-1-

Огонь.
Он танцевал, он пожирал все вокруг, он опалял, он был стихией, он освещал все вокруг кровожадным, горячим светом, он пугал, он трещал, он обещал невероятную муку, он обещал невыносимую боль, он обещал смертельный страх тому, кто посмеет придти к нему.
Но одновременно он манил, звал придти в его сжигающие объятья, он клялся, что сначала тебе будет невероятно больно, зато потом наступит то, ради чего человек делает все то, что он делает – прохладный, тихий покой…
Но сначала тебе надо пройти этот ад.
Огонь.

Гарри Поттер полыхал. Огонь уже охватил его ноги, поднимась выше. Гарри давно уже терзала паника, подстегиваемая болью – он вцепился в прутья и кричал:
- Помоги мне! Боже мой, да что ты за человек?! Будь ты проклят!.. Малфой!.. Спаси, я же сгораю!
Драко Малфой не спешил. Он дрожал, смотря на искаженное лицо человека в метре от него, который вцепился в раскаленные прутья ладонями, не замечая будто, что кожа уже лопнула и мясо пузырилось. В серых глазах Малфоя сверкали отблески огня, придавая его лицу дикое, нечеловеческое выражение.
Он ведь может спасти его. Этого человека. Мальчика-который-горит.
Но этот пожар, полыхающий в метре от него, завораживал и пугал одновременно. Малфой отвлеченно подумал: «Так что все-таки управляет бабочками, когда они летят в огонь?..»
Его мысли прервал дикий вопль:
- Помоги же мне! Ты же МОЖЕШЬ ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ! Рычаг справа от тебя! Нажми на него!! – кричал, ревел, стонал, страдал, горел мальчик-который-когда-то-выжил. Вернее, уже парень семнадцати лет.
Малфой отчужденно покосился на рычаг, оценил расстояние от него до пламени, подошел к нему и дернул. Не в полную силу, слабо. Рычаг бы так не сработал. Но раз слизеринец сделал так для очистки совести – а она у него есть?.. – то она была чиста. Он пытался – он не смог. Что ему, сгорать из-за этого придурка Поттера?
Огонь уже почти полностью охватил Гарри. Тот заметался, застонал из последних сил, горящий силуэт, человек-факел. Один дьявол, который, наверное, и наслал на него эти муки огня, знал, каково ему сейчас.
Мечущийся человек-факел…
Малфой отвернулся, отскочил подальше от огня в прохладное место, чтобы опаляющие языки огня не достали и его. Там, где сейчас шипело пламя, было постелено сено – поэтому Гарри Поттер и умирал невероятно страшной смертью. А там, где, скрючившись, на полу извивался Драко Малфой, сена не было. Только камень, холодный камень, и от которого уже стало пахнуть гарью…
- Будь ты проклят!! – пронзил мозг Малфоя последний вскрик мальчика-который-всегда-спасал-мир-но-сейчас-не-смог-спастись-сам-потому-что-его-палочка-делась-черт-знает-куда…
Черт-знает-куда?!
Малфой покосился на свой карман мантии – оттуда торчала палочка Поттера. Он вздрогнул, вскочил на ноги, сделал два шага в сторону беснующегося пламени и швырнул палочку Поттера и свою заодно в самый эпицентр огня. Они тут же загорелись, приземлившись рядом с черным, непонятным силуэтом, который был распластан на полу, и больше напоминал кучу золы, выложенную в форме человека.
Куча золы.
Вот чем ты стал, Гарри Поттер.
Слизеринцу стало дурно, земля стала крутиться в три раза быстрее. Его ноги подогнулись и он сверзнулся на землю…

Пахло гарью.
Пахло горелым человеческим мясом.
Пахло смертью.

Слизеринца стошнило. Он перевернулся на живот, чтобы не захлебнуться в собственной рвоте. Застонав от боли в легких, он открыл глаза и огляделся.
Без сознания он пробыл недолго – может быть, минут пять. Огонь уже утих, но все равно кое-где виднелись шаловливые проблески.
Пошатнувшись, Драко встал и на негнущихся ногах подошел к прутьям, за которыми погиб Поттер.
Малфой с секунду задумался о чем-то, потом, приняв решение, резко схватился руками за до сих пор раскаленные прутья и взвыл от боли, пронзившей его. Кожа прикипела к металлу; с усилием отодрав руки от прутьев, Малфой, хрипло всхлипывая, подошел к рычагу и пнул его ногой. Размягченный высокой температурой, рычаг хрустнул и сломался.
Слизеринца с головой окатила волна слабости. От недостатка кислорода потемнело в глазах. Руки болели так, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать этого…
…Темнота…

- Бедный мальчик, бедный мальчик… - говорил голос над ним. Чей это голос?..
- Как он, профессор МакГонагалл? – донесся до него еще один смутно знакомый, но явно небезразличный голос. МакГонагалл сочувственно произнесла:
- Бедный мальчик… Он будет жить, конечно. Мадам Помфри уже почти залечила его ожоги на ладонях…
- Он-то будет жить… - вдруг сорвался второй голос и захлебнулся в рыданиях, - а Гарри… и Рон… Предатель… Мерлин, за что такое?!..
И две представительницы прекрасного пола зарыдали над Драко Малфоем, который внимательно прислушивался к ним, но не показывал виду, что уже пришел в себя. Одна – умудренная жизнью и опытом, профессор, отягченный знаниями, преподаватель трансфигурации - Минерва МакГонагалл, вторая – только начинающая жить юная, прелестная девушка, лучшая ученица, зубрящая все знания и наивно полагающая, что в книгах можно выяснить все от начала мира до его конца – Гермиона Грейнджер. И обе, независимо от разности своих характеров и жизней, уподобились фонтанам, разбрызгивающим горечь, боль и тоску…

- Откуда у него такие ожоги, профессор?
- Судя по всему, он пытался спасти… спасти Гарри…
- Но почему обе палочки были у Гарри?! И почему он не воспользовался ни одной из них для спасения?!
- Мы надеемся, что нам сможет об этом поведать Драко, как только он достаточно окрепнет.
- Драко… - задумчиво протянула Гермиона. Малфой, внимательно вслушиваясь, сделал вывод, что в ее голосе не звучало ни одной презрительной или гневной ноты.
Это вел-л-ликолепно.
Это как раз то, что ему нужно.
Именно то.
Хорошее отношение Гермионы Грейнджер.
Теперь, если правильно разыграть свой ход, она будет с ним.

глава 2

Она плакала. Драко грустно посмотрел на нее, спрятавшую лицо в ладони и вздрагивающую.
- Гермиона, я… - он протянул руку, ставшую очень толстой из-за намотанных бинтов и коснулся ее плеча, - если бы я смог, я бы…
Гермиона отдернула плечо и подняла на него полный муки взгляд.
Малфой испугался, что сейчас она спросит: «Почему он, а не ты? Почему он сгорел, а ты остался жив?!».
Но, разумеется, он немного не учел ее характерных особенностей.
- Почему он не воспользовался палочкой? – в сотый раз задала вопрос гриффиндорка. Драко в сотый раз ответил:
- Потому что он помутился рассудком после Круциуса. Этот чокнутый Уизли…
Это было неверным ходом.
Из глаз Гермионы потекли крупные слезы.
«А по мне бы так кто-нибудь страдал?» - мелькнула мысль у Драко в голове.
Он жестко сказал:
- Да, Грейнджер, этот ваш Уизли был действительно чокнутым. Ты не хочешь в это верить, но он предал вас. Он метнулся на сторону Ты-знаешь-кого.
- Это было заклятье Империус, - бледным подобием своего обычного голоса прошептала Гермиона. Малфой резко качнул головой:
- Это не доказано. Тот-кого-нельзя-называть в который раз куда-то сбежал.
- Даже ты, его верный вассал, не знаешь, куда? – все-таки какая-то доля язвительности в ее голосе осталась. Драко искренне возмутился:
- Я – не его верный вассал!
- Да, ты вовсе не верный.
- Грейнджер!
- Что?
- Хватит!
- Что «хватит», Малфой?! Ты хочешь сказать, что вовсе не был Упивающимся Смертью, что не служил преданно Сам-знаешь-кому?
- Нет! Пойми, Грейнджер, он угрожал смертью мне и моей семье! Как ты не догадываешься об этом?!
- Ты знаешь, сколько семей погибло из-за тебя? – тихо, а оттого так страшно прозвучал ее вопрос. Драко судорожно дернул шеей, внезапно опять вспомнив запах горелой плоти, дикие глаза Уизли, когда тот направлял палочку прямо ему в сердце, крик его матери…
Глаза вдруг стало жечь, в груди сжался горячий узел, который давил и не давал дышать. Солнечные лучи, изрезавшие больничную палату, неожиданно стали очень яркими, яркими до боли.
Он откинулся на подушку и тупо уставился на свои обмотанные бинтами руки. В голове, как мотылек о стекло, билось слово «Смерть-смерть-смерть-смерть-смерть-смерть…».
Смерть пришла к ним вместе с тем, кого нельзя называть. Вернее, он принес эту смерть. Беззубая карга взмахнула своей косой – и полилась кровь. А карга пила кровь, захлебывалась ею и хохотала так громко, что этот смех отдаленным громом слышали даже люди.
Этот смех и сейчас звучал в ушах Драко Малфоя.
И он слышал слезы – тихие, сдавленные, почти беззвучные, отчаянные. Это было почти так же страшно, как их видеть.
Гермиона опять не смогла удержаться – слишком остра боль, слишком многое напоминало о происшедшем. Даже взгляд на стены лазарета напоминал о тех днях, когда Гарри лежал тут, когда она с Роном – в сердце воткнулся горячий нож – приходила к нему, рассказывала обо всем, как они смеялись, шутили…
А теперь этого всего нет. И никогда не повторится. Хотя, «никогда» - не слишком ли громкое слово для нашей короткой жизни? Но таких друзей, как Рон и Гарри, в жизни Гермионы Грейнджер больше не будет. Это факт. С этим надо смириться.
Но как же больно…
До ее плеча что-то дотронулось. Она подскочила и отдернулась, вскинув покрасневшие и опухшие от слез глаза. Оказалось, что это Драко приблизился к ней, и сейчас ласково положил ей руку на плечо. Она никогда не думала, что он мог выглядеть таким… Таким сочувствующим, таким понимающим, таким человечным, в конце концов. Может, она забывает, что он тоже человек?
В горле закололо, запершило, стало комом, потянуло вниз, трансформировалось в одуряющее жжение в груди и в конце концов вылилось потоком горячих безутешных слез.
Все ощущения, кроме опустошения, куда-то канули, она не понимала, кто она, что она и где находится. Единственное, что было в голове – это какие-то черные, сумбурные образы…
Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в лазарет, он бы увидел странную картину – Драко Малфоя, сидевшего на кровати, и Гермиону Грейнджер, прижавшуюся к нему. Девушка вздрагивала, не в состоянии остановить слезы, да и не понимая, зачем это нужно; руками с обгрызанными ногтями – в противовес аккуратным ладоням, иногда измазанным чернилами – она все сильнее обнимала его, будто пытаясь найти опору в этом хаосе мрака и медленно подползаюшего сумасшествия… Перебинтованная рука Драко ласково поглаживала ее по спутанным волосам – будто сейчас ей было дело до внешности – а на губах парня, как бы это не парадоксально выглядело, скользила легкая, совсем не слизеринская улыбка…

Обоим было плохо. Оба потеряли близких и родных людей. Оба не знали, как жить с этим дальше. Но жить-то дальше надо, или я ошибаюсь?
Никто так и не узнал, что Гарри убил Драко… Хотя нет, фактически Гарри убил огонь. Драко просто не дал ему возможности спастись, просто не отдал палочку, просто не воспользовался своей, просто дал погибнуть… Вот так все просто – а теперь Гарри Поттера, того-о-ком-говорил-весь-волшебный-мир-с-момента-его-рождения, не вернуть, никогда не вернуть.
Гермиону это убивало.
Драко это угнетало.
Слегка.
Она страдала, не скрывая этого и не находя в себе сил справиться.
Он размышлял, стараясь раставить все по местам.
Но кое-что не влезало в свое место вон там, на полочке.
Он не мог понять своего поведения тогда – или просто не хотел разобраться в круговороте эмоций и мыслей, возникающих при напоминании о том страшном дне… Почему же он все-таки так сделал? Почему?
Пора перестать прятаться за отговорки типа «я – слизеринец, он – гриффиндорец. Убей гриффиндорца – спаси планету», так как это глупо, по-детски и не соответствует серьезности происшедшего. Пора перестать прятаться за ненависть, за детскую, давно и нежно взращиваюмую ненависть – так как он сделал это не из-за ненависти.
В голову пришла старая как мир поговорка «Шерше ля фам».
А что ее искать?
Вот она совсем рядом, захлебывается слезами на твоей больничной пижаме.
Любимая…

глава 3

Она еще крепче прижалась к нему, будто он был самым любимым существом на планете. Чушь.
Черт.
А вот если бы она знала, если бы эта наивная гриффиндорка знала, что из-за него, из-за непревзойденного Драко Малфоя ее разлюбезный Гарри Поттер сейчас просто зола, просто сгоревший остов, просто...
Она бы к нему не подошла ближе, чем пять километров. Ну, разве только для того, чтобы кинуть в лицо голосом, полным ненависти:
- Убийца! – а потом взять палочку и уничтожить его – того, что разрушил ее жизнь.
Хотя нет. Сама бы она этого не сделала – ведь это лучшая ученица Гриффиндора. Слышите? «Гриффиндора»... Разве это слово, это название, это имя, в конце концов, не несет само по себе чего-то такого отчаянно... геройского, настоящего, мужественного, того, что толкает человека на идиотские, но, мать их, такие человеческие поступки, как-то: спасение людей из горящего дома, из тонущего корабля, да и вообще... И вот представьте себе – может ли такая настоящая гриффиндорка, прямо-таки до мозга костей, когда-нибудь применить Непростительное заклятье на кого-либо, даже на того, кто... кто убил ее лучшего друга?..
Конечно.
Нет.
Она поступит очень правильно – отдаст его во власть Министерства Магии. А там с ним церемониться не будут – что, в принципе, закономерно – так как он сейчас оказался в очень невыгодном положении. Веритасерум – и вуа-ля, он сам им все выложит на тарелочке с зеленой слизеринской каемочкой. Все расскажет, все причины, следствия и действия. А им придется только слушать, ахать в нужных местах, переглядываться, перешептываться и запоминать, чтобы было что детям да внукам рассказать. А потом вынесут единогласный вердикт: «Азкабан. Пожизненное заключение». Ему даже адвоката не дадут. Зачем? Все и так понятно.
А гриффиндорка будет сидеть на первой скамейке, закусив нижнюю губу до крови и, не отрываясь, будет смотреть ему в лицо, недоумевая, как могут существовать такие люди, как он. Нет-нет, она не упадет в обморок в самом шокирующем моменте, она не будет биться в истерике, крича: «Убийца! Ненавижу!!». Она побледнеет, ее глаза станут совсем огромными, и каждый, кто в них заглянет, будет рисковать утонуть в океане боли...
Драко почувствовал, что кончики его пальцев похолодели – в первый раз он представил себе так ясно все последствия. Да, черт возьми, Малфой он или нет? Сумеет он выкрутиться или нет?
Сумеет, сумеет...
А сейчас не надо думать об этом. Не при ней.
Он прошептал, возобновляя свои поглаживания по ее волосам:
- Гермиона...
Она что-то всхлипнула, не поднимая головы. Он повернул голову, увидел на тумбочке рядом с кроватью бокал, вспомнил, как мадам Помфри сказала, принося и ставя этот бокал: «Успокаивающее зелье, мистер Малфой. Если вдруг не сможете заснуть». Драко протянул правую руку, взял бокал, пальцами левой руки легонько побарабанил по плечу Гермионы:
- Эй... Гермиона, выпей.
Она подняла голову, сначала посмотрела на него, видимо, не понимая, что ему от нее нужно. Он мягко сказал:
- Это Успокаивающее зелье, Гер... Грейнджер. Ты слишком расстроилась...
- Слишком?.. – сипло переспросила Гермиона. Драко прикусил язык, проклиная себя за только что сказанную фразу, и торопливо добавил:
- Нет... э-э... прости. Я не это имел в виду. Я понимаю твою боль...
- Понимаешь? – так же сипло произнесла девушка. В глазах Драко вспыхнул ледяной голубой огонь и он жестко ответил:
- Да, Грейнджер, понимаю. Представь себе, ты не одна потеряла близких людей. У меня, представь себе, мать погибла. От рук Того-кого-нельзя-называть. И отца у меня нет. Черт, да я остался совсем один. Представь себе?! Как ты думаешь, могу я понять твою боль? Ох... Нет, прости, - теперь в его голосе проснулось ехидство, - не смогу. Я же бездушный слизеринец. Прости-прости, Грейнджер, я вовсе не хотел тебя обидеть. Я вовсе не хотел тебе напоминать, что я, черт возьми, тоже человек. Прости. Молчу. Ни-ни.
Ее губы дрогнули, глаза снова наполнились слезами. Драко обреченно подумал: «Ну, опять...». Она хрипло сказала:
- Извини... Извини, пожалуйста. Я... честно, Малфой...
- Драко.
- Э-м... Извини меня, ладно? Я не хотела... – она глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, - не хотела тебе... напоминать.
- Да ничего, - отмахнулся Драко, глядя в окно.
Гермиона закусила губу – она чувствовала себя виноватой. Она сейчас хорошо его понимала, понимала, что ему сейчас тоже ой, как нехорошо. Каждая мысль, каждый намек, каждое воспоминание прожигали насквозь душу, и, казалось, там не осталось ничего, совсем ничегошеньки...
До ее слуха донесся его голос:
- Знаю. Ты меня ненавидишь. Знаю. Но пойми, Грейнджер, - смерти я не желал никому. Честно. – Он сглотнул. Вот это ложь. Она далась ему не так уж и легко. А Гермиона, судорожно следящая за ним, подумала, что это от большого душевного волнения. Он через силу продолжил, все так же не отрывая взгляда от окна, за которым бесновалось весеннее солнце, - я... я пытался его спасти. Но не смог. Теперь у тебя еще большее право ненавидеть меня.
Он только сейчас отвел глаза от окна – от яркого света навернулись слезы. Но Гермиона опять ошиблась – ей показалось, что слезы это следствие подавленного состояния, в котором находились почти все жители Хогвартса.

глава 4

Кто-то умный когда-то сказал: «Время лечит все», а другие люди услышали это, задумались и решили, что данное изречение является истиной. Так и повелось.
Но действительно ли оно лечит? Вряд ли, скорее всего нет. Время – не врач, не маг, который поколдует над израненным сердцем или душой, даст волшебного зелья, взмахнет палочкой, пробормочет таинственное заклинание себе в бороду и снимет тяжесть. Оно просто есть, оно никогда не останавливается – как бы этого ни хотел человек!.. – и своей неслышной поступью разрушает цивилизации, создает новые, присыпает песком забвения все, что было. Это есть и от этого никуда не деться.
Борозды ран на сердце, на душе заживают тогда, когда пройдет определенный промежуток того, о чем я разглагольствовала весь верхний абзац. Хотя и само всемогущее Время – не панацея от всех бед.
Ну а что было с Гермионой?.. Прошел месяц. Разумеется, этого мало. Но теперь она могла вспоминать о Гарри и Роне без слез на глазах, хотя в сердце каждая мысль о них отдавалась режущей болью. Девушке пришлось просто смириться, ведь, черт побери, что она могла исправить, что она могла сделать?.. Их не вернуть.

Происходило странное. Драко и Гермиона нашли общий язык. С трудом, иногда с откровенными оскорблениями и посылами на все четыре стороны, с обидами и искренней злостью – но они его нашли. Конечно, это как в не в том анекдоте «Поцелуй – это процесс, в течение которого два человека пытаются найти общий язык». Хоть они и довольно много времени проводили вместе, прикоснуться друг к другу как-то по-другому, кроме как случайно и чисто платонически, в голову ей не приходило. А он побаивался. Считал, что она еще не готова и надо подождать. Но, видит Мерлин, ему было мало их невинных отношений. Просто нужно было еще немного... времени.
А его не было.

Расследование шло. Проводились допросы. Применялся Веритасерум.
Дошла очередь и до Драко Люциуса Малфоя.




- Как ты мог?!
Он отшатнулся, как от удара.
- Убийца!
Ее голос своими напряженными, даже слегка визгливыми нотками резал слух.
- Ненавижу!
Он вздохнул и посмотрел на свои руки – они мелко дрожали. Что-то там говорилось о Малфоевской выдержке?.. Здесь она явно его покинула.
Легкий свист.
Теперь он отшатнулся от настоящего удара...
...и проснулся.

Эта сцена стала его навязчивым кошмаром. Пытаясь отогнать плохие мысли – а в ушах Малфоя до сих пор раздавался тот легкий посвист – он встал с кровати, прошелся по холодному полу и раздвинул тяжелые занавеси. Провернув тяжелую, красиво вылитую чугунную ручку, Драко открыл окно.
Рассвет.
Солнце только чуть-чуть высунулось из-за верхушек деревьев. Розово-красные лучи потянулись по земле, по домам, по другим деревьям, окрашивая их в такой инфантильный, веселый оттенок.
Небо было нежно-сиреневого цвета на востоке и более серого там, до куда солнце еще не добралось.
Доносились птичьи крики из рощи, которая нежилась в прохладе недалеко от Имения Малфоев.
Лицо Драко обвевал приятный утренний ветерок, взъерошил пару светлых прядей, заботливо убрал их от глаз парня, чтобы те не мешали любоваться природой. Правда, старания ветерка были напрасны – уж что-что, а прелести раннего утра интересовали Драко сейчас меньше всего.
Разгорался чудесный день.
День, когда в установленном законом порядке Драко Люциуса Малфоя допросят при помощи Веритасерума. Так как он непосредственно присутствовал при смерти Гарри Поттера и вообще является весьма колоритной личностью в этой войне, то его показания будут особенно интересны суду.
О, Драко в этом не сомневался.
Его ждет страшная участь.
При других обстоятельствах он бы паниковал.
Сейчас ему было... плевать.
Почему? Да кто знает.
Его душа будто оцепенела, спряталась куда-то далеко-далеко. Конечно, казалось, что души-то у него никогда и не было, но вот именно, что только «казалось». Раньше он был простым подростком, пусть с несносным характером, но подростком. Теперь же он ощущал себя каким-то стодвадцатилетним стариком, который слишком многое видел, слишком многое познал - хорошее и, так сказать, не очень. Он видел и делал то, воспоминание о чем вполне может свести его с ума. Достаточно вспомнить как горело лицо Поттера, как раскалились дужки его очков, прикипая к коже... Гарри их не снял, потому что ему уже было плевать...
Драко передернул плечами и сфокусировал взгляд на широком подоконнике. До него будто донесся запах горелого мяса. Умом понимал, что это бред, но он же чувствовал этот запах, так отчетливо...
Ей-богу, он будет даже рад смертному приговору.
Честное слово.
Правда, еще больше он желал вернуть время назад. Теперь бы он повел бы себя по-другому. Совсем по-другому.
Ну, да что теперь думать?..



Прошло три года.
Был погожий весенний денек. Задумчиво молчали вековые дубы, изредка перешептываясь под дуновениями ветра. Лучи солнца, героически пробравшись через все преграды, живописно разлеглись на зеленой траве, на асфальтовых аллеях, на белом мраморном надгробии. На надгробной плите было выведено черными буквами «Драко Люциус Малфой». Чуть пониже – годы жизни. По ним выходило, что наследник рода Малфоев прожил девятнадцать лет. Семнадцать лет на свободе, два года – в Азкабане.
Сегодня исполнялся год с момента его смерти.
Рядом с памятником, сгорбившись, сидела девушка изможденного вида. Худые руки, слегка подрагивающие, лежали на коленях. Взгляд был опущен в игривую травку у ее ног и не выражал абсолютно ничего. Заметно поредевшие каштановые волосы вольготно разметались по согбенной спине.
То была Гермиона Грейнджер.
Она была сейчас у могилы этого подлого человека не потому, что ей очень хотелось. Ей это не доставляло никакого удовольствия. Она хотела удостовериться, что он мертв. Действительно мертв. Так, как мертв Гарри. Рон. Еще много людей. Так же, как сейчас мертва ее душа.
Она могла когда-то испытывать к нему симпатию?.. После гибели Гарри и Рона он, можно сказать, был ей опорой. Хрупкой, правда, опорой, но все же.
Симпатия?.. Бред.
А теперь...
А теперь она не могла чувствовать. Эмоции атрофировались. Теперь она просто существовала. Не жила, нет. Жизнь – это когда чувствуешь, внимаешь, думаешь, решаешь, любишь...
А существование - это жалкая пародия на жизнь...
Из безучастных глаз девушки полились слезы. Они ровными потоками стекали по ее исхудалым щекам, прокладывали дорожку по мантии, а до травы уже не доходили.

За ней издалека следили двое. Мужчина и женщина, оба с чемоданчиками в руках. Женщина, приглядевшись, произнесла:
- Ей нельзя расстраиваться. Нужно везти ее обратно, в больницу.
Мужчина кивнул и, достав из чемоданчика бутылочку с зельем, пошел к плачущей Гермионе. Подойдя к девушке, он присел рядом на корточки и участливо заглянул ей в лицо. Потом положил руку ей на плечо, машинально отметив его худобу и почти ласково спросил:
- Как ты?..
Она подняла отсутствующий взгляд и мужчина поджал губы. Он недовольно сказал:
- Перестань корить себя за все.
- Я пыталась... но не смогла, - чуть хрипло прошептала Гермиона. Мужчина дал ей бутылочку с зельем. Она взглянула на нее, привычным жестом открутила крышку и глотнула желтоватого напитка. Мир потерял свои краски, сердце опустело, на нее навалилась сонливость. Это было самое лучшее состояние в ее положении.
Мужчина, держа ее под локти, помог подняться с колен и повел. Женщина копалась в своем чемоданчике, что-то недовольно бурча. Взглянув на приближающихся доктора и пациентку, она сказала:
- Все?
- Да, - кивнул мужчина. – Теперь можно возвращаться в Мунго... Можно, Гермиона?.. – заботливо спросил он у понурившейся девушки. Она не ответила, приковавшись взглядом к белеющей неподалеку мраморной плите.
Ей некуда возвращаться.
Ей незачем возвращаться.

Тем же вечером ее нашли мертвой в своей палате. Причину смерти установить не удалось.
...На губах мертвой худой девушки осталась почти счастливая улыбка.
Она с теми, кто ей нужны...


КОНЕЦ

17.9.2006

Прим. Автора: не будь я автором и не знай, что случится в конце, заплакала бы =) Шутка йумора.
Отзывы =)