Глава I

Я не люблю его, но он добр ко мне.

Благодаря ему я сохранила рассудок в этом безумном мире. После войны, когда все начали радоваться и приходить в себя, когда поняли, что все уже закончилось, когда в больнице имени Святого Мунго стали появляться люди, страдающие от посттравматического синдрома, погрязшие в депрессии, и никто не знал, к кому обратиться или даже кому можно доверять, он был там именно ради меня.

Он держал меня за руку, когда начались ночные кошмары, и лицо Фреда появлялось перед закрытыми глазами, именно он смотрел с любовью и состраданием на то, как я ворочаюсь во сне, отчаянно пытаясь вытолкнуть фантомы погибших друзей и союзников из своего разума.

Я чувствовала, как его рука гладит мои намокшие от пота волосы, воспаленный лоб, но не могла вырваться из кошмарных видений. Если бы я слышала хотя бы отдаленно его голос, тягучий словно патока, когда он напевал, успокаивающий и дрожащий, обещавший, что все будет прекрасно: что Рон и Гарри живы и здоровы, а то, от чего я страдала, это просто перенапряжение, вызванное ужасами войны. Список можно продолжать бесконечно. Прошло три года с момента окончания войны, но кошмары все еще приходят, и он по-прежнему держит мою руку.




Она не любит меня, но меня это не волнует.

Она заставила меня увидеть, что значит быть человеком. С Лили я никогда не знал, что значит признаться в своих слабостях, или как выглядят глаза, горящие ненавистью и гневом. Я раньше никогда не думал, что прикосновение кожи к коже столь восхитительно. До нее все мои многочисленные свидания были бессмысленны, просто два тела, собирающиеся обменяться жидкостью. Теперь же, когда я скольжу в ней, чувствую, как бьется ее сердце, как она выгибается в моих руках. Ощущаю тепло ее тела и соленый вкус кожи, когда она дрожит под моими прикосновениями. Мягкие вздохи и дрожь, шепот ночью, когда два человека отдают друг другу все, что они могу отдать. На правой стороне ее бедра есть шелковистое пятно, которое, если его погладить, следка дрожит под пальцами. Эти мелочи заставляют любить ее. Все мое тело реагирует, когда она шепчет мое имя, находясь на краю. Моя грудь и яйца напрягаются одновременно, и я знаю, что через несколько мгновений кончу, находясь в ней.




Я не люблю его, но он добр ко мне.

Даже если я говорю глупости, он слушает, не перебивая. Он был первым, кого я увидела, придя в себя в Святом Мунго. Я получила сильный удар по голове и была без сознания около пяти дней. Целители не знали, было ли это из-за проклятья, комы или даже приходила ли я в себя, но он знал. Все те пять дней, пока я не открыла глаза и не увидела его, он провел возле моей кровати.

Он прощает мне все. Простил все, что мне пришлось сделать в пылу битвы. Простил Аваду, брошенную в Беллатрикс, когда та готовилась применить это же заклинание к Гарри. Сделав это сам, он понимает, насколько трудно смириться с уничтожением человеческой жизни. Понимает, что это может даже разрушить собственную хрупкую душу, потому и не допустил такого. Он крепко обнимал меня в тот первый день, что слезы наворачивались на глаза. Слезы обо всех жертвах, будь то друг или враг.




Она не любит меня, но меня это не волнует.


Она - самая умная женщина из всех, которых я когда-либо знал. Я люблю говорить с ней. Люблю слушать, как она рассказывает о происходящем в Министерстве Магии, это помогает отойти от всего произошедшего с нами обоими. Я слышал, что мистер Поттер и мистер Уизли высоко поднялись по карьерной лестнице в Министерстве Магии, но заботился о них точно так же, как и ранее.

У меня никогда не было лучшего друга или даже возможности задуматься об этом, но в ней есть что-то, вызывающее желание защитить от всех напастей. Когда я впервые понял это, то ужасно растерялся. Это произошло на поле боя. Ее палочка только завершила движение, пославшее смертельное проклятье на миссис Лестрейндж. Когда она увидела глаза мертвой женщины перед собой, то ее лицо застыло. Я был слишком далеко, чтобы предотвратить происходящее, но мое сердце чуть не остановилась при виде того, как ее детство умирает. Она рухнула на землю, придавленная куском кладки Хогвартса. Я услышал, как кто-то выкрикнул ее имя, и лишь спустя какое-то время понял, что оно вылетело из моих уст. Именно тогда я понял, что для меня она стала кем-то большим, чем просто невыносимый Всезнайкой. Понял, что просто обязан найти ее.





Я не люблю его, но он добр ко мне.

Гарри рассказал, что после того, как меня ранило, Он помчался ко мне и перенес в относительную безопасность Хогвартса.

Он закрыл меня в подземелье и вернулся к сражению, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Гарри никогда не простит его за все то, что он делал раньше, но сейчас Гарри достаточно вырос, чтобы уважать его любовь ко мне. Мне бы хотелось ответить взаимностью.

Он говорит, я заперла свои эмоции после сражения, чтобы больше не страдать, если кто-то умрет, и это нормально, со временем эмоции вернутся. Я бы хотела верить ему, ведь никто не заслуживает быть нелюбимым. После битвы он переехал ко мне, чтобы окружить заботой. Он сказал, что у меня не было никого, что бы мог сделать это, а только он обладал достаточным временем и практическими навыками, чтобы позаботиться обо мне.

Я верила в это примерно шесть месяцев, пока не стало очевидно, что он чувствовал ко мне нечто большее, и тогда я упала в его объятия. Оглядываясь назад, я предполагаю, что отчаянно пыталась чувствовать хоть что-нибудь, ну хоть что-нибудь.





Она не любит меня, но меня это не волнует.

Я знаю, что она заперла свои эмоции, но надеюсь, что со временем они выйдут на поверхность. И все же немного боюсь, что она поймет, что не любит меня и уйдет после этого. Но именно ее одну я попустил к себе так близко. Она знает меня от и до, и я бы не хотел потерять ее. Она говорит, что не покинет меня, чтобы не произошло, позаботится обо мне.

Я могу увидеть кончик ее языка, когда она пытается устроиться поудобнее напротив меня. Беременность не может быть физически удобной для всех, особенно для кого-то столь малого роста, как она. Я надеялся и боялся в глубине души, что она может в любой день и в любой час выпустить своих внутренних демонов.



Я не люблю его, но он добр ко мне.

Я помню тот день, когда впервые обнаружила, что беременна. Мне было плохо. Он всего лишь приподнял бровь, когда меня стошнило прямо перед ним, запачкав ковер его матери. Он взмахнул палочкой, убирая беспорядок, взглянул на меня и заключил в свои объятия, целуя в лоб. Я отпрянула. Он, крайне беспокоясь, сказал собираться в больницу имени Святого Мунго, чтобы проверить, что со мной, пока миазмы моей болезни все еще плавали вокруг него. Я так и сделала, решив узнать, что со мной. Спустя пару часов вернулась довольно удивленной.

Он сделал самую неожиданную вещь, когда услышал, что станет отцом: с криками пробежал несколько кругов по нашей небольшой гостиной, сгреб медвежьей хваткой в объятия и стал целовать, пока я не завизжала. Следующие девять месяцев с того дня были самыми спокойными за долгое время. Он делал все для меня. Даже старался быть сдержанным с Гарри и Роном, несмотря на свою нелюбовь к ним, когда мы отправились в Нору, рассказать всем новость.

Молли пришла в восторг. Так как Джинни погибла, я стала для нее приемной дочерью, а она для меня приемной матерью. Она была рада, что станет бабушкой. Даже не знаю, что чувствовала в тот момент. Рождение ребенка от человека, которого не любите, это немного пугающе. Я знаю, что никогда не оставлю его потому, что он добр ко мне, но все же хотела бы чувствовать хоть что-то вместо этого подавляющего спокойствия и легкого безразличия.

Не поймите меня неправильно, я забочусь о нем сильно, как и он, но это не то страстное, всепроникающее чувство. Я даже не чувствую что-либо к ребенку внутри себя. Я вижу, что он наблюдает за мной, пока сражаюсь с этой высокой спинкой того чудовища, что зовется стулом. Шутка ли, быть толстой. Я боюсь, что буду плохой мамой. Что делать, если я ничего не чувствую по отношению к нашему ребенку? Неужели я прохожу остальную часть своей жизни полностью безразличная ко всему вокруг? Прикосновение огня опаляет льдом.





Она не любит меня, но меня это не волнует.

Этим утром она стала рожать.



Я не люблю его, но он добр ко мне.

Черт, как мне больно!



Она не любит меня, но меня это не волнует.

О боги, ей так больно, а я ничего не могу сделать для нее. Упрямая, как и всегда, отказалась принимать какие-либо обезболивающие, хочет родить естественным путем. Я пытаюсь объяснить ей, что в волшебном мире принятие болеутоляющих естественно, но она просто рычит на меня и говорит некоторые маггловские слова, слишком откровенные, что понять их значение. Я не могу даже держать ее руку. Каждый раз, когда пытаюсь, она царапает меня ногтями. Наверное, это нарочно.



Я не люблю его, но он добр ко мне.

Мне тяжело дышать. Черт! Черт! Черт! О Боже, такое чувство, что разрывает пополам. Мне противно к нему прикасаться, но я ничего не могу с собой поделать. Больно! Мамочка!



Она не любит меня, но меня это не волнует.

Я — отец! Они обе сейчас спят: и мать, и дочь. Я чувствую безграничную подавляющую радость, смотря на это маленькое существо. Она просто прекрасная, настолько маленькая, но отлично сложенная, с темно-каштановыми волосиками и шоколадными глазами. Я не могу оторвать глаза от нее, мирно спящей в своей кроватке. Как мне сказали, роды были довольно быстрые. Всего пять часов от начала и до конца, что для первого ребенка неслыханно. Ну, это только доказывает, что наша дочь так же нетерпелива и упряма, как и ее мать. Я так сильно люблю их обоих.




Гермиона открыла глаза и поморщилась: от родов все болело. Она видела, как он нежно гладил голову дочери, шепча успокаивающие слова, и ощутила покой и любовь. От этой картины слезы сами потекли по лицу.

Северус услышал хныканье и посмотрел на нее. Она не спит, а сейчас плачет. Оставив дочь, быстро переместился к ней, взяв ее за руку.

— Что случилось? Тебе больно? — спросил он, нежно прикасаясь пальцами.

Гермиона взглянула в его черные глаза. Ее карие были наполнены слезами. Она знала это. Крепко держа его за руку одной рукой, осторожно протянула вторую, чтобы погладить его по лицу. Она глубоко вдохнула и улыбнулась.

— Северус, я люблю тебя.