Глава 1

Свежий бриз резво надувал паруса и вселял надежду на скорое возвращение. Капитан Питер Тафт насвистывал задорную мелодию, как и всегда, когда дела у него шли гладко, как по маслу. Рассеянно поглаживая редкую, мышиного цвета бороденку, он думал о набитых льняным полотном трюмах, о маячившей впереди щедрой выручке за захваченный товар и о золотоволосой владелице таверны, обещавшей за удачный выход в море постоянное и плодотворное сотрудничество.

Тафт, разумеется, был не прочь наладить с красоткой и тот вид партнерства, что скреплялся объятиями на мягких перинах, да только об этом мечтало полострова, а мадемуазель славилась избирательностью. Поэтому, вынужденный смириться с недоступностью такой роскоши, Тафт с удовольствием предавался мечтам о счастливом капитанстве и не менее счастливой жизни в благословенном Нассау. И именно сейчас, в эту минуту, посреди соленого океана, слепящего своей яркой синевой, грань между мечтами и реальностью казалась особенно блеклой.

Захват ценного груза дался новоиспеченной команде «Каракатицы» легко. Ирландцы, перевозившие ткань, сдались им почти без боя — вымотанные заставшим их в пути штилем, они были способны лишь на символическое сопротивление. Тафт таким развитием событий был удовлетворен более чем полностью: отделавшись лишь малой кровью, они набили брюхо своей бригантины до отвала и теперь плыли отчитываться семейству Гатри об успехе предприятия.

— Капитан!.. Сэр Тафт… Капитан!..

Тафт проморгался. Словно из-под земли перед ним вырос боцман, заслонив собой водную гладь.

— Говорите. — Тафт уставился на Хэла Гейтса.

— Хвала всем святым, я уж думал, вас солнце по голове огрело, — посмеиваясь, отозвался Гейтс, но тут же сделался серьезным. — Там, капитан, судно курсом на зюйд-вест. По всей видимости, торговое.

Тафт подобрался. Новость была хорошая, но он не вполне понимал, что ему с ней делать — может, и впрямь в голову напекло, раз в ней не родилось ни единой толковой мысли? Капитан озадаченно поскреб затылок. Гейтс, прожженный морской волк, лукаво щурился, его бритая голова ослепительно сверкала в солнечных лучах, да так, что больно было глядеть. Зажмурившись, Тафт нервно ухватился за свою жидкую бородку и перевел взгляд на тот шедевр цирюльного мастерства, что украшал лицо Гейтса: черные как смоль усы подобно гребню волны возвышались над тонкими губами, опадая по обе их стороны роскошными бакенами, побитыми сединой.

— Капитан, — боцман похлопал Тафта по плечу, вновь выводя его из состояния полузабытья. — Что прикажете делать?

— А… Что бы вы посоветовали? — Тафт оторвался от созерцания нижней половины лица Гейтса и вернулся к верхней.

Боцман махнул рукой куда-то на юг.

— У нас хорошая скорость, сэр, ветер нам благоволит. Если они не сменят курс, мы их нагоним часа за два, а там, как знать, вернемся в Нассау с двойной добычей, и предстанем перед мисс Гатри в лучшем свете, нежели она ожидает.

— А если нет? Если не получится? Может, я не хочу рисковать, — Тафту понравилась мысль о том, чтобы превысить ожидания высокомерной красотки, но веры в столь удачное стечение обстоятельств было мало. Наверняка где-то тут крылся подвох — ну не зря же Гейтс так двусмысленно усмехался!

Боцман же, покачав головой, подошел к капитану вплотную, приобнял его за плечи и бережно развернул лицом к палубе, открывая ему вид на снующих по палубе матросов.

— Капитан, риск — дело благородное, — негромко, но наставительно заговорил он. — Да и сами посудите: своим открытием я тут же поделился с квартирмейстером и несколькими матросами. А это значит, что вся команда уже знает — впереди добыча. Негоже будет пасовать перед такой прекрасной возможностью, когда люди уже настроились.

Тон, которым Гейтс обращался к Тафту, был почти ласков, но капитану в нем почудилась скрытая угроза. Он вдруг ощутил себя чужаком на этом небольшом, потрепанном жизнью судне — да так оно и было, если рассудить трезво. Сколько уже его боцман подвизался на ниве пиратства, и сколько он, Питер Тафт, сам выходил в открытые воды океана не как простой торговец, а как капитан разбойничьего судна?

Не успела эта мысль как следует развернуться в голове Тафта, как он почувствовал железную, до боли крепкую хватку чужих пальцев на своем локте. Это Гейтс, продолжая улыбаться, незаметно для всех намекал ему на необходимость приватной беседы. Скрипнув в бессилии зубами, Тафт аккуратно высвободил руку и жестом пригласил боцмана спуститься вниз.

В каюте капитан обнаружил, что за ними молчаливым хвостом увязался квартирмейстер — нелюдимый светлоглазый Флинт, в чьей стати и повадках отчетливо проступала военная выправка.

— Все в предвкушении, — коротко бросил этот самый Флинт, нависнув над Тафтом, который скромно, как попугай на жердочке, примостился на краешке своего капитанского кресла.

— Я же говорил, — ухмыльнулся Гейтс, усевшись напротив.

— Это опрометчиво! — выпалил Тафт. — Мы действовали по наводке, было совершенно ясно, что цель нам по силам — и мы ее одолели. Но это судно… Так неожиданно…

По правде говоря, Тафт очень хотел, чтобы его убедили. Сам он ни за что не решился бы так дерзко импровизировать, хоть и не сомневался, что мисс Гатри одобрила бы.

— Поверьте, капитан, мы станем для них не меньшей неожиданностью, — Флинт склонился еще ниже. — Победа в последнем сражении далась нам смехотворно малой ценой, никто даже не был ранен. После такого ошеломляющего успеха аппетит разгорается пуще прежнего, а сил становится больше. Думаете, мы не справимся и с этой добычей?

Квартирмейстер говорил негромко, но страстно, его глаза светились азартом, таким заразительным, что капитан Тафт сам себе подивился: да как можно было усомниться в боевом рвении команды «Каракатицы»?! Подергав себя за бородку, он воодушевленно закивал, словно это не его парой мгновений раньше глодали сомнения.

Глава 2

«Не думал я, что мое первое плавание в составе пиратской команды закончится тем, что мы окажемся на волоске от поимки. Признаю, был наивен. Однако в моем возрасте и при моем опыте это позволительно.

Мы были в трех днях пути от Нассау, когда впереди на горизонте показалось французское торговое судно. Не стану скрывать — после оглушительного успеха, который сопутствовал нам при захвате ирландского флейта, море всей команде было по колено. Маячившие вдалеке паруса пробуждали к жизни сладкие предчувствия, будоражили наше воображение, вызывая в нем чудесные картины безбедного будущего.

Мистер Гейтс, конечно, смеялся над теми, кто слишком бурно выражал свои восторги по поводу предстоящего мероприятия. К тому же он был не до конца уверен, что оно состоится — но, пообщавшись, не без помощи квартирмейстера, с капитаном, кажется, перестал в этом сомневаться.

Остановлюсь немного на личности квартирмейстера. Зовут его Флинт, но говаривают, что имя это — ненастоящее. Он, вне всякого сомнения, личность таинственная — про таких обычно говорят: «темная лошадка». До поры до времени тих как море в штиль, но ежели ему что-то вдруг потребуется, становится необычайно убедителен и в речах своих, и в поступках. Манера говорить выдает в нем человека образованного, а ряд особых привычек и повадок — военного; судя по всему, служил он в морском флоте, и один Бог знает, как его занесло в Нассау. О своем прошлом он если кому и рассказывал, то лишь одному мистеру Гейтсу — кажется, они успели сблизиться и сдружиться еще до начала плавания на «Каракатице».

Именно мистер Флинт, в отсутствие капитана Тафта, который в это время одиноко скучал на квартердеке, зажигал души моряков горячими обещаниями легкой добычи, которую сулило французское судно. Я стоял неподалеку, отдыхая от ведения записей и вдыхая морской воздух, а потому все слышал. Когда команда распалилась в предвкушении успешного грабежа, мистер Гейтс поднялся к капитану и о чем-то долго с ним говорил, после чего увел его в каюту — туда же последовал и мистер Флинт. А уже после короткой беседы, скрытой от наших глаз и ушей, было объявлено, что мы идем прямиком на то судно. Надо мной весело затрещали снасти: корабль исправлял курс, чтобы быстрее добраться до желанной цели.

Я ушел в каюту, чтобы вернуться к подсчетам, и там столкнулся с капитаном Тафтом. «Что, сэр, предвкушаете жаркий бой?» — спросил он меня, робко улыбаясь. Я сдержанно ответил ему, что в жизни не держал сабли или пистолета, а мое главное оружие — перо и чернила, и потому предвкушать могу лишь приятные цифры в корабельном гроссбухе. Капитан вздохнул, как мне показалось, завистливо и вышел на палубу, оставив меня в одиночестве.

Я погрузился в цифры с той страстью, с какой мои товарищи идут на абордаж. Я справедливо надеялся, что меня не привлекут к захвату, и, по правде говоря, даже в качестве наблюдателя присутствовать на палубе желанием не горел. Однако спустя время мой слух уловил волнение, скорее тревожное, чем радостное, и, движимый любопытством, я отложил свои записи и покинул каюту.

Первым мне попался Билли Бонс — высокий и крепкий молодой джентльмен с простоватым лицом. Он проявлял ко мне теплое отношение с самой первой нашей встречи, поэтому, как это обычно бывает, я чаще обращался к нему, нежели к кому-то еще из команды. Людям свойственно тянуться душой к тем, кто проявляет к ним участие, а им я не избалован, хоть меня и уважают за мое умение обращаться с цифрами.

Итак, я спросил Бонса, в чем причина всеобщей тревоги, а он вместо ответа подвел меня к левому фальшборту и вручил подзорную трубу. Мне пришлось поплотнее усадить на носу окуляры, прежде чем поднести аппарат к глазам — и когда взгляд мой устремился к горизонту через круглые стеклянные линзы, стало ясно, что так взволновало команду. Пока мы приближались к нашей жертве, в нашу сторону неумолимо шел испанский галеон — и хотя он был далеко, совершать у него на виду разбойничий акт было бы сущим безумием. Так я понял, что предприятие наше отменилось, не начавшись.

Однако как бы не так! На палубе разгоралась ссора.

Капитан Тафт вспомнил о своей должности и прилагающемся к ней авторитете: он яростно доказывал, что нам ни в коем случае нельзя нападать на торговое судно перед носом у испанцев. Его устами говорило здравомыслие, свойственное осторожным или, как полагают некоторые, трусливым людям, однако я был с ним целиком и полностью согласен. Мне нетрудно пережить день без красивых цифр в счётной книге, если на одной чаше весов — добыча, а на другой — верная смерть. Однако команда посчитала иначе, и квартирмейстер Флинт, выражая ее интересы, вступил в спор с капитаном.

«Вы трус, капитан! — мистер Флинт словно выплюнул эти слова, в его глазах явственно читалось презрение. — Галеон довольно далеко, и ему не догнать нас, если мы будем достаточно целеустремленны, чтобы сделать все быстро. А команда — я вижу это — готова действовать на пределе возможностей!»

«Это огромный риск, мистер Флинт!» — капитан Тафт тряс своей редкой бородой и махал руками перед лицом квартирмейстера, а мистер Гейтс пытался угомонить его, придерживая за плечо.

«У меня есть план, как сделать этот риск до смешного низким».

«Тогда пройдемте в каюту — с вами и мистером Гейтсом — и там, вдали от любопытных ушей, вы изложите свой план, а я решу, стоит ли принимать его во внимание», — лицо Тафта исказило отчаяние.

«Вы хотите сказать — вдали от команды, которая вправе самостоятельно решать судьбу предприятия? Подобное поведение изобличает в вас тирана, а не первого среди равных, коим и является капитан любого пиратского корабля, — тут мистер Флинт обернулся и с видом заговорщика подмигнул кому-то из матросов. — К тому же команда уже знает о моем плане».

Люди, окружившие спорщиков, весело загудели. Я же подумал о том, что в действительности никто из присутствующих не был посвящен в тайный план квартирмейстера, но отчего-то все делали вид, будто это не так. Да и был ли этот план в самом деле? Складывалось впечатление, будто команда послушно играла под флинтову дудку, ожидая благоприятной для себя развязки.

«Так почему бы вам не сказать и мне об этом плане, раз уж все о нем знают?!» — капитан Тафт не сдавался, но силы его покидали.

«Потому что вы его не поддержите, мистер Тафт. А раз так, дальнейшие препирательства не имеют смысла. Но я согласен, что нам следует пройти в каюту, чтобы утрясти несколько вопросов».

Мистер Флинт, мистер Гейтс и мистер Тафт, чей несчастный взгляд побитой собаки не оставлял сомнений касательно его душевного состояния, скрылись за дверью капитанской каюты. Я не решился последовать за ними — да меня бы и так попросили пойти прочь — и остался на палубе, исполненный смятения и подозрительности. Билли Бонс куда-то пропал, и мне не с кем было даже перекинуться парой словечек, хотя сомневаюсь, что он разделил бы мои сомнения — я видел, с каким восторгом он смотрел на квартирмейстера.

Прошло совсем немного времени, прежде чем упомянутая выше троица покинула каюту. Мне неведомо, какие доводы и аргументы были применены в отношении мистера Тафта, однако очень скоро стало ясно, что за короткие десять минут он перестал быть капитаном «Каракатицы» и был переведен в боцманы. Отныне капитанское кресло принадлежало мистеру Флинту, каковую новость команда встретила с неприличным восторгом.

Удивительно, как много я пропустил, сидя за своими гроссбухами — цифры настолько захватили меня, что я даже не заметил, как на нашем корабле родился новый Юлий Цезарь».

Поставив точку, Дюфрейн прислушался к происходящему за дверью его небольшой съемной комнаты. Таверна внизу гудела пьяными песнями, звоном посуды и вспышками громоподобного мужского смеха, в который изредка звонкими ручьями вливался мелодичный женский. За окном уже стемнело, а свеча не давала близорукому счетоводу столько света, чтобы он мог позволить себе долго писать или читать. Захлопнув тетрадь, Дюфрейн решил, что допишет свою историю завтра — если только не обнаружит себя в это время плывущим в очередную морскую экспедицию.

Глава 3

— Луис Фрейзер. Меня зовут Луис Фрейзер.

— Рада знакомству… мистер Фрейзер. Присаживайтесь, пожалуйста.

Повинуясь приглашающему жесту Элеонор Гатри, Фрейзер опустился в деревянное кресло и, закинув ногу на ногу, откинулся на резную спинку. Его и хозяйку залитого солнечным светом кабинета разделял широкий письменный стол, заваленный бумагами, счетными книгами и мелкими безделушками вроде венерина гребня — диковинной зубастой раковины, напоминающей ощерившийся костями скелет.

— Я бы хотела услышать вашу историю.

Фрейзер оценивающе оглядел мисс Гатри. Молодая женщина, почти девушка, она была несомненно хороша собой, но холодная сталь в чуть прищуренных светлых глазах обещала быструю и безжалостную расправу всякому, кто попытался бы перейти границы приличий. Несомненной гарантией этой расправы выступал высокий, темный и гладкий как кофейное зерно негр в черном парике, что молча возвышался за спиной у мисс Гатри.

Фрейзер кашлянул, прочищая горло.

— В моей личной истории нет ничего особенного. — Он пожал плечами. — Я живу во Франции, куда мы всей семьей вынуждены были бежать двадцать пять лет назад из Дингуолла, что в Шотландии...

— Вы якобит? — казалось, мисс Гатри была ничуть не удивлена.

Фрейзер выдавил из себя не вполне искреннюю улыбку. Усталость вдруг накатила на него, разлившись терпким теплом по конечностям.

— Мадам, — покачал он головой, — мы бежали из родного дома, не желая мириться со сложившимися политическими обстоятельствами. Франция дала нам пристанище и возможность свободно исповедовать как свою веру, так и отличный от принятого теперь в Англии взгляд на судьбу английского престола... Имей я иное мнение, мне не пришлось бы покидать родину, как вы сами понимаете. Однако не в моих правилах махать боевым знаменем — все свое я держу при себе, особенно если то требуется для пользы дела.

Мисс Гатри повела подбородком, с трудом удержавшись от того, чтобы переглянуться со своим негром — так Фрейзер окончательно понял, что последний стоял здесь не для красоты, а чтобы внимать происходящему и позже, в отсутствие посторонних ушей, давать своей госпоже ценные советы.

— Не буду растекаться мысью по древу, — продолжил Фрейзер. — Мой отец был торговцем; наученный им, я и сам отдался этому ремеслу. Моей страстью стали драгоценности: я торговал индийскими алмазами, цейлонским жемчугом, сиамскими сапфирами, дарами Берега Слоновой Кости, сокровищами Востока…

— И вы, стало быть, хорошо в них разбираетесь?

— Несомненно. Я занимаюсь этим не меньше трех десятилетий, мадам Гатри. И планировал продолжать свою деятельность и далее… Однако последние, вам известные, события внесли некоторые коррективы в мои намерения. — Фрейзер выхватил из кармана платок и многозначительно в него кашлянул. — Мы везли серебряную утварь и хлопок в Форт Луи де ля Мобиль…

— И картины, — отметила мисс Гатри, постучав ноготком по краю стола.

— Верно. Два натюрморта Ван дер Амена. Меня попросили сопроводить их для продажи одному хорошему человеку в Луизиане, но теперь, как я понимаю, они украсят стены вашей таверны…

— Судьбу картин мы обсудим позже.

Фрейзер задержал на хозяйке внимательный взгляд, спрятал платок и потер пальцами переносицу. Усталость снова давала о себе знать, оседая свинцовой тяжестью на мышцах. Он глубоко вздохнул, выпрямился и сменил позу, поставив обе ноги на пол.

— Вы хотите услышать, как состоялся захват нашего судна… — Фрейзер негромко прочистил горло. — Что ж…

Когда на горизонте показался незнакомый корабль, мчащийся вперед на всех парусах, на борту «Ифигении» поползли встревоженные шепотки. Все знали, что здешние воды кишат пиратами, но каждый верил, что именно его высшие силы уберегут от встречи с этими морскими дьяволами. И даже когда стал виден французский флаг на кормовом флагштоке, сомнения не рассеялись окончательно — но незваный гость был маневренным и быстрым, а потому чем он был ближе, тем жарче молились самые набожные матросы и тем мрачнее становился капитан. Лишь чудом возникший в отдалении испанский галеон сумел развеять всеобщие опасения — но ненадолго.

— Мы понадеялись было, что испанский военный корабль отпугнет флибустьеров, но они продолжали держаться прежнего курса. Тогда мы решили, что отсутствие страха перед возможным врагом выдает отсутствие в их намерениях зла… К тому же кроме французского флага они выбросили еще и белое знамя, словно просили о помощи. Наш капитан, месье Дюваль, из каких-то одному ему известных соображений, сам себя заставил, как мне кажется, поверить в безобидность плывущего в нашу сторону судна. — Фрейзер подавил очередной тяжелый вздох, рвущийся из груди наружу. — Так что довольно скоро ваши флибустьеры нас нагнали и без особого труда — ведь их было больше — взяли нас на абордаж.

Когда борта «Ифигении» затрещали под тяжелыми металлическими крючьями, каждый на судне понял: это конец.

Из всей команды с оружием обращаться умели лишь старпом, боцман и пара матросов, но, заметив сверкнувшее на солнце лезвие, капитан Дюваль отрицательно мотнул головой и страшно выпучил глаза. Палаши с лязгом ударились о палубу, а моряки смиренно подняли руки, демонстрируя свою безоружность обступившим их со всех сторон пиратам.

— Как вы думаете, месье, нас убьют? — дрожащий голос молодого юнги вывел Луиса Фрейзера из оцепенения.

Сгрудившись под прицелами пистолетных дул в жалкую кучку посреди палубы, они напряженно наблюдали за капитаном Дювалем, прямо на их глазах подвергающегося тщательному обыску.

— Не знаю, Жак, — тихо ответил Фрейзер, стараясь не смотреть на перепуганного насмерть парнишку. — Но мне кажется, что если мы будем вести себя смирно, нас могут пощадить. Их капитан не похож на безрассудного головореза.

Дюваля подвели к капитану пиратского корабля, но, судя по всему, разговор у них не задался, и Фрейзер понял, почему, когда Дюваль, отчаянно жестикулируя, развернулся и ткнул в него пальцем. Главный флибустьер проследил глазами за его рукой и, остановив цепкий взгляд на Фрейзере, коротко кивнул.

— Наш капитан, как и большая часть команды, очень дурно знает английский. А я, по понятным причинам, весьма в нем хорош, почему меня и попросили побыть переводчиком при переговорах. — Фрейзер замолчал ненадолго, переводя дыхание.

Мисс Гатри что-то шепнула негру — Фрейзер не расслышал, что именно — и тот, помешкав немного, отлучился к шкафу, чтобы вернуться со стаканом, полным воды. Поблагодарив его за оказанную милость, Фрейзер смочил горло и почувствовал, что может говорить дальше.

— И какое впечатление на вас произвел капитан Флинт? — мисс Гатри подалась вперед, в ее глазах зажегся неподдельный интерес.

Фрейзер ненадолго задумался.

— Капитан Флинт внятно озвучил свои требования и проявил… изобретательность.

Оказавшись на квартердеке рядом с двумя капитанами, Фрейзер со всей любезностью, на какую был способен, поклонился пирату.

— Луис Фрейзер, к вашим услугам.

— Флинт, капитан «Каракатицы». — И, не теряя времени, назвавшийся Флинтом продолжил: — Как вы понимаете, весь ваш груз переходит в нашу собственность. Это первое. Что касается ваших жизней — у вас есть шанс сохранить все до единой, если вы выполните одно условие.

— Какое же? — спокойно спросил Фрейзер.

Флинт махнул рукой на восток, где виднелась белая клякса испанских парусов.

— Видите этот корабль? Меня устроит только два варианта исхода вероятной встречи с ним. Первый: нам удается уверить их, что наше с вами общение имело исключительно мирный характер. Второй, на случай, если не пройдет первый: сопротивление, в случае атаки, окажут обе команды, это увеличит шансы на победу. Переведите это своему капитану.

Передав слова Флинта Дювалю, Фрейзер выслушал его ответ и снова обратился к пирату.

— Сэр, месье Дюваль говорит, что наша команда вряд ли способна оказать серьезное сопротивление в бою, но если согласие на оба ваших условия гарантирует нам жизнь здесь и сейчас, он согласен.

Флинт немного помолчал, глядя куда-то вдаль и обдумывая услышанное. Фрейзер тем временем рассматривал его и гадал, откуда и как этого человека занесло на корабль флибустьеров. Что он был капитаном разбойничьего корабля, не удивляло: гордая осанка, умные глаза, складная речь и пристойные манеры выдавали в нем человека если не благородного, то уж во всяком случае занимавшего не последнее место в обществе. Кто только не ходил под пиратским флагом…

— Сколько ваших людей умеют обращаться с оружием? — Флинт испытующе взглянул на собеседника.

— Человека четыре обращаются достаточно хорошо, чтобы полагаться на свои умения, — задумавшись на мгновение, отозвался Фрейзер. — Остальным, получи они палаш или пистолет, остается надеяться исключительно на удачу.

— Оно и видно, — усмехнулся Флинт. — Передайте капитану, что мы перемешаем команды — во избежание неожиданностей. Часть моих людей перейдет на «Ифигению», часть ваших — на «Каракатицу». Включая вас и капитана Дюваля.

— Меня?

Флинт не ответил, только снова его губы искривила усмешка. «Таких, как вы, стоит держать под присмотром», — прочел в ней невысказанное Фрейзер и внезапно для себя осознал, что домой он уже не вернется. Да и был ли у него, в самом деле, дом? Небольшая усадьба в пригороде Парижа перестала радовать после смерти жены и окончательно опустела, когда из нее, подобно оперившимся птенцам, выпорхнули их дети — удачно женившийся сын и не менее удачно вышедшая замуж дочь.

Перебираясь на чужой корабль, Фрейзер думал о двух натюрмортах Ван дер Амена, что остались в трюме «Ифигении».

— …но испанский галеон не атаковал вас? — голос Элеонор Гатри вырвал Фрейзера из воспоминаний.

— Нет, мадам. Мы довольно быстро управились с осуществлением идеи капитана Флинта, а испанцы были слишком далеко, чтобы всерьез заподозрить неладное. Приблизившись, они нашли два торговых судна, мирно плывущих под французским флагом. И хотя в конечном итоге нам не понадобилось сражаться, перемешать команды было хорошей затеей: в сравнении с людьми Флинта мы были в меньшинстве что на «Ифигении», что на «Каракатице», так что ни один из нас не посмел бы потребовать помощи и раскрыть правду, если бы даже выпал такой шанс.

В кабинете повисла тишина. Фрейзер не отрывал глаз от костистого остова венериного гребня, одиноко лежащего на столе. Когда-то эта раковина была полна жизни, и подводные течения тащили ее по песчаному дну все ближе и ближе к мелководью, пока не выбросили наконец на опаленный безжалостным тропическим солнцем берег. Теперь она пуста и мертва, венчает стопку гроссбухов и скалится во все стороны острыми зубьями. Фрейзеру подумалось вдруг, что он и сам как этот венерин гребень — оторванный от родного дна, выброшенный на берег, готовится стать ценным экспонатом в коллекции этой деловитой молодой женщины, хозяйки таверны в богом забытом Нассау.

— Благодарю вас, мистер Фрейзер, — задумчиво проговорила Элеонор. — Вы поведали чрезвычайно ценные сведения. А кроме того — кажетесь мне надежным человеком, с которым можно иметь дело. Завтра мы снова с вами встретимся и я попытаюсь убедить вас не возвращаться во Францию, а пока что отдыхайте — комнату, еду и выпивку вам предоставят за счет заведения.

Фрейзер учтиво поблагодарил мисс Гатри за оказанную ею щедрость и, с трудом отведя глаза от раковины, поднялся на ноги. Перед внутренним взором вновь встали испанские натюрморты, что остались в трюме «Ифигении», но об этом, решил он, можно будет поговорить и завтра.

Глава 4

Лицо ласкал ароматный соленый бриз, мягкий, словно бархат, теплый, как топленое молоко. Элеонор полной грудью вдыхала аромат тропического вечера, такой упоительный после спертого воздуха таверны, пропахшего выпивкой, едой и едким мужским потом. Она неслась по рассыпающемуся под ногами песку, проворно, словно легкий изящный флейт, маневрируя между невысокими дюнами. В голове пульсом билась мысль: «Я нашла, я нашла, я нашла!».

Элеонор никогда не отличалась терпением — едва выслушав мистера Фрейзера, она сорвалась с места и помчалась на берег, туда, где отдыхал со своей командой капитан Флинт. Скотт, верный друг и наставник, пытался остановить ее и образумить, но она только отмахнулась, даже не став слушать. Зачем медлить, если вот, стоит только протянуть руку — и удача окажется на ее стороне?! Ей было так необходимо прочное подспорье в негласном противостоянии с отцом, который, хотя и оставил на попечение дочери таверну и управление делами на острове, все же не до конца ей доверял.

Команда «Каракатицы» готовилась отмечать свои победы прямо на берегу. В котлах уже вовсю варилось мясо для праздничного салмагунди, на деревянных досках у костра пестрели яркими красками овощи и фрукты, высились горками куриные яйца и завернутые в холщовую ткань галеты. Кок, корпевший над варевом, изредка покрикивал на поджарых загорелых юнцов, таскавших туда-сюда бутылки с медом, маслом, уксусом и ромом. Шум прибоя переплетался с гомоном мужских голосов, пока еще не пьяных, но по-дурному веселых, предвкушающих сытный ужин и необузданную попойку до рассвета.

— Эй, красотка! — Элеонор глянула на подавшего голос бородатого пирата, и тот смешался, опознав в нежданной гостье ту самую Гатри, перед которой всем и каждому следовало ходить на цыпочках.

— Где ваш капитан? — спросила она, остановившись у котла, запах сытного варева приятно защекотал ноздри.

— Там, — махнул бородач в сторону моря.

Флинт сидел поодаль от всех, прямо на песке, и чинил свой плащ — света катящегося к горизонту солнца пока еще хватало для мелкой работы. Почувствовав приближение Элеонор, он оглянулся и тут же, отложив в сторону свое занятие, поднялся на ноги.

— Мисс Гатри, — он выжидающе прищурился.

— За сегодняшний день я успела пообщаться с мистером Тафтом, мистером Дюфрейном и мистером Фрейзером с захваченной вами «Ифигении», — вместо приветствия отчеканила Элеонор.

— До меня доходили такие слухи. Хотя я удивлен тем, что поговорить со мной вы решили лишь напоследок.

Элеонор закусила губу и провела носком башмака по песку, чертя недолговечную линию.

— Мне хотелось составить собственное мнение — согласитесь, это было бы сложно сделать, поставь я вас первым в очереди. Вы бы заговорили мне зубы, разве нет?

— Тоже верно. — Флинт криво усмехнулся. — И к какому же выводу вы пришли, мисс Гатри, на основании показаний очевидцев?

Элеонор ненадолго задумалась, мысленно подводя итоги.

— Вы успешно лили мед в уши команды «Каракатицы». — Она начала загибать пальцы. — Сместили действующего капитана, которому я лично дала наводку. Совершили дерзкое нападение на торговое судно практически перед самым носом у испанцев. И весьма изящно избежали битвы, которая могла стоить вам жизни, а мне — двойной добычи, корабля и одной команды.

Желваки на челюстях Флинта зажили своей жизнью, рот превратился в жесткую линию, светлые глаза блеснули металлом — и в то же время в самой их глубине затаилась насмешка.

— И?.. — Насмешка эта просочилась в его голос.

Элеонор захотелось ответить ему что-то резкое, но она лишь сжала губы, выдерживая паузу. Холодность, которую вдруг проявил Флинт, была понятна — он опасался ее вердикта. Просто ему было невдомек, что изнутри Элеонор переполняло предвкушение успеха, от которого распирало ребра, сбивалось дыхание и сердце скакало галопом.

— …и именно такой капитан мне и нужен, черт побери, — торжествующе заявила она и с удовольствием отметила, как расползается по лицу Флинта недоверчивая ухмылка. — Главное, не напивайтесь до состояния свиньи — потому что завтра в полдень я буду ждать вас у себя, нам есть что обсудить.

Не дожидаясь ответа, Элеонор пошла прочь, но, сделав несколько шагов, остановилась — в памяти всплыл Фрейзер и рассказанная им история. Она оглянулась через плечо.

— На «Ифигении» были две картины какого-то испанского художника, я не запомнила имени. — Флинт утвердительно кивнул. — Возьмите их с собой, будьте так добры.

Элеонор зашагала в сторону города. Пряча улыбку, она аккуратно обходила весело трещавшие костры, горы еды и полные выпивки бочки, переступала через циновки, разбросанные там и сям, лавировала между хохочущими и бранящимися вовсю мужчинами. В спину дул ветер с океана, волосы мешались, забиваясь в нос и щекоча губы, а каблуки утопали в песке — по возвращении Элеонор придется как следует вытрусить свои башмаки. Но она не думала о забившихся в обувь песчинках — все ее мысли занимал завтрашний день. День, обещавший положить начало чему-то новому в истории Нассау.