2

Амелия не знала, что такое влюбиться до «бабочек в животе». Даже будучи девчонкой – а им, как известно, свойственно думать, чувствовать и делать всякие глупости, – она редко позволяла себе впутываться в романтические авантюры, а если и впутывалась, то исключительно с холодным разумом и спокойным сердцем.

С Томом все было иначе. Не сказать что Амелия потеряла от него голову, но что-то в нем было такое, от чего у нее раз от разу пробегали по коже мурашки. Он не был ласковым – и это прекрасно, Амелии никогда не нравились все эти «телячьи нежности», – но знал, как доставить женщине удовольствие. Он ни разу не признавался ей в любви – и это тоже замечательно, потому что и сама Амелия любила только родителей и младшего брата, – но был до невозможности интересным и пугающе умным собеседником. А еще он часто где-то подолгу пропадал, не объясняясь, – и, откровенно говоря, это ее тоже полностью устраивало.

В целом, отношения с Томом Риддлом настолько слабо напоминали отношения в привычном значении этого слова, что Амелия в какой-то момент окончательно расслабилась, сделав вывод, что ее свободе ничего не угрожает.



Новый тысяча девятьсот семидесятый год они встречали в очередной съемной квартире – Том почему-то предпочитал именно магловские, а Амелия никогда не интересовалась причинами. Впрочем, ей и самой было удобнее встречаться с ним в магловском Лондоне – свою личную жизнь она прятала за семью замками от всех, кто мог ею заинтересоваться.

– С новым годом, – Амелия подняла бокал вина, как только часы пробили полночь.

Том отсалютовал ей своим.

Сделав несколько глотков, Амелия поставила бокал на низкий журнальный столик и опустилась на диван. Подумав секунду, она скинула обувь и подобрала под себя ноги, с наслаждением откинувшись на ворох подушек, украшенных какими-то дикими геометрическими узорами всех цветов радуги. Том по-прежнему стоял, возвышаясь над ней темной башней, и думал о чем-то своем под аккомпанемент грохочущих фейерверков, доносящийся с улицы. Кажется, он даже не пригубил вино.

– Кажется, у вас, загадочный мистер, совсем не новогоднее настроение, – Амелия повыше запрокинула голову, чтобы лучше видеть его лицо.
– Мое новогоднее настроение выглядит именно так, Амелия, – усмехнулся Том. – А рождественское и того хуже.
– Хотела бы я видеть, как ты реагируешь на собственный день рождения.
– Ты все пропустила.
– Я даже не знаю, когда он, – Амелия заметила, как он скривился, и пожала плечами, – это не упрек. Можешь не раскрывать свои тайны, я как-нибудь переживу.

Том опустился рядом и, отставив бокал, хозяйским жестом опустил ладонь на ее бедро.

– Закончился две минуты назад.

Амелия медленно перебралась к нему на колени и подцепила ногтем пуговицу на его рубашке.

– В таком случае, я задолжала тебе подарок, – прошептала она и, наклонившись, провела языком по его губам.

Том судорожно втянул воздух и сжал ее бедра с удивительной для таких тонких пальцев силой.

Спустя полчаса, или час, или даже больше, когда Амелия очнулась на ковре среди беспорядочно разбросанных предметов их с Томом гардероба, на улице уже воцарилась полная тишина. Нарушало ее только мерное тиканье часов, ставшее чуть более неумолимым с наступлением нового года.

Амелия поежилась. Чувство теплой неги постепенно спадало, уступая место неуютной прохладе. Том каким-то чудом заметил это, – а может, и сам начал зябнуть? – вытащил из кармана распластанной рядом рубашки палочку и призвал откуда-то большой теплый плед.

– Спасибо, – Амелия приподнялась на локте и обвела взглядом комнату. – Знаешь, хозяева этой квартиры, маглы, очень удивились бы, если бы увидели, как их одеяло парит в воздухе.

Том усмехнулся. Он лежал, глядя в потолок, и крутил в пальцах палочку.

– Мы недавно передали аврорам странное дело, – мысли Амелии потекли в сторону работы. – Магловская полиция сбилась с ног, пытаясь найти связь между цепочкой самоубийств… это длится уже несколько лет. Все самоубийцы – одиночки, без семей. И способ один и тот же – через повешение. – Она пожала плечами. – С одной стороны, что удивительного в том, что человек, у которого никого нет, рано или поздно скатывается в депрессию и кончает с собой… с другой – почему все они как один предпочитают веревку любым другим способам?
– Быстро и эффективно, – отозвался Том.
– Насколько я знаю, не всегда.

Амелия прижалась к Тому и нахальным образом закинула на него ногу, проигнорировав недовольную гримасу на его красивом лице. Ей нравилось иногда досаждать ему, это здорово щекотало нервы. Почему? Хотела бы она сама знать ответ – более того, была уверена, что он есть, просто лежит отнюдь не на поверхности.

– Кто-то заставляет их это с собой делать, – прошептала Амелия. – Кто-то, кто ненавидит одиноких людей или…
– ...или маглов, – закончил Том и, повернув голову, заглянул ей в глаза. – А что если мы прямо сейчас лежим в гостях у одного из этих несчастных суицидников?
– Я ценю твое чувство юмора, – Амелия усмехнулась и покачала головой.
– Как ты относишься к татуировкам и собственническим замашкам? – внезапно сменил тему Том.

Амелия замерла на мгновение, самую малость почувствовав себя сбитой с толку, а потом рассмеялась.

– Я пока не думала об этом.
– А если я предложу тебе, – Том взял ее руку и аккуратно провел пальцем линию по внутренней стороне от локтя до запястья, – нанести сюда красивую магическую метку, которая обеспечит нам с тобой надежную связь?
– Ты это серьезно сейчас? – Амелия вскинула брови, изображая крайнее недоумение.
– А почему нет?
– Это предложение звучит слишком… м-м-м… романтично для таких, как мы с тобой. Пометить себя волшебными татуировками во имя высоких чувств – это… Том, не издевайся надо мной, – хмыкнув, Амелия плотнее закуталась в плед.

Том сел – покрывало сползло с него, обнажая бледное жилистое тело – и чуть повернулся к Амелии, глядя на нее сверху вниз из-под длинных темных ресниц. Она невольно залюбовалась его красивым лицом, словно выточенным из мрамора: белая кожа, темные, почти черные волосы, четко очерченные скулы, жесткий, и в то же время чувственный рот. Не мужчина, а произведение искусства – но что-то такое пряталось за этим изысканным фасадом, отчего Амелия временами спрашивала себя, не пора ли ей уносить ноги от этого мнимого совершенства.

– Я предлагал метку только для тебя, – прервал молчание Том. – Мне она не понадобится.

Амелия нахмурилась.

– Ты хотел пометить меня как свою собственность?
– Я же собственник, – Том криво улыбнулся, не спуская с нее глаз.
– Это, безусловно, все объясняет.

Том еще смотрел на нее какое-то время, но потом, не говоря ни слова, – невербальная магия давалась ему возмутительно легко, – вскинул волшебную палочку и выстрелил в воздух зеленым пламенем, из которого за считанные мгновения соткалась зловещая призрачная фигура: змея, выползающая из черепа. Амелия окаменела. Не в силах шевельнуться, она переводила взгляд широко распахнутых глаз с жуткой бесплотной фигуры на Тома и обратно, туда-обратно, туда-обратно. Время, казалось, застыло – хотя стрелка часов продолжала исправно двигаться, знаменуя скорое наступление третьего часа ночи.

Амелия помнила этот знак – он попадался ей в паре дел, переданных в Аврорат. Точно такой же появился над домом одного из лидеров протестов за права сквибов – кто-то убил его глубокой ночью и оставил зловещую метку, парящую в воздухе. А в другой раз погибла целая семья полукровок – и над местом преступления тоже мерцала зеленым светом змея.

– Эффектно, – с трудом вернув самообладание, улыбнулась Амелия. – Ты это хотел на моей руке оставить?

Том кивнул, кажется, не заметив ее короткого замешательства. Он с каким-то фанатическим восторгом смотрел на свое волшебное творение и больше ни на что не обращал внимания. Амелия несколько мгновений изучала его четкий профиль, подсвеченный потусторонним свечением змеиной фигуры; сердце гулко билось в груди, и ей стоило огромных усилий успокоить участившееся от волнения дыхание. Том не должен был почувствовать ее страх.

Амелия улыбнулась, когда он, развеяв волшебное видение, снова посмотрел на нее. Его глаза потемнели от желания при виде ее обнаженного тела – она намеренно дала пледу сползти с себя, игнорируя прохладу комнаты и снедавший изнутри озноб.

И когда Том набросился на нее – грубо, почти без ласки, – Амелия с ужасом в сердце отдалась ему, но про себя твердо решила, что эта их встреча будет последней. Наступил новый тысяча девятьсот семидесятый год – и уже первая его ночь преподнесла Амелии грандиозное откровение.