Все стихи (из-за замульчивания)

В моей душе чернеет памятник...

В моей душе чернеет памятник -
в лесу стихов он установлен.
А близь него журчит всегда родник
из нот твоих, под деревянной кровлей.

Здесь постоянно сумерки стоят -
как ты ушла они настали.
Когда-то тут был наш секретный сад,
и, помнишь, незабудки расцветали.

И вместе с ними пах жасмин,
а днём цвета палитры летней
пылали. Только ягоды рябин
осенние, теперь тут не бесцветны.

В избушку здесь я редко захожу,
а если так, то растопляю печку.
В ней холодно, в ней поселилась Жуть.
В окне осинник опадает в речку.

Всё реже на яву меня сюда
внезапно с лекции заносит,
чтобы послушать как журчит вода,
как памятник тебе встречает осень.

А птицы-мысли здесь, с твоим лицом,
меня настигнут, обнаружив.
Одна из них (что связана с концом)
мне повторит, что я тебе не нужен.

И я уйду, напомнивший себе,
какой за сад подвергся каре.
Дым подчеркнёт, сказав "прости" трубе,
что труд поэта так неблагодарен.



Я сильнее бреда больной судьбы...

Я сильнее бреда больной судьбы.
Хотя время к нам не вернётся, но
километры было легко в гробы
с их длиной запихнуть, если суждено.

Не смотря на то, что на стороже
не хотевший встречи меж нами Бог -
половина дела была уже
с блеском пройдена - это нить дорог,

что растянуты от меня к тебе.
Ты не верила даже в первый шаг.
Не хотев ко мне получила бред,
сказав как бы: "Демоны не грешат".

И теперь тому из нас тяжелей,
кто не сможет в дар своё колдовство
применить к любимому из людей
ни на хеллуин не на Рождество.



Нет Маргарит...

Мастер, в городе больше нету судьбы,
дальше по переулку только гробы.
В нашем прОклятом мире нет Маргарит.
Сердце сходит с ума нарушив свой ритм.
Ветер грубо и жёстко треплет твой плащ,
на карнизе богатом каркает грач.
Нет, ты ей не пиши, что любишь её,
ты в агонии, этим с болью добьёшь
свой не принятый миром жалкий талант,
не допишешь и тот ужасный роман.
Тучи ливень пророчат, тучи не ждут.
Помнишь, мастер, свет теплоту и уют?
В мире нет Маргарит. Зато есть Могарыч.
Всё, что есть у тебя он хочет достичь,
ну, а ты должен будешь лишь умереть.
Он боится Дьявола только. И ведьм.
Ветер холоден. Сносит с ног. Так штормит...
знай, что в прОклятом мире нет Маргарит.



Жаль, на картах не осталось белых прочерков

Жаль, на картах не осталось белых прочерков,
даже африка не кажется таинственной.
Прочитаю "досвиданья" твоим почерком...
и куда уплыть мне от тебя, единственной?

И бескрайние просторы моей родины,
Так истоптаны, что говорить не хочется.
Ты мерещишься мне в ягодах смородины.
Не забыть мне, что такое одиночество.

Лишь таёжные леса не так изведаны,
там полярные сиянья ощутимее -
эти краски щедрым космосом земле даны,
разукрашивают небо твоим именем.

Даже просто встав на перекрёстке ветряном -
вспоминаю здесь про нашу веру в магию.
А любовь моя стихами лишь измерна
Что подписаны к тебе как эпитафией.

Как же жить, раз твой портрет на каждой ягоде,
имя слепо свито тропами пустынными.
Не учивши карту неба - знаю загодя,
что все звёзды называются Иринами.



Крики

Страшно мне, к чертям собачьим, страшно -
принимать что ты всего лишь день вчерашний,
что и ты и я - ещё живые...
только души выедены глазом Вия.

Что-то кушать - принимать за тризну
по судьбе своей, а может быть и жизни.
Потерять последний спирит веры,
погасить огонь на глубине пещеры.

Потерять тебя - слова как взрывы
это в миллиарды раз болней крапивы,
это так... как никогда не плакал,
это как бы медленно сажают на кол.

Едет, плавно уезжает крыша,
вся эта история - равно услышать
крики ужаса от фейри Баньши.
Это Смерть ко мне пришла чуть-чуть по-раньше.


Прости

Если сделал я что-то не так - то прости.
Но открой эту дверь. Ну, открой, ну впусти.
Меня ночью как-будто злой демон настиг.
Я всё понял теперь. Ну, впусти. Ну, прости.

Я как-будто не жив, а листаю дневник,
Стоя в тёмном проулке бьюсь лбом о тупик.
Ты не знаешь как жить без тебя: даже миг -
это неописуемо скучно, пойми.

Если кто-то уже к тебе новый приник -
приглядись: он плохой, никудышный двойник.
Даже если он будет с тобой эти дни,
знаю, ты никогда не забудешь мой ник.

Я не знаю лишь степень своей же вины.
Одиночество - много страшней глубины
всех порезов плетьми и страшней чем ремни.
Я ведь сделал чего-то не так? Извини


Как в стихах...

Всё получилось как в написанных стихах -
безрадостно вращается планета;
остались строчки на бумаге и губах,
как мы предугадали это.
Уже вернулся календарь на те же дни,
так год прошёл, подумай - целый год огромный!
И мы опять одни, хоть, с виду не одни,
ты только не грусти - я тоже помню.

Давай, с тобой тайком не будем заставлять
друг друга из волшебных снов исчезнуть,
продолжим вместе верить в то, что вспять
вернутся наши дни, не тая в бездне.
Тогда вся горечь жизни будет как ваниль,
и станет звёздным небом то, что было сажей,
а в наш последний день друг другу позвоним
и, наконец-то, честно всё расскажем.



Чашка кофе для любви

Ты думаешь - любовь необратима - так пока.
Ещё пока на уровне ботинок облака.
Ещё пока до сна, зевнув, за руку ты берёшь
счастливую, как ты, подругу, что не ложь.

Но сердце уже просит чашку кофе для любви.
Ещё чуть-чуть и крикнет "режь до крови, отрави!"
Ещё чуть-чуть и станет рабством жутким то "люблю",
и будет поцелуй ни чуть не чуткий бить в скулу.

Ну а пока, любви лишь чашку кофе - чтоб встряхнуть
вздремнувшую над смесью ваших философий. Жуть
ещё не наступила. Может быть и никогда
не подберётся к вам событий этих череда.



Мы превратились в ночь...

Мы умерли. Мы умерли! Мы превратились в ночь.
Юродивый горбатый старый критик
над нашими могилами льёт слёзы, он точь-в-точь,
повадки повторяет крокодильи.
Ты помнишь, как любовники стояли у стены,
ловя глазами вражьи дула?
Так утро начиналось наше - казнью без вины...
мы выжили - мы круче караула.
И вырвавшись от туда - смерчем в диком поле, мы
сметали всё не трогая креста лишь.
Людишек в стороны, а здания расколами -
в тот день мы славно пометались.
А вечером рассечена была уже земля,
мы просто сжалились над светом.
И ядом брудершафт друг друга поваля
мы умерли, чтоб сохранить планету.
Мы умерли. Мы умерли! Мы превратились в ночь.
Юродивый горбатый старый критик
над нашими могилами льёт слёзы, он точь-в-точь,
повадки повторяет крокодильи.