Работы Ром с топором
Зарисовки для Дома из песка и тумана
========== Знакомство ==========
…Сколько себя помню, всегда был домовым. Ворчливым домовым, занудным и черствым. Дядька Лука говаривал, что толку из меня не выйдет, не возьмет Хозяйка, заклюет меня сестра ее совиной крови, ищи-свищи потом желтую косицу среди засохших елей в овраге. Я что-то бубнил в ответ и затевал драку с очередной кошкой – они у нас не задерживались. Однажды мне пригрозили, что отправят в фамильяры, мол, «с моими-то наклонностями мне там самое место», и я вспылил. Брякнул что-то злое и чуть было не применил эти самые наклонности самым дурным образом. Меня выгнали спать в хлев и где-то там, у теплого козьего бока, в канун страшного злого Йоля (Дядька Лука не жаловал наши суеверия) от страха, липкими пальцами схватившего мои голые ступни, я и рассыпал свой дар.
К утру я отрастил бороду и научился курить трубку. Вошел в дом с рассветом, сдавливая в руке остатки наклонностей, испортил молоко, заплел спящим братьям косички и засел за печкой. «Дура девка», - сказал Дядька, и тем дело кончилось.
…Дом меня признал сразу, а вот люди на кухне молча смотрели, как я заталкиваю только что порубленные дрова в очаг и снимаю наледь с мехового воротника.
- Ты кто такая? – спросил кто-то.
Я что-то буркнул в своей манере и пошел проверять свистящие углы. Песни они поют злые, колкие, не надобно тут таких. В Доме огонь петь должен, смех или разговор.
…А сестра Хозяйки совсем не злая. Если не попадаться ей на глаза по утрам, когда она пытается расплести тугие косички (зря старается, Дядька вышколил меня на совесть) и вытащить из волос щепочки и цветы земляники. Зато вечером всегда можно перекинуться кошкой, устроиться у ее ног и мурчать, мурчать, мурчать…
Январь 2017г.
========== Метла ==========
- Ну и Домовой, - сказала Душа. - Грязи развел немерено и не убрал.
- Домовые не должны убираться, - огрызнулся я, не вынимая трубки изо рта.
- Зачем же ты нам еще нужен тогда, батюшка? - тихо спросила Душа, и на кухне зазвенела посуда.
- Страху-то нагнала, - буркнул я и невольно съежился. - Имболк только что прошел, дай хотя бы отдохнуть.
Мы, домовые, всего лишь домашние духи, и власти над всем, что простирается за стенами да заборами родного дома, не имеем, а потому за хозяйство свое держимся крепко. Не приведи щур нас обидеть или выгнать, сживем и с места, и со свету. Но Душа, прославившаяся когда-то как Темный Дух, власть надо мною имела. Не такую, как Хозяйка, но с магией ее слов я был знаком не понаслышке. Я успел перекинуться в кошку до того, как меня швырнуло с кухонного табурета на пол.
- Знай свое место! - раздельно произнесла Душа, и каждое слово прозвучало ударом розги.
Я зашипел и спрятался в угол, поближе к печи.
- Уберешься здесь. Крыльцо подметешь и двор расчистишь, - велела Душа и добавила: - К ужину.
Когда она ушла, я выбрался из-за печи, перекинулся человеком и показал входному проему язык. Дом недовольно проскрипел половицами. "Дура девка, дура", - так и услышал я голос Дядьки и бросил взгляд на пол. Усовестился. Негоже все-таки Домовому по дому не помогать. Будто иначе думал, сидя между восемью братьями, похвалявшимися проказами? А ты все размышлял, что станешь другим Домовым. Каким? Да и куда ж такому Домовому-то идти?
Я приметил прислоненную к стене дряхлого вида метлу и протянул руку, но не тут-то было! Пальцы сомнулись на пустоте.
- Что это ты удумал? - раздался самый волшебный голос, который я когда-либо слышал за все свои весны.
- А чтоб тебя! - вырвалось у меня.
Метла отодвинулась подальше.
- Ты тоже далек от совершенства, - заметила она.
- Сюда иди.
- Что это ты задумал? Мной нельзя мести!
- Ах вот как? Нельзя, значит? - я откинул волосы со лба и прыгнул.
Метла попалась прыткая и быстрая, что норовистый конь. Я почти сразу сбросил обличье и устремился за ней неслышной и бестелесной тенью - иначе мне за ней было не угнаться.
- Хватит играться, ты, бесовское создание! - ревел я.
- Не трогай меня, я ценный артефакт! - вопила метла в ответ.
Дом смеялся так, что дребезжанье черепицы перекрывало наши крики и грохот утвари.
Когда я остановился, чтобы перевести дух, Метла отлетела поближе к входной двери, куда я ее упорно не пускал.
- Ну что, доволен? - спросила Метла.
Прутьев у нее поубавилось.
- Что же ты за метла-то такая, - проворчал я и резко переметнулся за ее черенок. - Попалась!
- Убери от меня свои грязные руки, ты...
- Что тут происходит? - прогремела Душа.
Я тут же спрятал Метлу за спину и огляделся.
- У... Уборка?
Душа покачала головой.
- Хозяйка с Домоправительницей обсуждают новый мир. Куролесь тише.
- Хорошо, - кивнул я.
- Кудесы твои уже прошли, а ты все никак не успокоишься, - заметила она.
- Ага.
Душа безмятежно улыбнулась и скрылась за дверью. Где-то за спиной облегченно выдохнула Метла.
- Хорошо, что Домоправительница этого не видела, - прошептал я ей, отходя на середину комнаты
- А что такое?
- У нее аллергия на пыль. И на грязь. И, кажется, еще на меня. Ну, будем знакомы, - я поклонился в пояс. - Домовой.
- Знаю-знаю, - Метла изящно взмахнула прутьями. - Видела тебя тут.
Я оглядел коридор и решил, что в кухню пока заглядывать не стоит. От греха подальше.
- Теперь тебя легче перестроить с краеугольного камня, чем убрать, - сказал я Дому.
Он расхохотался.
Когда мы с Метлой привели все в относительный порядок, я выволок ее на улицу к древней серебряной ели, чьи огромные лапы нависали над крохотной каменной лавкой, поставленной здесь еще в незапамятные времена, и, казалось, защищали ее. Метла упиралась и вопила о защитных рунах, но давала себя вести. Когда Ель оказалась в трех и одном шаге, я остановился, велел Метле молчать и обратился к дереву.
- Матушка-Ель, а Матушка-Ель. Не осерчай на дурака молодого за просьбу его. Имболк закончился, и ты, Матушка-Ель, сбросила свои ветки тонкие. Прошу у тебя, Матушка, подарить эти ветки мне. Не для себя прошу, а для друга, Метлы Волшебной.
Ель закряхтела, склонилась над нами, осыпала снегом. Страшно мне стало. Домовой в чистом поле не хозяин - добыча. Но потом заворочались лапы еловые, зашумела хвоя, и расступилась Ель перед нами. Я проворно нырнул внутрь и набрал у самых корней тонких крепких молодых веток. Потом прильнул к мощному стволу, поцеловал кору и, поблагодарив, выскочил обратно. С шумом и скрипом сомкнулись лапы за моей спиной.
- И зачем ты туда полез? - проворчала Метла, недовольно глядя на меня.
- Не осерчай, Метла! - рассмеялся я и бросил к ее прутья свое богатство. - Тебе сама Матушка лесов здешних пожаловала ветви со своих плеч.
***
Когда мы вернулись в дом, на кухне пекли блины. Домоправительница стояла у плиты и даже деревянная лопаточка выглядела в ее руке грозным клинком. Хозяйка окинула Метлу взглядом и, встав с лавки, достала из кармана зеленую ленту.
- Совсем другое дело, - заметила Домоправительница, через плечо бросив взгляд на приукрашенную Метлу. - А теперь - за стол. Мои блиночки-комочки уже осты... Куда? А руки мыть?
Февраль 2017г.
========== Чудовища и сказки ==========
Дом тосковал, и потому он позвал меня. Я явился на зов сразу же, с шелковистым мхом вместо ногтей и тридцатью и одной бусинами в спутанных волосах. Щели между изгибами полукруглой черепицы наощупь походили на перевернутую руну Перт, и запретная мысль, дремавшая в затылке, распустила свои змеиные кольца в груди. Я тряхнул головой, прогоняя ее, так настойчиво пылающую теперь где-то немного левее под ключицами и спросил приветливо:
- Случилось что?
Дом молчал.
Темен был этот вечер и тих. Туман вел своих седых коней – Храбангара, Ингрима и Фаро – шагом, и застывающий след его плаща заполонил Три дороги насколько хватало глаз. Горе страннику, не носящему при себе Райду, распустившуюся Альгиз или хотя бы строгую Гебо. Сойдет он с пути, нити перепутает путеводного клубка, и дыхание его обратится в новый колокольчик на сбруе тройки. Не спасет таких Хозяйка, не защитит Дом; не заполнить таким пустоты холодной в груди. Потому и зовут их подвешенными. Обречены они скитаться по глубоким ущельям да меж рогатых гор, где в самый жаркий летний полдень не тает снег. Силятся они перезвон своих душ все встретить, но не услыхать им его никогда…
Когда Дом прервал тяжелое, повисшее остывшей овсяной кашей молчание, уже не осталось во мне ни крошки печного тепла.
- Расскажи мне, - попросил он, вдруг поникая крышей, - расскажи мне что-нибудь.
И был его голос таким уставшим, таким надломленным, что пропала вся моя веселость. Испугался я, не замерз ли, не беспокоят ли его ручьи подземные. Может, утомили мы его шумным своим Имболком? Скрылись кеды в снегу, остром и пушистом, обожгла крыша босые ноги.
Бери. Бери мое тепло, мой свет забирай, питайся силой моей. Выпрямляй плечи, Дом, поднимайся с колен. Как же мне, Домовому…
- Глупая, - с усмешкой промолвил Дом, - скучно мне.
Я так и сел и обхватил руками колени. Скучно. Вот уж чему Дядька Лука не учил, так это, как обитель свою развлекать.
- Расскажи мне какую-нибудь историю, - повторил Дом, немного поводя стенами, будто кот, сворачивающийся в клубочек у теплой печки.
Я обернулся кошкой, - по своему обыкновению, толстой и пушистой, - сел и обнял хвостом лапы.
- Ну, слушай.
«В одной далекой стране в одной норе жил да был хоббит. Не копошились на стенах норы червяки или слизни, не грызли мебель жуки, в общем, была эта нора во всех отношениях чистой и уютной, самое настоящее жилище хоббита…»
- Я знаю эту историю, - протянул Дом. – Там гоблины, дракон и много золота.
- Ты не хочешь сказку о чудовищах?
- Я хочу сказку не о таких чудовищах.
Я чихнул и недовольно шлепнул хвостом по черепице.
«Как ни крути, у каждого есть своя история про Кордову. Например, соседка случайно нашла на чердаке старый фильм и больше не могла заснуть без света. Или молодой парень, который наткнулся на пиратскую запись «Ночью все птицы черны», отказывается говорить об этом, как будто это было самое страшное в его жизни…»
- Эту я недавно слышал. У нее финал как раз такой, какие я люблю. Знаешь, какую мне расскажи, - крыша снова затанцевала под моими лапами, - ту, где Щель-между-мирами.
- Что?
За все свои лета я ни разу не читала ни одной такой книги, не слышала ни анекдотов, ни баек, ни даже страшных сказок, из тех, что рассказывают у открытого костра.
- «В воздухе до тошноты пахло весной», - подсказал Дом, и с первым словом на мои плечи обрушилась гора. – «Неуравновешенная зима оставила после себя размокшую дорогу…»
- Нет, - мотнул я головой, - не надо.
- «…которую, то и дело оскальзываясь, превращали в болотистое месиво грубые сапоги странников, плотные ботинки рабочих и плохо скроенные башмаки бедняков. По обеим сторонам дороги выглядывала свежая трава цвета неспелого яблока вперемежку с полусгнившими осенними ростками. В один из таких дней на песчаном Пути, ведущем с гор в Долину Солнца и дальше, через леса, к устью полноводной Кадды, появились две невысокие фигуры»…
– Откуда ты знаешь это? - прервал я Дом с гневом в голосе.
Он же начал смеяться. Сначала совсем тихо, чуть потряхивая ставнями, потом все громче и громче, сотрясаясь до самого своего основания.
Не разбудил бы кого, подумал я, Хозяйка уже час как почивает, а сон Домоправительницы в эти дни священен: устала она, замоталась в далеких краях своих, где мир меняла.
- Ты думаешь, я не слышу все эти задумки, сны, песни, сожженные тексты и брошенные новеллы?
Я вспомнил крохотную библиотеку: пыльную комнату без окон и свеч. Там были табуреты, шкафы и тысячи – тысячи! – книг, новых и утерянных, волшебным образом умещающихся на полках. Вспомнил я и свою коллекцию книг, которые падали с полок, стоило мне только отвернуться.
Но потрепанные страницы, исписанные словами много-много зим назад, я не брал с собой, не принес их в сердце своем. Оставил где-то давным-давно как тень самого себя – подарил ли? забыл ли?
Дом, хитрый Дом, где ты услышал меня, как нашел? Или я был здесь, – когда? кем? – и ты подарил мне те восхитительные моменты, когда я безжалостно выворачивал миры наизнанку?
- Я стою у начала всех путей, - сказал Дом, и голос его был громким и самодовольным. – Я знаю каждую букву, которую выводят поэты и писатели, куда бы ни ступила их нога. Я видел тебя на множестве дорог, но еще ни одна не приводила тебя сюда.
Я скатился с крыши. Упал в снег на все четыре уже не лапы и только тут пришел в себя.
Он знал.
Он все видел.
- Все, что когда-то вышло из-под твоего пера, мне известно, - продолжал Дом, - но то, что так и осталось нерассказанным… Расскажи мне. Пожалуйста.
И какая-то внутренняя злоба заставила меня ответить ему.
- Она умерла, - глухим голосом пробормотал я. – Он умирала за него каждый проклятый раз, пока ее мир не призвал ее обратно. Пока все не стало так, как оно должно было быть.
- Мне жаль, - сказал Дом и умолк.
Я разыскал свои кеды, вошел в Дом и бросил их с грохотом в поленницу на кухне. Только заметив укоряющее движение Метлы, вспомнил, что все спят.
Пропела скрипучее приветствие лестница, тихо на пол легла крышка люка. Чердак встретил гнетущей тишиной.
Заветная шкатулка из серого дерева была на месте. Я провел пальцами по знакомым впадинам двух рун « Г », начертанных на разных языках, и откинул крышку.
Он не блестел.
Не шептал.
Я закрыл шкатулку и поставил обратно на стропила. Отвернулся.
«Расскажи мне что-нибудь».
Почему из всех моих историй, где я умирал, прощал, смеялся, оставлял частицы своего сердца, ты захотел услышать именно ту, где меня прокляли?
- Ты знаешь, у нее были волосы самого глупого цвета в моей жизни. Цвета запекшейся крови.
Дом согласился. Смешным посвистом в трубе, перезвоном посуды, дребезжанием стекла в чердачном окне.
- Ну а все-таки, - спрашивает он через некоторое время, когда я заглянула к Домоправительнице, чтобы накрыть ее одеялом и поправить подушки, - чем же все закончилось?
- Тссс, разбудишь... - я вышла в коридор и прикрыла за собой дверь.
«На краю фонтана последнего зала...»
Февраль 2017г.
========== Пустота и страх ==========
Меня прокляли боги. Прокляли задолго до того, как я научился связно думать и делать логические - судьбоносные - выводы. Дом мог мне только посочувствовать. А что он, впрочем, еще мог, если хандру, которой полагалось душить меня после Самайна, возница-ветер доставил только в Имболк, в довесок к весне. А ее саму доставил так рано, что уже который день я задаюсь вопросом, что же ты, февраль, делаешь? Ты посылаешь мне путанные, злые воспоминания из каких-то глухих закоулков памяти-без-дверей-с-окнами-нараспашку, морозишь костяшки ранним утром и совершенно не радуешь.
Словно предупреждаешь.
Словно подстерегаешь.
И я послушно боюсь.
Снов.
Тебя.
Всего.
Бегу от поздних рассветов и зимней темноты, не тороплюсь на- и всегда прихожу за-целую-вечность до-. Сплю-на-ходу, когда все бодры и полны сил, и не могу зевнуть, когда остальные сонно потягиваются.
Домашние притихли, словно всё знают и чувствуют. Хозяйка смотрит на меня тем-самым-все-будет-хорошо взглядом, Домоправительница не замечает рассыпанных крошек, а Метла не вспоминает про намеченный ремонт чердака. Я знаю, что у каждой из них свои я-тебя-понимаю-мысли, и каждая по-своему права, но все равно стараюсь не подавать вида, что все настолько плохо, насколько оно есть.
Зачеркнутых строк становится больше, чем не-зачеркнутых, горизонтальные линии мерещятся на каждом шагу. Я все больше боюсь, опять-боюсь, что вновь потеряюсь где-то между порогом и нулевым меридианом, растворюсь в долготах и широтах девяти-и-тьме миров, забуду, как поворачивается круглая дверная ручка, хотя когда я протягиваю к ней руку, она оказывается самой обычной, прямоугольной, прибитой к чердачному люку, двери сарая или любой другой. Я знаю, что это уже невозможно, но отчаянно пытаюсь забыть этот страх. Уж лучше хандрить и прислушиваться к этой я-хочу-нас пустоте, которой не суждено заполниться, поскольку этих "нас" никогда не будет.
Потому что если смежить веки вот-прямо-сейчас, уверенности в продирании глаз под утро-завтрак-дела не будет.
Потому что боязнь заснуть и открыть глаза не-где-нибудь гораздо сильнее.
Потому что страшно просто закрыть их.
Февраль 2017 г.
========== Как Домовой с Метлой демона вызывали ==========
И чем я думал?..
Где была моя головушка, дырявая как решето, когда я, громко топоча и хихикая, спускался по лестнице и на цыпочках пересекал коридор?
Хозяйка мирно пила вечерний чай в библиотеке под звуки патефона - она даже не подозревала, что кто-то может покуситься на спокойствие ее обители.
- Что ты там бурчишь? - донеслось с чердака. - Заходи давай!
Я постарался взять себя в руки и распахнул дверь. Та отворилась совершенно бесшумно, впуская живой свет в спящий полумрак комнаты. Решив, что пора нам с камином познакомиться, я сделал первый шаг. Камин не приблизился. Я обратился кошкой, вскочил на каминную полку и тот час же приметил на письменном столе большой человеческий череп. Распахнув зев, он прижимал неровную стопку каких-то листов. Я запрыгнул на столешницу и присмотрелся. Блеснул золотой зуб, и я недолго думая сунул лапу прямо в раскрытую пасть. Череп не упустил шанса и захлопнул ловушку. Метла потом говорила, что со стола меня смело, и когда я выпрямился, ей показалось, что несколько прядей в моих волосах поседели, но - только показалось. Череп заскакал, заклацал, засверкал злосчастным золотым зубом - надо думать, смеялся он от души и в полный голос, а вот мне было не до шуток.
- А ты что тут делаешь? - спросил я у Метлы.
- А ты куда запропастился? - напустилась она. - Свечи стащить - минутное дело, лентяй!..
Свечи были толстыми, низкими и оплывшими. В одной из них еще угадывались очертания женской одежды. Подумал я и немного испугался. Как знать, кого Хозяйка заживо сжигает?
На чердак забрались тихо и быстро, не забыв прикрыть дверь обобранной комнаты. Зажженные свечи отпустили наши тени танцевать на потолок и стены. Метла начала что-то нудно произносить на непонятном языке, и меня разморило. Проснулся от грозного слова и спросил, все ли с Метлой в порядке.
- Кровь нужна! - прошипела она в ответ.
- Какая еще кровь?
- Жертвенная, конечно!
Рассудив, что лучше пробегающего зайца жертвы поблизости не найти, я решительно распахнул окно и перекинул одну ногу через подоконник.
- Ой дура-а-к, - протянула Метла и объяснила: - Твоя нужна.
Я сразу заупирался, мол, моя не подходит. Метла поддакивала моим объяснениям и подливала медовухи в огонь. То есть, в меня. Что ей говорил, не помню, клянусь. Помню только, как сам прокалывал палец какой-то иглой и стряхивал капли в центр странной светящейся звезды. Потом что-то зашумело, Дом забеспокоился, мелко задрожал, и шагнул из портала кто-то не нашенский. В сланцах на босу ногу и полотенцем на лихих бедрах. Из баньки, значит, явился.
- Аргх! – прочистил горло или попытался грозно взвыть? – Чего вы хотите, Хозяева начал и концов?
- Каких таких концов? Справедливых или хэппи-эндов? – недовольно прищурился я и поправил на носу очки.
Демон на миг стушевался, но потом стянул с ног полотенце и, гордо размахивая им, как красным знаменем над Рейхстагом, начал что-то вещать о наказании и своей силе. Я закрыл глаза рукой, чтобы не видеть этого безобразия, и вспомнил любимую фразу одного старого друга:
- Вижу тебя как наяву!
Сказал и сам почувствовал, как медовухой потянуло. Демон признался, что является большим знатоком домашнего алкоголя, и пришлось Метле делиться. После очередного брудершафта я решил, что можно и повеселиться. Извлек из-за пазухи толстую колоду вечно холодных на ощупь карт и спросил:
- В гвинт играем?
Демон не играл, но кто его спрашивал? Научился он сразу, да так, что еще и меня пару раз оставил проигравшим. Метла позднее призналась, что гость из-оттуда отчаянно подглядывал и тянул карты из биты. Я не обиделся.
В сущности, демон оказался своим в доску. Уходя, он даже взял с собой бутыль медовухи, разрешил стереть пентаграмму, но просил еще приглашать в гости. Исчез в огромном облаке серы и дыма. Мы чуть не задохнулись и бросились проветривать чердак, пока Домоправительница безобразия не учуяла, да юных чернокнижников не раскрыла.
К моменту окончания уборки мы все-таки заскучали и позвали демона снова. Но он не пришел, сославшись на похмелье, зато твердо пообещал быть на следующей седмице и помочь с дальнейшим ремонтом. Честное пионерское.
...А внизу меня уже, оказывается, потеряли. Хозяйка звала на кухню посумерничать в тесном родном кругу. Кубарем скатился с лестницы, бухнулся на пол и едва успел прочесть заклинание отрезвления. Следом слетела благоухающая еловой хвоей Метла, тоже отрезвевшая.
Пронесло. Не попались.
Февраль 2017г.
========== Как Домовой с Метлой бамбук выселяли ==========
Сколько меня ни носило по разным закоулкам этого и прочих миров, но все, что я помнил о бамбуке, так это то, что в какой-то жестокой стране с его помощью проводили пытки. Где-то рядышком мелькало непонятное соотношение 14:1, но оно-то уж точно не могло нам помочь.
- Метла, а Метла, - протянул я. – Ты назад колдовать умеешь или мне за топором бежать?
Кажется, она тоже подумала о караулящей в гостиной Домоправительнице, а потому ответила:
- Никаких топоров. Справимся сами.
Я поглядел на пентаграмму, подавил желание стереть ее в пятый раз, чтобы перерисовать аккуратнее, но Метла уже подталкивала меня к лесу, где за зарослями на подоконнике стояли почти сгоревшие с прошлого раза свечи. Вдруг мой взгляд упал на шкатулку, ютящуюся в уголке. Я ухмыльнулся, обратился маленьким безухим котом (я не знаю, откуда пришла идея создать именно такое обличье) и запрыгнул на нее. Метла недоумевала.
- У меня идея, - объяснил я. – Демон не нужен.
- Опять хочешь на улицу выкинуть? – скептически фыркнула она. – Курить будешь?
Я закатил глаза и раздраженно ударил хвостом. Начали мы одновременно.
- Если ты задумал что-то гениальное…
- Раз уж ты меня разбудила…
- …знай, тебе это…
- …и заварила эту кашу…
- …только кажется гениальным.
- …дай мне… В смысле, кажется? – я состроил обиженную мордочку и отвернулся, продолжая раздраженно помахивать хвостом.
За него Метла и дернула.
- Ну не дуйся, - примирительно сказала она. – Что ты задумал?
- Я сам, - буркнул я. – Тебе надо выйти.
- Что?
Я повторил. На этот раз обиделась Метла. Обиделась совершенно обоснованно, но раскрывать кому-то тайну своей шкатулки я не хотел. Есть секреты, которыми не делятся.
- Я стесняюсь, - брякнул я свой последний аргумент и соврал: – В конце концов, это ненадолго. Минуты на две.
Метла смерила меня таким взглядом, что я чуть было не бросился ей в прутья с покаяниями и извинениями. Но обошлось. Не бросился, не дернулся, не отреагировал. Это подействовало, и Метла, резко сделав поворот оверштаг, скрылась на первом этаже, громыхнув чердачным люком.
Я спрыгнул на пол, сбросил личину и открыл шкатулку. Несколько невзрачных бусин перекатывались на подушке из перемешанных карт для гвинта. Я выбрал сине-белый угловатый шарик, зажал его в кулаке и чуть не выронил шкатулку – так сильно сердце ударило в ребра. Дважды ударило и снова затихло. Когда я разжал пальцы, ладонь оказалась пуста.
- Ну и ну, - сказал я себе, тряхнул волосами и направился к люку.
Я не представлял себе, какой вираж заложит Время на этот раз. Однажды я по неосторожности открыл непонятную синюю дверь с белой табличкой «PULL TO OPEN», а когда вернулся, обнаружил, что мои младшие братья выросли, а два старших уже нашли себе дома. Но утерянный дар не будет работать в той же мере, что и дар активный, чего уж там. Как бы он не отказал в переносе посторонних вещей такого рзмера.
Случайное открытие двери-не-сюда всегда давалось мне легче, чем целенаправленное действие на изменение реальности. Я уже и забыл, как это делается, однако люк поддался сразу же. Наверное, это помог Дом, подумал я и сразу же забыл, отряпнув от открывшегося проема. Огромная хищная морда, напугавшая меня, облизнулась и скрылась в густых зарослях. До земли было недалеко.
- Да, ребятки, это точно мир для вас, - протянул я и взялся за дело.
Вытряхивать корни из горшков не понадобилось – упрямые растения пробили глиняные стенки, так что переселял я их прямо так. Первый блин вышел блином на загляденье – бамбук сам выровнялся, растолкал чужеродных соседей, расправил веточки и зацвел. Я не стал любоваться на него – времени не было. Когда последний ствол скрылся в люке, я сразу же захлопнул крышку и упал на нее. Последние капли дара уходили медленно, и мне показалось, что я падаю в глубокий колодец и все жду, когда же будет удар о воду, но воды все нет и нет…
Подавив очередной порыв взвыть от скребущих на душе кошек, - не поэтому ли я предпочитаю превращаться в них? – я встал, отряхнулся и открыл люк.
Не знаю, что я ожидал увидеть, но увидел лишь недовольную Метлу.
- Три минуты четырнадцать секунд, - проворчала она и залетела внутрь. – Управился? Молодец. Теперь приступать и к покраске.
Я подобрал челюсть с пола и возмутился:
- Ты что, даже не признаешь, что хоть чуточку удивилась?
Метла многозначительно промолчала и указала на ведра с краской. Я вздохнул и закурил.
- Мне нужен отдых, - заявил я категорично. – Я устал, пока таскал горшки с этими баобабами.
- Отдых? – повторила Метла угрожающе.
- Ага.
- Умаялся, поди?
- Еще как?
Смутные подозрения овладели мной, и вовремя.
- Ну и гад же ты, Войка! – воскликнула Метла, глядя на белое пятно, расплывающееся на стене там, где секунду назад стоял я.
- Я-я-я? – протянул я таким тоном, будто меня обвиняют в уничтожении последнего в доме пирога, хотя я ничего такого не делал, и тоже схватился за ведро с краской.
После очередной непродолжительной погони мы заключили перемирие и присели в центре чердака. С потолка капала фиолетовая краска, хозяйкины свечи были перемазаны зеленой, как и половина стропил и крышка люка.
- Кажется, мы увлеклись, - спокойно заметила Метла и, окунув один прутик в белую лужу и нарисовала на полу человечка.
Я обратился в кота и окунул хвост в лужу фиолетовую. Около человечка появился дом. Художник из меня никакой, поэтому дом вышел не Домом, а какой-то кособокой хибаркой. Да, сказала Метла, такому человечку моя постройка не подходит. Я окунул хвост в краску снова и красочно и коротко написал, какая именно постройка этому человечку нужна. Метла чуть не захлебнулась от моей дерзости и предложила решить спор игрой в крестики-нолики.
Дом хохотал так, что с его крыши снег разлетался вместе с черепицей. Параллельно мы рисовали карикатуры, писали всякие непотребства, хихикали, пачкали друг друга краской, и в итоге игра закончилась со счетом 15:15 одновременно с окончанием свободного места.
Я решил, что показывать чердак Домоправительнице в таком состоянии никак нельзя и поделился этой мыслью с Метлой. Она согласилась и послала меня за каким-то универсальным зельем в погреб. Поход за ним я сопровождал ворчанием (по пути к погребу) и возмущением (по пути обратно).
- Я не могу позволить, чтобы такую драгоценную жидкость!.. – начал я, но осекся, увидев старого знакомого.
На этот раз демон был одет длинный пушистый халат. На его ногах красовались рогатые тапочки. Он внимательно изучал нашу с Метлой наскальную живопись и ухмылялся. Пару моментов даже записал в из ниоткуда взявшийся блокнот.
- Эх, ребятки, такую красоту стирать жалко, - вздохнул он по окончании экскурсии. – Но чего ради дружбы, - он покосился на бутыль, которую я судорожно стискивал в своих объятиях, - не сделаешь.
Миг – и краска вернулась со стен в надлежащие ведра. Еще несколько минут мы потратили на непродолжительную беседу: демон извинялся, что не смог побыть подольше, мол, у него «куча, просто целый котел дел», а мы согласно кивали и приглашали заглянуть снова. Я не без внутренней борьбы расстался с сосудом, и демон наконец ушел. Проветривать на этот раз не пришлось – Метла открыла окошко заранее.
- Жаль медовуху, - проворчал я.
- У меня еще есть, - утешила Метла и подтолкнула к ведрам.
Мы успешно избежали повторения холи (мне пришлось долго объяснять Метле, что это за фестиваль весны такой), и в результате чердак преобразился. Серый пол и стропила стали темно-коричневыми, потолок – зеленым, стены – белыми, а люк и подоконник с оконной рамой я лично покрасил в фиолетовый. Наложив заклинание сушки, мы с Метлой устало спустились на первый этаж, и я заснул прямо там – свернувшись калачиком за лестницей.
В конце концов, мы, домовые, зимой вообще спим. Это только я такой… недомовойный.
Февраль 2017г.
========== Дорога, по которой уходят ==========
…выспался.
Наконец-то выспался, и хотя путанные сны не омрачали мой покой, в груди поселилась тяжесть. Хотелось больше света, хотелось холода и тишины, но в теплой кухне время медом повисало и липло к волосам.
- Развеяться тебе надо, - заметил какой-то гость.
У него были светлые волосы и нездешний выговор. Совсем не здешний.
- Верно, - подхватила другая гостья с вишневой помадой на губах. Завернувшись в шаль совсем так, как это иногда делала Хозяйка, она раскачивалась на стуле. – Погуляй, поброди где-нибудь. Посмейся…
Мы были одни на этой маленькой кухне. Совсем одни. И только Дом чуть поскрипывал крышей в такт поющему снаружи ветру. Я не задался вопросом, почему эти люди дают мне советы, почему с ними не пьет чай Домоправительница, не пугает их Душа, не развлекает Метла. Седмицу я болтался между «быть» и «не быть» и совсем выпустил из рук все намеченные планы, сразу разлетевшиеся листами отрывного календаря.
Я распахнул окно. День оказался хмурым. Ветер дружелюбно взлохматил волосы и обжег пальцы брошенными на подоконник лепестками неведомого цветка: позвал с собой.
Была – не была.
Хлопнула ставня, захрустела под сапогом смерзшаяся грязь. Вспомнилось, как Хозяйка вздохнула на мою просьбу замостить обе дороги булыжником, третьей-то хорошая колея ни к чему.
«Этой дороге не нужен обтесанный камень, - сказала тогда Хозяйка. - Она слишком редко чувствует чей-то шаг. По Этой дороге не идут – по Ней возвращаются».
«Возвращаются, – повторил я. – К кому?»
«К нам, - улыбнулась она, но улыбка ее не была веселой, - и к себе».
«Значит, есть и Та, по которой уходят?»
«Есть, но о Ней мы не говорим».
Потом мне рассказали, что молчать в Доме о Той дороге стали еще больше, когда мой предшественник однажды вышел во двор проводить какого-то гостя, да и не вернулся.
Разумеется, если есть путь туда, должен быть и путь обратно, а значит бояться нечего, говорил я себе, однако, сидя на крыше Дома, все равно отводил взгляд. Нечего судьбу искушать зря, она не любит шуток, зато мстить горазда.
А ветер не давал мне заскучать. Он пел, и я подпевал ему. Он подталкивал в спину, насвистывал в уши музыку, и я танцевал вместе с ним.
С каждым шагом становилось теплее, но снег не хотел таять: он превращался в обледенелую грязь, кривился, цеплялся за ноги и ветви кустов, но таял, неумолимо, неотвратимо. На мгновение почудилось мне в луже чье-то отражение, но ветер взбаламутил водную поверхность и попытался, баловник, обрызгать. Я хохоча отскочил и бросился вперед, крикнув: «Догоняй» или что-то такое. Ветер догнал и закружил. Потом поставил на ноги и наконец дал мне увидеть себя: светловолосого, тощего, с непонятным цветом глаз.
- Не хорошо забывать старых друзей, - с укоризной произнес он.
- Тебя, белобрысый, забудешь! - Надо взлохматить ему прическу. Вот так. И за нос еще дернуть. – Очень по мне скучал?
- Ни капли! – соврал он.
Совсем не изменился.
Из ниоткуда появился трамвай с табличкой «432» и остановился у самых моих ног. Знака остановки на этой улице никогда не было, но разве этому чуду когда-то были важны такие мелочи?
- Не зевай! – меня снова подтолкнули в спину. – А то дверьми прищемит!
Когда мы устроились друг напротив друга (он по ходу движения, я - против), трамвай тронулся. Мы молчали. Все-таки как же это уютно - молчать вдвоем: каждый о своем, каждый о другом - и глядеть на проплывающий мимо пейзаж, даже на самый унылый.
Снаружи медленно тянулась грязная улица с низкими старыми кирпичными домами. Потом среди них появился один совсем уж маленький, приземистый с остроконечной крышей и неподвижным флюгером-котом. К стене дома была прислонена необычная метла с зеленой лентой на изящных прутьях. Они все отдалялись и отдалялись, а потом по очереди: сначала дом, затем метла и, наконец, флюгер, - скрылись вдали.
Март 2017г.
========== Проводник ==========
Кто-то вечно теряет ключи от квартиры. Кто-то забывает взять сменку или забежать в магазин за салфетками. Есть растеряши, ухитряющиеся прийти в гости с рюкзаком и уйти в чужой шапке. Есть и такие, кто теряет людей на пустых улицах и замкИ на перилах мостов. Но я не из таких, нет. Я всего лишь забыл, как меня зовут. Такая мелочь, а ведь не каждый ухитрится потерять. Ан нет. Я смог. По привычке пошарил по карманам, но нашел лишь несколько еловых иголок, фантик от какой-то непонятной конфеты и маленькую картонку с нарисованной на ней пугающей женщиной в колпаке и с огромными когтистыми пальцами. Кажется, это была игральная карта: в углу стояла цифра шесть, чуть ниже значки меча и шлема. Надпись гласила: «Пряха. Я чую твою боль, вижу страх…» Я хмыкнул, сунул карту обратно в карман и уставился на своего проводника.
Закон жанра – на любом пути всегда есть проводник, который поможет найти дорогу дальше, даст совет на будущее и обязательно положит грабли, чтобы ты в одиночку на них с разбега и прыгнул.
Макс сидел напротив и выбивал трубку. Я потянул носом – запах от табака показался знакомым. Пахло хвоей, кардамоном и лимоном.
- Что это было за странное место, откуда я тебя выловил? – спросил Макс.
- Мой дом? – отшутился я.
- Шуточки шутишь, - он постучал трубкой о пепельницу еще два раза и положил ее на столешницу ровно между нами. - Тоже мне, путешественник. Нельзя тебе в тот мир, дурашка. Очень уж крепко он в тебя вцепился. Я всю дорогу глаза отводил, прятал его тени. Видишь, что в итоге вышло? - Макс дернул подбородком вправо.
Я посмотрел через огромное окно кафе на улицу и не увидел ничего подозрительного. Снег как снег, фонари как фонари, люди как люди.
- Январь, дурашка, - объяснил Макс. – У тебя был такой крепкий якорь, что я забрал тебя из марта, а привез, чтобы запутать вселенную, в середину зимы.
- Зачем меня потребовалось вытаскивать? – я откинулся на спинку стула и начал раскачиваться. – Это было не первое мое приключение.
Он еще улыбался, когда начал говорить, но его меняющие цвет глаза были серьезными.
- Потому что, господин разгильдяй, из таких приключений не возвращаются.
Почему-то меня бросило в дрожь. Я точно знал, что из такого мира нельзя просто взять и уйти. Как и во время сотни своих путешествий, я помнил, что могу уйти обратно в любой момент, нужно просто взять в руки якорь и активировать его. Мой взгляд упал на трубку. Раньше на ее боку была Райдо, руна дорог и путей. Я сам ее когда-то вывел, и мои руки тогда дрожали от йольского мороза, а потому руна вышла неровной, похожей на соединение Соулу, покровительницы целеустремленных и отчаянных, и создающей препятствия Эйваз. Теперь от рисунка осталась лишь небольшая вмятина.
- Глупый Футарк, - вырвалось у меня. - Как ты меня увел?
- Ты ушел сам…
- Вот еще, - фыркнул я.
- …по дороге, с которой не возвращаются, - продолжил Макс, выдержав небольшую паузу, добавил: - По Той дороге.
«Врешь!» - чуть не крикнул я. Он явно меня разыгрывал. Это была не моя трубка, не мой якорь. Макс просто соскучился по мне и решил наказать таким образом. Он же равно беспощаден к друзьям и врагам. Но он просто не мог вырвать меня из реальности и оставить в январе, за два месяца до моего ухода. Мой мир будет искать меня в марте; я же за это время стану полноценной частью какой-нибудь другой реальности, и всевидящее око моего прежнего места жительства просто скользнет мимо, потому что я совсем не похож на только что сбежавшего жильца…
Так не бывает.
Нельзя настолько запутать временные и пространственные параллели: мироздание просто не позволит этого!
Один лишь факт опровергал мою теорию: Макс никогда не лгал.
Март 2017г.
========== Возвращение ==========
Трубка обжигала сквозь ткань кармана. Я не смотрел на длинные ряды полок, тянувшихся по стенам, на книжные стопки на кухонном столе и полу, отвернулся от томика Лавкрафта, приютившегося на краю ванной, раздраженно спихнул Джерома К. Джерома с дивана, на котором устроился с ногами. В этом доме книг было много, слишком много, и осознание действительного количества законченных историй легло на мои плечи позабытым грузом. Я побывал в большей их части.
Пока я рассказывал еще не улетучившиеся воспоминания, хозяин дома беспокойно ходил по комнате и что-то отщелкивал пальцами. В этом мире он съежился, упаковался в личину обычного человека. А кем он был на самом деле... Ветром? Звездой? Весной? Вселенной?
- Я действительно не хотел, - сказал Макс, когда я закончил. - Но поверь, я страшно перепугался, когда не получил от тебя никакой весточки в феврале.
Я знаю: на нем держится не один мир, и он не просто может, а должен иногда забывать о своих друзьях.
- Что толку? - я поплотнее закутался в плед. - В конце концов, я успел сделать там, кажется, все, что должен был. Попрощаться не успел, правда...
- Я помогу тебе найти новый дом, раз уж сам закрыл все пути в старый.
- Мне место под осинкой пригодится больше, - мрачно отшутился я и вдруг поднял - не шучу.
Что-то осталось в том мире. Что-то, без чего мне теперь невозможно жить. Макс тоже испугался, подскочил, отвоевал у пледа мое слабое тельце и обнял.
- Мир тебе ничего не сделает, пока ты в это веришь, - сказал он. - Ты уже не его часть, он потерял тебя.
- Действуют ли на тебя хоть какие-нибудь законы?
- Нет, - ухмыльнулось это чудо и расхохоталось.
Я тоже попытался улыбнуться.
- Тебе нужно развеяться, вспомнить, как ходить по мирам, - решил Макс и закружил меня по комнате.
- У меня нет больше дара, - напомнил я.
- Глупости! - заявили мне. - Ты с этим либо рождаешься, либо нет. Я, вон, Вершитель? Вершитель. Девятый том - страж? Страж. Ты не можешь этого потерять, - меня поставили на землю и побежали вдоль книг. - Я сейчас выберу тебе одну, сам убедишься!
Когда он сунул мне под нос "Золотой компас", я посмотрел на него, как на рехнувшегося: эту книгу я недолюбливал с детства.
- Загадка не в сюжете, - объяснил Макс, - куда большее зависит от ее названия. Тебе нужен компас - вот он!
- И ты говоришь мне об этом только сейчас? - я выхватил том у него из рук и раскрыл его.
- Чего я не предусмотрел? - спросил сам себя Макс спустя несколько секунд, когда ничего не произошло.
Я раздраженно захлопнул книгу и поставил ее на свободное место на ближайшей полке.
- Наверное, эта книга просто не подходит, - предположил я.
Макс снова начал ходить по комнате. Потом сел на пол, запустил обе руки в свои отросшие космы и замолк. Давая ему время подумать, я решил пройтись вдоль книжных полок. Но когда через два шага у меня вдруг подломились колени и я чуть не упал, вовремя схватившись за одну из полок, я понял, что все-таки умираю. Быстро или медленно - не знаю, и расплывчатые воспоминания были скорее симптомом, чем причиной. Я ведь тоже не человек, а значит Макс просто не может повлиять на меня. Есть вещи, которые ему не подвластны. Я же видел леди Теххи Шек, которой Макс оказался бессилен помочь. Должно произойти чудо, чтобы я не сгинул к имболку окончательно. Макс хотел обмануть вселенную, а обманул сам себя: мир меня не будет искать не потому, что потеряет мой след. А потому, что некого будет искать.
Я выпрямился и посмотрел на полку, за которую держался. Рядом с моей рукой стоял аккуратный томик без надписи на корешке. Я нерешительно протянул руку с книге и вытащил ее из тесного ряда соседок. На обложке красовалась витиеватая надпись "Льюис Кэролл". Я распахнул страницы наугад и увидел стол со скатертью и огромной грудой чашек. Откуда-то из-за этой горы виднелись заячие уши и большой зеленый цилиндр с красной лентой. С некоторой опаской я оглянулся на Макса, - он не сменил позы, - и сделал шаг.
Март 2017г.
========== Несуществующий ==========
Худшее, что могло со мной случиться по возвращении – это... э т о.
Только что же все крепко в руках держал, и даже ноги сухими были. Вышел затемно, вернулся засветло – так привычно и естественно, что не обратил внимание на зеленую окраску двери. Зато вспомнил, как разливать чай из безносого чайника по дырявым шляпам, хотя заяц все время отвлекал расспросами о неведомо как оказавшихся на моих ногах кедах. Это в январскую-то слякоть. А еще его очень интересовало, какой же ветер носил меня столько времени, что метель свернулась клубочком у меня на макушке и крепко заснула. Кажется, я смеялся, что ветер - это я сам, а метель, что метель...
Кажется, что-то ранило глаза до слез.
Кажется, солнце.
Погодите.
Заяц?
Откликаясь на каждый зов сотней седых начал, больно собирать себя по кусочкам обратно. Нестерпимо сложно выстраивать привычную посеревшую мозаику, чтобы днем позже стряхнуть подсохший паззл с полотна и слепить из него что-то подходящее для новой истории. Я терпел. Терпел все это время. Ждал. И стоило мне на секунду отвлечься от увлекательнейшего разговора с какой-то юной барышней, чтобы поднять крышечку из фарфора и проверить, как там себя чувствует Соня, как я самым постыдным образом и провалился. Ушел. Открыл глаза уже на набережной. Небо здесь было того самого оттенка, которого я никогда не…
Оно было бледно-оранжевым, как разведенный водой ранний мартовский закат. Паутинной водой, сверкающей и прозрачной, как лунный бриллиант. Мостовая отозвалась знакомой мелодией, и я впервые почувствовал себя лучше. Кажется, эту песенку я пел здесь, на этом самом мосту, и она так пришлась Ехо по душе, что он решил оставить ее при себе.
Привет тебе, столица Соединенного королевства!
Камру в «Обжоре» по-прежнему варили потрясающую, и Почтеннейший начальник меня по-прежнему не видел: о домовых здесь не слыхивали, а значит таких и не существовало. Я был случайным прохожим, осенним кленовым листком, случайно зацепившимся за волосы, отблеском фонаря и шагами за спиной; меня видели трещиной в стене, слышали песней волн Хурона, замечали качающимся пером на шляпе чужеземца. А еще я был ненаписанной книгой, которая стояла на пятой полке второго шкафа в комнате сэра Шурфа Лонли-Локли. Может быть, и не на пятой, - мне сгодится любой из тех ненаписанных романов, которые Макс с легкостью извлекал для своего друга. Сказано – сделано. Выходя из «Обжоры», я шепнул Джуффину что-то вроде «Привет Максу!». Пусть знает, что я в порядке.
Книга оказалась именно на пятой полке второго шкафа. Она называлась "Прочь". Как скажешь, Ехо. Прощай.
Март 2017г.
========== Я иду ==========
Так проходили страницы, книги. Минуло без году семьдесят глав. Я отзывалась на "ты!" и имя, которое мне не принадлежало. Ничуть. Ни капельки. Я запомнил, что сначала был Сильвио. За ним Ламберт и кто-то снова на С. Затем еще несколько людей, три собаки и попугай, который отзывался на Фредерику. В чьем-то крайне нелепом опусе мое имя из Миранды превратили в Миринду. За ней была Ребекка. А потом случился...
- ...иник!
И кто-то словно ухватил меня за полу плаща и дернул назад, да так, что я всплеснул руками и не удержался на ногах. На лету заметил, быстро-быстро вращающийся флюгер на крыше соседнего дома. Флюгер был сделан в виде тощего котяры. Разумеется, в виде кота, кто же еще сидел на его крыше, подумал я и упал навзничь. Из глаз посыпались искры.
- Дом! Ты как? В порядке?
Я смеялся и думал, что я... я... Я слышу тебя. Я иду.
Ветер был горьким. Я почувствовал это, как только сделал шаг. Горечь оседала на языке, засыпала глаза пылью, металась в хороводах сухой травы. Пахло тленом и дымом. И еще - кровью. Король-солнце с высоты своего трона освещал меня, стоящего посреди серого поля битвы. Ворона каркнула за спиной, я отмахнулся не глядя. Птица издала громкий крик и умолкла. Наверное, сгорела заживо - я не запомнил. Я помнил только белые волосы, и я начал искать их в этой серо-черной массе с яркими пятнами рваных мундиров.
Я был один.
...она выжгла все. Чем ближе я подходил, тем чернее становилась земля, тем меньше плоти засыхало на костях несчастных. Под сапогами хрустело. Я переступил чьи-то останки, отбросил ногой покореженную сталь и наконец увидел ее, хрупкую изломанную фигурку, все еще сжимающую в руке расплавившийся остов своего жезла. Я поднял разжал ее пальцы, смахнул сажу с лица.
- Онаисала, - позвал я.
Она не отозвалась. Я и не надеялся на это.
...лагерь встретил меня молчанием. Я шел мимо людей, не давая им взглянуть на завернутое в чужой изодранный плащ тело. Откуда-то выскочила Рысь и закричала, совсем как та ворона. Я положил тело на землю. Девочка откинула край плаща, обняла Онаисалу и зарыдала. Она целовала мертвую в глаза, лоб, волосы, заходилась, захлебывалась криком, и этот страшный звук эхом разносился по долине.
Ласточка. Моя Ласточка.
Я отвернулся и посмотрел на пустой императорский шатер. Полог едва заметно трепыхался на горьком ветру. С первым шагом на плечи легла гнетущая липкая тишина. Я сбросил ее с присущей мне злобой, тряхнул головой, сбрасывая пепел с волос, и больше не останавливался. Путь был открыт, и ничто не могло меня задержать, даже собственная забытая повесть.
Под моей рукой полог рассыпался белыми хлопьями по черной земле. Вопли Рыси перешли на какую-то странную звенящую ноту. Ветер - острый, горький, горный ветер, - толкнул в спину и зашелся недобрым хохотом. Мороз принялся кусать локти и шею и щипать за щеки. Соседний хребет было не разглядеть через разошедшуюся метель. Я оглянулся на звон и скорее угадал, нежели увидел, флюгер, вертящийся в диком танце. Перескочив старые ворчливые ступеньки, я громыхнул кедами о крыльцо. Просыпайся, Дом, хозяин вернулся. Дверь тут же отворилась, и я, юркнув внутрь, как можно громче захлопнул ее.
- Зима в начале апреля? Непорядок! - заявил я и отправился проверять печь.
Март-апрель 2017г.
========== Зеркало ==========
Со дня возвращения не решался посмотреть на себя в зеркало. Все боялся, что взглянет оттуда бельмоглазая Йонку - вестник седого горя - и утащит к себе в отражение. Страшен ее голос, и пальцы ее украшены массивными перстнями по одному на каждый круг ада. Только мизинец на правой руке и свободен - для детских клятв и прочих юных забав, ставших проклятиями. Шутит Йонку с полной луной, норовит повернуть ее обратной стороной к солнцу, чтобы разом покончить с магией светлой, противостоящей ее зеркалам и отражениям.
Дом шуршит в ответ на мою дрожь. Он чует мой страх, знает, не привык я еще к чердачному потолку, по которому он пустил белую роспись, видит, как боюсь я открывать по утрам глаза.
"Все пройдет, - говорит Дом. - Тают снега, бегут ручьи, а вслед за ними утечет и то, что было когда-то твоим прошлым".
Я не верю ему.
Апрель 2017г.
========== Не вернулся ==========
Дар не вернулся.
Бессонное полнолуние привычно растягивало минуты. Где-то голодные по весне волки выводили с рвущей сердце жалобой свою злую песнь, и от этих звуков меркли бледные звезды. Сгорбившись на замерзшем коньке крыши, я расставался с прошлым.
Косицы расплетались нехотя. Их в моей рыжей гриве было много: по одной на каждый путь, по одной на каждую историю. В каждой - по одной, по две, а то и по три крупные яркие бусины, равные по силе узелкам на память. Какую ни взвесь на ладони - будет тебе урок, встретишься с неразлучной троицей: горем, болью и заплатой на самом сокровенном уголке души. Теперь мне, ушедшему по Дороге без возврата и вернувшемуся по тропке нерассказанных судеб, все они были не нужны. Не нужен стал и флюгер, и серая шкатулка с вырезанной руной. Извилистым ручейком я ссыпал на конек бусину за бусиной, сжимал их в пальцах, задумчиво мял и сдувал с раскрытых ладоней в небо. Эти истории были закончены, их время ожидания истекло. Пусть летят себе на семи ветрах да девяти дождях туда, где ждут их бумага и перья с чернилами. А я... Я их забывал, обращал в осенние сновидения, в солнечные грезы, в предрассветные кошмары и в полуночные мечты. Слишком долго были они частью меня, чтобы я мог себе позволить жить с ними и дальше. Их время истекло, говорил себе я и продолжал развязывать нити, тянущиеся ко мне с тех сторон, куда и Ярило-солнце не может заглянуть. А может, думал я, дело в том, что я не вернулся. То есть, воротиться воротился, да не весь, вот и избавляюсь от уже не принадлежащего мне - как змея от старой кожи, как дерево по осени от листвы. Пришел новый месяц, а с ним и новый поворот Колеса Года. Почему бы не начать и новую жизнь?
В конце концов, зачем мне все эти якоря, коряги и камни? Я никогда туда не вернусь. Даже если б захотел, то не смог бы - шкатулка с остатками моего волшебства была пуста. Дар ушел.
Апрель 2017г.
========== Лествичник ==========
Дождь лил третий день кряду. Еще в начале седмицы казалось, вот она, весна, распускай пояса, встречай красную, - ан нет, обманулись мы. Спряталась, красная, сокрылась за высокими плотными облаками. Ждала ль кого? Шутила ли? Дни мелькали ярмарочным хороводом, и я оглянуться не успел, как открыл глаза на закате двенадцатого апреля.
Но к счастью, боль пришла не сразу. Я успел умыться, вычесать и заплести свои космы в жесткую косицу. Старая детская рубаха оказалась впору, словно за ночь я укоротился втрое, не меньше. Тем лучше, на Лествичник все Домовые принимают свой истинный облик, чтобы сменить старую шкуру. По правде, я надеялся, что в этом году мироздание проникнется ко мне жалостью и не погонит наружу перерождаться снова. Я и так слишком много раз умер за зиму.
Выскользнуть на улицу незамеченным оказалось легко. Шнурки кед поддались только на правой ноге: не успел взяться за левую, как спину пронзила жуткая боль, будто раздирали меня на части огромными раскаленными щипцами. Я задрал голову к потемневшему небу и поймал взглядом последний лучик солнца, замерший на ближайшем пике.
Был ли я готов к этому?
Вовсе нет.
Посреди крыльца остался одинокий черно-белый ботинок.
Апрель 2017г.
========== Лис ==========
Неделя началась настороженно. Кошкой я любил проводить вечера перед камином на чьих-нибудь коленях, великодушно принимая ласку с гордым видом невзятого замка. Теперь же, оглядывая свой длинный пушистый хвост, - человеческий облик мне поднадоел с тех самых пор, как один кед потерялся где-то в лесах, - я думал, найдется ли мне местечко перед огнем?
Хозяйкина сестра совиной крови была в хорошем расположении духа. Я подкрался к ней - когти едва слышно клацали по половицам, - и запрыгнул на софу. Возмущенный крик сотряс Дом, наверное, до самого его основания.
- Откуда здесь лиса?!
Я отскочил к лестнице и зарычал. Не мигая смотрела на меня Сова, и из ее черных глаз глядела бездна.
- Домовой, ты чего пугаешь так? - укоризненно спросила она наконец.
- Тяф, - отозвался я.
А что еще я мог сказать?
Потом было новое знакомство. Был долгий разговор на расстоянии, затем - ближе и теплее. Я щекотал перья Совы кончиком своего хвоста, она осторожно чесала меня за ушком. После заката я заснул, клубочком свернувшись под мягким совиным боком. Жизнь возвращалась на круги своя.
Апрель 2017г.
========== Кофе из прошлого ==========
На самом деле, когда прошлое ловит тебя за хвост и с возгласами "Гляди! Гляди! Ты помнишь? Помнишь?" показывает тебе старые фотоснимки, ты пристально всматриваешься в его лицо, но едва его узнаешь. Кто-то внутри замечает, что да, хорошие были деньки, но и ты был другим, хорошим, юным и бесконечно счастливым.
На таких встречах Хозяйка готовит сама. Это ее час, и время сыплется вместе с молотым кофе в турку. Ни крупинки сахара - молоко, изюм и кардамон. Она знает, какой напиток подходит для каждого гостя.
Прошлое что-то рассказывает, улыбается, смеется, вспоминает общих знакомых. Ты, разумеется, киваешь и тоже смеешься, не говоря, что на самом деле не помнишь ничего из этого. Прошлое отпускает, зовет заглядывать почаще, и ты, конечно, даже обнимаешь его на прощание, как старого друга. На самом деле, это, конечно, не ты.
Кофе горчит на нёбе.
Апрель 2017г.
========== Май ==========
После полудня Ярило-солнце выходит из облачного своего дома и щедро разбрасывает жаркое весеннее золото. Светило идет медленно, улыбается широко, в глазах его - двух изумрудах - живет звонкая весна. За ним следом по-над еловыми верхушками и горными грядами невидимыми стражниками скользят сырые горные ветра. Они приносят послеобеденный дождь, скуку и леность, запах лета и птичий весенний щебет. Я забираюсь на крышу и прыгаю - пытаюсь ухватить Солнце за пятки. Оно смеется, пляшет и зовет бора угомонить хулигана. Бора суров и силен, того гляди сдует в лес, но я держусь и нагло лаю ему в лицо. Тогда ветер набирает пригоршню дорожной пыли и песка, и я едва успеваю спрятаться за печной трубой. Довольный бора мчится вслед за солнцем, а я, побежденный, чихаю и грожу ему кулаком. Вот пойдешь завтра, уж я тебя!.. А завтра приходит Май.
Апрель 2017г.
========== Не ходи ==========
Май принес с собой флейту и с десяток незрелых бед. Кто к нему был готов, кто - нет? Молодою травой на перепутье порос позабытый след. Не ступай на него, если ждет за спиной гроза, не ступай на него, если меньшее выберешь зло. За такими, поверь, шагами прячутся тени злее диких собак и коварнее падших душ. Они ждут тебя: ты устанешь от их атак, ты сойдешь с перекрестка, с кирпичной дорожки, с ума; не гляди - не увидишь.
Замри.
Сама Полночь шагает следом и впереди. Ты стоишь на пригорке, и с твоего холма тебе видно - она хрома.
Ты слышишь горные ветры, чужие шторма, ты чувствуешь чьи-то пальцы в руке - не ходи. Не ступай на забытый поросший травой песок, не иди по следу, срывающем крик в полет, не ходи туда, где янтарный мед обрамляет тропу тесьмой. Не ходи, если твой путь прямой, если не ждут домой, если твой Дом не ждет.
Май 2017г.
========== Змеиный обрыв ==========
В двенадцати верстах от Дома в лесной чаще разверзся Змеиный обрыв. Не ходи туда, путник, не смотри в его черный зев. Страшны его берега, круты, заросли мхом на целый локоть.
Я не застал тех времен, когда текла в его светлых нежных ладонях река Нети. Не было воды чище и вкусней во всем подлунном мире. Сам Ярило, случись ему пройти мимо, присаживался отдохнуть на берегу и испить хрустальной влаги. Слава о волшебной реке разлеталась быстро, обростала слухами да сказками. Говорили, глубоко на дне спрятана волшебная шкатулка, жемчужные нити плавящая из речного песка. Говорили, оброненный пояс это богини: Зимы, Леды или даже самой Макошь. Говорили, Нети - это и не река вовсе, а проклятая себялюбивая дева, обреченная вечно смотреть на чужие отражения и не видеть собственного. Говорили, да ничего из того не было правдой.
И однажды прокляли Нети. Явился из-за морей колдун да и проклял, завистливый, драгоценную реку, любимицу-богов. В считанные дни она обмелела, запахла зловонно, черной стала ее волна. Берега ее осунулись, потеряли былой свет. Совсем скоро ушла Нети под землю, сгорела свечкой.
Со временем - много веков прошло - разъела болезнь землю, превратилось засохшее тонкое русло в глубокий черный овраг, и мох захватил отвесные берега. Недобрым стало то место. Отчаянием теперь пышет и злобой.
Не ходи туда, если еще способен различить свою кровь на вкус. Если путь освещаешь себе свечой, - потуши ее. Змеиный овраг жаден до чужого огня. Слышишь, путник? Поберегись.
Май 2017г.
========== Будни Домового ==========
Душа проводит теплые дни и прохладные ночи на подоконнике на кухне, поближе к кофе, гостям и любимому миндальному печенью, так что по вечерам скромная библиотека оказывается полностью в моем распоряжении. По вечерам - потому что с самого рассвета у меня столько забот, что все и не перечислить. Надо и гниль зимнюю прогнать, и каминную трубу почистить, и осмотреть да спугнуть ржавчину с дверных петель. А ведь остаются и треснувшие оконные рамы, и кракелюр на стенах, отсыреваюший подпол, карнизы, увитые паутиной точно виноградом, пыльные занавески, залежавшиеся книги... да что рассказывать: летом работа у Домовых всегда кипит; никогда не умолкает Домовой, все бурчит и нашептывает, колдует и прибирает.
Но всегда находится время, чтобы пробежаться по Дому и проверить, сладки ли сны гостей, не сбилась ли у кого простыня, не морщат ли устало лоб. Я прохожу сквозь стены, целую домочадцев в макушки, отгоняю кошмары их прошлого, зову в их сны солнце и звезды, сладости и тайны, поправляю сползшие одеяла и, бывает, немного шалю, пока никто не видит. Тихи ночи в Доме, незаметно пролетают дни. А лето все ближе и ближе...
Май 2017г.
========== Июнь в Доме ==========
Июнь пролетел незаметно, и меньше всего, конечно, в начале лета хотелось работать. Я все больше скучал, искал красоту в прохудившейся крыше и провалившейся ступеньке крыльца. Хозяйка отбыла по своим далекии делам на "одну, может быть, две седмицы". Я не хотел ее отпускать, прыгал у ног, пока она собиралась, гневно тяфкал и бежал следом, покуда она не обернулась и не взглянула тем-самым-взглядом. Она не знала, когда вернется, а я, глупый, все больше боялся, что она не вернется никогда. Душа с Домоправительницей тоже куда-то запропастились: это же так легко - потеряться в живом Доме, утратить чувство времени и выйти на кухню девять лет спустя. Но я, конечно же, знал, что все у них хорошо, просто я, невыносимое создание, все никак не могу поймать их в часы их бодрствования.
Только Метлу я и встречал. Она, казалось, никогда не отдыхала: все кружилась по Дому, увлеченная своим не то романтическим, не то литературным романом - она очень впечатлительная, наша Метла. Я тайком улыбался и как бы невзначай оставлял ключ от чердака на столике в гостиной.
В конце концов, у каждого своя весна, и никто не виноват в том, что она приходит летом.
Июнь 2017г.
========== Лето ==========
Я призываю лето на ваши головы. Пусть будет оно чистым и ярким, как снег с горных вершин, пусть солнце ласкает кожу своей рукой, обжигающей, колючей, но такой желанной. Пусть утренние птицы радуют слух своими одами хозяину неба, а лесные ягоды наливаются сладостью и цветом подобно сахарной глазури для тортов, чей рецепт хранится в тайне ото всех. Трава будет шелковой и густой – точь-в-точь персидский ковер, - так и зовущей ступить на нее босой ногой. А дождь – он обязательно будет, - звонкий, свежий, грибной, чтобы по осени можно было кузовками собирать и белые, и подосиновики, и лисички и многие другие. Пусть ветер будет нежным и прохладным, дарящим долгожданный отдых после жаркого солнечного наполненного трудами дня.
Я призываю счастье на ваши головы.
Да будет так.
Июль 2017г.
========== О Хозяйке ==========
Хозяйка сидит на кухне и смотрит в окно. За ним - тьма. Впрочем, что еще может там быть, если стекла, привезенные кем-то давным-давно из Зазеркалья, не умеют смотреть на улицу?
Хозяйка рассеянно водит пальцами по столу, считывая, как шрифт Брайля, многочисленные царапины, легшие замысловатым лабиринтом под ее руки, как ложатся под мои стопы чужие расхожие пути. Выбирая между хождением и созерцанием, я выбрал первое и, выходя за вновь ставшую чужой дверь, жалел об этом не единожды. Но стать богом, кукловодом, черт знает кем еще? - нет. Это не для меня.
Тьма клубится, бьется, как сердце, силясь разомкнуть стеклянную клетку. Я чую дрожание Дома, губительные запахи его подвала, и с моих губ едва не срывается: "Хозяйка, давай поговорим?", но Дом удерживает меня в коридоре и отнимает голос. Я прислушиваюсь к воцарившейся тишине и отступаю. Дом надежно хранит секреты. Прежде всего, от нас самих.
Июль 2017г.
========== Новолуние ==========
Новолуние в августе не знает жалости и спокойствия. Ночь наступает безлунная, беззаконная, она приводит с собой тёплый восточный ветер, который будоражит скот и сочные поля. Он несет в себе сомнение и неутолимую жажду, зовущую, тянущую под темное небо. Кудрявые березы клонятся до земли, расчесывают прошлогоднюю листву, оставляя в слежавшемся прелом ковре глубокие борозды, сочащиеся мертвой водой. Шелестят грозным гулом лесного прибоя скребущие небо сосны, склоняют разлапистые головы, подобно гибким осинам. Раскачиваются от самых мхов, объявших окостеневшие основания, грозят вырвать крепкие корни с мясом, открыть язву в живом земляном покрове. Кажется, вот-вот упадет одна, другая, третья, и поляжет лес бескрайней колючей шерстью исполинского зверя. Но крепки сосны, верна им сыра-земля. Только и слышишь, как сталкиваются стволы, царапают друг друга кроны, ломаются острые сучья, и в скорбном древесном скрипе чудятся человеческие голоса.
В такие ночи в Доме не спят, убирают половики, гасят огонь, чтобы не спугнуть неродившуюся луну. Ее саму встречают по одиночке, у распахнутых окон, босиком, открываясь неистовому ветру, чтобы он выдул все сомнения и невзгоды, накопившиеся за месяц. Если переживаний слишком много, ветер развешивает их вокруг Дома, и украшенные им деревья седеют к рассвету. В такие ночи в Доме становится по-настоящему страшно.
Август 2017г.
========== Снова дома ==========
Я почуяла Дом издалека. От леса пахло застоявшейся водой, грибами, хвоей, кое-где кислыми дикими яблоками, земляникой, но все больше - сумраком. Чем больше я углублялась в чащу, тем сильней чувствовался его сырой душок. Мрак – он хороший, послушный, добрый - вон как обвивает посох и все ластится к пальцам, подсказывает, где тропа понадежней, а куда лучше и вовсе не глядеть. Он прекрасный проводник, если с ним суметь сторговаться, а в забывшем тебя лесу мгла оборачивается лихой бедой, если не смертью. Этот лес меня забыл, и я сама в том виновата. Сейчас он взирал на меня с досадной враждебностью и голодом. Высоко выставлял корни, хватал за полу, изгибал тропу змейкой меж колючих кустов шиповника, шептал о блуждающих в его недрах чудовищах и болотных огнях. Я хмурилась, словно могла видеть их, сумрак отцеплял полы одежды, обнимал за плечи и подталкивал: вперед, вперед, осталось недолго. Вслед недовольно веяло остывающим полуденным зноем и гнилью.
Дом пах иначе. Он дышал теплым дымом, ручьем и тишиной, сплетал букет из лука, меда и кардамона. А еще он пах кофе, облепихой и солнечным затмением. Я остановилась на секунду, с улыбкой вдыхая знакомые ароматы, и мрак недовольно заворчал: ему не нравились низкие еловые ветки, готовые выколоть мне глаза. Я обошла ель, и тоненькая тропинка сама прыгнула под ноги. Повеяло теплом. Мрак, обрадовавшийся солнцу, начал рассказывать, что в двух шагах отсюда колодец, а возле него целое черничное царство. Потом подсказал удобный пенек на самой окраине леса. Я послушно села и сняла свои красные сапожки: пускай их наденет кто-нибудь другой, глядишь, ступит на один из моих удачливых ярких путей. К чему море богатств, если ими нельзя поделиться? Все равно мне, босой ушедшей в начале лета, следовало вернуться разутой.
С первым шагом во двор вернулся страх: обижен ли он? скучал ли? поворчит? поиграет? прогонит прочь? Я ведь всего лишь непутевый Домовой, бегала в кедах, с нечесаной гривой, вызывала на чердаке бесов, ела без устали и только и знала, что ворчать. И еще пропадала без вести. Уходила, не прощаясь, возвращалась, когда заблагорассудится, приносила с собой слезливый смрад и удушливое отчаяние. А теперь… Разве способна я буду радовать его и дальше, незрячая, с Мраком в фамильярах? Темный Домовой – то ли это, что ему нужно?
Да, сказал Дом.
Я подняла голову, но не смогла увидеть его. Мрак сгустился под моим плащом, обдавая босые ноги холодом, недовольно жмурясь. Я знала - кеды стояли на крыльце там же, где я и оставила их: с краю, слева от ступенек. Я подняла их и прижала к груди.
Я скучал, сказал Дом и открыл мне дверь.
Сентябрь 2017г.
========== Осеннее ==========
По последней осенней жаре празднуют паучьи свадьбы. Летят над осиротевшими полями прозрачные паутинки, присматривают местечко для молодых. А появится такая на перилах крыльца, так и беседу придется с новобрачными проводить, объяснять, что да как.
Печку подновить - тоже забота. Кирпичики подчистить и сложить, например, да не простой змейкой, а диковинным узором, чтобы некрашеная сторона, выходящая в гостиную, взгляды приковывала. А крашеная - тут тоже труда много. Выровнять, побелить да раскрасить - это не сказки рассказывать, тут талант нужен и рука нежная должна быть.
А брусника, которая в эти дни забирает у вскормившей ее земли лишнюю сладость, отчего сама раздувается и вкус приобретает ни горько-кислый, ни пряно-сладкий, а в самый раз? Кому ее собирать да заготавливать, как не мне?
Словом, не правы те, кто думает, что у Домового по осени время есть чаи на кухне гонять. Дел много, а вот времени мало. Простите, дорогие, но я побежала, мне еще черепицу перекладывать.
Сентябрь 2017г.
========== Травоведение ==========
К первым холодам луна наливается златом дополна, и золото это начинает литься через край переполненной чаши на землю, окрашивая березы и осины в осенние цвета. Осень неспешно ступает по следу лунного золота. Наливаются кровью рябины, дочерна темнеют гвозди черноплодки. Лунь-трава, растущая меж корней молодых дубков, в эту пору входит полную силу. Ее собирают ржавым серпом с левой руки и перекладывают толченой дубовой корой. Заваренная с молочаем, она дарит крепкий черный сон без сновидений.
Сентябрь 2017г.
========== Отважный Домовой ==========
Я редко выхожу. Из комнаты, к гостям, на простой слабый осенний свет, который я уже и не чувствую на коже. Я просто боюсь.
На самом деле я совсем не трус. Я боюсь всего только темноты, заноз, рыбьих костей, громкой музыки, раскалившихся сковородок, змей, догорающих свечек, скрипучих половиц, ржавчины, птичьих перьев, грома, острых краев бумаги, воя замерзшего ветра, манки, выстрелов, высоко подвешенных картин, булавок, паутины и зеркал. Зеркал я боюсь особенно и стараюсь смотреться в них как можно реже. Говорят, что в зазеркалье можно потерять свое отражение, но я не верю. Потому что разбуди меня - и я спросонок не смогу сказать, как я выгляжу. Это уже потом я соберу разбежавшиеся мысли в одну корзинку и начну наматывать на них волосы, надеясь, что те рано или поздно завьются. Так и хожу по утрам с бесформенной от подушки головой и пытаюсь понять, какое же у меня сегодня лицо. Метла любит в такие часы неожиданно вскакивать из-за угла и пугать меня до икоты. Зеркала иногда что-то недовольно бормочут, мол, совсем от рук отбилась. Я киваю, да, отбилась, сворачиваюсь на диване клубочком и представляю, что полдень - это полночь, а я - самый храбрый домовой на свете.
Октябрь 2017г.
========== Самайн ==========
Навья дочь выходит провожать лето с опозданием. Она ступает по ковру заливных лугов, и ноги ее тонут в густых травяных пучках. Роса на той траве выпадает мучнистая, и не уродится еще трижды три года богатый урожай на землях, чрез которые пролегает ее путь. Следом за Навьей дочерью летят голод и мор; верные слуги своей госпожи, они заглядывают во встречные деревни, и оставляют свое семя в каждой. Нескоро те дадут побеги, будут ждать первой крови, упавшей на еще спящую по весне землю, и тогда щедро посыплются жизни в заплечный мешок Смерти-странницы, только успевай подставлять.
Навьей дочери нет до этого дела. Она спешит по затягивающейся болотами дороге, и кажется ей, вот-вот догонит она лето. Только что толку? Давно убежало солнцеликое на другую сторону света, уже упали на тающие северные снега его золотые кудри, и не в силах Навья дочь повернуть время вспять. Так и идет она до самого горизонта, и тенью следует за ней призрак грядущего Самайна.
Октябрь 2017г.
========== Спасибо тебе, Дом ==========
Я оставил сотню следов у твоего порога. Я обходил тебя противосолонь, и мой рыжий хвост описывал круги по прошлогодней траве. Ты помнишь, я ограждал тебя от бед и прошлых ошибок, прятал чужие гостинцы и тени в приступах ревности, наивных и таких преданных.
Я прощал тебе твою дерзость за тишину, за спокойный сон без сновидений, за вкусный запах с кухни, за чердачный полумрак. Я охранял твой покой, я смешил тебя и развлекал. Я навевал твоим гостям сны о тех или иных мирах, которые видел сам и о которых слышал в чьем-то сердце. Мягкими когда-то кошачьими лапками я пробегал по постелям и поправлял одеяла спящим, устраивался на коленях дремлющих у камина и мурлыкал мотивы, принесенные перелетными птицами из далеких стран.
Я полюбил тебя, Дом.
Спасибо тебе.
Апрель 2017г.
