судя по полумраку, творящемуся вокруг. Колдун сидел к нему спиной, неподвижно, будто статуя. Воспоминания о прошлом вечере возвращались толчками. Уилл поднёс руку к глазам и не увидел на ней ни одного ожога. Более того, задрав рукав, он обнаружил порезы зарубцевавшимися, как будто им уже не одна неделя.

— Что ты сделал? — он не сомневался, что это дело рук колдуна. Хотелось злиться, кричать, обвинять его в том, что он посмел осквернить рыцаря магией, но сил не было. Он чувствовал себя опустошённым, и, что радовало, не чувствовал ту разрушающую изнутри силу.

— Ничего. Ты всё сделал сам, — Зейн даже не повернулся в его сторону.

— Я тебе не верю.

— А я тебя и не убеждаю. Ты дал своей магии волю, и она исцелила свой сосуд, только и всего.

Уилл неспешно обошёл колдуна и сел напротив, чувствуя противную слабость в теле. Так он ощущал себя только после чудом пережитой лихорадки. Окружающие называли это чуть ли не божьим благословением, и ему и самому хотелось в это верить, однако в глубине души он чувствовал, что бог не имеет к этому никакого отношения. Если колдун не солгал ему, значит, он был прав. Возможно и в тот раз его излечила та… сила, что годами сидит внутри. Произносить слово «магия» по отношению к себе Уилл не хотел даже в мыслях.

Несмотря на плохое самочувствие, рыцарь отказался от заманчивой мысли переждать недомогание, и заставил себя двинуться дальше в путь. Зейн скептически приподнял бровь, но говорить ничего не стал — понял, что бесполезно. Ему-то без разницы, хоть неделю они будут шататься по лесу, хоть две. Всё равно ещё восстанавливать отданную лесу во время ритуала кровь и магию, так какая разница, делать это гуляя в одиночестве, или в компании человека, отрицающего свою магическую суть. Магу было любопытно наблюдать за его метаниями, и было интересно, к чему это в итоге приведёт. Он свой выбор сделал давно, не испытывая никаких мучений, и с тех пор ни разу не пожалел об этом.

Уилл снова чувствовал раздражение и злость. На этот проклятый лес, на собственную слабость, на своего спутника с его пронзительным взглядом, на чёртову силу, которая снова взывала к нему. Он устал бороться и сопротивляться, но и просто сдаться было недопустимо. И будто назло ему маг каждый вечер заводил один и тот же разговор. Смирись. Сдайся. Подчинись. Прими. Эти слова не покидали его разум ни днём, ни ночью. Он запутался, он устал, он был подавлен и практически сломлен.

— Как выйти из этого леса? — в очередной раз спросил он Зейна, не надеясь на новый ответ.

— Так же, как и вчера — с помощью магии, — маг снова криво ухмылялся, глаза его лукаво поблескивали. Его ситуация с каждым днём только всё больше забавляла.

— Как? — обречённо спросил Уилл, окончательно признавая своё поражение. В глубине души он надеялся выбраться из леса, пусть даже с помощью… силы, а после навсегда похоронить её в себе.

— Прислушайся. Позови её. Не противься, стань с ней одним целым, — голос Зейна снова очаровывал, Уилл же просто закрыл глаза и отдался в его власть. Он чуял отклик внутри себя, ощущал это будоражащее чувство, эту мощь. Какая-то его часть всё ещё сопротивлялась, ему было страшно раствориться в этой силе, забыться, стать кем-то другим. Он тщетно пытался расслабиться, но чем явственнее он ощущал магию, тем сильнее начинал противиться ей.

Накрывшие его рот губы были неожиданно тёплыми и мягкими. Уилл, отвлёкшись на поцелуй, перестал бессмысленное сопротивление, и сейчас чувствовал себя будто в огне. Его разрывало на части от желания действовать, от наполняющей его силы, от чувства правильности и цельности, которых не испытывал прежде. Всё это он смаковал, не разрывая поцелуя, который становился всё глубже. Зейн сидел на его бёдрах, связанные впереди руки вцепились в ворот когда-то белоснежной рубахи, а наглый юркий язык исследовал его рот, то проходясь по зубам, то задевая дёсны, то переплетаясь с его собственным языком. Уилл вцепился в его плечи, только сейчас ощущая их хрупкость, и прижал к себе мага, перехватывая инициативу и терзая губы блондина яростными поцелуями. Огонь внутри переплавлялся в возбуждение и жажду, которые хотелось немедленно утолить. Рыцарь всё сильнее вжимал колдуна в своё тело, не переставая шарить по нему руками. Одежда стала мешать, но сорвать её не позволила верёвка на запястьях Зейна. Не тратя время даром, Уилл просто разрезал её, чем тот тут же воспользовался, одной рукой зарываясь в растрёпанные тёмные пряди, а второй проходясь вниз по груди, чтобы забраться под рубашку и прикоснуться к распалённой коже. Сам он, не теряя времени, стянул с колдуна плащ, под которым обнаружил обнажённое тело. Разорвав поцелуй и наконец-то сделав необходимый сейчас глоток воздуха, Уилл прочертил языком дорожку от уха до ключицы, прикусывая нежную кожу и наслаждаясь реакцией Зейна. Тот тяжело дышал, вздрагивая всем телом каждый раз, как кожи касались зубы, и всё крепче вцеплялся в плечи Уилла, который вовсю мял задницу мага, наслаждаясь мягкостью кожи и упругостью мышц. Пальцы его подбирались к сморщенному колечку, не спеша проникать внутрь, чуть надавливая и снова отступая.

Рыцарь переместил губы на грудь мага, краем глаза отметив расходящиеся от плеч к рукам странные узоры. Но в данный момент его куда больше занимало другое, поэтому разглядывание он решил оставить на потом. Его зубы сомкнулись на правом соске, вызывая долгожданный стон. Пальцы ещё сильнее вцепились в его волосы, оттягивая их. Своим же пальцам Уилл нашёл другое применение — поднёс их к губам Зейна, чуть надавливая и проталкивая их в рот. Тот беспрекословно втянул их, посасывая, обводя по контуру кончиком языка, и делал это так страстно, что хотелось немедленно заменить пальцы членом, который уже болезненно пульсировал. Решив, что они достаточно смочены слюной, Уилл вытащил их изо рта мага. Пошлый чпокающий звук, сопровождающий это действо, только усилил желание увидеть это распухшие покрасневшие губы на своём органе. Стон Зейна отвлёк его от разыгравшейся перед глазами пошлой картинки и вернул в реальность, туда, где маг насаживался на его два пальца и невероятно возбуждающе при этом стонал. Светлые пряди прилипли к мокрому от пота лбу, серые глаза будто заволокло туманной дымкой, а губы, блестевшие в свете костра от слюны, были призывно приоткрыты. Уилл притянул Зейна к себе за шею и прихватив нижнюю губу зубами оттянул её. Колдун, обхватив его шею обеими руками, буквально присосался к нему, яростно целуя и не менее яростно трахая себя его пальцами. Когда добавился третий он тихо зашипел, не размыкая поцелуя. Уиллу, который едва удерживал себя от того, чтобы немедленно не завалить мага и не взять его прям так, окончательно сорвало крышу. Спихнув с себя Зейна, он наконец-то высвободил член из тесных штанов, сплюнул на ладонь, растёр слюну по колом стоявшему члену и, притянув к себе задницу лежащего на ворохе одежды мага, толкнулся в него. Громкий стон и не менее громкое шипение слились в единый звук, который заглушила стучавшая в ушах кровь. Уилл никогда ещё не чувствовал всё настолько сильно, все прошлые чувства были будто смазаны, а ощущения — притуплены, и сейчас он сполна наслаждался всем. Он подался назад, практически полностью вышел и снова толкнулся вперёд, наслаждаясь узостью восхитительной задницы, которая сейчас принимала его член до самого основания. Зейн полностью отдался удовольствию, уже не чувствуя дискомфорта от резкого проникновения, и сквозь ресницы наблюдал за Уиллом. В его облике было что-то хищное, была мощь и чувствовалась сила, которая сейчас буквально хлестала из него, отчего маг буквально плыл.

Рыцарь неожиданно отстранился, и не успел маг возмутиться, как его перевернули на живот, а ягодицу обожгло жаром. Место, куда пришёлся шлепок, немного горело. Уилл не спешил продолжать начатое, рассматривая спину мага, всю усеянную узорами. Он с силой провёл пальцами по позвоночнику, где была центральная вязь символов, отчего Зейн прогнулся, как кот, сильнее выпячивая задницу. Ещё раз шлёпнув по ней, Уилл одним резким толчком вошёл на всю длину, вызывая протяжный стон. Больше не сдерживаясь, он вколачивался в хрупкое тело под собой, растворившись в ощущениях. Зейн, первый словивший оргазм, стиснул его ещё сильнее, отчего Уилла хватило ненадолго: всего на пару сильных толчков. Он навалился на мага, прижимая его к земле, и пытался отдышаться. Тот протестующе зашевелился — удерживать на себе мужчину было проблематично, разница в габаритах давала о себе знать. Рыцарь нехотя скатился в бок, и расслабленно развалился на траве, проваливаясь в сон. Настолько легко и полноценно он себя никогда не чувствовал.

Утро встретило его приятной истомой во всём теле и смятением в душе. От осознания, что он принял кроющуюся в нём силу, слился с ней, и теперь не хочет расставаться, было мерзко. Уилл находил неправильным то, что он наслаждается этим ощущением. Чувствовал себя грязным. Погружённый в свои мысли он оделся, наспех собрался и двинулся в путь, лишь краем сознания отметив, что Зейн идёт рядом сам, не ведомый им за верёвку, а по доброй воле. В себя он пришёл лишь тогда, когда вышел из леса рядом с тем местом, где оставил лошадь. Кобыла, к его удивлению, никуда не делась, несмотря на немалое количество времени, прошедшее с тех пор, как он кинулся за магом сломя голову.

Он запрыгнул в седло и неуверенно взял в руки узду. Как рыцарь он должен был немедленно доставить колдуна в замок к главному инквизитору, но как Уилл он совершенно этого не желал. Его будто ледяной водой окатило, злость вспыхнула мгновенно. Он — рыцарь. И должен поступить так, как велит долг. Ему противна магия, и он больше никогда не обратится к ней!

Он кинул взгляд на Зейна, тот же ответил ему неизменной ухмылкой и сам двинулся по дороге, безошибочно определив направление. Все маги знали, где замок главного инквизитора, и обходили это место стороной. Ничто ни в облике мага, ни в его поведении не выдавало событий прошедшей ночи. Уилл решил поступить так же — сделать вид, что ничего не произошло. Пришпорив лошадь, он двинулся вперёд, поравнявшись с колдуном и не глядя на него.

Путь до замка не занял много времени, и уже к вечеру они въехали на его территорию. Один из стражников, стороживших границу владений, принадлежащих инквизиции, отправился вперёд, доложить о колдуне. Уилл же с Зейном продолжили путь неспешно — торопиться было некуда, итог пути был известен обоим. Но с каждой секундой, что приближала их к замку, Уилл чувствовал себя всё хуже. Чувствовал, что всё, что он делает, было неправильно. Он — рыцарь. Он должен. Но при этом он — маг. Такое же отродье, как и тот, кого он сейчас ведёт на верную гибель. Как бы ему этого не хотелось, но он больше не сможет забыть о той силе, что сейчас наполняет его, что будоражит кровь. Не сможет сделать вид, что ничего не изменилось. Что он не изменился. На горизонте показались несколько всадников. Расстояние между ними неумолимо сокращалось, времени на принятие решения оставалось всё меньше.

Луч заходящего солнца отразился от богатой сбруи коня главного инквизитора, распадаясь на миллион осколков. Уилл стиснул поводья и отчаянно пытался совладать с мыслями.

Инквизиторы приближались, и ему отчего-то казалось, что они едут по его душу.

Рыцарь уже мог разглядеть очертания главного инквизитора и его спутников. Лучшие из лучших. Безжалостные палачи. Которые не остановятся ни перед чем.

Уилл глубоко вздохнул. Он уже принял решение, осталось смириться с ним.

Выражение лица главного инквизитора не предвещало ничего хорошего. Решимость, уверенность, ненависть. Ненависть ко всем тем, кто противен церкви. Ненависть к ведьмам и колдунам. Ненависть и к нему тоже.

— Запрыгивай, — Уилл протянул руку Зейну и тот, будто ждал этого, тут же в неё вцепился и ловко залез на лошадь. Руки мага крепко обвились вокруг груди Уилла. Тот развернул кобылу, пришпорил её и пустился вскачь, надеясь, что им удастся скрыться. Он понимал, что теперь за его голову назначат награду, объявив еретиком, знал, что отныне ему придётся скрываться.

Но эту цену он считал приемлемой, если наконец-то можно будет быть самим собой.