6. Полуночники

* * *
Сиживая вечерами у окна с видом на маггловский Лондон, Гарри часто задумывался о том, как же ему так просто удалось преодолеть крепкое, стойкое чувство, заставлявшее его много лет любить и прощать тех, кто был ему ближе других. Сначала ему казалось, что из него тоже был выдран кусок памяти, но это было не так, он сам это проверил.
Гарри помнил, с каким трепетом он впервые склонился над Фонтаном памяти, боясь снова оказаться обманутым.
Лорд стоял чуть позади него, терпеливо впитывая его эмоции – страх, сомнение и растерянность, которые Гарри и не подумал скрывать – а потом положил ему на плечо холодную руку. Гарри замер, ожидая слов разочарования или гнева, но голос Лорда прозвучал удивительно миролюбиво.
- Ты прав, Гарри, не стоит доверять словам. Даже моим, - одобрительно заметил он. - Проверь сам, ты же знаешь заклинание.
Гарри кивнул. Чуть отступив назад, он выпрямился и направил палочку на воду:
- Memoriam Elicio*, - прошептал он и затаил дыхание.
Какое-то время в гулких стенах Атриума был слышен только звон воды в фонтане Волшебного братства, но потом на поверхности показались сгустки прозрачно-голубого дыма. Они появлялись постепенно, неуверенно, будто стесняясь. Их становилось все больше и больше, пока они, наконец, не заполнили весь бассейн так тесно, что под ними почти не было видно воды. Гарри зажмурился.
- Смелее, - подбодрил голос Лорда у него за спиной.
Гарри вздохнул, заставил себя открыть глаза и снова поднял палочку.
- Гарри. Джеймс. Поттер, - произнес он как можно медленнее.
На мгновение прозрачная дымка над водой стала немного ярче, потом вспыхнула и быстро потухла, не найдя нужного воспоминания. Теперь Гарри был уверен, что помнит все, но не знал, радоваться этому или нет. Он не хотел оглядываться на Лорда, чтобы увидеть его торжествующую улыбку.
Где-то в глубине души ему почти хотелось, чтобы было какое-то объяснение его прошлой жизни. Ведь кроме логики и доказательств, представленных Лордом, у него еще были хорошие воспоминания. Далекие, беззаботные, яркие. Каникулы в норе, улыбающиеся лица семейства Уизли. Гарри помнил, как ему было весело. Да, весело, но не более того. Иногда ему хотелось еще раз почувствовать эту радость, но он прекрасно понимал: одного этого желания не могло быть достаточно, чтобы так сильно привязать его к людям. Гарри чувствовал какую-то недосказанность в собственных воспоминаниях, хотя был совершенно уверен в их целостности. Когда он задал вопрос Лорду, тот без колебаний отвел его к Фонтану памяти. Там Гарри получил единственный ответ, который мог получить. А больше спрашивать было не у кого, да и незачем. Ведь семьи Уизли уже, практически, не существовало. Артур и Молли под чужими именами лежали в одной из маггловских психиатрических больниц, Фред был заперт в Азкабане, Перси - в больнице Св. Мунго, а Билл, теперь уже в полной мере оборотень, вместе со своими сородичами охранял министерство. Поначалу Гарри не мог понять, зачем Лорд сохраняет жизнь этим беспомощным полутрупам, а потом догадался: когда Билл убил Чарли, якобы случайно оказавшегося рядом с ним в момент превращения, в Фонтане памяти стало на один дымок меньше. Лорду не нужны были сами люди, ему нужна была только их память – а цельная память, в отличие от отдельных воспоминаний, не могла существовать отдельно от тела.

* * *
Гарри Поттер был простужен. У него был насморк, невесть каким образом подхваченный сегодня утром. В горле застыл вязкий тромб, который мешал дышать. Гарри несколько раз высморкался, пробовал прокашляться, но ничего не помогало. "Все это сквозняки министерских коридоров", - упрямо убеждал он себя, хотя прекрасно знал, где и когда образовался в его организме этот простудный комок.
До сегодняшнего дня Лорд использовал его только для борьбы с теми, кто в прошлой - неправильной жизни – ничего для него не значил, а если Гарри и приходилось воздействовать на своих бывших друзей, то только косвенно. Так, например, он передал Андромеде Тонкс номер Ежедневного пророка, чтобы обеспечить встречу Джинни и Джорджа. Он даже видел их издалека, когда они, устало переглядываясь, заходили в кафе на Косой аллее, но ни заговорить, ни даже просто подойти ближе он не имел права. А вот мерзких предателей Рона и Гермиону Гарри за все это время видел только один раз, да и то это была колдография в газете. Они смотрели в камеру строго, почти не двигаясь, и мало напоминали себя в школьные времена.
Неловкий чудаковатый Рон, заботливая Гермиона... Иногда Гарри становилось интересно увидеть их сейчас, узнать, о чем они думают, чем живут. Забавно, что и в этой жизни они были помолвлены. Только здесь это был, как считали в обществе, хороший брак по расчету, а на самом деле - хороший план Лорда. Гарри усмехнулся, представив себе сморщенное в разочаровании лицо Рона, сорванную пышную церемонию и не менее пышный скандал, но удовлетворения эта картина почему-то не принесла. Может быть, Лорд ждал, пока мысль о смерти бывших друзей станет для Гарри желанной, а может, так и не дождавшись, решил действовать издалека, но в любом случае, сегодня, три с половиной года спустя после воцарения Лорда, Гарри проходил самую важную и самую настоящую проверку на верность Министерству. И хотя он быстро и с достоинством выдержал испытание, оно далось ему нелегко. Гарри потребовалась вся его сила воли, чтобы скрыть от Лорда свои эмоции.
Сегодня Гарри впервые встретился лицом к лицу со своим бывшим другом. Скрытый под Мантией-невидимкой, он стоял, прислонившись к стене на пятом этаже больницы Св. Мунго, когда увидел знакомое круглое лицо, на котором, как и всегда, было написано смятение. Невилл совсем не изменился. Горящие щеки и удивительно большие глаза, совсем как прежде. Дорогая одежда смотрелись на нем нелепо, рассеянная улыбка совершенно не вязалась дорогой атласно-зеленой мантией и аристократической тростью. Однако его спутница, вероятно, придерживалась на этот счет иного мнения: Невилл держал под руку даму, так же изысканно одетую, с резкими, но благородными чертами лица. Гарри сразу узнал ее. Он хорошо помнил ее беспорядочные черные волосы и безжалостную усмешку, но сейчас она была аккуратно причесана и удивительно спокойна. Беллатрикс Блэк - теперь она снова была не замужем - совершенно очевидно, ничего не помнила из своей прошлой жизни. Она любезно кивнула Невиллу, который открыл перед ней дверь, затем повернулась к нему и рукой в кольцах покровительственно коснулась его щеки. Невилл виновато улыбнулся и посмотрел в пол.
- Запомни, ты всегда должен выглядеть безупречно, мой дорогой, - сказала Беллатрикс, заставляя его поднять голову.
Гарри никогда было не забыть ее голос – почти детский, с едва заметными истеричными нотками, даже сейчас он звучал, по меньшей мере, необычно. Невилл, видимо, тоже так и не смог привыкнуть к нему. Он вздрогнул от ее прикосновения, кивнул и попытался снова отвести взгляд.
- Ты слышишь меня, мой дорогой? - пропела Беллатрикс, поправляя застежку на воротнике его мантии.
- Да, мэм, - ответил Невилл, разглядывая стену за ее спиной, ту самую, у которой стоял невидимый Гарри.
Гарри недовольно поежился под мантией и шагнул в сторону, чтобы проверить немыслимую догадку, но Невилл сразу отвел взгляд. Гарри увидел, как он подал руку Беллатрикс, и с удивлением заметил в ее глазах новое незнакомое выражение, напоминающее нежность. Она что-то строго сказала подошедшей целительнице и прошествовала - иначе Гарри не мог бы описать ее походку - с Невиллом к уже знакомой Гарри палате. Из негромкого шепота целительницы было понятно, что мать Невилла вела себя довольно беспокойно и визит не должен был быть долгим, поэтому Беллатрикс не стала заходить внутрь, а только пустила в палату воспитанника.
В этом мире, насколько заметил Гарри, Невиллу жилось не многим лучше, чем в старом: как и раньше, он жил под покровительством знатной родственницы и дважды в месяц навещал беспамятных родителей, искалеченных на сей раз людьми Дамблдора. Гарри усмехнулся очередной шутке Лорда. Ему было совершенно наплевать, чем заслужил такое положение Невилл, но вот почему Лорд списал со счетов свою самую ярую и искреннюю соратницу, Беллатрикс, ему было до сих пор непонятно. Гарри еще размышлял над тем, как нелепо смотрелась в больничных коридорах Св. Мунго эта парочка, когда вдруг услышал слова, заставившие его совершенно по-другому посмотреть на ситуацию.
Не пробыв в палате и пяти минут, Невилл выбежал оттуда, раскрасневшийся, возбужденный, и, забыв о приличиях, схватил Беллатрикс за руки.
- Мисс Блэк... Тетя Беллатрикс! - выговорил он, задыхаясь. - Мама сегодня назвала ваше имя! И еще она сказала...
Гарри насторожился и аккуратно, под мантией, вытащил из кармана палочку.
- Помните, я рассказывал вам про мои сны? Страшные, про вас и про маму с папой, - продолжал Невилл, не взирая на попытки Беллатрикс высвободить свои руки.
Гарри действовал бездумно, на автомате. Виляя между заинтересовавшимися посетителями и бессознательными пациентами, он приблизился к Невиллу и достал из кармана пустой стеклянный пузырек.
- Так вот мама рассказала мне о том же... - успел добавить Невилл, прежде чем Гарри направил на него палочку.
"Finita Memoria", - мысленно произнес он, и пузырек мгновенно наполнился голубоватой дымкой воспоминания. Когда последний из здравствовавших Лонгботтомов обмяк в руках подхватившей его Беллатрикс, Гарри уже успел добежать до лестничной клетки и аппарировал в министерство.
Спустя несколько секунд он уже стоял в кабинете Лорда. Тот не был удивлен. Когда Гарри появился из камина, он даже не открыл глаза и, казалось, продолжал дремать в своем кресле.
- Ты хорошо себя показал, - произнес Лорд без улыбки. – Теперь надпиши флакон и отнеси, куда следует. И эти захвати, - добавил он и слегка повел рукой в сторону стола, где уже стояло два таких же флакона с золотистыми надписями.
- Я...? - Гарри удивленно наклонил голову.
Никогда раньше ему не было позволено работать с Фонтаном памяти одному.
- Да, а почему бы и нет, - сказал Лорд. - Я надеюсь, ты понимаешь, как важно для нас то, что ты сегодня сделал, - добавил он, все так же не двигаясь.
Гарри смог только кивнуть. Понимание того, что он только что сделал, пришло к нему не сразу, постепенно, как возвращается сознание после анестетического зелья. Оно влажной волной растекалось в его сознании, и Гарри почти осязал его, почти обонял. Раньше он думал, что не сможет поднять руку на бывших друзей, а сегодня это произошло на уровне рефлексов. Когда Гарри понял это, ему показалось, что он сейчас захлебнется. Он сглотнул и почувствовал, что в горле прочно засел плотный комок. Гарри согнулся, судорожно ощупывая шею.
- Совесть, Гарри, тебе сейчас совершенно не поможет, - холодно произнес Лорд. – И не пытайся избавиться от нее. Тебе необходимо привыкнуть к этому ощущению.
Гарри потер шею и сглотнул еще раз, но комок и не думал исчезать. Совесть. Так вот она какая. Он раздраженно нахмурился, потом выпрямился и несколько резковатым движением сгреб со стола пузырьки.
- Мой Лорд, я давно хотел спросить, зачем вы отдали Невилла Беллатрикс? - спросил он, прежде чем уйти. - В наказание Невиллу? Но ведь она любит его, я видел!
Лорд, наконец, открыл глаза.
- Гарри, почему ты во всех моих действиях видишь месть? – устало спросил он. - Я отдал его в подарок Беллатрикс. Она всегда хотела иметь сына.
Гарри молча повернулся к камину и накинул на плечи отцовскую мантию. Говорить не хотелось.

* * *
Он шмыгнул носом, и звук гулким эхом отразился от стен. Гарри прислушался, плотнее запахнул полы Мантии-невидимки и тихо выругался. Было почти двенадцать, и в такое время он вряд ли мог встретить кого-то в министерстве, но все же следовало быть осторожным. Едва подумав об этом, Гарри споткнулся, забыв о ступеньке в конце последнего коридора, вновь выругался и, наконец, оказался в большом темном зале. Пробирки в кармане тревожно звякнули. "Остается только поскользнуться и растянуться посреди Атриума", - недовольно подумал он, глядя на натертые до блеска каменные плиты. Пообещав себе быть аккуратнее, Гарри двинулся к фонтану, придерживая рукой карман с пробирками. Какое все-таки гениальное место придумал Лорд: каждый день тысячи людей проходили мимо фонтана Волшебного братства, а некоторые даже подходили умыться, и ни один из них не догадывался, что его настоящая жизнь хранилась в этой самой воде в виде дымного воспоминания. Гарри нравилось думать о том, что он единственный посвящен в эту тайну - и единственный, кто выбрал такую жизнь самостоятельно. Пусть это был и непростой выбор, но зато теперь он был свободен от... Гарри и сам не знал, от чего именно, потому что в присутствии Лорда он почти все время слышал в своей голове его голос, а в отсутствии – повторял про себя самые убедительные из его слов. Гарри не владел легиллименцией так, как это было принято в высших кругах нового общества. Он также не умел скрывать от чужих умов то, что лежало на поверхности подсознания. Но зато он умел оставлять нетронутыми те воспоминания, которые могли бы разуверить Лорда в его преданности. Гарри знал, что был предан и обманут, но воспоминания о прошлом были для него неким доказательством того, что даже во времена предательства и обмана он все-таки не переставал жить.
Остановившись перед фонтаном, он достал из кармана три стеклянных флакона и посмотрел на них с интересом: в каждом из них, помимо прочих воспоминаний, хранилась частичка памяти о Гарри Поттере. Как бы ему хотелось сейчас посмотреть, что в действительности о нем думали эти люди!
Первый флакон. Он вспомнил гневное письмо Перси, написанное Рону на шестом курсе, затем – живые, сверкающие глаза того же Перси во время битвы за Хогвартс.
Второй флакон. Гарри почти слышал смех Фреда Уизли и звук веселого фейерверка, вырывавшегося из конца его палочки. Гарри не мог припомнить ничего плохого о Фреде.
Третий флакон. Он почти видел доброе лицо Невилла, а потом – его яростный взгляд, когда он отрубил голову змее Лорда.
Змее лорда. Нет, нужно кончать с этой глупой ностальгией. Гарри опустил свободную руку в другой карман и решительно вытащил бы оттуда палочку, если бы кто-то не сжал столь же решительно его руку чуть повыше запястья. Гарри хотел обернуться, но вдруг почувствовал, как у затылка угрожающе дернулась чужая палочка.
- Палочку на землю, - уверенно произнес голос, которого Гарри не слышал уже три года.
Он разжал пальцы и почувствовал, как что-то родное стукнулось о каменный пол и покатилось, подскакивая, прочь.
- Accio палочка Гарри Поттера, - сказал голос.
Звук замер, и палочка с тихим свистом взвилась в воздух.
- А теперь медленно сними мантию, - скучающе вздохнули сзади.
- А если я не сниму? – раздраженно спросил Гарри, пытаясь сообразить, как этот… старый знакомый смог обо всем догадаться. Или же он просто блефует?
- Тогда это сделаю я. Палочкой. Но не могу гарантировать, что снимется только мантия, - знакомо рассмеялся голос. – У меня, видишь ли, всегда было плохо с Раздевающими заклятиями.
Гарри сжал зубы и стянул с плеч мантию.
- Так, хорошо, теперь ме-е-едленно повернись... - приказали из-за спины, как показалось Гарри, улыбаясь.
Он с отвращением к себе повернулся и посмотрел в знакомое лицо. Лицо врага. Гарри старался глядеть без интереса, но глаз не отводил. Враг был выше его ростом, выглядел устало и свой интерес, напротив, не скрывал.
- Ну, здравствуй, Гарри, - сказал враг, убирая отвоеванную палочку в карман. Он больше не смеялся.

* * *
В Хогсмиде было тихо и безлюдно. Даже в «Трех метлах» было спокойно: музыка играла где-то в глубине, совсем негромко, да и посетители не стояли теперь за барной стойкой, а только неслышно шептались по углам. Выбравшись на улицу, Гермиона поразилась тому, как преобразился город со времени ее учебы в Хогвартсе. В воздухе плыли рваные клочья тумана. Фонари горели тускло. Здесь было снежно и безветренно, но редкие прохожие передвигались медленно, закутавшись в мантии так плотно, будто на улице мела метель. Гермиона догадывалась, что зима была здесь совершенно ни при чем. От маленького паба мадам Розметры – куда раньше, как вспомнилось Гермионе, захаживал пропустить рюмку-другую Дамблдор – открывался вид на замок. Темный, величественный, мрачный – таким он и был, таким она и помнила Хогвартс, но что-то здесь неуловимо изменилось, что-то противоречило ее привычным воспоминаниям. И дело было не в черных длинных фигурах, прикрытых рваным, грязным на вид тряпьем. Дементоры теперь смотрелись здесь вполне гармонично.
Чем ближе к озеру, отделявшему Хогсмид от Хогвартса, тем морознее становился воздух и тем плотнее смыкался вокруг Гермионы холодный сухой туман. Она постояла немного на берегу, пытаясь уловить хоть один звук, доносящийся из школы, но Хогвартс молчал. К нему в обход озера, через снежную долину вела вертлявая проселочная дорога. Гермиона достала палочку, зажмурилась и представила себе голос Флинта, произносящий ее имя. Вокруг потеплело. Теперь она не чувствовала дыхания дементоров и двинулась к замку по тонкой оттаявшей тропе. Снежная корка, лопалась и хрустела под ногами, и этот звук был приятен просто потому, что он нарушал здешнюю тишину. В нескольких шагах впереди Гермионы бежала, приплясывая, небольшая серебряная выдра. У ворот она остановилась и, подождав хозяйку, рассыпалась в пыль. Гермиона спрятала палочку, поправила волосы и постаралась сосредоточиться. Тоска, навеваемая дементорами, рассеялась, и теперь ее охватил школьный предэкзаменационный мандраж. Только сейчас ей пришло в голову, что директор может и не допустить ее к архиву. С чего бы это ей получить доступ к информации, которой нет в официальных министерских документах? Тем более что отношения с нынешним директором у нее всегда были, мягко говоря, натянутые. Она и сама не знала, откуда взялась эта взаимная неприязнь между одной из лучших учениц Хогвартса и бывшим профессоров зельеварения.

- Добрый вечер, профессор. Рада встрече.
Гермиона пыталась держаться как можно любезнее и взрослее, но тон, не смотря на ее старания, получился резковатым, а руки, едва она вошла, по-ученически вцепились в рукава мантии. Снейп, как видно, не собирался играть в вежливость. Когда она вошла в кабинет, он стоял, отвернувшись к окну, и предпочитал не замечать ее, пока она не заговорила. Гермиона воспользовалась моментом, чтобы придать лицу благожелательное выражение. Однако, когда Снейп, наконец, повернулся к ней, на его лице было написано такое раздражение, что она сразу расслабилась. Как ни странно, неприкрытая вражда оказалась легче любезностей. Гермиона была рада, что здесь ей не придется притворяться.
- Не буду кривить душой, не могу ответить вам взаимностью в такое время, мисс Грейнджер, - произнес тем временем Снейп, и Гермиона могла бы поклясться, что его голос просто неспособен выводить слова хоть чуточку дружелюбнее.
Снейп неприязненно осмотрел ее светлую дорожную мантию, неуютно поежился и поправил воротник своей – черной. Поскольку Гермиона не нашлась, что ответить, он решил ускорить ход неприятного разговора.
- Итак, Министерству срочно понадобился специальный корреспондент в Хогвартсе? – он вздернул бровь. - Или же там решили, что вам пора попробовать себя в эпистолярном искусстве? Что же еще, как не приказ Лорда, могло привести вас в закрытую школу в такое время?
Во второй раз его «в такое время» прозвучало еще язвительнее. Особенно много яда было в твердых звонких согласных. Гермиона поморщилась, но поняла, что молчать дольше было просто глупо.
- Мне нужно изучить хогвартский архив, - сказала она буднично.
- Ах, вот как? – Снейп сложил на груди руки и наклонил голову. – И у вас даже есть разрешение? – спросил он, недобро усмехаясь.
«И у вас даже есть разрешение?», - Гермиона вспомнила тот же, слово в слово, вопрос Флинта и разозлилась на себя за небрежность. В комнате снова повисло молчание. Некоторое время Снейп ждал, что она ответит, но потом заговорил сам.
- Я не намерен, да и не имею права показывать вам архив, поскольку у вас нет на это разрешения. Как не могу предложить вам ни одну из гостевых комнат. Однако вы можете сами найти и то, и другое.
Последние слова, прозвучавшие с тем же презрением, были по смыслу так неожиданны и приятны, что Гермионе опять вспомнился Флинт.
- Почему вы помогаете мне? – спросила она.
Снейп пожал плечами, подошел к столу и бесцеремонно опустился в кресло. Он, как видно, не испытывал ни малейшего дискомфорта, сидя в присутствии женщины. Тяжело вздохнув, он склонился над бумагами. Казалось, он больше не обращал внимания на Гермиону, хотя, конечно, это был не более чем очередной жест пренебрежения. Ее забавляло упрямство, с которым директор старался ее задеть.
- Я полагаю, аудиенция окончена, профессор? – она с трудом удержалась от улыбки.
- Все дело в том, мисс Грейнджер, что я знаю, что вы не отступитесь от задуманного, как бы глупа ни была ваша затея, - не отрываясь от бумаг, он ответил на ее первый вопрос. – А теперь, с вашего позволения, я бы выпил кофе. И хотелось заметить, что вечерний кофе я предпочитаю пить в одиночестве, - добавил он, подняв на нее усталый взгляд, и взмахом палочки открыл входную дверь.
Только теперь Гермиона заметила, как он постарел. Когда он протянул руку к кофейнику, его пальцы показались ей ссохшимися, как будто отделенными от чужого тела. Но снова посмотрев ему в лицо, она заметила, что оно выглядело таким же старым. Бледно-серое, с острыми чертами и сухими складками. Глаза, казалось, стали больше, а на лбу прибавилось морщин. Внезапно Гермиона поняла, что Снейп сейчас выглядел таким изможденным, каким никогда не сделали бы директора школьные обязанности.
Она собиралась сказать ему на прощанье еще что-нибудь язвительное, но почему-то передумала.
- Спокойной ночи, профессор, - неожиданно искренне произнесла она.

________________________________________________________________________________________________________
*Извлекаю память (лат.)