3.

Эдвард Тич вышел на палубу, по лицу его наотмашь ударил крепкий восточный ветер. Соленый аромат океана приятно щекотал ноздри после затхлого воздуха каюты, пропахшей ромом, табаком и несвежей одеждой. А вот развеять тяжелую духоту досады, поселившейся в груди, он оказался не способен.

— Ветер дует в левый борт, — старший помощник Брэгг едва доставал Тичу до плеча, у него не было уха, а лицо наискось пересекал старый шрам.

— Привестись круто к ветру, курс зюйд-ост, — отрывисто бросил Тич. — Делаем поворот оверштаг.

— Поворот оверштаг, все наверх! — проревел Брэгг, отойдя на почтительное расстояние от капитана.

У Брэгга глотка была луженая — орал он так громко, что команды его передавали дальше по цепочке только для проформы. Тич, сдвинув брови, окинул взглядом палубу, поднял голову к поскрипывающим на ветру мачтам: гибкие загорелые тела качались на пертах, сильные мускулистые руки ловко орудовали канатами, убирая лишние паруса и подтягивая брасы, чтобы развернуть реи к ветру. Им предстояла чертова гора работы — только выжимая из себя семь потов, они получали шанс нагнать вора, уведшего сокровища «Урки де Лима» прямо из-под носа капитана Тича.

Чертов Флинт.

Узнав от лазутчика, что испанское золото, лежавшее в нескольких милях от мыса Канаверал, в одночасье было вывезено на «Морже», Эдвард Тич сначала ничего не почувствовал, затем удивился, и только после где-то глубоко внутри подняла голову глухая ярость, отравленная ужасным, медленно действующим ядом, имя которому — унижение. Он просчитался. Привык чувствовать себя хозяином здешних вод, думал, что золото послушно дождется его, что никто не посмеет… Ха! Тич скрипнул зубами. Они и не посмеют. Флот Черной Бороды нагонит чертового «Моржа» и вернет своему капитану все сокровища до последней монеты.

С этими мыслями Тич кивнул Брэггу, без слов вверяя ему управление кораблем, а сам ушел с квартердека в свою каюту, чтобы вернуться к чтению «Кругосветного плавания» за авторством некого Вудса Роджерса. Этот увлекательный травелог Тич обнаружил на письменном столе капитана английского торгового судна, которое им посчастливилось взять на абордаж парой месяцев раньше. Творение Роджерса трофеем перекочевало на стол нового хозяина и некоторое время лежало без дела, пока в один прекрасный день Эдвард Тич не обнаружил, что перечитал почти все, что хранилось на его книжных полках. Тогда он решил, что жизнь его не станет хуже от знакомства с высокопарной писаниной британского лорда, и окончательно убедился в своей правоте, покорив первую сотню страниц.

Погрузившись в чтение, Тич на время забыл о евшей его досаде и даже о том, куда и зачем они плыли, а потому возвращение к реальности, стоило раздаться крикам с палубы, оказалось довольно болезненным. Однако, вслушавшись внимательнее, Тич вынужден был отложить книгу и встать. Тяжелым шагом он двинулся к двери, но не успел дойти, как она распахнулась, и на пороге появился растрепанный, бронзовый от загара матрос, совсем еще юнец.

— Паруса на горизонте, — выпалил он.

Тич молча кивнул и коротким кивком заставил парнишку посторониться. Пройдя на палубу, он подошел к старшему помощнику, который старательно всматривался в ослепительно-синий горизонт через подзорную трубу. Тич прикрыл глаза ладонью, защищая их от солнца, и бросил пристальный взгляд в восточном направлении — куда и глядел Брэгг. На фоне ясного неба действительно белели паруса.

— Это «Скиталец», капитан, — отчитался Брэгг, отнимая от глаз трубу. — И с ним галеон.

Сердце Тича екнуло. В груди все заворочалось, а старая рана заныла, напомнив о пуле, что неумолимо двигалась по своему роковому пути, предвещая смерть.

— «Скиталец», — тихо пробормотал он и требовательным жестом вскинул руку. — Подзорную трубу, мистер Брэгг.

Убедившись, что перед ним действительно корабль Чарльза Вейна, Эдвард Тич прикинул, как сильно отстанет от «Моржа», если попытается пересечься со «Скитальцем» вместо того, чтобы невозмутимо продолжать путь по намеченному ранее курсу. Стоил ли Вейн сокровищ «Урки де Лима»? Тич сжал зубы до ломоты в челюсти, напомнил себе о долге перед командой, что жаждала золота, и развернулся, чтобы уйти.

— Они нам сигналят, капитан, — слова Брэгга догнали его на втором шаге.

Тич застыл, опустив голову, грудь его тяжело вздымалась. Значит, судьба.

Когда «Скиталец» и плывущий с ним галеон взяли курс на флотилию Тича, он приказал лечь в дрейф, а сам вернулся в каюту и достал из шкафа бутыль рома и две кружки. Оперевшись о стол, Тич невидящим взглядом уставился в раскрытое на какой-то там странице «Кругосветное путешествие». Легкий сквозняк лениво играл бледно-желтыми листами, переворачивал их — теперь наверняка придется вспоминать, где было прервано чтение.

Тич хмыкнул и захлопнул книгу. Он никогда не жаловался на память. У Чарльза Вейна, если ему не отшибло мозги лихим пушечным ядром, тоже с ней все было в порядке — а значит, он хорошо помнил детали их последней встречи. Встречи, за которой последовало многолетнее взаимное молчание, полное затаенной обиды и горечи. С тех пор, как его выжили из Нассау, Тич часто задавался вопросом, как бы все сложилось, если бы между ним и Чарльзом не встала Элеонор Гатри. Однажды Лаура, его седьмая жена, лежа у Тича на груди и томно заглядывая в его глаза, сказала, что их разрыв состоялся бы и без участия женщины. Такие, как Вейн, прошептала она, всегда стремятся к одиночеству и смерти.

Может быть, Лаура была права. Но прямо сейчас «Скиталец» подплывал все ближе, и Эдвард Тич впервые в жизни не знал, что скажет гостю своего корабля, когда тот ступит на палубу. Впрочем, для того, что произошло часом позже, у него все же нашлись слова.

— Чтоб вас черти драли, — процедил Тич, глядя, как по ярко-синим волнам к ним подбирается шлюпка с сидящими в ней Вейном и Флинтом.

— Капитан? — оказавшийся рядом квартирмейстер Макфи озадаченно жевал губу и переступал с ноги на ногу. — Прикажете…

— Ничего не делать. Я сам разберусь.

Тич не стал рассыпаться в любезностях перед незваными гостями, а лишь смерил их тяжелым взглядом и молчаливым кивком пригласил последовать в каюту. Достав из буфета три кружки, он щедро плеснул в каждую рома и опустился в капитанское кресло за широким столом. Вейн оседлал задом наперед скрипучий стул, широко расставив длинные ноги в кожаных штанах и закинув локти на дощатую спинку, иссеченную мелкими трещинками. Солнце светило прямо ему в лицо, и он щурился светлыми водянистыми глазами как хищный кот, высматривающий добычу. Флинт был весь в черном. Куда-то делся щегольской пучок, неизменно украшавший его макушку — теперь идеальной формы череп покрывала жесткая поросль коротко стриженых волос.

Некоторое время Тич изучал их: Вейна, ничуть не изменившегося за минувшие годы, зато прибавившего в размахе плечей и нахальстве взгляда, Флинта, мрачного как грозовая туча, застывшего темной глыбой в тени у стены. Один морской дьявол ведает, через что эти двое прошли и какими штормами их потрепало. Но на языке у Тича вертелся только один вопрос: какого черта Флинт делал на борту «Скитальца», если он должен был находиться на «Морже», полном испанского золота? Или это какая-то хитрая уловка, целью которой было сбить его с толку?

— И? — Тич бросил камень в воду и приготовился наблюдать за расходящимися в стороны кругами.

Флинт зыркнул на него исподлобья, но ничего не сказал. Вейн качнулся на стуле туда-сюда, не отрывая взгляда от Тича, и растянул губы в наглой усмешке. Чувствовал ли он себя виноватым, помнил ли дела давно минувших дней? Продолжает ли ублажать по ночам госпожу Гатри или предал ее так же, как некогда предал самого Тича?

— Держите курс на Нью-Провиденс, не так ли? — бросив ответный камень, Вейн потянулся за стаканом.

— Что тебе надо? — пропустил его вопрос мимо ушей Тич. — Не буду кривить душой, наша встреча — не то, о чем я мечтал. При всем уважении, — он кивнул Флинту.

Круги разбежались по водной глади и растворились в повисшей ненадолго тишине.

— «Месть королевы Анны» плывет не в гордом одиночестве, а в компании нескольких кораблей поскромнее, — прервал молчание Флинт, тяжело роняя каждое слово. — Небольшой, но все же флот, чей курс лежит в направлении Нью-Провиденса. Вы знаете о происходящем в Нассау что-то, чего не знаем мы?

— А должен?

Тич с любопытством взглянул на Флинта и чуть подался вперед. Под руку с тихим шорохом прокрался опус Роджерса и зашелестел примятым рукой листом.

Флинт и Вейн переглянулись.

— Вам, вероятно, было бы интересно узнать, что Ричард Гатри мертв немногим дольше двух недель, — Флинт буравил Тича взглядом, пока Вейн глядел на солнце через мутное бутылочное стекло — его кружка с ромом уже опустела, и он бесцеремонно приговаривал те остатки, что плескались в бутылке.

— Ричард Гатри… мертв? — Тич чуть повел бровью. — Действительно, интересно.

— Я его убил, — осипшим голосом вставил Вейн.

У Эдварда Тича было всего лишь несколько мгновений для того, чтобы определиться, как отнестись к услышанному. Сначала по спине холодком пробежало недоумение, сразу за тем в груди заворочалось недоверие и только после этого где-то в том месте, где находится желудок, разлилось тепло мрачного удовлетворения — разлилось и тут же остыло. Слишком долго Тич ждал этой новости, чтобы испытать нечто большее сейчас, когда перед ним сидели его давние… не то чтобы враги, но и не друзья. К тому же в этой новости не хватало еще одного имени. Но так ли уж хотел Тич его услышать? Он и сам не знал.

— Похвально, Чарльз, — наконец сказал он, откидываясь назад и отодвигая книгу на другой угол стола, чтобы не мешалась под руками. — Долго же ты ждал удобного момента.

— Долго, — Вейн глядел на него исподлобья. Почти пустая бутылка упиралась донышком в его колено, придерживаемая загрубевшими пальцами с коротко — едва ли не до мяса — остриженными ногтями.

— Вы не могли знать о смерти Гатри, — снова заговорил Флинт. — Но плывете в сторону Нассау, во всяком случае, курс ваш лежит именно туда. Собираетесь заглянуть на огонек?

— Я плыву не в Нассау. Я плыл, как мне казалось еще парой часов ранее, за вами, мистер Флинт, — Тич испытующе взглянул на Флинта.

— За мной?

— Разве «Морж» принадлежит не вам?

Снова повисло молчание. На лицо Вейна наползла понимающая ухмылка, Флинт весь подобрался, прищурившись.

— И зачем же вы плывете за «Моржом»?

Тич хмыкнул. Он мог бы не раскрывать все карты, но у него сложилось впечатление, что каждый, кто находился здесь и сейчас в этой каюте, знал, — или догадывался — о чем идет речь. Тичу вдруг стало весело до чертиков — надо же, как интересно все оборачивалось! Он спрятал едва заметную улыбку в густой бороде.

— Я плыву за вашим «Моржом», мистер Флинт… потому что на нем плывет мое золото.



Тремя часами ранее...

— Три барка, два шлюпа и один военный корабль… Я знаю только одного человека, командующего таким флотом.

Вейн искоса посмотрел на Флинта — тот стоял, облокотившись на планширь, в руках его задорно поблескивала на солнце латунь подзорной трубы. Сведя брови так, что они практически сливались в одну линию на переносице, он зорко всматривался в горизонт, словно не вооруженный оптическим инструментом взгляд мог дать ему больше, чем хитроумно упорядоченные линзы.

— Ваши предложения? — издевательски спросил Вейн, расхаживая взад-вперед.

Помолчав, Флинт отвернулся от океана.

— Нам нужны союзники, Чарльз.

Вейн ухмыльнулся и пнул ногой дощатый настил палубы. Еще пару дней назад он был готов убить Флинта своими руками, а теперь стал заложником его советов на собственном корабле.

— Наша кровавая эскапада в Чарльзтауне уже наверняка переполошила всю Каролину, — продолжил Флинт, — а это значит, что скоро новости достигнут и других колоний — и тогда нам несдобровать. Мы не имеем права трусливо прятаться в Нассау, после случившегося у нас только один выход — продолжить в том же духе, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, на что мы способны и как опасно с нами связываться.

— И для этого нам нужен Тич?

Невеселая усмешка искривила рот Флинта.

— Уверен, ваши люди тоже задавались вопросом «на кой черт нам Флинт», когда вместо того, чтобы увести галеон, вы решили сойти на берег и спасти меня от петли. Разве нет?

— Так и было, — хмыкнул Вейн, остановившись и задрав голову к мачтам. — Они бы и сейчас с радостью перерезали вам глотку, но мое слово здесь пока еще имеет вес… Хотя мне и пришлось заплатить за это высокую цену.

— Ричард Гатри, — кивнул Флинт.

— Да, — помедлив, согласился Вейн и с трудом прогнал из головы образ Элеонор. Он не видел ее после того, как прикончил мистера Гатри, но был уверен, что ничего, кроме испепеляющей ненависти, в ее глазах больше не увидит.

— Я полагаю, мистер Тич будет приятно удивлен, узнав об этом. Особенно если мы скажем ему об этом лично.

— Тич пошлет нас к черту, — Вейн издал сиплый смешок. — Прирежет и скормит рыбам, а потом приберет к рукам наши корабли.

— Нет.

Вейн резко шагнул к Флинту и застыл, сверля его глазами. У него засосало под ложечкой от жгучего желания съездить кулаком по этой самоуверенной хмурой роже, и только верность собственному выбору, сделанному в гавани Чарльзтауна, удержала Вейна от рукоприкладства.

— Вы не знаете Тича, — сквозь зубы процедил он. — Его не удовлетворит гибель Ричарда Гатри. За достойную сатисфакцию он сочтет только смерть Элеонор — а вы ведь не готовы предложить ему такую плату, не так ли, мистер Флинт?

Флинт отвел взгляд.

— Нам не обязательно предлагать ему это.

— У вас есть что-то получше?

— Пожалуй.

— И что же это?

— Золото «Урки», — Флинт выдержал короткую паузу, дав Вейну время как следует удивиться, после чего продолжил: — вы не ослышались, Чарльз. Никакие испанцы никуда его не увозили. Это была наглая ложь. Я был в бешенстве, узнав, что меня обвели вокруг пальца, однако… Предатели попрощались с жизнью еще до того, как их обман раскрылся, но это не помешало мне узнать, что золото планирует… или уже прибрал к рукам… мистер Рэкхем.

— Джек, — выплюнул Вейн. И почему именно это имя пришло ему на ум, стоило зайти речи об испанских сокровищах?

— Золото в любом случае придется делить, его слишком много. Мне кажется, мистер Тич вполне может прельститься его блеском и вернуться в нашу компанию хотя бы на время… Сейчас каждый капитан, готовый защищать свободу Берегового Братства от посягательства Англии, для нас бесценен. Что до вас… Я верю — вы в состоянии переступить через мучительные воспоминания о вашей последней встрече ради пользы делу.

Вейн молча уставился мимо Флинта вдаль, где среди сочной синевы белели паруса крупнейшей пиратской флотилии. «Скиталец» и галеон Флинта, который Вейн все же по праву считал своим, выходили на очередной маневр, и уже очень скоро расстояние между ними и кораблями Эдварда Тича должно было сократиться ровно настолько, чтобы стало возможным меньше чем за час преодолеть его на баркасе. Ветер будет дуть им в спину, поэтому путь на борт «Мести королевы Анны» будет легким, чего не скажешь о встрече с самим Черным Бородой. Вейн был уверен: Тич уже понял, чьи паруса мозолят ему глаза, и если и сомневался в чем-либо, то только в том, как именно пустит бывшего товарища на дно — пушечным залпом или пристрелит лично из своих знаменитых пистолетов.

— Еще немного, и я начну жалеть, что спас вас, — наконец тихо сказал Вейн, покосившись на Флинта.

Тот лишь мрачно улыбнулся.



Утро давно уже наступило и затопило золотом комнату, улица шумно жила своей жизнью, ничуть не заботясь о тех, кто прятался от яркого солнца за деревянными ставнями, надеясь побыть в тишине и покое. Нассау всегда просыпался рано и засыпал поздно — и блажен был тот, кому удавалось подстроиться под этот изматывающий ритм.

В утреннем сиянии была видна каждая трещинка, каждая щербинка на покрытых облупленной зеленой краской стенах. Старая облезлая мебель, видавшая многое, наполовину съехавшая с круглого стола скатерть, прижатая к нему поблескивающим на свету стаканом и бронзовым подсвечником с оплывшим огарком… Элеонор блуждала сонным взглядом по комнате, вспоминая, кто она, почему в ее постели пусто, а на душе так гадко, словно накануне вечером не обошлось без бутылки рома.

Элеонор села на кровати и потерла виски. Кажется, перед сном она действительно выпила — но совсем немного, явно недостаточно для того, чтобы утром проснуться с таким отвратительным ощущением пустоты в груди и голове. Взгляд ее скользнул к стулу возле трюмо — к перекинутой через его спинку черной хлопковой рубашке, такой же черной юбке… Прикрыв ладонями лицо, Элеонор замерла ненадолго и снова опустилась на подушки. Ей совершенно не хотелось возвращаться в мир, в котором ее отец был мертв, а Чарльз стал смертельным врагом. Каждое чертово новое утро она заново смирялась с тем, что ее жизнь никогда больше не будет прежней.

В дверь постучали. Элеонор вздрогнула.

— Да, — голос прозвучал надтреснуто, как плохо натянутая струна.

В образовавшуюся щель нырнула круглая голова Эме, обернутая полосатым платком. Ее эбеновая кожа поблескивала как шелк, умные черные глаза, напоминающие отполированный гагат, смотрели прямо на Элеонор, избегая праздных блужданий по комнате. Эме никогда не позволяла себе лишнего.

— Мэм, к вам посетитель.

— Кто?

— Мадам Макс, мэм.

Элеонор прикрыла глаза.

— Уже иду. Мне надо одеться.

Элеонор совершенно не хотелось идти в кабинет, но она, сцепив зубы, умылась, оделась в свои черные одежды и, тщательно расчесав волосы, собрала их в скромный узел. Траур делал ее уязвимой — облекаясь в тень, Элеонор ощущала себя удобной мишенью для всех, кто кружил вокруг, выискивая в ее броне слабые места. Стоит оступиться — и тебя разорвут на кусочки.

Макс ждала ее у кабинета. Впуская ее внутрь, Элеонор почувствовала сладкий цветочный аромат. В груди екнуло. Перед глазами яркими вспышками промелькнули картинки недавнего прошлого, в котором Макс еще не носила этих изысканных платьев из дорогих тканей, сложного плетения из многочисленных кос и… нечитаемого выражения на красивом смуглом лице. Зато запах остался прежним, Элеонор хорошо его помнила. Запах страсти и жаркой неги, которым были пропитаны их многочисленные совместные ночи.

— Итак… — Элеонор медленно прошлась по кабинету и, остановившись у письменного стола, легко провела по нему пальцами. — Что тебя ко мне привело?

Макс не торопилась отвечать. Постояв немного у двери, она мягко скользнула к резному стулу. С королевской неторопливостью — Элеонор и подумать раньше не могла, что в каждом движении Макс может быть затаено столько сдержанного достоинства — она опустилась на него и расправила складки своей пышной юбки. Взгляд ее темных насурмленных глаз устремился на Элеонор, и та поняла, что совершенно не способна его разгадать.

— Я пришла поговорить об испанском золоте, — теплое мелодичное звучание голоса Макс не вязалось с холодной прямотой ее слов.

— Только сейчас?

— Мне понадобилось время, чтобы обдумать случившееся со всех сторон.

Элеонор скрестила руки на груди и присела на самый краешек стола. Глядя на сидевшую перед ней Макс с высоты своего роста, она держалась за хрупкую иллюзию своего превосходства.

— Если ты хочешь узнать, откуда мне стало о нем известно, вынуждена тебя разочаровать. Свои источники я не выдаю, — Элеонор открыто смотрела Макс в лицо, а у самой в груди словно зашевелился клубок сплетенных меж собой скользких змей.

— Ты так же оберегаешь своих осведомителей, как и я — своих. Безусловно, мне любопытно, кто именно донес тебе о моих планах, но я даже пытаться выведать это не стану, исключительно из уважения к тебе. Меня интересует другое, — Макс сделала короткую, но очень выразительную паузу. — Что нам делать дальше? Могу ли я, имею ли право я тебе доверять после того, что ты провернула? Если бы твоя задумка увенчалась успехом, мы бы сейчас с тобой не говорили. Ты безраздельно владела бы островом.

— О чем ты?

Ножки стула еле слышно скрежетнули по полу, когда Макс с грацией кошки поднялась и шагнула вперед.

— Это ведь ты подослала убийц той ночью?

Элеонор отшатнулась, еле устояв на ногах — хорошо, что позади был стол. Змеи в груди взбешенно зашипели и тут же сникли. Макс смотрела в упор. В ее взгляде не было ни капли сомнения, она словно видела Элеонор насквозь — и это пугало.

— Это уже не имеет значения, — отозвалась Элеонор, подавив тяжелый вздох. — Все свершилось так, как ты спланировала, радуйся.

— Как ты планировала еще совсем недавно, — с нажимом заметила Макс, прищурившись. — Это была ваша с Флинтом грандиозная затея, помнишь? Захватить сокровища «Урки» и утопить Нассау в золоте. Ради этого ты отказалась от меня. Только вот для чего? Стоило Флинту заболеть новой идеей, как ты снова отреклась от всего, о чем мечтала раньше, а на моем месте в этот раз — какая ирония — оказался Чарльз Вейн. А когда я проявила хитрость и упрямство и решила воплотить в жизнь твою прежнюю мечту — пускай и вопреки твоей воле — ты не стала церемониться и вписала мое имя в список подлежащих смерти…

Голос Макс упал почти до шепота. Она приблизилась к Элеонор почти вплотную, обволакивая ее незримым облаком сладкого аромата, от которого у той закружилась голова. Глаза Макс влажно блестели, хотя ни одна черточка в ее лице не дрогнула. Элеонор стало трудно дышать.

— Твоего имени не было в том списке… — наконец выдавила она и внезапно почувствовала необъяснимое облегчение. — Если это то, о чем ты хотела спросить.

Макс отступила. По ней сложно было сказать, какие чувства она испытала, услышав признание: на гладкой как шелк коже — ни складочки, ни морщинки, мягкие губы сомкнуты, и только трепещущие ресницы и чуть дрожащие тонкие ноздри указывали, возможно, на внутреннее волнение. Не проронив ни слова, она снова опустилась на стул и сложила руки на коленях.

Элеонор последовала ее примеру и заняла свое кресло. Ей не хотелось ничего говорить о той ночи — воспоминания о ней отдавали горечью растоптанных надежд и униженной гордости. Слишком живо Элеонор помнила самодовольную улыбку Хорниголда, сумевшего обвести ее вокруг пальца. Слишком ясно отпечатался в памяти хищный блеск в его глазах, когда он услышал о «Заре колоний», отплывшей за испанским золотом. Элеонор в тот день пришлось просить у него дополнительную охрану на случай, если, вернувшись, Рэкхем и его команда догадаются, по чьей наводке их всех чуть не перебили за несколько часов до отплытия.

— Как я уже сказала, все это уже не имеет значения, когда у нас есть более насущные проблемы, — прервала молчание Элеонор. — Что делать со всей этой кучей золота? Скоро на остров вернется Флинт, я не удивлюсь, если с ним будет губернатор Каролины…

— Ты так уверена, что у него получилось добиться своего? Однажды он уже вернулся ни с чем…

— Чтобы впоследствии вы разжились золотом, о котором и мечтать бы не смели, если бы Флинт не прознал, где оно лежит.

Макс поджала губы.

— Скрыть такие несметные богатства от губернатора у вас не получится, — продолжила Элеонор, когда убедилась, что ответа не последует. — Уверена, уже весь остров знает о вашем успехе и о том, что форт набит золотом. Более того, есть вероятность, что в Испании тоже прекрасно обо всем осведомлены, а меньше всего мне — и будущему покровителю Нассау — хотелось бы, чтобы испанцы заявились к нам с претензиями. Свои требования они обычно подкрепляют силой оружия.

— Ты предлагаешь взять и просто отказаться от золота?

— Оно принесет нам много бед. — Элеонор подалась вперед, испытующим взглядом сверля Макс. — Во-первых, в таких количествах оно просто теряет ценность. Во-вторых, это собственность Испании, и последняя пойдет на все, чтобы его вернуть. В-третьих, это понимаю не только я, но и губернатор Эш, к которому обратился за помощью Флинт. И он обязательно потребует возвращения золота его законным владельцам, чтобы избежать новой войны. Ты это понимаешь?

— Откуда испанцам знать, что золото у нас?

— У них прекрасная разведка.

— Раньше тебя это не волновало. Когда ты горела этим золотом, — заметила Макс.

— С тех пор у меня было время подумать.

— Ты можешь ошибаться, Элеонор. Во всем. И по части испанцев с их всесильной разведкой, и по части Флинта, который, как ты веришь, принесет в Нассау цивилизацию.

Макс встала и, оперевшись рукой о гладкое дерево стола, мягко наклонилась к Элеонор. Та невольно заслушалась тихим звоном ее украшений и шелестом разрисованного пестрыми узорами платья. Ее обоняния снова достигло сладкое эхо кружащего голову и отнимающего способность трезво мыслить аромата. Элеонор повела плечами, сбрасывая наваждение.

— Я предлагаю тебе не торопить события, — тихо проговорила Макс. — Наиболее мудрым решением сейчас будет дождаться возвращения Флинта… если он вообще вернется — мы ведь не знаем, чем завершились его переговоры с губернатором. И напоминаю тебе, что судьба золота в меньшей степени зависит от тебя или от меня, чем от Бенджамина Хорниголда. И, насколько мне известно, в настоящий момент ты не обладаешь достаточным влиянием на него, чтобы заставить распорядиться сокровищами так, как считаешь правильным. Я права?

Элеонор молча глядела на Макс, почти до боли сжав челюсти. Она едва справлялась с участившимся дыханием — быстро и глубоко вздымающаяся грудь выдавала переполнявшие Элеонор чувства, как волны указывают на присутствие ветра. Она досадовала на Макс, злилась на себя за слабость и переживала за Флинта, который не торопился возвращаться с добрыми вестями. Чувство бессилия отозвалось слабостью в руках и ногах, и Элеонор не смогла подавить гадкую холодную дрожь.

— С Хорниголдом я сумею… — Элеонор резко замолчала, прислушиваясь.

Взгляд Макс метнулся к прикрытому жалюзи окну — сама она настороженно замерла, и только длинные серьги качались туда-сюда, как маятник в часах. С улицы доносился встревоженный ропот, перемежаемый скрипом колес и истерическим кудахтаньем квочек. В пестрый гам голосов и звуков отдаленными раскатами грома вторгались негромкие, но отчетливо различимые взрывы.

— Что-то происходит, — покачав головой, произнесла Макс.

— Это стрельба.

Элеонор вскочила и, подбежав к окну, распахнула ставни. В комнату брызнул солнечный свет. Сощурившись, она приложила к глазам ладонь и стала всматриваться в далекий синий горизонт, теряющийся за крышами домов, но ничего разглядеть так и не смогла.

— Мне кажется, это из форта. Но я ничего не вижу, — она раздраженно тряхнула головой.

Макс молча выскользнула из кабинета и парой минут позже вернулась с озабоченным выражением на лице.

— Никто ничего не знает, но Эме послала мальчика, чтобы он выяснил, что там происходит, — она приблизилась к Элеонор, которая продолжала смотреть на улицу.

По острову пронесся глухой звук очередного пушечного залпа, и они обе вздрогнули. Элеонор закусила губу и взглянула на Макс — та выглядела возмутительно спокойно, и единственным, что выдавало ее волнение, был чересчур плотно сжатый рот. Ее глаза, напоминающие о черноте тропических ночей, смотрели куда-то вдаль, и солнечные лучи тонули в них отблесками плавленого золота. Элеонор глубоко вздохнула, набирая в грудь побольше воздуха.

— Если это вернулся Флинт, ты поможешь мне разобраться с испанскими сокровищами? Макс, так будет лучше для всех…

— Я буду действовать по ситуации, — взгляд Макс, когда она обратила его к Элеонор, стал острым. — От нас прямо сейчас мало что зависит. Иногда лучше отойти… и затаиться, дождаться момента, когда все вокруг утратят бдительность — и тогда решать свои дела так, как считаешь нужным. В конце концов, ты пока не знаешь, с чем вернулся Флинт.

Элеонор промолчала, вновь отвернувшись к окну. И хотя уличному шуму ничто теперь не препятствовало проникать широким потоком в кабинет, ее слух все же уловил шелест юбок, тихий стук каблуков и легкий скрип закрываемой за Макс двери.