2.

2.

Заместитель руководителя ирландского отделения Департамента магического правопорядка мистер Мюррей редко когда испытывал трудности с маскировкой эмоций, однако именно сейчас ему стоило огромных усилий сохранять внешнее спокойствие. Наконец-то, спустя годы упорной самоотверженной работы, он получил то, чего давно заслуживал. И ведь он действительно старался, из кожи вон лез, чтобы только выбраться из этой дыры — работал за троих, недосыпал, недоедал, был строг с подчиненными и являл чудеса дипломатии в общении с начальством. Так и не обзавелся семьей, в конце концов. Впрочем, о последнем он не сильно жалел — женщины с позиции серьезных отношений никогда его не интересовали.

“Вас переводят в Лондон” — еще полгода назад эта фраза могла прозвучать лишь в фантазиях мистера Мюррея. Сейчас же она являла собой самую что ни на есть настоящую реальность. Он оказался настолько успешен, настолько незаменим и настолько важен для всего британского магического общества, что сам министр счел необходимым предоставить ему вакантную должность заместителя руководителя Отдела магического правопорядка в Лондоне, которая освободилась после ряда кадровых перестановок в Министерстве.

Смахивая стопку никому не нужных теперь черновиков в урну под столом, мистер Мюррей хмыкнул. Надо же, ирландец сходит с ума от счастья, радуясь возможности оторваться от родной земли, чтобы окончательно уработаться на службе у чванливых чаевников.

Но нет, ему не было стыдно. Он никогда не был патриотом, полагая, что гордиться тем, что досталось тебе методом лотереи, — как минимум глупо. А еще ему совершенно не нравился потин, он не любил коротать вечера в пабах и не болел за “Кенмарских коршунов” и “Нетопырей Ньюкасла”, считая квиддич на редкость глупой и бессмысленной игрой. Вероятно, именно поэтому мистеру Мюррею так и не удалось обзавестись приличествующим его статусу количеством товарищей и доброжелателей. Впрочем, и по этому поводу он не особо огорчался, довольствуясь редкими встречами с немногочисленными друзьями детства и деловым общением с коллегами, большая часть которых, как он с удовлетворением отмечал, забывала обо всех его странных предпочтениях, стоило ему продемонстрировать свою профессиональную харизму.

С этими мыслями мистер Мюррей взмахнул волшебной палочкой, приводя в порядок секретер, затем еще раз, — наводя окончательный порядок на письменном столе. Он еще вернется в этот кабинет, конечно, — но не для серьезных дел, а лишь формальности ради. Будет ли он скучать по старому рабочему месту? Вряд ли. А хотя... Впрочем, он узнает об этом — когда наконец-то займет положенное ему помещение в главном отделении Департамента магического правопорядка. Но тогда ему уже будет не до ностальгии — в Лондоне дел невпроворот, и мистер Мюррей прекрасно это знал. И предвкушал.

Сложив часть личных вещей в чемодан, обтянутый гладкой коричневой кожей, мистер Мюррей покинул кабинет и привычным движением наложил на дверь запирающее. Часы в холле показывали десять минут шестого.

В груди мистера Мюррея разрасталось теплой волной чувство, которое было бы уместно, если бы он покидал свое привычное рабочее место в последний раз и навсегда. Но это было не так, поэтому ему пришлось одернуть себя, мысленно напомнив, что ровно до того момента, как он переступит порог своего нового кабинета в Лондоне, будет существовать шанс, что ситуация кардинально изменится. Впрочем, эта вероятность была настолько невелика, что практически не тревожила мистера Мюррея.

Ровно в пятнадцать минут шестого он покинул высокое краснокирпичное здание неоготического стиля, ныне именовавшееся Перл Эшшуранс Хаус, а ранее известное под названием Оушн Билдингс, в котором и размещалось ирландское отделение Департамента магического правопорядка. Маглы, занимавшие нижние этажи, даже не подозревали о том, что на верхнем расположились самые настоящие волшебники. Символичным в истории этого величавого строения, глядящего на Донегал сквэр, — красивейшую площадь Белфаста, — было то, что немногим меньше столетия назад, в двадцатые годы, тот же этаж занимало магловское Министерство внутренних дел Северной Ирландии. После того, как оно съехало оттуда в тысяча девятьсот тридцатом году, его место заняли представители волшебного мира, — и по сей день никто не мог точно сказать, покинули ли это здание маглы добровольно или же им незатейливо помогли.

Оказавшись на улице, мистер Мюррей кинул быстрый, но пристальный взгляд на видневшуюся неподалеку ратушу — знаменитую Белфаст Сити Холл, — которая сегодня почему-то показалась ему особенно красивой. Возможно, дело было в мягком свечении вечернего августовского неба, а может, мистер Мюррей неожиданно для себя проявил сентиментальность. Как бы то ни было, очарование момента продлилось недолго, — молниеносно приведя чувства в порядок, мистер Мюррей решительно зашагал восвояси. Пройдя несколько метров, он свернул на Паттерсонс Плейс — узкий и безлюдный заулок, из которого так легко аппарировать, не привлекая ненужного внимания.

— Сэр! — высокий мальчишеский голос заставил мистера Мюррея вздрогнуть.

Он с неохотой уставился на черноволосого мальчишку лет тринадцати, который невесть каким образом оказался здесь, в тесном закоулке среди мусорных урн и скучающих, измученных солнцем котов.

— Помогите, сэр, маме совсем плохо, — жалобно протянул подросток, подходя ближе.

Мистер Мюррей заставил себя внимательнее присмотреться к юному незнакомцу. А ведь он его видел. Да, точно! Малец уже с неделю рядом с их отделом ошивался, прося милостыню. Странное он место, конечно, выбрал — людей-то больше всего было у ратуши, а здесь что за выгода торчать? Но, как ни странно, этот факт некоторым образом успокоил мистера Мюррея. Если мальчонка не смог придумать места прибыльнее, чем это, значит, деловой хватки у него не было, из чего следовало, что профессиональным попрошайкой он вряд ли являлся. Ощутив, что степень доверия к парню резко возросла, мистер Мюррей изобразил понимающую улыбку и занес было руку над карманом, но…

— Боюсь, что у меня нет с собой наличных, сынок, — извиняющимся тоном объяснил он.

И в самом деле, не одаривать же мальчишку сиклями да галеонами! Может, тот и волшебник, но здравый смысл подсказывал мистеру Мюррею, что с огромной долей вероятности перед ним — магл. А легилименцию лишний раз использовать он не жаждал.

— Понимаю, что это не самая лучшая альтернатива звонкой монете, но я могу предложить тебе свой сэндвич — не успел его съесть. А то ты тут стоишь весь день, оголодал, наверное, — мистер Мюррей похлопал рукой по чемодану, в котором лежал нетронутый обед, но успел заметить, как по лицу мальчика пробежала легкая рябь раздражения.
— Я буду благодарен вам, сэр, — высокий голос прозвучал вежливо и почти благодарно.

Кивнув, мистер Мюррей полез за сэндвичем, а затем, выудив его из глубин своего чемодана, протянул мальчику, снова натянув на лицо улыбку — на этот раз чуть менее искреннюю. Конечно, он не мог не понять раздражения человека, который нуждался в деньгах, а вместо них получил булку с ветчиной, — к тому же, человека того возраста, в котором контроль эмоций почти невозможен. Но все же мистер Мюррей считал, что этот маленький бездельник мог бы склеить и более благодарную мину.

Именно эта мысль особенно ярко прозвучала в голове мистера Мюррея, когда он протягивал мальчику сэндвич. И именно в этот миг лицо подростка перекосило от злобы, а сам он, резко обхватив руку волшебника вместе с зажатым в ней сэндвичем, отчеканил:

— Спасибо вам, сэр, за чудесный сэндвич. Но, честное слово, если бы вы дали мне тот галеон, что лежит у вас в кармане, моя благодарность вам была бы куда более искренней.
Все, что успел сделать мистер Мюррей в ответ на эту странную тираду, — это несказанно удивиться. Потому что в следующую секунду в ушах у него зашумело, перед глазами упала черная пелена, а тело стало удивительно легким. Мир вокруг мистера Мюррея померк и обратился в ничто.



— Уже почти неделя прошла, а Роберта так и не нашли, — Гермиона напряженно рассматривала запотевший стакан, в котором поблескивали кубики льда, залитые холодным чаем. — Я уже и не знаю, что думать. Все ведь только-только начало налаживаться.
— Я думаю, наши доблестные стражи порядка разберутся, что к чему, — не слишком уверенно произнес Гарри.

Гермиона раздраженно передернула плечами. Она прекрасно знала, что после событий второй магической в Гарри не осталось той ребяческой наивности, которой страдали все они курса до пятого-шестого, — и именно поэтому ей было сложно понять, почему после поступления на аврорские курсы ее друг снова стал имитировать веру в систему магического правопорядка.

— А мне так не кажется, — Гермиона возразила, пожалуй, слишком эмоционально. — В Отделе магического правопорядка сейчас неразбериха… Там до сих пор не улеглись страсти после февральского инцидента с Руфусом Фаджем, поэтому ждать от них конструктива в ближайшее время не приходится.
— Я не знаю подробностей всей этой истории, — Гарри взъерошил волосы на затылке и вопросительно поднял брови. — В “Пророке” вроде писали, что все решилось благополучно, несмотря на общественное недовольство.
— Я бы вообще разогнала их всех к чертовой бабушке, — процедила Гермиона. — Подумать только, целый магловский поезд! Исчез!
— Его вернули и память всем подправили, — напомнил Гарри.
Как будто это что-то меняет. Гермиона, широко распахнув глаза, смотрела на друга, чувствуя, как внутри занимается пламя досады.
— Это неважно — после такого Маклагген должен был сразу же подать в отставку! Но ему слишком дорого его кресло начальника, — Гермиона не отрывала негодующего взгляда от Гарри, который с каждой ее фразой выглядел все более и более растерянным.
— До меня доходили слухи, что он все-таки хотел уйти со своего поста…
— Хотел! — Гермиона фыркнула. — Сразу после того, как все произошло, он созвал закрытое совещание, на котором со слезами на глазах попросил всех присутствующих проголосовать за его отставку, если они считают его виновным в произошедшем. Свое показное раскаяние он подкрепил обещаниями разобраться в ситуации, найти виновных и наградить каждого, кто ему в этом поможет. Конечно же, все выступили за то, чтобы Маклагген остался при должности. Он, в свою очередь, быстро уволил Фаджа, хорошенько похлопотав, чтобы для того вся ответственность ограничилась обычным штрафом. А в мае, в результате тщательного служебного расследования, — последние слова в устах Гермионы прозвучали особенно ядовито, — выяснилось, что Фадж заколдовал поезд на спор, а поспорил он ни с кем иным, как с Дэвисом, заместителем Макклагена! Дэвис, разумеется, тут же подал в отставку, и вот уже почти два месяца как его место пустует, потому что никому не хочется лезть в эту клоаку.

Закончив говорить, Гермиона сделала несколько глотков чая, чтобы унять сухость в горле. Гарри выглядел крайне озадаченным: скрестив руки на груди, он хмурился и нервно притопывал ногой. Он всегда выглядел так, когда ожидаемое не совпадало с действительным. Гермиона ощутила странное злорадство, то самое злорадство заучки Грейнджер, подавляющей своих друзей силой интеллекта и эрудиции. В то же мгновение ей, как обычно, стало стыдно за чувство внутреннего превосходства. Ну да, Гарри, разделавшись с призраками прошлого (а разделался ли он с ними в самом деле?), принялся исполнять свою детскую мечту, стал на путь, который рано или поздно приведет его к аврорскому плащу, и теперь ему совсем не хочется мараться в болоте политических интриг. И это вполне объяснимо: Гарри привык сражаться с чистым злом, и в авроры он собирается ради того, чтобы, в случае необходимости, продолжать защищать магическое общество от очевидных опасностей. Какое ему дело до подковерных министерских игр?

— Все это очень странно и некрасиво, — наконец выдавил он. — Выходит, “Пророк” продолжает играть в свои игры? На Фаджа вылили кучу грязи…
— ...и не безосновательно, — вставила многозначительно Гермиона, едва сдержав порыв закатить глаза.
— ...потом это покаянное интервью с Маклаггеном и его подчиненными, которые чуть ли оды ему не пели… А об отставке Дэвиса — ни слова.
— В одном из майских номеров была короткая заметка, — Гермиона невесело улыбнулась. — Но там не было ни слова о служебном расследовании.
— А ты тогда откуда обо всем этом знаешь? — встрепенулся Гарри.
— Кормак сболтнул лишнего.
— Кормак? Ты с ним общалась? — глаза Гарри недоверчиво округлились.
— Он сопровождал в качестве ассистента-практиканта одного из следователей, которые у нас теперь регулярно бывают… ну и решил не пренебрегать возможностью блеснуть передо мной тайными знаниями…

У Гермионы перед глазами встало лучащееся самодовольством лицо Кормака Маклаггена, который даже после окончания Хогвартса умудрился не потерять к ней какой-то нездоровый интерес. В роли ассистента следователя он выглядел примерно так же, как выглядел бы Рон в качестве преподавателя Хогвартса… или как покойный Снейп — в образе бабушки Невилла Лонгботтома. Старое воспоминание, неожиданно всплывшее в памяти Гермионы, неприятно кольнуло в сердце.

— И ты ему безоговорочно веришь? — голос Гарри выдернул ее из водоворота мыслей.
Гермиона ответила не сразу.
— По крайней мере, его слова неплохо объясняют мотивы ухода Дэвиса. Странно только, почему Маклагген не захотел обнародовать эту историю. Возможно, они по-дружески договорились.
Договорив, она встала с дивана и подошла к окну. Снаружи вечерней суетой рябила площадь Гриммо — последний рабочий день недели закончился, и маглы торопились в прохладную сень родных домов, не чувствуя внимательного взгляда молодой волшебницы, наблюдавшей за ними из окна надежно спрятанного магией дома.
— Еще Кормак говорил, что на место Дэвиса назначили какого-то ирландца — он приступит к работе со следующей недели, — Гермиона снова повернулась к Гарри. — Остается надеяться, что он окажется опытным человеком, способным взять быка за рога. Иначе поиски Роберта так и замрут.

Роберт. Интриги интригами, но вот в случае с Робертом, Гермиона нутром чувствовала, было замешано то самое чистое зло, с которым так стремился сражаться Гарри. Она не могла объяснить, почему это ощущение крепло в ней с каждым днем, у нее не было на руках ни единого доказательства, но другое объяснение таинственной пропаже Хиллиарда найти не получалось.

— Я бы особо не надеялся, Гермиона. Судя по тому, что ты рассказываешь, мы были очень наивны, полагая, что со смертью Волдеморта наступит всеобщее благоденствие, — Гарри мрачно смотрел на подругу, напрягшись всем телом, а Гермиона в этот момент мысленно поздравила его с прозрением. — Прошло больше года с битвы, а “Пророк” по-прежнему мутит воду, в Министерстве ведутся подковерные игры и, я думаю, далеко не все сторонники прежнего режима на данный момент наказаны. Не удивлюсь, если Хиллиард попал в лапы к кому-нибудь из беглецов.

На последних словах Гермиона вздрогнула — Гарри был очень близок к тому, о чем она сама думала.

— Систему враз не изменишь, Гарри, — назидательно произнесла она, проглотив горькую тревогу за своего начальника. — Нам еще придется побороться.

В этот самый момент в коридоре раздался шум: открылась и закрылась дверь, что-то упало, вполголоса заворчал Кричер.

— Гарри, это я!

Сердце у Гермионы упало. В мгновение ока ощутив себя загнанным в угол зверем, она адресовала Гарри непонимающий и самую малость осуждающий взгляд, ожидая от него объяснений. Тот неловко повел плечом, моргнул несколько раз и снял очки, чтобы нервным жестом протереть запылившиеся стекла.

— Он обещал зайти сегодня, а я не успел тебя предупредить…
— Ясно, — устало кивнула Гермиона и скрестила руки на груди, готовясь к обороне. В конце концов, она сама виновата: пришла на Гриммо без предупреждения, совершенно не задумавшись о том, что Гарри может ждать кого-то еще.
— Привет, Гарри, — весело поздоровался Рон, появившись в дверном проеме. Заметив Гермиону, он покраснел до корней своих рыжих волос и смущенно прочистил горло. — Привет… Гермиона. Какая неожиданная встреча.

Вот уж действительно. Увидев родную до боли и одновременно с этим почти ненавистную веснушчатую физиономию, Гермиона едва не задохнулась от подступившей к горлу обиды. Сколько они уже не общались после того, как Рон откровенно дал ей понять, что под крылом у матери ему живется привольнее, чем с собственной девушкой? Меньше недели — а кажется, будто вечность. Всего лишь одну вечность назад ей казалось, что в ее жизни все только начинает налаживаться.

— Привет, Рон, — Гермиона постаралась, чтобы ее голос звучал максимально бесцветно. — Что ж, не буду вам…
— Секунду, ребята, я на кухню сбегаю за чаем, — торопливо перебил ее Гарри и стремглав бросился из гостиной, оставив обоих визитеров наедине.

Воцарилось тягостное молчание. Рон неуклюже переступил с ноги на ногу, явно не зная, как ему себя вести. Гермиона стояла, прислонившись к стене и закрывшись от всего мира острыми локтями. Старательно избегая зрительного контакта с Роном, она с неестественным интересом изучала комнату, в которой они сейчас находились: вот коричневая обивка дивана и кресел, всего полгода назад сменившая собой старую зеленую, вот подушка, вышитая Луной и подаренная Гарри по случаю его дня рождения почти год назад, вот ажурная скатерть на кофейном столике, связанная никем иным, как Молли Уизли, вот стопка волшебных журналов, вот их школьные колдографии на камине… Как жаль, что нельзя просто взять летучего пороху и исчезнуть в вихрях зеленого пламени.

— ...неудобно стоять? — словно сквозь пелену донесся до Гермионы голос Рона.
— Что? — она сфокусировала взгляд на копне рыжих волос — их обладатель успел робко присесть на диван, пока она предавалась созерцанию гостиной.
— Я говорю — может, присядешь? — Рон смотрел на нее с явной надеждой, а с лица его не сходила краска. — Не хотелось бы показывать Гарри, что у нас… проблемы.

В этот момент Гермионе захотелось разрыдаться, разразиться гневной тирадой, запустить в Рона подушкой или — еще лучше — чашкой.

— Ты издеваешься? — вместо этого она сощурила глаза и с еще большей силой обхватила себя руками. — Такое впечатление, будто он ничего не знает.
— Без подробностей, — буркнул Рон, отведя взгляд.
— Без подробностей, — прошипела Гермиона, с удивлением обнаруживая, что спустя несколько дней после ссоры все еще способна на чистую ярость. — Конечно без подробностей! Ведь если бы в сложившейся ситуации была виновата я, ты бы выложил лучшему другу все как на духу. Но поскольку мы поругались исключительно благодаря тебе, то, разумеется, Гарри не знает “подробностей”! Ты же не расскажешь парню своей сестры, который столько времени гостил в твоем доме, как мешает твоей “маскулинности” одна только мысль о том, чтобы переехать ко мне! А я ведь не предлагала тебе жить за мой счет, Рональд Уизли!
— Гермиона… — Рон вскочил на ноги, злой и растерянный. — Ну не здесь, не сейчас… пожалуйста…
— Я рада, что тебе хотя бы стыдно, — отметила Гермиона, хотя на самом деле никакой радости не чувствовала — только обиду, досаду и усталость. Слишком много всего произошло в эти дни, чтобы она была в состоянии сохранять спокойствие и радоваться проблескам сознательности в поведении Рона Уизли.
— Я принес холодного чая, чипсов и мороженого. Надеюсь, не прогадал. Еще у меня в кармане лежит пачка “Берти-Боттс” — Джинни их ненавидит, но сейчас она в командировке, поэтому…

Гарри запнулся, переступив порог комнаты. Перед ним в воздухе завис поднос со всеми перечисленными лакомствами, готовый в любой момент рухнуть на пол, стоит только хозяину дома немного отвлечься и ослабить магические “вожжи”. Старательно удерживая внимание на невербальной левитации и одновременно с этим пытаясь оценить эмоциональную атмосферу в гостиной, Гарри застыл как вкопанный у двери с неподражаемым выражением лица.

— Ребята?..
— Гарри, поставь все на стол, — Гермиона, несмотря на кипящие внутри эмоции, все-таки была в состоянии оценить опасность ситуации.

Гарри не шевельнулся, а вот взгляд, перебегающий с Гермионы на Рона, а с Рона на повисший в воздухе поднос, по скорости не уступал снитчу.

— Ох, ясно, — Гермиона наконец-то, впервые за все время пребывания на Гриммо в этот день, позволила себе закатить глаза, достала палочку и легким пассом отправила лакомства на стол. — Прости, Гарри, — она развернулась к нему и развела руками, — и не стоит так переживать, это сильно влияет на твою способность сосредотачиваться на невербальной магии.

Гарри нахмурился и нервным жестом провел ладонью по волосам. Гермиона закусила губу, почувствовав, что сказала лишнее. Надо же, это так на нее присутствие Рона влияет? Или напряжение, скопившееся за неделю? Или все вместе? Гермиона вспомнила, как Гарри поддерживал ее в те тяжелые дни, когда Рон ушел от них в лесу Дин. Ушел. Бросил, черт побери, он их бросил!

— Прости, Гарри, — она устало вздохнула. — Я вижу, что ты всеми силами хочешь спасти погоду в своем доме, но нам с Рональдом, — она бросила уничтожающий взгляд на Рона, — пока лучше не находиться в одном помещении.
— Знаешь, Гермиона, ты накручиваешь, ради Гарри могла бы и…
— Могла бы что? — Гермиона вспылила, не дав Рону договорить. — Сесть рядом с тобой в обнимку и сделать вид, что ничего не было? Ну уж нет. Если ты хочешь решить нашу общую с тобой проблему, — она развернулась и, подбежав к дивану, рывком сдернула с него свой рюкзачок, — договорись со мной о встрече, — она пролетела мимо Рона и застыла рядом с Гарри на выходе в прихожую, — и мы поговорим с тобой и во всем разберемся. Только так. Гарри, еще раз прости. Увидимся позже, — Гермиона приобняла друга и легонько чмокнула его в щеку. — А сейчас мне очень надо домой.

Бладжером вылетев из дома, она, не оборачиваясь, аппарировала прямо с крыльца. Гермиона боялась, что в противном случае ее бы попытались удержать, помешать уйти, хотя умом понимала, что на самом деле они там все еще стоят огорошенные, переглядываются… а вот сейчас Рон наверняка пожал плечами и сказал что-то нибудь в духе: “ну это же Гермиона”, — а Гарри виновато улыбнулся и фирменным поттеровским жестом взъерошил волосы…

Гермиона опустилась на скамейку. Было сущим идиотизмом засветло аппарировать в Сент-Джеймс-парк, столь популярный среди маглов, но благодаря доведенной до автоматизма привычке перед перемещением накладывать на себя дезиллюминационные чары (о которых она не забыла даже несмотря на бурлящий внутри нее котел противоречивых эмоций), нарушения статута можно было не бояться. Впрочем, это не отменяло риска быть расщепленной об дерево, куст или случайного отдыхающего. Гермиона с досадой покачала головой и, склонившись над собственными коленками, закрыла голову руками и погрузила пальцы в непослушные кудри.

— Вам плохо, мисс?

Гермиона вздрогнула и выпрямилась. Неужели чары спали, и ее теперь все видят? Кажется, она действительно сильно нервничает, раз даже магия начала шалить. Гермиона повернулась в ту сторону, откуда прозвучал голос: за спинкой скамьи стоял мужчина. Незнакомец был довольно высоким, поэтому ей пришлось задрать голову, чтобы лучше разглядеть его лицо: рельефное, с крупными чертами и жесткими линиями. С него на Гермиону внимательно смотрели холодные светлые глаза.

— Со мной все в порядке, сэр, — с неожиданной для самой себя робостью ответила Гермиона и тут же мысленно обругала себя — надо же, испугалась какого-то магла.
— Хм, непохоже, — после короткой паузы констатировал мужчина и, стремительно обойдя скамейку, опустился на деревянное сиденье в одном футе от Гермионы.

Она почувствовала себя неуютно. Гермиону вовсе не привлекала перспектива общения с посторонним человеком, который, в отличие от нее, явно не испытывал дискомфорта от чужой компании. Напротив, он выглядел вполне вальяжно: вытянув ноги вперед, насколько это было возможно, мужчина с каким-то неестественным любопытством разглядывал носки собственной начищенной до блеска обуви, заложив большие пальцы рук в карманы брюк.

Решив, что больше не интересует этого странного магла, Гермиона подобралась, чтобы незаметно сбежать, но новый вопрос пригвоздил ее к месту:
— Спешите, мисс Грейнджер?

Руки Гермионы покрылись гусиной кожей. Человек, который знал, кто она, не мог быть маглом. Гермиона собрала волю в кулак и взглянула на мужчину — он по-прежнему изучал свою обувь с таким видом, словно на свете больше ничего не существовало.

— Мы с вами знакомы? — Гермиона постаралась вложить в своей вопрос максимум непринужденности.
Мужчина издал короткий смешок.
— Для того, чтобы знать, как вас зовут, вовсе не обязательно быть с вами знакомым, — он пронзительно посмотрел на нее, и Гермиона вновь почувствовала, как по телу побежали мурашки. — Только ленивый не знает, как выглядит Гермиона Грейнджер, знаменитая подружка Гарри Поттера.
— Вы не магл, — зачем-то вслух резюмировала Гермиона.
— Нет, — отрезал мужчина, продолжая без стеснения ее разглядывать.

Гермионе все больше и больше не нравился этот человек: в его холодном взгляде, голосе, повадках, в том, как он произнес имя Гарри и с каким циничным любопытством ее изучал, было что-то такое, от чего ей хотелось аппарировать на другой конец города, не вставая со скамейки. Кто он такой? Что ему надо? Почему на него не подействовали дезиллюминационные чары? И почему ей кажется, что все ее мысли перед ним как на ладони? Гермиона бросила остатки моральных сил на то, чтобы укрепить щиты вокруг своего сознания, и именно в этот момент незнакомец успокаивающе улыбнулся.

— Вы выглядите так, словно я собираюсь вас съесть.
— Я не в курсе ваших кулинарных предпочтений, но, честно говоря, сомневаюсь, что вы каннибал, — нервно парировала Гермиона и, решившись наконец на побег, поднялась на ноги.

Мужчина расхохотался, чем в очередной раз ввел ее в ступор. Гермиона стояла перед ним, не в силах развернуться и уйти — почему-то ей казалось важным дождаться, пока у мага закончится приступ веселья, чтобы… чтобы что? Задав этот вопрос, Гермиона разозлилась и мысленно приказала себе не терять достоинство.

— Всего доброго, — больше досадуя на себя, чем на незнакомца, бросила она, развернулась на пятках, и стремглав бросилась прочь.
— До встречи, мисс Грейнджер, — донесся из-за спины его голос, заставив Гермиону внутренне содрогнуться и ускорить шаг. Прокручивая в голове подробности странного разговора, она до самого возвращения домой гадала, каковы шансы, что последняя фраза, брошенная этим сомнительным типом, является чем-то еще, кроме как простой фигурой речи. А еще ей подумалось о том, что если бы Рон не вел себя, как идиот, ей не пришлось бы сейчас ощущать себя несостоявшейся жертвой серийного маньяка.



Холод каменного пола впивался в босые ноги и мешал сосредоточиться на таком же холодном, лишенном эмоций голосе, зовущем:

— Драко… Драко…

Драко медленно спускался в подземелье Малфой-мэнора, хватаясь дрожащими руками за сырые стены, плачущие ледяной влагой. Сырость проникала в нос, в рот, в легкие, пронизывала до костного мозга, в воздухе стоял запах плесени и чего-то еще, металлического. Кровь? Драко замотал головой и зажмурился. Он не хотел идти дальше, он знал, что там, под низкими каменными потолками его не ждет ничего хорошего, но какая-то неведомая сила влекла его вперед, неудержимо тянула за собой.

Драко наморщил нос. Это точно была кровь. Ее терпкий железистый аромат пробирался в ноздри, и сколько не зарывайся лицом в обильно надушенный батистовый платок, эффекта будет мало. Драко растерянно посмотрел на свои руки — а ведь у него-то и платка никакого не было, только рубашка на голое тело, едва прикрывающая бедра.

Под пяткой что-то хрустнуло. Кость. Чем ниже спускаешься в подземелья, тем больше костей попадается под ногами.

— Драко… Драко…

Он шел дальше и дальше, безропотно повинуясь зову. К безжизненно ровному, но таящему в себе безусловную угрозу голосу понемногу начали присоединяться другие — страдающие, умоляющие, плачущие. По телу Драко, и без того замерзшего, поползли отвратительные мурашки. Он узнавал эти голоса, он не хотел их слышать, не хотел видеть их хозяев, но ноги сами вели его все ближе и ближе к ним.

— Ты будешь наказан, Драко… Но сначала ты увидишь, как я наказываю других, — голос в голове Малфоя зазвучал громче, он стал выше, пронзительнее и страшнее.

Темный проход, освещаемый неверным светом заколдованных факелов, вел вдоль зарешеченных камер, отделенных друг от друга каменными перегородками. Они были не пусты. Из одной на него молчаливо смотрела бледная девушка с белыми волосами — алая кровь, стекающая по подбородку, резко контрастировала с ее обликом. Драко замотал головой — ее не должно быть здесь, откуда она взялась? И гоблина с осуждающим взглядом блестящих черных глаз тут быть не должно. А этот несчастный, изможденный старик с кровоподтеками на лице, что он делает в этом богом забытом месте?

Драко хотел было развернуться и убежать обратно, что есть сил, но неведомая сила держала его, сковав по рукам и ногам, и тащила, тащила вперед.

— Я ненавижу змей. Я ненавижу змей. Я ненавижу змей, — исступленный шепот женщины с сумасшедшим взглядом. Вцепившись побелевшими пальцами в металлические прутья, она судорожно хватала воздух.

Драко едва не закричал, увидев, что нижнюю часть ее тела крепко обвила гигантская змея, чьи зубы методично впивались в мягкую женскую плоть: в плечи, в грудь, в шею. Кровь текла ручьями, струясь по чешуйкам холоднокровной хищницы и влажно поблескивая на свету.

— Драко! Драко!.. — в мужчине со спутанными грязными волосами Малфой узнал своего отца. — Ты должен… — он цеплялся дрожащими руками за решетку и едва держался на ногах. — Ты должен восстановить… честь семьи… должен, слышишь? Делай все… что он скажет…
— Драко! Драко! Драко! — холодный высокий голос заполнил собой пространство, требуя, угрожая, призывая.
Драко застонал и сжал ладонями голову, словно это могло помочь ему избавиться от наваждения. В уши прибоем ударил шум крови, в сумасшедшем ритме перегоняемой по телу гулко стучащим сердцем, грудь сдавило железным обручем, перед глазами все поплыло. Драко падал на влажный холодный пол, усеянный останками крыс (крыс? или одной-единственной крысы, которая и крысой-то не была?), залитый кровью всех этих странных людей с измученными лицами.
— Драко… Драко! — в сознание впился истерический крик. Крик женщины.

Драко продолжал падать. Пол под ним исчез, земная кора расступилась, решетки и сырость темниц Малфой-мэнора остались где-то далеко вверху — а сам Драко летел в бесконечную жаркую тьму, сужающуюся до размеров кротового тоннеля. Ему было душно, нестерпимо душно, а в голове набатом отдавалось собственное имя.

— ДРАКО!

Он распахнул глаза и со свистом втянул ночной воздух. Сердце не унималось, его гулкие удары казались Драко такими громкими, что в первые мгновения после пробуждения он оказался не в состоянии различить какие-либо другие звуки — и это напугало его до ужаса. Делая глубокие судорожные вздохи, Драко шарил руками по кровати, чтобы убедиться, что он все еще здесь, в своей комнате, и под ним — мягкая шелковая простынь, а не ледяной каменный пол, усеянный трупами грызунов.

— Драко! — словно целая вечность прошла между завершением кошмарного сна и женским криком, но на деле — лишь пара секунд. Кричала мать.

Распознав в голосе Нарциссы панические нотки, Драко весь похолодел. Не раздумывая, он кубарем скатился с кровати, с трудом поднялся с ковра, на который упал, и на трясущихся ногах выбежал из комнаты. Случилось что-то ужасное — он ощущал это каждой клеточкой своего тела. А у распахнутой в родительские покои двери его догнало осознание: волшебная палочка осталась на прикроватной тумбе, и если на их семью кто-то напал, Драко так и погибнет — без оружия и в ночной рубашке. С его губ едва не сорвался истерический смешок.

— Драко, я ничего не понимаю, — Нарцисса, вся белая в тусклом свете ночника, замерла у постели и дрожащей рукой указывала на Люциуса, который рычащей тенью метался по покрывалу.
— Отец! — Драко кинулся к Люциусу и попытался обхватить его за плечи, но тот, зарычав, ловко вывернулся из сыновних объятий и ударился головой об изголовье кровати. Его белые волосы разметались по подушкам, из прокушенной губы сочилась кровь, светлые глаза заволокло жуткой пеленой.

Нарцисса истерически зарыдала, обхватив себя руками.

— Драко, я не знаю… к нему невозможно прикоснуться… — ее лицо было искажено страхом и страданием, словно часть боли, которую испытывал Люциус, передалась и ей.
— Как это случилось? — второпях бросил Драко, по-прежнему пытаясь ухватиться за отца. В его голове роились обрывки мыслей, никак не желавшие складываться во что-то цельное. Среди них выделялась одна — он оставил палочку у кровати, он бесполезен, он ничем не может помочь. Да даже если бы у него была палочка — что тут сделаешь? Если бы он понимал, что происходит...

И мать. Она редко паниковала, всегда знала, что делать, умела быстро и решительно действовать… когда дело касалось Драко. Если что-то происходило с Люциусом, Нарциссу охватывала паника, которая пригвождала ее к одному месту и не давала пошевельнуться. Заглянув в расширенные от ужаса глаза матери, Драко интуитивно осознал, что в эту минуту все зависит от него. Пусть номинально главой рода остается Люциус, фактически вся ответственность легла на него — на Драко. И это произошло не сейчас, а еще год назад, — в те самые дни, когда его отец ушел глубоко в себя, пораженный собственным падением. Текущий момент лишь проявил истинное положение дел со всей беспощадностью, и Драко только и оставалось думать о том, как не вовремя на него упало это бремя.

— Мама, как это случилось? — повторил Драко, придерживая стонущего и мечущегося по кровати отца.
— Люциус не мог заснуть… решил почитать корреспонденцию, навалившуюся за последние несколько дней… — она обогнула постель и подошла к прикроватному столику, на котором лежала груда писем — одни были распечатанными, другие все еще покоились в конвертах. — Вот они, эти письма… — Нарцисса протянула было руку к бумагам, но Драко бросился ей наперерез.
— Не трогай! — хрипло крикнул он. Картина в голове начала складываться, хотя еще и не оформилась в конкретную мысль. Драко бросил косой взгляд на столик и почувствовал, как в груди разливается замогильный холод. — Бери отца и аппарируй с ним в Мунго. Я догоню вас через десять минут.
— Но… — Нарцисса кинула беспомощный взгляд на Люциуса.
— Мама, не спорь, — мягко, но твердо произнес Драко. Он старался выглядеть уверенным, но изнутри его колотила дрожь. — Ты справишься, я тебя знаю.

Когда хлопок аппарации известил Драко о том, что мать с отцом благополучно отбыли в Мунго, он на подгибающихся ногах приблизился к прикроватному столику, стоявшему с той стороны, где обычно спал Люциус. Писем на нем было не так много, как Драко показалось в первое мгновение — от силы шесть-семь, и в основном от банка и поставщиков. Парочка счетов. Ничего подозрительного.

Секундой раньше, чем Драко осознал, что сейчас может произойти, у него перехватило дыхание. Он замер, словно животное, почуявшее хищника. Осторожно развернувшись вокруг своей оси, Драко внимательно огляделся. Взгляд его упал на пол, затем скользнул вверх по складкам наполовину сползшего с кровати одеяла и… да, вот оно. Измятое письмо, которое так легко не заметить в водоворотах шелка цвета слоновой кости. Заложив руки за спину, Драко осторожно подался вперед, всматриваясь. Света, исходящего от ночника, было маловато, но вполне достаточно для того, чтобы разглядеть короткое послание, начертанное на плотной бумаге:

— “У Министерства память коротка, но мы помним, кем ты был и кому служил”.