ГЛАВА 1

«Ай, то не пыль по лесной дороге стелется.
Ай, не ходи да беды не трогай, девица».
Мельница «Невеста полоза»


Боль растекалась по всему телу, заглушая все мысли и выталкивая сознание на второй план. Казалось, по венам струится не кровь, а расплавленное железо, медленно выжигающее жизненные силы. Каждый вдох вызывал судорожную конвульсию в мышцах, а желание пошевелить рукой или ногой превращалось в нестерпимую пытку. Но лежать неподвижно становилось все невыносимее, словно в любой момент плоть могла взорваться, разлетевшись на мелкие кусочки. Голова превратилась в сосредоточие самой страшной боли на свете, и оставалось только ждать, когда эти чувства либо лишат рассудка, либо вызовут столь желанную сейчас смерть. Но сколько бы ни проходило времени – ни того, ни другого не происходило, и это ожидание забирало последнюю надежду на хоть какое-нибудь избавление от невыносимых ощущений.
Но в какой-то миг все надежды на спасение сменились безразличием: страх за жизнь исчез, надежда, что все окажется кошмарным сном – тоже. Вместо этого пришла апатия, из-за которой и боль ощущалась не так остро. Можно было сделать чуть более глубокий вдох и даже выдохнуть воздух. В определенный момент даже почудилось, что охваченное холодным вихрем тело падает куда-то вниз. Это было всего лишь дуновение ветра, каким-то образом пробравшегося сквозь завесу беспамятства. Порыв развеивал забытье, оставляя свои следы на теле и заставляя содрогаться от щекочущего прикосновения к коже. Чтобы унять дрожь, пришлось сжать зубы, но это почти не помогло.
Уже через какое-то время холод пронизывал все тело насквозь, и от этого озноба не спасали ни тонкая материя, которая когда-то, по-видимому, была мантией, ни тепло собственных рук, обхватывающих тело.
– Мерлин мой, что же происходит? – сорвались с губ приглушенные слова.
Ответа, конечно же, не последовало, да он и не требовался – в любом случае, было понятно, что это конец всему. Первой мыслью было, что смерть сможет спасти от дальнейших мук, второй же – а что, если это все только ужасный сон? В последнее хотелось верить больше: как было бы хорошо открыть глаза и увидеть деревянный потолок своей комнаты, почувствовать на лице лучи солнца, льющиеся сквозь небольшое окно возле мягкой кровати, услышать шелест листьев и пение петуха на улице… Но сколько времени ни проходило, по-прежнему было холодно, сыро и неудобно.
Терзаться глупыми надеждами стало совершенно невыносимо, она открыла глаза. Медленно, чтобы привыкнуть к темноте и понять, что вокруг каменные стены и низкий потолок, и лишь в одном из углов находится узкая решетка, сквозь которую и проникают струи холодного ветра. Они были тихими и почти неосязаемыми, но при этом почему-то заставляли страдать и без того измученное тело.
Нельзя было шелохнуться, так как конечности все еще казались выкованными из металла, а каждая попытка пошевелиться причиняла дикую боль. Поэтому приходилось беспомощно лежать, раскинув руки и ноги, и отдаваться прояснившемуся разуму.
«Что это за ужасное место? Почему я здесь?» – это были первые разумные мысли, появившиеся в голове.
Но ответов ждать не приходилось – сейчас она едва понимала, кто такая, а от любой попытки что-то вспомнить вспыхивала нещадная головная боль. Глаза закрылись сами по себе, а дыхание участилось – то ли от осознания, что все-таки жива, то ли от страха неизвестности.
Воображение тут же стало само по себе вырисовывать детали недавнего прошлого, и больше не верилось, что когда-то жизнь могла казаться такой простой и яркой.

***

В небе нещадно палило солнце, проникая лучами в самые укромные уголки сада, хотя сейчас было всего лишь девять часов утра, пора, когда природа еще должна наслаждаться последними каплями прохлады. А вместо этого погода пророчила удушливую жару на протяжении всего дня, и от этого становилось только хуже. Взгляд девушки был устремлен в безоблачное небо, нависающее над Норой, а на большом холме, располагавшемся сразу за домом, желтело море опаленной солнцем травы. Кому-то все это могло показаться умиротворенной идиллией, очередным красочным днем летних каникул, а жара – лишь временным неудобством. Но так сложилось, что сейчас ей больше всего на свете хотелось выключить это слишком радостное солнце, которое словно насмехалось над ее мыслями, демонстрируя свою яркость и непринужденность.
Джиневра сидела на узком подоконнике своей комнаты и рассеянно рассматривала картину жаркого августовского утра, совершенно не обращая внимания на то, что ее тонкое льняное платье прилипло к разгоряченной коже. Она ненавидела жару, август и лето, а теперь еще и эти холмы, за которыми скрылось все то, что имело для нее смысл. Еще вчера она думала, что сама сможет исчезнуть, но теперь, когда осталась одна, как всегда в стороне, девушка чувствовала непреодолимую злость, смешанную с горьким разочарованием.
За несколько дней до свадьбы своего старшего брата Билла Джинни была уверена, что все произойдет именно так, как хотелось бы ей – она, наконец, сможет отбросить все маски и доказать, что она такая же гриффиндорка, как и ее друзья. Джиневра знала, что рано или поздно они должны уйти; еще в мае Гарри несколько раз упоминал об этом, и ей почему-то казалось, что если она вызовется им помочь, то все тут же примут ее в свою компанию. Однажды Гермиона даже намекнула, что из Джинни выйдет очень неплохой компаньон. Это было сказано вскользь, как бы между прочим, но после тех мимолетных слов в девочке загорелась новая надежда, что все будет не так уж и плохо. Она едва отошла от разрыва с Гарри, ей было трудно вспоминать обо всем, что происходило, но со временем Джинни вдруг поняла, что не все потерянно. Если она поймает нужный момент, успеет сбежать вслед за друзьями, то у них не будет возможности отправить ее домой. Вот тогда ей и удастся доказать, что она вовсе не та маленькая девочка, которая прячется за спиной матери и не в состоянии за себя постоять. А Гарри обязательно увидит, на что способна Джиневра Уизли, и не сможет к ней не вернуться. Но все это были лишь ненужные грезы шестнадцатилетней девчонки, которая еще не познала жизнь и хваталась за любую мечту, чтобы не чувствовать себя несчастной.
Почему-то в день свадьбы Билла и Флер все пошло наперекосяк. Джинни вот уже несколько дней не спускала глаз с Золотого Трио, постоянно перешептывающегося по углам. Они могли в любой момент исчезнуть, а Джинни оставалось лишь ухватиться за кого-то из них, и все было бы так, как нужно. Но когда во время торжества Гарри пришлось изменить внешность, Рон и Гермиона в очередной раз что-то не поделили и разошлись в разные стороны, у Джинни появились странные предчувствия. А потом стали происходить стремительные и непонятные события, за которыми невозможно было уследить. Сообщили об убийстве Руфуса Скримджера, появились Пожиратели Смерти, среди гостей началась паника… А когда все закончилось и семейство Уизли собралось в доме, стало понятно, что Гарри, Рон и Гермиона исчезли, как и планировали во время пребывания в Норе. Все это стало для Джинни настоящим ударом. Все посчитали, что она расстроена из-за того, что не успела попрощаться с Гарри, и оставили ее в покое, а девушка была этому только рада.
Тогда она закрылась в комнате, билась в истерике, рычала от злости и сбивала кулаки в кровь о дверной косяк. И винила она себя не в том, что не успела последовать за троицей, а в том, что тешила себя глупыми иллюзиями. Она заметила, насколько Гарри был холоден с ней в последние недели, видела его равнодушие и понимала, что Рон с Гермионой никогда бы не приняли ее в свою компанию как равную. Среди них Джинни всегда была лишней, даже в те несколько месяцев, когда они с Гарри были вместе. Ведь она всего лишь маленькая Уизли, которую нужно защищать и которая не может самостоятельно ступить и шага.
В ту ночь младшая Уизли убедилась, что ее «отношения» с Гарри не были настоящими. А самого счастья в природе не существует – оно придумано романтиками.
И вот наступило утро, а Джинни никак не могла прийти в себя, пытаясь понять, что же делать дальше. Было страшно, хоть она еще и не до конца осознавала нависшую над страной опасность. Ей казалось, что друзья вернутся через несколько часов, а спустя какое-то время они все вместе сядут в Хогвартс-Экспресс и поедут в школу. Она попыталась пресечь свои попытки оправдать друзей, остановить воображение, чтобы потом вновь не страдать от придуманных грез. А воображение, как назло, подбрасывало новые картинки: вот они на платформе 9 и ¾, Гарри помогает ей тащить чемодан, а сзади идут Рон с Гермионой, как всегда из-за чего-то переругиваясь, садятся в поезд… И когда старосты Гриффиндора уходят на обход вагонов, Джинни остается наедине с Поттером. И они просто сидят рядом, смотрят друг другу в глаза, держась за руки, и что-то бурно обсуждают – например, недавнюю победу Пушек Педдл в матче с Гарпиями. А в тот момент, когда Гарри, смущенно усмехнувшись, подсаживается ближе к ней, берет лицо в свои руки и что-то шепчет на ухо, двери купе открываются, и заходит Рон, краснея от возмущения столь фривольным поведением сестры и друга…
В какой-то миг эти видения начали медленно исчезать, тая, как прекрасный сон, прерванный утренним лучом. И Джинни вспомнились серьезное лицо Гарри и его приглушенный и слегка дрожащий голос, когда он говорил о том, что им лучше расстаться. Тогда юноша просто повернулся к ней спиной и ушел к Рону с Гермионой, ожидавшим его на одном из холмов.
Снова холмы! Джинни отвлеклась от этих глупых, никому не нужных воспоминаний и сосредоточилась на пейзаже за окном. Холмы, виднеющиеся из окна ее комнаты, вопреки всем ожиданиям оставались такими же, как и несколько минут назад. Разве что солнце стало еще ярче, а возле пышного куста чертополоха появилась насупленная курица. Джинни изо всех сил сжала руку в кулачок и стиснула зубы, но это не помогло – злости стало только больше. А так хотелось тоже жить, действовать, доказывать, что она чего-то стоит… Вот только как? Что могла сделать маленькая девчонка, которая видела не так уж мало, но до приключений, выпавших на долю троицы, ей было еще далеко.
Джинни в полубессознательном состоянии встала с подоконника, натянула на ноги поношенные босоножки и двинулась по направлению к двери, ведущей из комнаты. Внизу было непривычно тихо, что еще больше выбивало девушку из колеи – тишина давила на психику, а пустые комнаты только усиливали ее отчаяние. Конечно, следовало предполагать, что после свадьбы Билла в Норе людей станет меньше, но чтобы все казалось настолько пустым и чужим, Джинни не ожидала.
Во дворе тоже никого не оказалось, но, впрочем, девушка с этим быстро смирилась - ей сейчас совсем не хотелось сталкиваться с родителями и братьями, терпеть допросы о своем самочувствии и выслушивать глупые советы не вешать нос. Джинни ненавидела показывать, что с ней что-то происходит, но при этом все переживания можно было запросто прочесть по выражению ее лица. Именно поэтому в такие моменты младшей Уизли приходилось избегать встречи с родными.
Джиневра перевела взгляд на восток, где под палящим солнцем сгорали холмы, и решительно направилась в их сторону. Там, за ними, где заканчивался Оттери-Сент-Кечпол, тянулись бескрайние равнины, кое-где заросшие редкими плеядами деревьев и пурпурными кустами вереска. Там было высокое небо, не такое палящее солнце, а еще - иллюзия неуловимой свободы. Прежде Джинни бывала там довольно часто с братьями: они летали на метлах или затевали какие-то грандиозные игры. Но с тех пор, как вернулся Волдеморт, а по всей стране начали сновать отряды Пожирателей Смерти, на Нору был наложен защитный барьер, и больше нельзя было покидать ее территорию ради того, чтобы прогуляться по лугу.
Сейчас это мало волновало Джиневру. Дыхание её было прерывисто, шаги давались труднее, чем обычно, а на лбу и щеках Джинни выступили крупные капли пота, но девушка упорно шла вперед. Почему-то ей казалось, что где-то там, далеко, возможно, можно будет найти ответы на все вопросы и избавиться от чувства собственной ничтожности. Волшебная палочка, спрятанная за подкладкой платья, вселяла в девушку уверенность, а вездесущие воспоминания о вчерашнем дне только подогревали ее желание хотя бы на время исчезнуть из дома.
Джинни уже миновала последний холм, на который распространялись чары Доверия. Стараясь не думать о том, чего уже не вернуть, девушка сбежала вниз. Здесь все было другим – некошеная трава была почти по пояс, птицы пели громче, а воздух был пропитан сладкими запахами полевых цветов и трав. Как будто Джинни, наконец, удалось выбраться из длинного сна в реальный мир. Высокие деревья, росшие у подножия холмов, отбрасывали на них большие тени, а где-то вверху слышалось легкое перешептывание листвы. Это умиротворяло, и Джинни удалось немного расслабиться.
Еще в начале своего «путешествия» девушка потеряла счет времени. Сейчас существовали только травы, цветы, солнце и небо. А еще спокойствие, которое так невероятно сочеталось с ночными слезами и утренними терзаниями.
Девушка и не заметила, насколько далеко отошла от дома – холмы давно скрылись из виду, деревня тоже, а вокруг не было ни одной живой души (если, конечно, не считать насекомых и птиц). Джиневра поняла, что стоит в центре небольшой поляны, окруженной толстыми вековыми дубами и высокими ясенями. По-прежнему шелестел ветер, пели птицы и стрекотали кузнечики, но было в этом что-то странное. Несмотря на удушливую жару, Джинни почувствовала, как по ее спине прокатилась волна дрожи. Еще толком не понимая, что происходит, девушка потянулась за волшебной палочкой, поспешно оглядываясь по сторонам. Между деревьями виднелись только луга с высокими травами и голубое небо. Джинни снова обратила взгляд к поляне и только тогда поняла, что именно не так: трава под ногами была истоптанной, а цветы раздавлены, прижаты к земле, но, тем не менее, еще не успели завянуть. А это могло значить только то, что здесь кто-то был, причем совсем недавно, возможно, даже за несколько минут до прихода Джинни.
От этой мысли младшая Уизли вздрогнула, до боли стиснув в руке волшебную палочку.
«Спокойно, Джин, это всего лишь какие-нибудь дикие животные», – девушка попыталась взять себя в руки, но ее, как назло, только сильнее охватывала паника.
Какие животные могли быть в такой местности, кроме кроликов и грызунов, да еще и в такое время?
Наверное, сейчас самым разумным было бы развернуться и бежать без оглядки к Норе, под надежную защиту чар Доверия. Но страх полностью парализовал движения Джинни, лишая возможности что-либо предпринять. Девушка чувствовала, что что-то происходит или должно произойти, но не понимала, что делать дальше.
Джинни сделала всего один шаг в сторону дома, как вдруг ощутила легкое прикосновение чего-то твердого между лопатками. Гриффиндорка снова замерла, понимая, что далее ничего хорошего ждать не придется.
– И куда же маленькая Уизли так торопится? – прямо возле ее уха раздался высокий голос.
Затылок обдало горячим дыханием, а давление на спину усилилось. Джинни стояла неподвижно, боясь сделать вдох или моргнуть глазом. Но, тем не менее, ее рука по-прежнему сжимала волшебную палочку, а сердце стучало так, что во внезапно обрушившейся на поляну тишине можно было услышать каждый его удар.
Через несколько мгновений, которые показались Джиневре вечностью, снова раздался тот же голос:
– Я бы посоветовала тебе опустить волшебную палочку, девочка. Еще, не дай Мерлин, поранишься. Это ведь опасная игрушка, – слова были насыщены иронией, которую было просто невозможно не узнать.
Сразу же вспомнилось Министерство Магии, Отдел Тайн и истеричный смех Пожирательницы Смерти. От этого воспоминания у Джинни перехватило дыхание, а разум великодушно подсказал, в какой она плачевной ситуации.
– У меня нет желания повторять еще раз, малышка. В последний раз прошу тебя опустить волшебную палочку, – в голосе женщины появилась угроза.
И это словно послужило для Джинни толчком к следующим действиям: неожиданно даже для себя самой, резко развернувшись, она вскинула волшебную палочку. Ей хватило всего нескольких мгновений, чтобы рассмотреть высокую женщину и запомнить каждую деталь ее внешности. Гриву черных волос, блестящие от возбуждения глаза, безумную улыбку на тонких губах, едва заметный короткий шрам на виске, острые ярко-красные ногти на пальцах, сжимающих волшебную палочку. Само присутствие Беллатрикс Лестрейндж на поляне, пожалуй, могло быть равносильным появлению Лорда Волдеморта, и это никак не придало Джинни храбрости.
Но, что бы ни происходило, сейчас было время не думать, а действовать, хоть действовать против Беллатрикс Лестрейндж и казалось полным безумием. Но разве Джинни когда-нибудь раздумывала над своими действиями?
Ее палочка была направлена прямо в лицо Пожирательницы Смерти точно так же, как и палочка Беллатрикс в лицо Джинни. Обе волшебницы смотрели друг другу в глаза, затаив дыхание. Джинни перебирала в голове боевые заклинания, которым учил ее Гарри на занятиях Армии Дамблдора.
«Главное, – звучал в голове его голос, – нужно подобрать момент, когда противник не будет ждать нападения…»
– Экспелиармус!
– Ступефай!
Заклинания прозвучали одновременно, два потока магии встретились в воздухе, но волшебницы успели отскочить в стороны, практически не пострадав. Джинни пошатнулась, чувствуя, что тело стало значительно слабее, а Беллатрикс силой удержала в руке волшебную палочку, и при этом улыбка на ее лице сменилась гримасой звериной ярости. Это заставило Джинни сжаться от ужаса – девушка понимала, что в таком состоянии Лестрейндж еще более опасна, чем обычно. Промедления хватило для того, чтобы Пожирательница Смерти пришла в себя и выкрикнула еще одно заклинание. Вот тогда уже Джинни не устояла на ногах, свалившись на землю, больно ударившись бедром и выронив из руки волшебную палочку. И пока Джиневра отчаянно тянулась за своим единственным оружием, Беллатрикс устремилась к девушке.
Волшебная палочка лежала всего в нескольких дюймах от гриффиндорки, но вытянутая рука нестерпимо болела, порезанное о траву лицо саднило, дыхание сбивалось. И как только пальцы Джинни все-таки смогли нащупать гладкое дерево, рука с яркими ногтями подхватила палочку младшей Уизли. Девушка в отчаянии застонала, уже не в состоянии даже кричать. Лестрейндж же захохотала еще громче, наблюдая за тем, как гриффиндорка пытается подняться с земли.
Тело Джинни совершенно не вовремя налилось свинцом, а перед глазами все поплыло, как в тумане.
«Только бы не упасть в обморок, только не закрывать глаза…» – думала Джинни.
Девушке пришлось до крови прикусить губу, чтобы не потерять сознание. Сдерживая стон, она попыталась хотя бы встать на колени, хоть в этом уже, наверное, не было никакого смысла. Где-то позади нее раздался какой-то шорох, потом громкий крик, но Джинни не увидела, как с двух сторон в нее полетело два луча — лишь в теле внезапно вспыхнула резкая боль, перед глазами на миг показалось улыбающееся лицо Беллатрикс Лестрейндж, которое, впрочем, очень скоро сменилось всепоглощающей темнотой.

***

Это было последнее, что помнила Джинни. А потом – бесконечный мрак и невыносимая боль в каждой клеточке тела. Но теперь, по крайней мере, она вспомнила, по какой причине оказалась в этом страшном месте и откуда взялись эти ужасные ощущения. Вместе воспоминаниями на девушку сразу же нахлынули страх, отчаяние, злость на саму себя из-за собственной глупости, ненависть к Пожирателям Смерти и к этому подвалу.
Девушка почувствовала, как на глазах выступают слезы, и глубоко вдохнула воздух, надеясь, что это поможет сдержать рыдания. Но нет, это только помогло им вырваться наружу – Джинни прижала ладони ко рту, чтобы хоть как-то заглушить всхлипы.
Совсем не верилось в то, что происходит, и больше всего хотелось снова проснуться у себя дома, пусть без Гарри, пусть с грузом на душе, но свободной. Однако каждый раз, когда девушка открывала глаза, видела тесное помещение с узким решетчатым окном под потолком и сгустки темноты в углах. Джинни попыталась встать на ноги, но тут же вскрикнула от боли – кажется, у нее была сломана лодыжка. Попыталась подползти к окошку, встать хотя бы на одну здоровую ногу, но тело не желало ее слушаться, и волшебница безвольно упала на каменный пол, сильно ударившись ребрами.
Делать что-то больше не было смысла. Она просто сжалась в углу, уткнулась лицом в колени, глотая слезы и пытаясь убедить себя, что она скоро проснется и все будет так, как бы ей хотелось.
– Почему, почему я такая дура? – шептала девушка, но вдруг резко замолчала.
Со стороны небольшой кованой двери послышались шаги и приглушенные голоса. Это заставило Джинни мгновенно напрячься и поднять голову. А когда раздался скрежещущий звук отодвигаемого засова, гриффиндорка просто закрыла глаза, как маленькая девочка, стараясь отгородится от всего, что происходит вокруг нее.

ГЛАВА 2

«Над поляною хмарь,
Там змеиный ждет царь,
За него ты просватана…»

В знойные дни всегда складывается впечатление, что время не просто замедляет свой ход, а вовсе останавливается. Воздух раскаляется до предела и от этого кажется слишком густым. Каждый вдох дается с трудом, от чего начинает кружиться голова. Когда лучи солнца опаляют и без того сухую землю, повсюду вдруг разливается тяжелая, давящая тишина. Стихает привычное пение птиц, не слышится шелест листвы, и только изредка это молчание нарушает монотонное жужжание пчел. Но как только оно стихает и на голову вновь обрушивается тишина, хочется кричать от странного щемящего чувства, что что-то идет не так.

И Лорд Волдеморт пребывал не в самом благоприятном расположении духа не только из-за причуд погоды, хотя, что скрывать, зной вызывал в нем нарастающее раздражение, которое в любой момент могло сломать все границы его сдержанности.

Раскаленный воздух, слепящие лучи солнца и невозможность сосредоточиться на собственных мыслях порядком действовали на нервы и вызывали желание выместить на ком-нибудь или на чём-нибудь свою злость. В последнее время эта потребность возникала у Темного Лорда все чаще, но разум подсказывал, что не стоит поддаваться столь глупым и бессмысленным эмоциям. Поэтому приходилось держать себя в руках и мерить шагами роскошно обставленный кабинет, стараясь выровнять сбившееся дыхание и все-таки успокоиться. Все попытки унять себя не увенчивались успехом — палящий зной, с которым не могли справиться даже наложенные охлаждающие чары, достиг своего предела.

Впрочем, нынешнее состояние Темного Лорда было объяснимо: буквально прошлым вечером его верные Пожиратели Смерти снова упустили Поттера, позволив мальчишке сбежать из-под самого носа. Конечно же, Волдеморт не преминул наказать их. Это помогло волшебнику хоть немного выплеснуть свой гнев, однако сейчас он уже не получал от пыток того удовольствия и чувства безграничной власти, как было когда-то. Теперь применение Непростительных проклятий на своих поданных было, скорей, привычкой или традицией, показательным действом для остальных Пожирателей Смерти, но больше никак не отражалось на самолюбии темного мага. Именно по этой причине утро для него началось на такой же гневной ноте, как и закончилась ночь.

В какой-то момент Темный Лорд внезапно остановился, поняв, что метания по помещению не имеют никакого смысла. Он медленно опустился в ближайшее кресло и поднес руки к вискам. В голове нарастала ноющая боль, словно от недосыпания или слишком большого количества выпитого огневиски, но сейчас причиной подобного состояния были явно не алкоголь или утомленный бессонной ночью организм. Конечно, такие явления, как ужасная жара и раздражение, не должны были влиять на ясность и трезвость мышления Волдеморта, однако сегодня все казалось странным: то ли уверенность, что что-то произойдет, то ли наоборот — ненавистное спокойствие и крах всех попыток что-то изменить.

Довольно неприятные раздумья Темного Лорда были прерваны громким стуком в дверь, которому он в какой-то степени удивился: никто не смеет тревожить Волдеморта, когда он находится не в самом благоприятном расположении духа, в каком был и сейчас. Стук раздался снова — на этот раз более настойчивый. На лице Темного Лорда на несколько мгновений даже появилась кривая усмешка — ему было довольно интересно увидеть того самоубийцу, который решился прийти к нему в столь неподходящее время. Но в то же время невозможно было игнорировать такого настырного посетителя, тем более что в любой момент могло произойти что-нибудь крайне важное.

Волдеморт слегка повел рукой, и замок на двери щелкнул, а это означало, что волшебник разрешил войти. Несмотря на то, что сидел спиной к двери, он сразу же понял, кто посмел явиться столь бесцеремонно в кабинет. По воздуху разлился едва различимый сладкий аромат духов, послышались легкое шуршание ткани и тихие шаги. Только Беллатрикс Лестрейндж могла быть такой непринужденной в присутствии Темного Лорда. Пусть ее и считали сумасшедшей, пусть каждый ее жест и выражал безграничную преданность своему господину, но при этом сам Волдеморт не видел в ведьме ни капли страха, который испытывали другие Пожиратели Смерти. Это одновременно настораживало и располагало, хотя последнее подавлялось и пряталось в глубины сознания.

— Милорд, — резкий голос Беллатрикс нарушил тишину.

Ведьма слегка склонила голову перед своим повелителем, словно не решаясь, кланяться еще ниже или нет. Темный волшебник внимательно оглядел Беллатрикс с головы до ног. По выражению ее лица и возбужденному взгляду можно было предположить, что произошло что-то важное или, по крайней мере, Белла думает, что у нее для Волдеморта важное известие. Темный Лорд же ее нетерпения не разделял, напротив, подобное появление вызвало в нем лишь раздражение.

— Что ты здесь делаешь, Белла? Разве ты сейчас не должна быть в Оттери-Сент-Кечполе? Или ты считаешь, что имеешь право нарушить приказ и прервать наблюдение за штабом противника, явившись сюда, зная, что будет с тем, кто пренебрег моим указанием? — Темный Лорд говорил спокойным, отстраненным голосом, но любой, кто услышал бы его слова, смог бы различить в них скрытую угрозу.

На лице Беллатрикс не дернулась ни одна мышца. Она только слегка приподняла голову, а на губах промелькнула лукавая усмешка.

— Прошу вас простить меня, — произнесла она. — Если бы ситуация не была столь важной, я бы не покинула свой пост, но… Я попросила Фенрира заменить меня, но думаю, что наблюдения за Норой больше не нужны. И то, что я хочу вам показать, непременно должно заинтересовать вас, Милорд.

Беллатрикс говорила на удивление уверенно и, кажется, совершенно не замечала того, что Волдеморт сейчас не в духе. ¬

Глаза Пожирательницы Смерти блестели, на щеках выступил непривычный для бледной кожи румянец, а руки нервно теребили манжеты мантии, в которую, несмотря на жару, была одета женщина. Волдеморт скептически сдвинул брови, всего на несколько секунд задумавшись о словах Беллы. Впрочем, он слишком хорошо ее знал, а также понимал, что из-за каких-то пустяков Беллатрикс никогда бы не явилась бы к нему без приглашения, бросив задание.

Выдержав короткую, но напряженную паузу, Темный Лорд слегка кивнул Белле, тем самым позволив говорить дальше.

— Я… я должна вам это показать, Милорд, чтобы вы сами решили, что делать дальше, — быстро произнесла она. — Нам нужно отправиться в подвалы — другого места для нее я не смогла найти.

Женщина замолчала и выжидающе посмотрела на Темного Лорда. Пусть Беллу не сковывал страх, но волшебник чувствовал, что она нервничает — это выражалось в каждом ее движении, в каждом слове. А Волдеморт, ничего не говоря, встал с кресла, по старой привычке удостоверился, что волшебная палочка на месте — в рукаве — и направился к двери. Беллатрикс незамедлительно последовала за ним, и на ее лице теперь играла довольная улыбка. Сейчас она чувствовала себя более, чем удовлетворенной, понимая, что то, что она сейчас покажет Темному Лорду, повысит ее авторитет в его глазах.


* * *

В подвалах Малфой-Менора сразу же чувствовался резкий контраст между раскаленным воздухом жаркого дня и сыростью каменных подземелий. Жара никак не отражалась на холодных темницах особняка, здесь, как всегда, стоял влажный воздух с резким запахом плесени. Стены поросли бесцветным мхом, слабый огонь в факелах, прикованных к неотесанным выступам, подергивался от тонких струек сквозняка, а под потолком скапливались капли воды, которые стекали по голым камням или с отрывистым звуком падали на землю, собираясь в небольшие лужицы.

Правду говорили о том, что хуже темниц Малфой-Менора, наверное, может быть только сам Азкабан — пленники, попавшие в эти подвалы, не выдерживали дольше недели. Неприветливые безмолвные стены смыкались над несчастными узниками, окружая их со всех сторон, напоминая о безысходном одиночестве и безвыходном положении. Из этого места было просто невозможно выбраться — родовая магия Малфоев сотни лет создавала барьер, не позволяющий покинуть эти стены. И вот теперь, спустя столько веков, в этих местах снова появились посетители, напомнив тем самым старые добрые времена.

Свет от факелов на стенах был настолько слабым, что пришлось освещать себе дорогу при помощи Люмоса, дабы не поскользнуться или не зацепится ногой за камень. Беллатрикс шла впереди уверенной походкой, и от нее буквально-таки исходило желание показать Темному Лорду свою находку. Слышалось хриплое дыхание Пожирательницы Смерти, шелест юбок и удары каблучков об пол, и все это почему-то создавало странное ощущение призрачности всего происходящего — как будто случилось что-то очень важное, из ряда вон выходящее, но Темный Лорд никак не мог прислушаться к собственной интуиции и понять суть всего случившегося. Это одновременно и злило, и заставляло идти вслед за Пожирательницей Смерти. Может быть, именно из-за впечатления иллюзорности происходящего и понимания, что все это неспроста, он повременил с применением леггилименции и последовал за Беллатрикс в подземелья.

Женщина неожиданно свернула в один из коридоров, проступивших в лабиринте каменных стен и арок. Проход был настолько узким, что пришлось замедлить шаг, чтобы ненароком не наткнуться на Беллатрикс. Воздух здесь был более тяжелый, чем в большом коридоре, дышать стало труднее, но запах сырости притупился. Проход заканчивался большой кованой дверью, ведущей в одну из темниц особняка, явно созданную для самых опасных и важных пленников. На вид она была настолько тяжелой, что любая мысль о побеге из заточения становилась смешной и нелепой.

Пока Беллатрикс шепотом снимала заклинания, запирающие камеру, Волдеморт нетерпеливо и с привычным снисхождением наблюдал за всеми ее движениями. Почему-то сейчас она казалась именно такой, какой и должна была выглядеть идеальная Пожирательница Смерти — уверенной, сильной, знающей, что делать дальше, и невероятно утонченной. Эти наблюдения показались глупыми и неуместными, но Темный Лорд не успел упрекнуть себя в нелепости хода своих мыслей, как раздался глухой скрип открывающейся двери.

Беллатрикс встала рядом и выжидающе посмотрела на своего господина, предлагая войти в камеру первым. На ее лице играла улыбка, а в глазах вновь появился знакомый огонек нескрываемой радости. Темный Лорд бросил на Беллатрикс недоверчивый взгляд и сделал шаг вперед. Яркий огонек на кончике волшебной палочки осветил небольшой помещение с неровными гранитными стенами, в одной из которых было выбито крошечное зарешеченное окошко, но оно находилось под потолком темницы, почти вровень с поверхностью земли, и лучи солнца просто-напросто не проникали в помещение. А прямо под ним, сжавшись, сидела та, кого Беллатрикс так не терпелось показать своему Повелителю — на полу, уткнувшись лицом в колени и обхватив их руками, сидела девушка с растрепанными рыжими волосами. Плечи ее судорожно вздрагивали, платье было испачкано и в некоторых местах порвано. Девчонка сжалась на полу, явно пытаясь справиться с дрожью и унять рвущиеся наружу всхлипы, и никак не желала поднять голову, чтобы посмотреть на тех, кто к ней пришел. Волдеморт ощущал ее страх — он был настолько сильным и явным, что, казалось, витал в воздухе камеры. И при этом чувствовались ее попытки убедить себя в том, что все будет хорошо, или старания взять себя в руки, но это ни капли не удивило темного волшебника. Ему не нужно было ни леггилименции, ни даже возможности смотреть в глаза своей пленнице, чтобы понять, что с ней происходит. Он просто слишком хорошо ее знал.

Легкий шорох юбок и осторожные шаги сзади заставили Темного Лорда отвлечься от рассматривания девчонки. Он обернулся к Беллатрикс и сдержанно кивнул, но, видимо, ей было достаточно и этого, чтобы ощутить, насколько Волдеморт доволен ее сегодняшней работой. Она продолжала улыбаться, только теперь в ее взгляде появились непонятные, пугающие нотки безумия, которые в свое время приводили в недоумение всех, кто видел ее рядом с Волдемортом.

Волшебник снова повернулся к рыжеволосой девчонке — она все так же сидела, обнимая колени, борясь с дрожью и боясь поднять глаза. Темный Лорд не смог сдержать усмешки, он был и доволен, и удивлен одновременно: и подумать не мог, что Пожирателям Смерти удастся захватить в плен именно эту девушку. Он сделал несколько шагов вперед, оказавшись рядом с ней, почувствовал, как она сжимается еще сильнее.

— Кто к нам пожаловал… — тихо и спокойно произнес Темный Лорд, склоняясь над девушкой. — Никак не ожидал увидеть тебя так скоро, Джиневра.

Услышав свое имя, девушка заметно вздрогнула, на миг приподняла голову, но все еще не посмела поднять взгляд.

— Весьма прискорбно, что ты не желаешь поприветствовать старого друга, — сказал Волдеморт на этот раз несколько резче.

Он знал, что его голос имеет на нее определенное влияние, что не могло не радовать. Он еще точно не знал, что будет с ней делать — возникало множество идей, как можно использовать заключение этой гриффиндорки с выгодой для себя, но все это почему-то казалось несущественным. Еще несколько лет назад он смог убедиться, что это девочка не так проста и ее роль в этой войне далеко не последняя.

Темный Лорд протянул руку и коснулся длинными белыми пальцами спутанных волос на затылке гриффиндорки. Тут же послышался слабый стон, слетевший с ее губ, но когда волшебник рывком поднял ее голову, заставляя смотреть себе в глаза, она громко вскрикнула. Как только Джинни увидела, кто перед ней, в ее взгляде вспыхнул животный страх, граничащий с безумием, а крик застыл на покусанных приоткрытых губах. Она смотрела на Темного Лорда, ужас сковал ее тело, лишая возможности пошевелиться или издать какой-нибудь звук.

Волдеморт же только жестко провел пальцем по ее бледной щеке. Девушка невольно поморщилась не то от страха, не то от отвращения и попыталась отстраниться, но у нее ничего не вышло — спина уперлась в каменную стену. В тот же миг ее лицо перекосило от боли, в уголках глаз заблестели слезинки, а с губ снова сорвался стон, свидетельствующий об испытываемых ею страшных мучениях.

Волдеморт лишь негромко рассмеялся:

— Тебе не кажется, что наша гостья недовольна оказанным ей приемом? — обратился он к Беллатрикс. Та все еще стояла у входа, улыбалась и наблюдала за событиями, разворачивающимися перед ее глазами.

— Кто же ее спрашивал, Милорд? Мне кажется, что для таких предателей крови, как она, мы и так слишком гостеприимны, — произнесла Беллатрикс, глядя на Темного Лорда с нескрываемым обожанием.

Наверное, она никогда прежде не испытывала большей радости и гордости за свои достижения, чем сейчас, когда ее Лорд был так доволен.

— А стоило бы подумать над этим, — его голос прозвучал неожиданно резко и бесстрастно — именно таким тоном он обычно отдавал приказы или отчитывал провинившихся Пожирателей Смерти.

Краем глаза он увидел, как Беллатрикс отшатнулась, обескураженная его внезапным выпадом, а улыбка на ее лице сменилась выражением крайней сосредоточенности. Темный волшебник снова усмехнулся, посмотрев на пленницу. Она затуманенными от ужаса глазами наблюдала за Волдемортом.

— Считаю, что это место не совсем подходит для нашей гостьи, тем более, если мы в скором времени собираемся с ней побеседовать, не так ли, Белла? — Темный Лорд снова говорил спокойно и непринужденно, отчего Пожирательница Смерти впала в еще большую растерянность.

Она в замешательстве переводила взгляд с Волдеморта на девчонку, не понимая, к чему он клонит. Впрочем, его это мало волновало. Он выпрямился, глядя на полубессознательную Уизли. Решение он принял, и оно сейчас казалось ему наиболее разумным.

— Сделай все, что потребуется для удобства нашей гостьи, — обратился Темный Лорд к Белле тоном, не терпящим возражений. — И не спускай с нее глаз.

На этот раз его усмешка была адресована Беллатрикс, весь вид которой говорил о непонимании поведения своего господина. Но она не смела задать лишний вопрос, зная вспыльчивость и непредсказуемость Милорда, а он в свою очередь и не собирался делиться с ней своими соображениями. Только проходя мимо, он всего на несколько секунд остановился рядом с Беллатрикс, легко провел кончиками пальцев по ее щеке, на миг задержал прикосновение на чуть приоткрытых губах и стремительно направился к выходу из подземелий. Он знал, что как бы Беллатрикс ни восприняла его поведение, на нее можно было положиться в подобном деле.

¬Ну, а после того, как пленница окажется в спокойной обстановке, можно будет приступить и к разговорам. Выйдя из подвалов и вдохнув по-прежнему раскаленный воздух, Темный Лорд криво усмехнулся своим мыслям. Он и предположить не мог, что все может сложиться так удачно.

ГЛАВА 3

«Лиха не ведала, глаз от беды не прятала.
Быть тебе, девица, нашей – сама виноватая!»
Мельница, «Невеста полоза»

Когда Джинни была младше, она часто видела во снах прекрасного юношу с идеально-правильными чертами лица, темными глазами и едва заметной усмешкой на тонких губах. Она могла долго смотреть на этого парня, восхищаясь его красотой и стараясь запомнить каждую черточку его лица, чтобы потом, проснувшись, представлять его как можно отчетливее. И в каждом сне девочка с нетерпением ждала, когда же он заговорит, чтобы услышать бархатный спокойный голос и снова упиваться звучанием, отдававшимся все новыми волнами дрожи в теле. Но он всегда был слишком молчаливым и говорил только в тех случаях, когда это было действительно необходимо. Например, когда кто-нибудь из братьев обидно подшучивал над Джинни или какая-нибудь злоязычная одноклассница кривилась при виде ее поношенных туфель. Вот тогда темноглазый юноша, не теряя своего серьезного вида, тихо и размеренно говорил ей слова утешения, уверяя, что эти горести будут длиться совсем недолго, когда-нибудь ее мечты станут реальностью — он придет за ней, и тогда никто больше не посмеет обидеть малышку Джин. А девочка искренне верила его словам и ждала, сама не понимая чего именно. Но стоило ей успокоиться – юноша резко поднимался на ноги и уходил прочь, не реагируя на мольбы и просьбы остаться. Иногда Джинни пыталась догнать его, бежала по неровной земле, сбивая ноги об острые камешки и путаясь в стелющихся растениях, при этом выкрикивая имя юноши. Она хорошо помнила, как по ее щекам катились теплые капли, растрепанные локоны падали на лицо, а тело ныло от быстрого бега и судорожных рыданий. Иногда все эти мучения были вознаграждены лишь коротким взглядом парня, который всего на миг останавливался на вершине холма и надменно смотрел на Джинни, словно она была каким-то омерзительным насекомым. И тогда его лицо становилось таким отчужденным, жестоким, бесчувственным, что вся красота вмиг смывалась уродливой маской злобы. Джинни казалось, что он вот-вот зашипит, как разъяренная змея, бросающаяся на беззащитного человека, но он лишь отворачивался и уходил прочь.
А потом она просыпалась, давясь слезами и пытаясь заглушить рыдания, дабы не привлекать внимания родных и не выслушивать в очередной раз слова утешения и сочувствия. Со временем эти сны стали посещать Джиневру все реже и реже – она взрослела, становясь самой обычной девочкой из семьи волшебников, а юноша с темными глазами оставался где-то в глубинах ненужных воспоминаний.
Вот только сейчас он почему-то снова стоял перед ней – высокий, красивый, с аккуратно подстриженными темными волосами и задумчивыми глазами, взгляд которых, казалось, проникал глубоко в душу. Он и лишал Джинни возможности двигаться, думать и дышать. А юноша внимательно наблюдал за ее восторженным оцепенением и снисходительно усмехался – кажется, ему просто льстил восторг несмышленой малолетки. Но в тот же миг Джинни поняла, что сейчас ей уже далеко не одиннадцать лет, она уже довольно взрослая девушка. Холмы не казались теперь такими высокими, да и трава едва доходила до колен. Но весь остальной пейзаж вокруг: луг, цветы, птицы, виднеющиеся вдали деревья казались такими же, как раньше, настоящими, яркими, наполненными каким-то волшебным светом. Словно Джинни удалось снова увидеть весь мир таким, каким его видит ребенок – чудесным, светлым и беззаботным. А юноша, по-прежнему стоявший напротив нее, был похож на принца из сказок, которыми она зачитывалась в детстве. И в тот момент, когда он повернулся к ней спиной и зашагал прочь, даже не оборачиваясь, Джинни последовала за ним. Но на этот раз она не бежала, а шагала размеренно, как и он, озираясь по сторонам. Когда молодой человек остановился и посмотрел на нее, Джинни даже не удивилась. Она тоже замерла, не сводя с него глаз. Ей хотелось что-то сказать, возможно, попросить не уходить, но почему-то это казалось совершенно нелепым. Поэтому оставалось только любоваться его лицом и ждать, когда же он заговорит первым.
Но он ничего не сказал. Только приоткрыл рот, и с его губ сорвались ужасные шипящие звуки. Джинни замерла, наблюдая, как его лицо снова меняется, а шипение становится все более зловещим. Позади нее послышался шелест, и еще один змеиный шепот откликнулся на призыв юноши. Повеяло холодом…
Джинни догадалась, кто находится позади: каждой клеточкой тела она чувствовала присутствие огромного существа, отчего ее всю сковало леденящим холодом. Она попыталась отбежать в сторону, но юноша мгновенно преградил ей путь, не позволяя уйти от чудовища. И когда Джинни попыталась закричать, из ее горла не вырвалось ни звука. Ее обхватили сильные руки, заставляя обернуться, посмотреть на монстра, но она боролась до последнего, отчаянно не желая сдаваться…
Девушка, тяжело дыша, открыла глаза. Ее щеки были влажными от слез, сердечный ритм сбился, а сознание никак не желало отойти от пережитых видений. Джинни жадно хватала ртом воздух, словно он в любой момент мог закончиться, ее тело била крупная дрожь, а ноги и руки запутались в простыне и одеяле. Постепенно перед ее глазами начали вырисовываться очертания комнаты, и в первые несколько секунд девушке показалось, что она у себя дома, в своей кровати, и наконец избавилась от многочисленных ночных кошмаров. Она тряхнула головой, потянулась, сбрасывая с себя постельное бельё, и хотела было перевернуться на бок, чтобы еще немного понежиться в постели, как вдруг поняла, что что-то не так. Кровать, на которой лежала девушка, была значительно шире и мягче ее собственной, а от белья исходил непривычный запах лилий. Джинни в растерянности подняла голову и осмотрелась. Она находилась вовсе не в своей крошечной комнате в Норе, а в огромной, вычурно обставленной спальне. Большое окно было занавешено тяжелыми бархатными шторами темно-зеленого цвета, и сквозь узкую щель между ними в комнату проникал яркий солнечный свет. Он слепил глаза, заставляя щуриться и лишая возможности рассмотреть интерьер. Однако нескромная роскошь спальни так и бросалась в глаза. Высокие резные потолки, шелковые обои на стенах, пушистый светлый ковер на полу – все это казалось невероятным, похожим на какой-то сон. Но сознание тут же принялось подбрасывать картины случившегося накануне – прогулку по лугам, поляну, Беллатрикс Лестрейндж, холодное темное подземелье…
От воспоминаний и мыслей голова Джинни пошла кругом, девушка невольно сжала кулаки и закусила губу, стараясь сдержать рвущиеся наружу слезы. Она совершенно не понимала, что происходит, куда попала, что делает в этой большой спальне и почему до сих пор жива. Последним ее воспоминанием были открывающаяся дверь и две фигуры, входящие в камеру. После этого Уизли впала в странное оцепенение, а потом потеряла сознание.
Джинни переполняло множество мыслей, догадок и воспоминаний, комната поплыла перед глазами, а поднимающийся в девушке ужас лишал возможности здраво оценивать ситуацию. И, возможно, она могла бы совершить какую-нибудь глупость, если бы из угла не раздался негромкий и почему-то знакомый голос.
– Рад, что ты, наконец, очнулась, Джиневра. Надеюсь, теперь ты будешь в состоянии вести беседу.
Джинни вздрогнула от неожиданности, взгляд устремился в угол комнаты, а руки судорожно сжали простыню. И еще через миг возле окна, куда не проникал слепящий солнечный свет, она смогла рассмотреть сидящую в кресле фигуру, хоть и готова была поклясться, что еще несколько секунд назад ее здесь не было. Это был мужчина, худощавый, жилистый, судя по всему, довольно высокий, с короткими темными волосами и узким бледным лицом. У него был высокий лоб, четкие скулы, красиво очерченные тонкие губы, острый подбородок, тонкие линии бровей над глубоко посаженными глазами и невероятно длинные ресницы. Но при этом казалось, что каждая его черта вылеплена из воска или нарисована нечеткой кистью импрессиониста, мешая назвать его привлекательным. А, возможно, все дело было в его взгляде – внимательном, глубоком, но при этом цепком и суровом; казалось, в глубине самих глаз залегли багровые отблески. И чем дольше Джинни рассматривала этого мужчину, тем больше находила в нем знакомых черт. Тогда же весь страх девушки затмила лютая ненависть. Она хорошо помнила эти темные глаза, эти плотно сомкнутые губы и на протяжении стольких лет безуспешно пыталась вычеркнуть их из своих воспоминаний. А теперь ей хотелось просто исчезнуть, чтобы не напоминать себе о пережитом кошмаре.
Видимо, на лице девушки слишком ярко отразились все ее мысли, и волшебник это заметил. Он медленно встал с кресла и сделал несколько шагов в сторону кровати.
Джинни почудилось, что она все еще спит. Ей удалось немного расслабиться и восстановить дыхание.
«Все хорошо, Джин, просто ты немного двинулась умом из-за жары и этой чертовой войны, ничего больше», – мысленно произнесла девушка, но когда подняла голову и увидела, что этот ужасный волшебник стоит напротив нее, то едва не закричала.
Она до боли закусила губу, во рту тут же почувствовался металлический привкус крови, но видение не исчезло. Лорд Волдеморт по-прежнему стоял рядом, до него можно было дотронуться рукой. Верить в реальность всего происходящего не хотелось настолько, что чувство страха притуплялось, уступая место удивлению и крепнущей ненависти.
– Надеюсь, что вчерашнее приключение не очень повредило твой рассудок, – холодным бесцветным голосом произнес мужчина.
Джинни промолчала, упрямо опустив глаза и сжав в руках одеяло, словно это могло как-то спасти от пронзающего взгляда темного волшебника. При этом девушка понимала, что сдерживается из последних сил, чтобы не запаниковать. Она не знала, сколько длилось это затянувшееся молчание, но была готова на все, лишь бы оно не заканчивалось.
– Ты очень изменилась с нашей последней встречи, Джиневра, – его бархатный, но по-прежнему отстраненный голос заставил девушку вздрогнуть от неожиданности и поднять голову.
Когда их взгляды встретились, Джинни словно бы оцепенела. Казалось, будто этот волшебник вытягивал из девушки душу, все мысли и эмоции, превращая ее в безвольную куклу.
– Что тебе от меня нужно? – собрав в кулак всю волю, выкрикнула Джинни, даже не удивляясь тому, как визгливо звучит ее голос.
Тонкие губы мужчины тронула едва заметная усмешка, а в глубине темных глаз вспыхнули странные огоньки ненависти, воскрешающие в ее памяти самые ужасные воспоминания. Словно сейчас ей каким-то образом удалось попасть в прошлое и снова встретить того таинственного юношу с холодным взглядом и манящей улыбкой. Вот только теперь это был не тот влекущий к себе юноша, из-за одной улыбки которого можно было пойти на всё. Но сейчас, в его присутствии, сердце Джинни замирало далеко не от трепета, а от страха и бессильной ярости.
А он все так же стоял перед ней, рассматривая, словно желая как можно лучше запомнить ее облик, задумавшись о чём-то своём.
– Для начала я хочу с тобой просто побеседовать, – произнес он.
Джинни глубоко вдохнула, стараясь успокоиться.
– Мне не о чем с тобой говорить, – прошипела Джинни.
В ответ темный волшебник только усмехнулся.
– Мне бы очень не хотелось с тобой спорить и к чему-то тебя принуждать, – мягко, но настойчиво произнёс он.
Он провел длинным бледным пальцем по щеке Джинни, заставив ее скривиться от ужаса и отвращения. Ей хотелось оказаться как можно дальше от Волдеморта, но какая-то сила помешала ей отпрянуть.
– Если ты хочешь узнать от меня об Ордене или Гарри, то можешь и не стараться, – проговорила девушка. – Пытай меня, сколько хочешь, но я ничего тебе не скажу.
Джинни гордо вскинула подбородок, сжала губы и вызывающе посмотрела на Волдеморта. Кажется, он никак не воспринял воинственно-решительный вид девушки, только взгляд стал более суровым. Его реакция лишний раз напомнила Джинни, насколько плачевно ее теперешнее положение и что любая секунда может стать для нее последней.
– Я не собираюсь тебя сейчас пытать, Джиневра, – спокойным тоном произнес волшебник. Слова звучали весьма убедительно, не вызывая никаких сомнений в их искренности, но девушка не могла расслабиться, ожидая, что он в любой момент выхватит волшебную палочку и произнесет Непростительное проклятье.
– Что же ты тогда от меня хочешь? – просипела она, понимая, что вся ее храбрость улетучивается, как дым.
– Всего лишь, чтобы ты была при мне, до тех пор, пока не понадобишься, – ответил волшебник. Слова поддержки из уст Волдеморта прозвучали как угроза.
От мысли, что Темный Лорд не собирается убивать ее сейчас, Джинни стало еще хуже. Если она останется в живых, то ей придется пробыть в заточении, рядом с Пожирателями Смерти и этим чудовищем, мучаясь от страха перед неизвестностью и собственных угрызений совести. Что же будет с ее родными? Мать, обнаружив пропажу дочери, сходит с ума, отцу и братьям придется разрываться между войной и поисками исчезнувшей Джиневры, а это никак не пойдет на пользу ни семье, ни Ордену. А что произойдет, если новость о ее исчезновении дойдет до Гарри? Он ведь не сможет сидеть на месте, он перевернет мир с ног на голову, но узнает, где она, и тогда прямиком направится в Малфой-Менор, а тогда… Тогда он попадет в руки Темного Лорда, и случится самое страшное.
Джинни отчетливо представила эти картины, словно все происходит на самом деле, а она только бессильно наблюдает, но ничего не может изменить. Девушка гнала прочь мысли об исходе встречи Гарри с Волдемортом, чтобы не искушать разыгравшееся воображение. Ее тело пробрала дрожь, голова пошла кругом, во рту пересохло, а из глаз брызнули совсем нежеланные слезы. Она проклинала собственную глупость, Пожирателей Смерти, это место и все, что с ней происходило. Будь она хоть немного умнее, умей контролировать свои эмоции, то ничего бы не произошло!
– Зачем тебе я? И почему бы тебе не убить меня, как ты убивал всех, кто попадался тебе под руку? – прошипела Джинни, слыша, каким хриплым от слез стал ее голос.
В ответ тонкие губы Волдеморта только искривились в пренебрежительной усмешке. Высокомерное молчание казалось еще ужаснее, чем гнев.
– Или ты хочешь сделать меня приманкой для Гарри?
Волдеморт неподвижно стоял напротив нее, устремив на девушку равнодушный взгляд. Джинни видела это, и подобная бесстрастность еще сильнее выводила ее из себя. Если бы он кричал, применял к ней Пыточное проклятье, пытался вытрясти из нее информацию об Ордене Феникса, то это бы не так пугало ее. А сейчас, понимая, что кроме холодных взглядов и раздражающей таинственности, ничего больше ожидать не приходится, Джинни злилась и боялась еще сильнее.
– Гарри никогда не придет сюда, он поймет, что это ловушка! Можешь сразу убить меня, но ты никогда не сможешь добраться через меня до Гарри! – Джинни буквально кричала, полностью потеряв контроль над собой.
Сквозь слезы она видела Волдеморта и с каждой секундой ненавидела его все сильнее, хоть раньше и думала, что этому чувству уже некуда расти. Уизли понимала, что блефует, ведь когда Гарри узнает, что она в плену, то не сможет сидеть на месте и обязательно ринется ее спасать. И Волдеморт тоже это понимал, поэтому откровенно наслаждался ее истерикой.
Джинни даже не помнила, как вскочила с кровати, как закричала, сама не понимая своих слов, как заливалась слезами и швыряла во все стороны все, что попадало под руку. И ее совершенно не волновало, что она только в нижнем белье и тонкой майке, практически ничего не скрывающей. Какая теперь разница? К тому же, она сомневалась, что чудовищу, стоящему перед ней, есть какое-нибудь дело до ее тела.
Лодыжка все еще ныла после перелома, в теле чувствовалась слабость, а слезы закапали из глаз еще сильнее. Девушка не почувствовала боли, даже наступив на осколок разбитой ею же вазы. На светлом ковре растекалось красное пятно, а Уизли продолжала проклинать Темного Лорда.
Обычно у Джинни довольно редко возникали подобные срывы, она предпочитала держать все эмоции в себе. Понимая, что пути назад нет и терять больше нечего, она больше не могла себя контролировать.
Яростные удары ее кулачков обрушились на грудь Волдеморта. Джинни была так ослеплена гневом и желанием причинить ему боль, что не видела, как он откровенно забавляется, наблюдая за ее жалкой истерикой.
– Я ненавижу тебя, Риддл, слышишь? – шипела она, как рассерженная кошка, у которой отобрали добычу. – Ты никогда через меня не доберешься до Гарри, ублюдок! Я лучше покончу с собой, чем допущу это!
Голова шла кругом, ноги подкашивались, дыхание сбивалось, а голос с каждой секундой хрипел все сильнее, но Джинни никак не могла успокоиться. Девушка ненавидела в этом человеке абсолютно все: и эту глумливую полуулыбку, и его бесстрастность в любой ситуации, и эти глубокие глаза, и все его повадки. Это ведь он, Лорд Волдеморт, завладел ее разумом на первом курсе, убил родителей Гарри и многих других хороших людей, нарушил покой в волшебном мире…
Захлебываясь рыданиями и оскорблениями, Джинни вдруг поняла, что больше не может пошевелить руками – только бессмысленно дергается, в то время как Волдеморт крепко сжимает пальцы на ее запястьях. Девушка мгновенно замерла и замолчала, взглянув на Темного Лорда затуманенными и заплаканными глазами. Теперь она тяжело дышала, обмякнув в его руках и слушая, как неровный стук ее сердца разрывает глухую тишину. Силы почему-то покинули Джинни в одну секунду, в ней остался только животный страх, такой же, как и тот, что сковывал ее в подземелье. Девушка несмело подняла взгляд на Волдеморта, ожидая увидеть, как его лицо искажается от страшного гнева, но ничего подобного не произошло. Он по-прежнему казался спокойным и равнодушным ко всему, что его окружало. Только где-то в глубине его глаз полыхнули предостерегающие багровые огоньки.
И в тот же миг на нее обрушилась пощечина. Сдавленно вскрикнув, Джиневра отлетела к стене, больно ударившись головой об угол кровати. Перед ее глазами тут же заплясали разноцветные огоньки, а из носа потекла кровь. Джинни попыталась вытереть ее с лица, но не смогла даже прикоснуться к нему из-за того, что руки не слушались девушку. Послышались тяжелые шаги, хруст – видимо, Темный Лорд наступил на один из упавших предметов. Он наклонился и схватил девушку за волосы, заставляя ее поднять голову и посмотреть в его лицо. Оно оставалось таким же спокойным, и от этого Джинни задрожала еще сильнее. А Волдеморт осторожно провел рукой по щеке девушки, и это прикосновение так не к месту напомнило ей касание прекрасного Тома Риддла, ради которого Джиневра могла совершить любой поступок. И всего на несколько мгновений ей пригрезилось, что Темный Лорд действительно стал тем таинственным юношей с заботливой улыбкой и холодным взглядом.
– Ты сейчас не в том положении, чтобы закатывать истерики, – прошипел он. – Ты будешь делать все, что я тебе скажу, и меня мало волнуют твои чувства и принципы.
Впервые в его голосе проскользнула хоть какая-то эмоция – невыносимое презрение.
– Я… – пискнула девушка, но Волдеморт тут же заставил ее замолчать, еще сильнее вцепившись в волосы на затылке.
От боли у Джинни потемнело в глазах, кровь из носа потекла с новой силой, но девушка не издала ни звука, затаив дыхание и сжав зубы.
– Ты будешь находиться здесь столько, сколько мне будет нужно, – уже более отчетливо проговорил Волдеморт.
Гнев в его голосе сменился прежним безразличием, но в глазах все еще плясали опасные багровые отблески. Он отвернулся от Джинни и сделал несколько шагов в сторону двери.
– Сейчас твоя задача - сидеть как можно тише и никому не доставлять хлопот. В противном случае твои многочисленные братья рискуют больше тебя не увидеть. Точнее, больше никогда ничего не увидеть, – при этих словах уголки губ Темного Лорда поползли вверх.
«Это все ложь… Они не смогут поймать никого из них… – Джинни попыталась успокоить себя этой мыслью, но дрожь стала только сильнее. – Он просто блефует…»
– Ты так думаешь, Джиневра? – снова послышался голос Волдеморта.
Он замер, слегка наклонив голову набок и снова прожигая девушку взглядом.
– Разве я когда-нибудь бросал слова на ветер?
Волдеморт замер, стоя вполоборота к дрожащей и уже не сдерживающей новый приступ слез Джинни. Но Темный Лорд, казалось, не замечал этого, только пристально впивался в нее взглядом, словно дожидаясь ответа. Младшая Уизли неуверенно покачала головой и всхлипнула, прижимая руку ко все еще кровоточащему носу.
– Тогда, надеюсь, мне не нужно будет повторять дважды, – произнес Волдеморт. – Я знаю, что ты довольно умна, поэтому просто обязана прислушаться к моим словам, и, признаюсь, у меня пока нет никакого желания подвергать тебя Непростительным проклятьям, поэтому в твоих же интересах быть такой послушной, какой ты можешь быть.
Темный Лорд снова отвернулся и уверенной походкой направился к двери. Джинни смотрела ему вслед, желая, чтобы он как можно скорее исчез и оставил ее наедине с унижением. Тогда она сможет наконец расслабиться и вдоволь наплакаться, а потом, возможно, что-то придумать. Но в то же время казалось, что если он сейчас уйдет, то у нее больше никогда не будет возможности спросить у него, почему до сих пор не убил или не начал пытать ее и почему держит ее здесь? Хотя было в этом моменте кое-что странное – хотелось задержать его, вот только зачем? Джинни хорошо помнила эти ощущения, когда она была привязана к Тому Риддлу, как ни к кому другому, но только она не могла ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Волдеморт ушел, а она так и застыла на месте, глядя на закрывшуюся дверь. Почему-то теперь, когда она осталась одна, на нее мгновенно обрушилась головная боль, заныла лодыжка, в теле почувствовалась слабость. У Джинни даже не хватило сил, чтобы залезть на кровать, она осталась сидеть на полу среди осколков ваз, статуэток и прочих безделушек.
Все казалось какой-то дурацкой шуткой судьбы, совершенно не верилось, что всего несколько минут назад здесь был сам Лорд Волдеморт. Вот только щека все еще ныла от пощечины, а на лице запеклась кровь из разбитого носа, что еще раз доказывало реальность всего происходящего.
Джинни прислонилась головой к кровати, обняла себя и громко всхлипнула, зная, что уже не сможет остановить рыдания. Уже через несколько секунд она действительно горько плакала, полностью осознавая свое плачевное положение. И Джинни была уверена, что как бы ей ни хотелось сейчас остановить слезы, они будут течь еще очень долго.

***
Покинув комнату пленницы, Темный Лорд остановился и невидящим взглядом посмотрел в темноту коридора, в котором не было окон, поэтому здесь царил уютный полумрак, разбавляемый легким светом волшебных ламп на стенах. Мужчина поднял правую руку, рассматривая окровавленные пальцы так, словно никогда в жизни не видел крови. На его губах появилась довольная улыбка – несмотря ни на что, пока все шло именно так, как он и хотел. Девчонка находилась в его руках, под охраной многих заклинаний, но при этом в довольно комфортных условиях для жизни. Впервые за много лет он не мог предвидеть, что может случиться, впервые действовал без четкого плана, но он был уверен, что в плен Темному Ордену Джинни Уизли попала неспроста. И это радовало больше всего.
И если хотя бы одна из догадок подтвердится, то все козыри в этой войне окажутся в руках Темного Лорда.

ГЛАВА 4

«И ко мне приходит пустота,
И я иду за ней…»
Вельвет, «Прости»

Закаты в Уилтшире всегда почему-то казались необычными. На тусклом небе появлялись пурпурные отблески лучей заходящего солнца, окрашивая бесконечные равнины высохшего вереска в пестрые цвета. В то время, когда солнце медленно плыло за горизонт, унылые пейзажи этой местности преображались, становились удивительно яркими и живыми, вселяющими надежду. Глядя на то, как вдалеке плавится солнечный диск, на душе почему-то становилось спокойно, словно за плечами не было ни войны, ни страданий, ни смертей. Наверное, именно по этой причине редкие, но желаемые вечера, проведенные наедине с заходящим солнцем, не давали ей окончательно сойти с ума.
Каждому человеку, каким бы жестоким, бесстрастным и волевым ни был, нужно хотя бы на какое-то время уходить от всего, что его окружает, чтобы вдохнуть полной грудью и задержать бешеный ритм своей жизни, а потом с новыми силами возвращаться к привычной жизни. Это придает силы идти до конца, ни перед чем не останавливаться и не ломаться под грузом жизненных проблем. Но в то же время трудно было отвлечься от действительности с её тяготами, закрыть глаза, успокоиться, унять дрожь в теле и забыть обо всех переживаниях. Она привыкла справляться с этими проблемами, привыкла оставаться сильной и хладнокровной, но мало кто мог представить, как непросто ей было держать себя в руках. Однако свидетели ее неадекватного поведения догадывались о причинах срывов, отчего ближайшее окружение сделало вывод: она – сумасшедшая. Хотя, она была этому рада. Она не любила находиться среди других Пожирателей Смерти, предпочитая одиночество шумным компаниям, а некоторые задания и вовсе бы выполняла в одиночку, если бы не приказы Темного Лорда действовать сообща.
Сквозь узкое стрельчатое окно с резной ставней можно было увидеть кусок неба, по которому расплывались пурпурные, фиолетовые и желтые краски; высокие кипарисы, верхушки которых были почти вровень с третьим этажом, а за ними – бескрайние просторы. До тошноты привычный пейзаж почему-то приковывал к себе взгляд Беллатрикс, заставляя ведьму бессмысленно всматриваться в размытую даль.
Наверное, ей хотелось просто успокоиться. В последнее время случилось столько событий, что она не могла оставаться равнодушной. Ведьма представляла, что все будет совсем по-другому, что Темный Лорд хоть как-то оценит все ее старания. Но ничего, кроме холодного одобрения, она так и не получила. Конечно, Белла не должна была требовать внимания, чего-то ожидать взамен, но она, как и любая другая женщина, втайне надеялась на что-то необычное. Это было невероятно глупо и неправильно с ее стороны, но зачастую Беллатрикс просто не удавалось справиться с собственными переживаниями, пусть это и было не заметно.
Она помнила девчонку Уизли еще со знаменательной стычки в Министерстве Магии, когда та помогала Поттеру сражаться с Пожирателями Смерти. Беллатрикс не обратила на нее внимания – тогда ее интересовали совершенно другие вещи, однако в ней осталось какое-то странное впечатление от мимолетной встречи с Джиневрой Уизли. Как будто бы она была Белле чем-то знакома. Что-то похожее ведьма заметила и тогда, когда выследила Джинни на поляне – это была не сила притяжения, не злость и даже не ненависть, а просто чувство, что с девочкой связано нечто необычное. Это ощущение можно было сравнить лишь с теми моментами, когда Темный Лорд призывал Пожирателей Смерти магией Черных Меток. Вот только какая между этим была связь, Белла не понимала.
Возможно, Беллатрикс и не стала бы пытаться постичь суть схожести ощущений, если бы не неоднозначное поведение Волдеморта, увидевшего пленницу. Поначалу ей показалось, что волшебник просто-напросто доволен работой Беллы, но когда приказал выделить Уизли отдельную комнату, приставить к ней эльфа, а саму Беллатрикс каждые несколько часов проверять, все ли в порядке, в женщину закрались странные подозрения. Она не знала, почему Темный Лорд оказал этой предательнице крови такие почести, но Белла поняла одно: девчонка более важна, чем Пожирательницы Смерти могла себе это представить. Вот только почему? Что значила для него эта малолетка?
Большие резные часы над камином пробили девять вечера, и женщина невольно вздрогнула от резкого звука. Не то, чтобы она испугалась, нет, Белла была не из пугливых, но при этом любой громкий звук вызывал в ней нервную дрожь и желание убедиться, что рядом нет недоброжелателей. Возможно, это было привычкой всегда быть начеку после стольких лет войны, а, может быть, просто последствием заточения в Азкабане, где любой звук вызывал приступ панического страха. Беллатрикс обвела глазами помещение, – большой круглый зал с высоким потолком и стенами, до самого верха заставленными шкафами с книгами. Сама Белла стояла возле единственного окна, и с какой-то странной тревогой рассматривала комнату – в это время Темный Лорд должен был появиться в библиотеке. За много лет она успела хорошо выучить его привычки и пристрастия, несмотря на всю его непредсказуемость. Она знала, что ее Лорд любил проводить вечера среди книг, уединившись от всего окружения и углубившись в изучение очередного старинного манускрипта. Порой он даже позволял Белле находиться рядом – просто сидеть в соседнем кресле или на полу у его ног. Такие моменты были для Беллатрикс едва ли не самыми счастливыми в ее жизни, ради них она и стала той, кем она теперь есть. И когда ей нужно было срочно найти своего Господина, она могла запросто пойти в библиотеку Малфой-Менора и застать его за чтением.
Обычно Темный Лорд в это время уже находился в библиотеке, однако его могли задержать неотложные дела или встречи. Но сегодня, когда, казалось бы, ничего непредвиденного не происходило, Лорд до сих пор отсутствовал. Белла была уверена, что встретит Волдеморта в библиотеке и сможет хоть как-нибудь прояснить для себя все, что происходит. Вот только стрелки на часах показывали больше девяти часов вечера, а Темного Лорда все ёще не было. С каждым тиканьем тревога Беллы становилась сильнее, а на душе появлялся какой-то тяжелый груз, притупляющий все остальные чувства. Казалось, что вот-вот произойдет что-то ужасное, и если она, Беллатрикс, не воспрепятствует этому, то уже ничего нельзя будет изменить. Ее никогда не подводила интуиция, вот только чаще всего Белла слишком поздно вспоминала о своих предчувствиях.
Она прислонилась спиной к углу оконной рамы и прикрыла глаза. А когда снова подняла веки, увидела, что солнце уже почти скрылось за горизонтом, наполнив зал легким полумраком летних сумерек. Среди теней Беллатрикс уловила движение и расслышала приглушенные шаги по паркету.
– Милорд? – как оказалось, ее голос слегка дрожал и звучал совсем не так твердо, как ей хотелось бы.
Тишину разбавляло только тиканье часов, пока не зазвучал знакомый негромкий голос.
– Да, это я, Белла, – всего на миг ей показалось, что он звучал несколько устало и измученно.
Но как только по всему помещению зажегся яркий свет, она увидела знакомое бесстрастное выражение лица, холодные темно-серые глаза и плотно сжатые тонкие губы своего господина. Всего несколько мгновений он смотрел на нее, после чего отвернулся и неспешно направился к небольшому кожаному дивану у камина. Огонь в очаге не пылал, но этого и не требовалось – дневная жара сказалась на атмосфере в доме, и единственное, чего сейчас хотелось – это впускать через приоткрытое окно легкую вечернюю прохладу.
Темный Лорд словно напрочь позабыл о присутствии Беллатрикс. Но женщина уже давно привыкла к его равнодушию, резким переменам настроения и тому, что порой он полностью ее игнорировал. И при этом Беллу все равно пробирала дрожь, а в груди что-то больно укололо. Некоторое время она просто неподвижно стояла на месте, глядя на своего Лорда, безмолвно сидящего на диване. Его голова была опущена, глаза закрыты, однако он не выглядел ни задумчивым, ни сосредоточенным. Сейчас он казался просто уставшим человеком, а не устрашающим Темным Лордом. Беллатрикс не знала, что с ним происходит на самом деле, но давно заметила, что при ней он мог сбросить все маски и хоть недолго побыть самим собой. Наверное, это был идеальный момент, чтобы хоть как-то развеять подозрения и плохие предчувствия Беллатрикс.
Белла сделала несколько шагов к Лорду и несмело протянула руку, коснувшись его плеча. Он слегка напрягся, но не сбросил руку женщины и не отодвинулся. Это придало уверенности, и Белла несильно сжала пальцами ткань его мантии и наклонилась чуть ниже, чувствуя, что сердцебиение становится сильнее. Во рту пересохло, голова пошла кругом, а тело налилось странным пьянящим чувством – как всегда, когда Волдеморт был слишком близко. Обычно в такие моменты Белла пыталась найти в себе хотя бы каплю разума, но его с каждой секундой становилось все меньше, оставалось только странное, жгучее чувство в груди и невыносимое желание быть рядом с ним.
– Милорд? – прошептала она ему на ухо, словно спрашивая, можно ли сейчас побыть с ним рядом.
Он ничего не ответил, и Беллатрикс сочла это за разрешение. Она провела кончиками пальцев по его щеке, дотронулась до уха, задержала прикосновение на коротких волосах. Он глубоко вдохнул, словно пытаясь расслабиться, и это вызвало у Беллы довольную улыбку – кажется, Лорду было приятна ее близость, а что могло быть лучше этого?
– Может быть, я смогу вам чем-то помочь, Милорд? – прошептала она, наклонившись к нему и едва касаясь губами уха.
Некоторое время он по-прежнему казался отстраненным, но уже через несколько секунд открыл глаза и, глядя в пустоту, произнес:
– А почему ты думаешь, что мне нужна помощь, Белла?
В его голосе не было ни угрозы, ни злости, только едва различимая усталость и равнодушие. Это придало Беллатрикс решительности – в таком состоянии он вряд ли бы стал применять к ней Пыточное проклятье.
– Я… я просто вижу, что что-то происходит, – прошептала Белла, стараясь быть как можно более спокойной. – Случилось что-то важно, так ведь, Милорд? Это связанно с Уизли?
Беллатрикс сама удивлялась, как у нее хватило смелости задать Темному Лорду вопрос, да еще и скрыв тревогу. Конечно, она могла позволить себе намного больше, чем другие Пожиратели Смерти, Беллатрикс Лестрейндж была одной из самых близкой соратницей Волдеморта, поэтому он и доверял ей больше, нежели другим. Но имела ли она право на такие вольности? Но Белла не могла не попытаться выяснить, что происходит. Тем более, если дело касалось ее Повелителя, который ни с того, ни с сего стал уделять столько внимания этой рыжей девчонке…
Волдеморт некоторое время оставался неподвижным, и Беллатрикс уже было подумала, что он будет все так же молчать, но волшебник вдруг медленно повернул голову в ее сторону. Женщина мгновенно выпрямилась и замерла под внимательным взглядом серых глаз.
– Тебе до этого есть дело, Белла? – равнодушно поинтересовался Волдеморт, но в его взгляде его читалось предостережение.
Беллатрикс напряглась, глядя на Повелителя расширенными глазами и уже жалея о том, что вообще завела этот разговор. Ну, зачем, зачем она пошла на поводу у любопытства и ревности?
– Я просто… переживала за вас, Милорд, – прошептала она, уже не в силах сдерживать дрожь в голосе.
Ее руки тряслись, спину окатило холодом, таким необычным в этой жаре, а дыхание заметно участилось. Она убрала руки с плеч Темного Лорда и сжала их в кулаки, до боли вонзив острые ногти в кожу ладоней.
– Просто… я… вы знаете, Милорд… хочу, чтобы все было хорошо, и… – лепетала Белла, смутно осознавая, что происходит вокруг. Сейчас для нее существовали только Темный Лорд, его взгляд и желание, чтобы начатый ею разговор закончился.
К ее удивлению, Волдеморт легко усмехнулся.
– Тебя интересует Уизли? – сказал он.
Вопрос прозвучало почему-то так буднично, так спокойно, что в душу Беллатрикс закрались новые подозрения. Но она все же смогла несмело кивнуть.
– Простите, Милорд, я… – прошептала Белла. – Просто мне хотелось выяснить, будут ли еще какие-нибудь приказания по поводу нее?
Она сказала первое, что пришло в голову, спонтанно, но тут же поняла, что ей удалось выкрутиться и, возможно, скрыть от Темного Лорда свои настоящие ощущения. Ведь девочка все еще была под ее ответственностью, и она должна была знать, что можно делать, а что нельзя…
Волдеморт улыбнуться шире и прищурил глаза, словно пытаясь что-то увидеть в мыслях Беллатрикс. И ведь мог, стоило ему применить окклюменцию. Ведьма подчас жалела, что, даже выстроив ментальный блок, не сможет противостоять силе Лорда, который ломал барьеры за считанные доли секунд.
– Ты уверена, что хотела спросить именно это? – произнес он.
У Беллы опять перехватило дыхание, а Волдеморт отвернулся от нее, продолжая улыбаться пустоте.
– Почему для вас так важна эта девчонка? – набрав полные легкие воздуха, спросила она. – Почему вы так отнеслись к ее появлению? Что происходит?
Белла замолчала, ожидая от Темного Лорда хотя бы какой-то реакции. Но он, к ее удивлению, не нервничал и не гневался, оставаясь таким же спокойным. И почему она, будучи самой приближенной к нему, не могла отгадать его реакцию на ту или иную ситуацию? В следующий миг Волдеморт рассмеялся.
– О, Белла, ты себе даже не можешь представить, насколько она важна!.. – произнес он. – Я бы даже сказал, слишком важна. Так что ты должна знать, что с девочкой не должно ничего случиться.
Последняя фраза прозвучала слишком двусмысленно. Темный Лорд запретил Беллатрикс причинять любой вред Уизли, вот только почему? Разве когда-нибудь повелитель интересовался состоянием своих пленников? Он сам приказывал Пожирателям Смерти применять к ним Пыточные проклятия, а сейчас…
– Думаю, что подробности тебя интересовать не должны, не так ли, Белла? – произнес он и снова внимательно посмотрел на женщину.
Та лишь сдержанно кивнула, понимая, что этот разговор вызвал в ней еще больше вопросов, чем их было с самого начала. Беллатрикс опустила голову и сделала несколько шагов, обходя диван. Она уже плохо понимала, чего хочет больше – быть рядом с ним или уйти подальше, чтобы немного поразмыслить и разобраться в собственных чувствах. Слова Темного Лорда заставили ее сделать выбор.
– Я все же очень надеюсь на твое благоразумие, Беллатрикс, – серьезно сказал он. – Мне бы очень не хотелось наказывать тебя за необдуманные поступки.
Беллатрикс почувствовала на себе его внимательный взгляд и остановилась, как вкопанная, больше не в силах пошевелиться.
– Я учту это, Милорд, – прошептала Беллатрикс, сжимая кулаки от бессильного разочарования. – Вы можете положиться на меня…
Как же ей не хотелось давать обещаний, которые она могла и не сдержать. Но могла ли она не согласиться с господином? Эта мысль показалась ей слишком парадоксальной, и, видимо, отразилась на лице Пожирательницы Смерти. Она почувствовала на себе внимательный взгляд Темного Лорда и поежилась, не зная, какой реакции ожидать от него в следующий миг.
Но он всего лишь протянул к ней руку и дотронулся до ее ладони. По телу Беллатрикс тут же прошел разряд, голова пошла кругом, сердце забилось чаще. Она слегка сжала пальцы, чтобы почувствовать прохладную кожу рук Волдеморта. Женщина снова опустила взгляд, боясь встретить в его глазах что-то новое и непонятное. Но Темный Лорд только притянул ее к себе и властно обхватить за талию.
Белла, стараясь не выказывать своего волнения, подвинулась навстречу Волдеморту. Он сильнее сжал ее руку, и тело женщины тут же отреагировало на прикосновение мелкой дрожью. Это ощущение было таким желанным, но при этом таким мимолетным, что казалось, будто в любой миг Белла очнется от прекрасного сна. Не в состоянии держаться на ногах, Беллатрикс рухнула на колени, больше не в силах отвечать за свои поступки и мысли. Она знала, что с Темным Лордом всегда нужно быть начеку, но, видимо, все же не зря люди считали ее безумной.
Холодные пальцы Волдеморта прошлись по коже ее руки, всего на несколько секунд задержавшись на запястье, в том месте, где была Черная Метка, принялись медленно стягивать мантию. А Беллатрикс замерла, не решалась пошевелиться, чтобы не развеять трепет этих секунд. Темный Лорд убрал руку с талии женщины, прикоснулся к ее лицу кончиками пальцев, смахнул со лба несколько непослушных локонов и усмехнулся. Это была его привычная холодная полуулыбка, однако сейчас Белле казалось, что она предназначена только для нее одной. После стольких переживаний и ожиданий, волшебнице нужны были эти прикосновения, чтобы в очередной раз убедиться, что она всё еще желанна. Беллатрикс ощутила на щеке обжигающее дыхание Лорда, смогла расслабиться и теперь реагировала на каждое движение Волдеморта. Она усмехнулась, чувствуя мимолетное прикосновение его губ к уголку рта – это нельзя было назвать даже поцелуем, но в то же время по телу ведьмы прокатилась волна дрожи.
«Возможно, я совершенно зря переживаю из-за этой девчонки, – вдруг пронеслось в голове Беллатрикс. – Она всего лишь приманка для Ордена Феникса, и не более того. Очень скоро он от нее избавится…»
От этой мысли Белле стало спокойно, действительно – с чего бы это она сегодня целый день забивала себе голову глупыми домыслами, если ничего страшного не произошло? Напротив, это ведь Беллатрикс захватила девчонку в плен, значит, сейчас Пожирательница Смерти могла рассчитывать хотя бы на признательность со стороны Темного Лорда, а неприязнь Беллы объясняется лишь тем и только тем, что Уизли предательница крови.
И в тот же миг Беллатрикс ощутила, как сильная рука Темного Лорда уперлась ей в плечо, грубо отталкивая женщину в сторону. Белла, не удержав равновесия, осела на пол, едва сдерживая стон разочарования. Она несмело подняла глаза на своего Господина и увидела, что он смотрит на нее с нескрываемым гневом.
– Убирайся, – прошипел он, сжимая кулаки, тем самым пытаясь вернуть себе самообладание.
Беллатрикс была даже не в состоянии пошевелиться и только с ужасом смотрела на пылающие яростью глаза Волдеморта. Казалось, что в любую секунду он применит к ней Пыточное проклятье.
– Милорд, простите, но… я…
Видя, что в глазах Темного Лорда на мгновение вспыхнули багровые искры, Беллатрикс осеклась и попыталась встать. Но ее тело было охвачено такой дрожью, что руки и ноги не желали слушаться, а перед глазами все плыло, словно она только-только сошла с карусели. Все было так неожиданно и так невыносимо больно…
Она схватилась рукой за кресло, и путаясь в полах мантии, медленно поднялась на ноги. Непослушные пряди волос прикрывали глаза, и Белла дрожащими руками откинула их назад, однако поднять взгляд на Лорда так и не посмела. Хотелось обернуться, подойти к нему и убедиться, что его вспышка гнева была всего лишь игрой ее разыгравшегося воображения, но эти надежды были уж слишком хрупкими. Белла ни капли не боялась пыток, нет, ее страшило совершенно другое – если Темный Лорд отвернется от нее, если прикажет уйти навсегда, она этого просто не переживет. Темный Лорд прекрасно знал об этом и в любой момент мог воспользоваться ее уязвимым местом. Конечно, что бы он ни сделал, считалось правильным, и Белла не смогла бы не согласиться ни с одним его решением, но стать ненужной Темному Лорду могло означать для Беллатрикс только одно – смерть. А умирать ей совершенно не хотелось.
– Ты не слышала меня, Белла? – прошипел Волдеморт, а этот его тихий голос, так похожий на змеиное шипение, мог означать только крайнюю степень его гнева. – Я приказал тебе убраться вон.
Белла вздрогнула, приходя в себя, и покорно кивнула, не в силах перечить своему Повелителю. Она медленно направилась к двери, больше всего на свете желая, чтобы Милорд перестал на нее гневаться. Когда женщина оказалась в темном пустом коридоре, она прислонилась спиной к двери, не в силах идти дальше, и только слушала удары бешено стучащего сердца.
Беллатрикс не знала, сколько ей потребовалось времени, чтобы успокоить себя, остановить рвущиеся наружу всхлипы, но в какой-то момент ее разочарование сменилось волной злости. В памяти снова вплыл образ девчонки с рыжими волосами, то, как Темный Лорд странно отнесся к ее появлению. Ведь он оттолкнул Беллатрикс именно в тот момент, когда она вспомнила об Уизли! Ни для кого не было секретом, что Волдеморт прекрасно владел леггилименцией и мог спокойно увидеть то, что творилось в голове Пожирательницы Смерти. Получается, что Уизли, как Беллатрикс и думала, действительно как-то связана с Темным Лордом или его планами. Но, Мерлин ее подери, как? Почему из-за одной мыли Беллы о пленнице, Темный Лорд вдруг так разозлился? А ведь прежде он никогда не пренебрегал ее обществом, ни разу вот так просто не выгонял…
От этой мысли запершило в горле, но Беллатрикс с силой сжала зубы, дабы не проявлять слабости, и шумно втянула носом воздух.
– Я еще узнаю, почему ты такая особенная, Уизли, – едва слышно прошептала Беллатрикс. – А когда ему надоест с тобой возиться, ты поймешь, на что способна Беллатрикс Лестрейндж.
В воображении промелькнули картины, как эта малолетка корчится от боли, и Пожирательница Смерти довольно усмехнулась. Пусть сейчас все казалось непонятным и запутанным, но, в любом случае, когда-нибудь судьба улыбнется и ей – ведь не может же Уизли быть всегда полезной ее Повелителю. И пусть он был скрытным и редко делился своими соображениями с кем-либо, Беллатрикс сочла своим долгом разгадать загадку.
Сейчас ей придется послушно исполнять приказ своего Лорда – следить за каждым шагом девчонки, что будет ей очень на руку. Возможно, что-то в поведении Уизли даст Беллатрикс понять, что происходит, и тогда… Тогда она будет знать, что делать и как реагировать на равнодушие Темного Лорда и присутствие девчонки.
С этими мыслями Беллатрикс сжала в кармане мантии волшебную палочку и скрылась в темноте коридора.

ГЛАВА 5

«Не бывает ничего неправильного. Бывает только отчаяние».

Энн Райс, «Королева проклятых»

Джинни чувствовала себя разбитой. Голова раскалывалась, приходилось делать усилие, чтобы вдохнуть, все вокруг словно было окутано туманом. Каждое движение давалось с большим трудом, а мысли казались какими-то обрывочными и размытыми, и никак не желали собраться воедино. Нет, Джинни отлично сознавала, что с ней происходит, и пыталась адекватно оценивать сложившуюся ситуацию. Просто было так трудно понимать, что она находится в плену, где ее жизнь может оборваться в любую секунду, и при этом ничего не в силах изменить. Джинни гнала от себя ужасные мысли о том, что ее кошмары только начинаются, и старалась внушить себе, что если до сих пор ее никто не тронул, то в ближайшее время ей уж точно ничего не грозит. Но этих убеждений хватало очень ненадолго, уже буквально через несколько минут Джинни снова вздрагивала от каждого шороха за окном или слишком громкого биения собственного сердца. По ночам она просыпалась в холодном поту, судорожно осматриваясь по сторонам, чтобы в очередной раз убедиться, что все ее кошмары — это всего лишь плод больного воображения. Но когда снова погружалась в сон, то видела темноволосого юношу с дьявольской улыбкой и непроизвольно тянулась к нему. А наутро Джинни ненавидела себя за эти грезы и проклинала Тома Риддла, его магию и собственную глупость.

Она могла часами сидеть на широком подоконнике комнаты, согнув колени и спрятав в них лицо. Каждый раз, когда Джинни пыталась заплакать, на глазах, как назло, не появлялось ни одной слезинки. Казалось, что после ее первого разговора с Волдемортом в этой проклятой комнате, когда девушка пролила слезы всю ночь, она разучилась плакать?. Джинни была бы не против снова впасть в истерику, чтобы ничего не чувствовать, кроме гнева, и в нем позабыть обо всем на свете. Но, к своему разочарованию, сейчас она могла испытывать только тяжелую и медленно разъедающую ее изнутри тоску, из-за которой хотелось спрятаться подальше от всего мира или просто исчезнуть, чтобы не чувствовать себя столь одинокой.

И даже в те редкие моменты, когда к ней приходил Волдеморт, девушка молча сидела на подоконнике, не глядя в его сторону. Но темного мага совершенно не волновало душевное состояние Джинни, а вести разговоры с ней он больше не собирался. Он всего лишь подходил, делал несколько взмахов волшебной палочкой возле ее виска, при этом даже не произнося никаких заклинаний и не глядя на свою пленницу, словно она была неодушевленным предметом. А Джинни не пыталась убегать или сопротивляться, попросту не видя в этом смысла. Она не владела окклюменцией, поэтому не могла поставить блок от ментальных вторжений Волдеморта, к тому же она отлично понимала, что он в любом случае выведает у нее нужную информацию каким-нибудь другим способом. Но главной причиной бездействия Джинни было то, что она действительно ничего не знала, а Волдеморта вряд ли могли заинтересовать ее глупые надежды, что она еще когда-нибудь увидит своего Гарри.

Волдеморт уходил так же внезапно, как и приходил, ничего не сказав Джиневре напоследок. На самом деле это даже радовало девушку — ей было невыносимо слышать его негромкий вкрадчивый голос, произносящий ее имя. Джинни хватало и тех снов, где она готова была повсюду следовать за этим чудовищем. Стоило ему негромко произнести «Джиневра», как девушка просто-напросто лишалась возможности нормально думать. Конечно, в жизни этого не происходило, она по-прежнему испытывала к Волдеморту ненависть и презрение, но в любом случае Джинни опасалась, что волшебник может воздействовать так, как это было несколько лет назад.

Девушка не знала, для чего он столько раз приходил к ней и проникал в ее сознание. Ведь, скорее всего, ему должно было хватить единственного ментального проникновения, чтобы увидеть все то, что Джинни знала о делах Гарри и Ордена Феникса. Но, тем не менее, он раз за разом пытался что-то высмотреть в ее воспоминаниях. Всегда, уходя, он оставлял Джиневру с невыносимой головной болью и страшной усталостью, словно девушка не сидела целый день запертой в комнате, а поднимала в гору тяжести. Тогда она часами неподвижно лежала на полу, на ковре, смотря невидящим взглядом в потолок. И только в те моменты, когда ее окончательно одолевала дремота, Джинни перебиралась на кровать, где проваливалась в тревожный сон.

Все дни, проведенные в этом заточении, медленно сливались в бесконечные и однообразные будни. Джинни понятия не имела, сколько времени здесь находится, да и это, в общем-то, ее не волновало. В комнате она нашла кусок пергамента и даже перо и использовала их, чтобы отмечать дни, но примерно через неделю все времена суток будто слились воедино: девушка уже не замечала, где вечер, где утро, не обращала внимания ни на солнце, ни на звезды. Порой ей казалось, что она в плену всего один, который просто никогда не заканчивается.

И чем больше проходило времени, тем больше Джинни отчаивалась. Если поначалу она думала, что рано или поздно все должно проясниться, то теперь в ней не осталось ни капли надежды. Еще в начале своего заточения, как только девушка отошла от шока, она подумала о побеге. Конечно, это должно было казаться весьма нелепым — сбежать из плена самого Лорда Волдеморта, но что еще могло прийти в голову отчаянной гриффиндорке? Тогда Джинни ринулась к окну, надеясь, что сможет из него выпрыгнуть. Она настежь распахнула раму, но когда глянула вниз, то едва не закричала от разочарования: ее комната находилась на третьем этаже, а прямо под окном раскинулись густые заросли шиповника. И самое обидное, что рядом не было ни водосточных труб, ни карниза. Прыгнуть с такой высоты, не получив увечий, было невозможно — огромные шипы на ветках разорвали бы девушку на клочки. Но, тем не менее, Джинни надеялась, что, сделав из постельного белья веревку, она все же сможет добраться до земли, и уже была готова привести план в исполнение, как вдруг что-то заставило ее вытянуть руку из окна. И в ту же секунду ее ладонь наткнулась на невидимый барьер, который ограждал ее от внешнего мира, словно стекло. Следующие несколько часов Джинни билась руками о преграду, бросала какие-то предметы и без разбору шептала заклинания. Было так глупо надеяться на какой-то результат, не имея даже волшебной палочки, но, тем не менее, Джинни не была намерена сдаваться. Но время шло, возможности сбежать так и не было.

Неизменно приходил Волдеморт, проводил ментальные проверки ее сознания, несколько раз заходила Беллатрикс Лестрейндж, смеряла пленницу уничтожающим взглядом и быстро покидала комнату; три раза в день появлялась молчаливая Твинкси, домовой эльф. Она исправно приносила Джинни подносы с едой (признаться, очень вкусной), делала уборку и так же безмолвно удалялась, словно рассеиваясь в воздухе. Однажды Джинни попыталась с ней заговорить, в тайне надеясь переманить ее на свою сторону, но Твинкси лишь испуганно округлила глаза и поджала уши.

— Милорд запретил Твинкси разговаривать с молодой госпожой, — это были единственные слова, которых Джинни удалось от нее добиться.

И тогда девушка с каждым днем стала все больше и больше терять надежду. Темный Лорд хорошо позаботился о том, чтобы пресечь любую попытку сбежать, и Джиневре приходилось изнывать от тоски и безысходности. Она не смотрела в зеркало, боясь увидеть собственный взгляд, не замечала, что ест, не выглядывала в окно. Всего лишь раз глянула на бескрайние равнины, покрытые выжженной травой и редкими кустами вереска. В тот миг ее одолела такая печаль, что захотелось покончить с собой. Было совершенно невозможно смотреть туда, где были просторы, свобода, Гарри… В последнее время Джинни часто возвращалась мыслями к его образу: шептала его имя, вспоминала те далекие дни, когда он был рядом. И сейчас казалось, что тогда на месте Джинни была какая-то другая девочка, она же просто наблюдала за всеми событиями со стороны. А настоящей жизнью Джиневры всегда было то, что происходило в стенах этой вычурно обставленной комнаты.

Она упорно не замечала окружающую ее роскошь: не смотрела на свежие цветы в вазах, которые ежедневно меняла Твинкси, не пользовалась смежной со спальней огромной ванной комнатой, не надевала прекрасные наряды, висевшие в шкафу. Она упорно выстирывала то платье, в котором попала в плен, и носила исключительно его, не обращая внимания на заплатки и его потертость. И только когда за окном начал завывать ветер, а по стеклам по-осеннему задребезжали капли дождя, Джинни пришлось достать теплую черную мантию самого простого покроя и шерстяной плед, чтобы, закутавшись в него, сидеть на подоконнике.

Теперь Твинкси приходила чаще, разжигала камин, заваривала Джиневре горячий чай и следила за тем, чтобы девушка ни в чем не нуждалась. Сама же Джинни почти перестала удивляться всем оказанным ей «почестям» — вкусной еде и шелковой постели. Какое ей было дело до всего этого, если теперь ее жизнь состояла из тревог, кошмаров и рушащихся надежд? Сейчас бы она столько отдала за то, чтобы еще хоть раз просто увидеть родителей, братьев, Гарри, Гермиону, Луну… Но ей ничего не оставалось, кроме как ждать чего-то неминуемого и терпеть визиты молчаливого Волдеморта или хмурой Беллатрикс.

Однажды Джинни все же решилась осмотреть комнату, и, к своему удивлению, обнаружила в одной из тумбочек несколько запыленных книг. Среди них был потрепанный и явно никому не нужный сборник старинных баллад с выцветшими страницами и оторванной обложкой. Но, тем не менее, Джинни была рада, что сможет, углубившись в чтение, хотя бы ненадолго отвлечься от реальности. Второй же книгой был большой том с множеством древних рун, символов и схем, явно объяснявших какие-то черномагические обряды. Джинни с отвращением отбросила книгу, не желая больше к ней прикасаться.

Когда все баллады были прочитаны и изучены, к девушке снова вернулась прежняя тоска. Иногда в ней просыпалось отчаянное желание бороться, но почему-то каждый раз оно очень быстро смывалось дождем, струящимся по стеклам. Казалось, что он никогда и не прекращался, с каждым днем становясь только гуще и беспросветнее. Джинни уже почти позабыла о том, как выглядит солнце, и знойное лето, когда с ней только случилось это несчастье, она вспоминала как нечто призрачное и нереальное.

Она несколько раз пыталась спросить у Твинкси, какое сейчас число и какой месяц, но та лишь испуганно поджимала уши и поспешно аппарировала из комнаты. И однажды, когда Джинни в очередной раз безуспешно попыталась разговорить домового эльфа, а та снова растворилась в воздухе, девушку вдруг осенила одна гениальная мысль. Возможно, всему виной была злость на слишком преданное своим хозяевам существо, но Джинни вдруг пришел в голову план побега из этой «клетки». И какой же она была глупой, что не смогла додуматься до этого раньше! Все вдруг показалось таким простым и ясным... И ведь если бы она не была такой глупой, а подумала об этом раньше, то, возможно, сейчас бы она уже могла быть дома…

От мысли о побеге и о Норе Джинни впервые за столько времени улыбнулась. Оказывается, она все еще помнила, как это делается, и к ней вернулась надежда хоть на какое-нибудь будущее. В один миг у нее появилось то, чего ей так не хватало во время заточения, и это придало столько жизненных сил! Даже дождь больше не казался таким проливным, тучи — гнетущими, а обстановка комнаты — враждебной.

Остаток того вечера Джинни провела сидя у камина, кутаясь в шерстяной плед и обдумывая новый план побега. И пусть в нем было столько белых пятен, теперь все казалось таким многообещающим!


* * *

Весь следующий день Джиневра не находила себе места. Она металась по комнате, не зная, куда себя деть и чем занять, и молила судьбу о том, чтобы Волдеморт сегодня не решил почтить ее своим визитом. Ведь если бы он снова применил к ней леггилименцию, то тут же узнал бы о ее намерении сбежать и предотвратил это, после чего исполнил бы свое обещание убить всех ее родственников. Но мысль о том, что он заходил к ней всего несколько дней назад, успокаивала.

Впервые за много дней Джинни решилась посмотреть в окно. Где-то к полудню дождь прекратился, туман рассеялся, и теперь она видела унылый пейзаж из голых равнин, серого неба и промокших листьев, устилающих узкие дорожки перед особняком Малфой-Менора. Но мысль о том, что всего через какие-то несколько часов Джинни сможет сама пройтись по ним, наступая в лужи и вдыхая свежий запах свободы, кружила голову и вызывала дрожь в коленках.

В этих местах сумерки наступали очень медленно, словно расплываясь по местности, не спеша заглядывая в самые укромные уголки и постепенно наполняя их сгущающейся дымкой. И в тот момент, когда небо только-только начало темнеть, а равнины покрываться прозрачной тенью, Джинни занервничала еще больше. И скорее не от страха, а от предвкушения. Кажется, слизеринцы называли это «гриффиндорским рефлексом», с чем, впрочем, Джинни была в тайне согласна. Но ведь иногда вся жизнь может зависеть именно от одного безумного поступка.

Девушка оторвалась от рассматривания пейзажей и обвела взглядом комнату. Больше всего на свете она надеялась, что делает это в последний раз. Затем она встала, надела теплую мантию и обувь — единственное, что собиралась взять с собой. Впрочем, эти вещи были действительно необходимы: в такую погоду было невозможно находиться на улице в легком льняном платье. Ожидание казалось невыносимым, и если бы у Джинни были часы, то она бы уж точно молча следила за стрелкой, затаив дыхание и вздрагивая при каждом шорохе за окном. А сейчас казалось, будто время полностью исчезло, мир затих, а воздух застыл.

Джинни не знала, сколько прошло времени, когда в комнате послышался негромкий шорох. За много дней девушка уже успела к нему привыкнуть — он мог означать только прибытие Твинкси с едой или с намерением сделать уборку. И прежде Джинни никогда не радовалась этому сморщенному худому существу в старом полотенце так, как сейчас. Она тут же вскочила с кровати и уже готова была кинуться к ней, но мгновенно остановила себя, мысленно призвав не идти на поводу у эмоций и возбуждения. Это получалось с большим трудом, так как Джинни привыкла все делать сразу, не задумываясь о последствиях и полагаясь только на счастливый случай.

«Все будет хорошо, Джин, собери свои мозги и не глупи», — попыталась себя утешить девушка, и, признаться, это немного помогло. По крайней мере, на первое время.

Она стояла посреди комнаты, молча наблюдая за тем, как Твинкси старательно накрывает небольшой столик у камина, раскладывая столовые приборы и тарелки с едой. Эльфиха, казалось бы, даже не замечала, что в комнате кроме нее присутствует еще кто-то, поэтому Джиневре удалось подобраться к существу ближе. И больше всего на свете она надеялась, что Твинкси не будет делать слишком резких движений, и это хоть как-то поможет Джинни сориентироваться.

Впрочем, эти ожидания были лишними: девушка успела запомнить, что каждый раз перед тем, как уйти, эльфиха тихонько проскальзывала в дальний угол комнаты, откуда аппарировала по своим делам. Это, конечно, не считая тех случаев, когда Джиневра сама вынуждала ее уйти. В этот раз, закончив накрывать на стол, Твинкси осторожно осмотрелась и направилась к противоположной стене комнаты. Недолго думая и стараясь действовать как можно быстрее, Джинни последовала за ней. В ту же секунду Твинкси обернулась, глядя на девушку расширенными то ли от удивления, то ли от страха глазами. Но Джинни понадобилось всего мгновение, чтобы схватить домовика за костлявое плечо. Наверное, здесь свою пользу сослужила отменная реакция Джинни — недаром она уже два года была в составе сборной Гриффиндора по квиддичу. В следующий же миг девушка почувствовала рывок, головокружение, перед глазами все поплыло, и также внезапно Джинни вдруг почувствовала, что лежит на чем-то твердом.

И именно в те секунды, когда она еще не совсем пришла в себя от такой резкой аппарации, Джиневра вдруг осознала всю безрассудность, абсурдность и рискованность своего плана — сунуться неизвестно куда, с явно не дружески настроенным домовым эльфом, да еще и в огромном доме, где так просто заблудиться. А что, если бы Твинкси аппарировала прямо к Темному Лорду, или, еще хуже, к Беллатрикс? Как тогда ей выкручиваться? Впрочем, Джинни было не привыкать к подобному, все же она была гриффиндоркой до мозга костей, так что совершение бездумных поступков было у нее в крови.

Постепенно девушка приходила в себя, чувствуя, как перед глазами все перестает плыть и вырисовывается четкая картина. Джинни находилась в небольшом полутемном помещении, заваленном различным кухонным хламом, с узким окошком под потолком. И если бы не огромное количество предметов, заполняющих тесную коморку, Джинни решила бы, что снова оказалась в той камере, куда с самого начала ее привела Беллатрикс.

Рядом обнаружилась Твинкси, и как только эльфиха осознала, что произошло, она истошно закричала, не в силах сдержать свой ужас. Ведь пленница, за которой ей было поручено присматривать, сбежала из комнаты по ее вине. Наверное, та самая секунда, когда Твинкси впала в шок, была идеальным моментом для того, чтобы покинуть коморку — всего в несколько шагов пересечь крошечное помещение и скрыться за приоткрытой дверью, скорее всего, ведущую на саму кухню. И плевать, что будет дальше, в любом случае придется рисковать, ожидая какой-нибудь опасности на каждом шагу. От волнения тряслись коленки, сердце стучало, как сумасшедшее, а растрепавшиеся волосы прилипли ко лбу, но единственное, о чем могла сейчас думать Джинни — это о том, что ее ожидает за стенами дома. Она отлично понимала, что как только Твинкси придет в себя — а это, по всем подсчетам, случится довольно скоро, — то тут же отправится к Пожирателям Смерти сообщить о побеге пленницы. И поэтому у девушки было всего несколько минут, чтобы покинуть дом.

Джиневра тихонько вышла на кухню, стараясь создавать как можно меньше шума, чтобы не привлекать к себе внимания. К ее счастью, там никого не было, а дверь, ведущая на хозяйственный двор особняка, была приоткрыта. И Джинни, стараясь ни к чему не прикасаться, выскользнула наружу. Оказавшись на улице, она тут же почувствовала, что в лицо дует холодный ветер, а с неба, затянутого серыми тучами, падают пока еще редкие капли дождя. Конечно, у Джинни был капюшон, но вряд ли бы он смог ее спасти от ливня. В очередной раз пришлось пожалеть, что у нее нет волшебной палочки, но едва ли сейчас можно было это изменить.

Ни секунды не медля, Джинни кинулась за ближайший угол дома, больше всего на свете надеясь, что на пути ей не встретится ни одного эльфа или, не дай Мерлин, волшебника. Дождь усиливался, и, ступив на мощеную камнем дорожку, Джинни почувствовала, как в ее туфли проникает вода. Девушка поморщилась, но не остановилась, ведь на счету была каждая секунда, и если обращать внимание на неудобства, причиненные погодой, то ей никогда не добраться до выхода из этого проклятого парка. Джиневра упорно пыталась убедить себя в том, что поступает правильно, что она в любом случае найдет выход и останется незамеченной. При этом она старалась не думать о том, что будет в случае, если ей все же удастся пробраться за ворота Малфой-Менора. Главной целью Джинни было убежать как можно дальше от Волдеморта и его приспешников, а там можно будет и подумать над тем, что делать дальше. Например, добраться до ближайшей деревни, которая, насколько она знала, находилась совсем не далеко, и в ней жили как и магглы, так и волшебники.

Джинни бежала в неизвестном ей направлении, думая только о том, чтобы оказаться как можно дальше от угрюмого особняка. Но, как бы далеко девушка не отбегала, казалось, что дом по-прежнему находится рядом. Он черной громадиной возвышался над парком, и, казалось, тень от него закрывала собой каждую аллею, каждую клумбу, каждый укромный уголок. Джинни старалась не обращать внимания на гнетущую атмосферу этого места и думая о том, что скоро все это закончится. Нужно только собрать волю в кулак и бежать вперед, несмотря на бьющие в лицо капли дождя, острые ветки, впивающиеся в кожу и рвущие одежду. Девушка то и дело натыкалась на уродливые статуи каких-то волшебных существ или волшебников, тут и там расставленных по парку, давно неработающие и поросшие мхом фонтаны и каменные скамьи, прячущиеся под густыми ветвями вековых деревьев. Несколько раз ей пришлось менять направление из-за разросшейся живой изгороди, преграждающей путь, и тогда начинало казаться, что этот парк специально запутывает ее, не позволяя найти выход.

Было видно, что там, где Джинни сейчас находилась, редко бывали как люди, так и домовые эльфы: повсюду виднелись сломанные деревья, тропинки поросли сорняками, вырывающимися сквозь неплотно прилегающие друг к другу камни, а кусты были больше похожи на непроходимые заросли. Ветер безжалостно гнул их в сторону, срывая желтеющие листья и заставляя их кружиться вихрями над землей, а вековые деревья жалобно скрипели, словно в любой момент готовы были обрушиться на землю.

Джинни казалось, что она попала в какой-то страшный сон, где происходят самые ужасные вещи, которые только можно себе представить. Она уже не понимала, текут ли по ее лицу слезы или это капли дождя, но все равно шла вперед.

«Я не сдамся, честное слово, ни в коем случае не сдамся. И уж лучше умру где-нибудь здесь, чем снова вернусь к тем ублюдкам», — думала Джиневра, вновь сворачивая на одну из дорожек, которая показалась ей менее недосмотренной. Впрочем, она, как и все остальные, закончилась тупиком, и пришлось возвращаться.

Джинни с трудом могла представить, сколько она вот так блуждала по парку. Теперь она понимала только то, что промокла до нитки, тело до боли пронизывала дрожь, а она по-прежнему не могла найти выход. Она даже не плакала от того, что вновь сделала необдуманный поступок, тем самым доказывая свою глупость и непригодность для подвигов, о которых мечтала раньше. Наверное, именно из-за своих мыслей девушка даже не заметила, что идет по широкой алее, по бокам которой растут старинные каштаны, а между ними — аккуратно подстриженные кусты шиповника. Джинни пришла в себя только тогда, когда оказалась у кованого забора, полностью оплетенного диким виноградом. В те секунду девушка готова была закричать от радости: как бы она ни страдала, что бы с ней ни случилось, она добралась до такой желанной свободы!

Оставалось только оказаться по ту сторону ограды, и — все, остальное будет уже не так важно. Джинни окинула взглядом длинный забор, который, казалось бы, бесконечно тянулся в обе стороны, отчего мысль найти ворота представлялась совершенно глупой. Впрочем, так было даже лучше: возле главного входа непременно должен караулить кто-то из Пожирателей Смерти, и, конечно же, повсюду расставлены защитные заклинания, не позволяющие без ведома Темного Лорда выйти за территорию Малфой-Менора. Да и сам забор был не таким уже и высоким — всего пять футов; если постараться, то можно перелезть, хватаясь за дикий виноград. Джинни была довольно ловка: все детство она пролазала по деревьям с братьями, и ей ничего не стоило перебраться через какую-то ограду, пусть и такую высокую. Вот только девушка совсем не учла того факта, что от дождя прутья забора стали скользкими, а ветер мешал держаться. Она то и дело падала, больно ударяясь о выступающие из земли массивные корни деревьев, забрызгивая лицо грязью и разрывая одежду о цепкие ветви кустов.

Джинни злилась, рычала, выкрикивала ругательства в адрес себя, Пожирателей Смерти и самого Мерлина, поражаясь, что знает такие заковыристые неприличные слова. Но все равно карабкалась вверх, стараясь не обращать внимания ни на ушибы, ни на порезы, ни на усталость.

— Дура, ненормальная идиотка, — прошипела Джинни, едва сдерживая стук зубов и сжимая кулаки, чтобы не дрожать. — Как же я ненавижу… Уроды…

Девушка в очередной раз подавила в себе подступающие рыдания и повернулась к забору. Поставила ногу на бортик, рукой схватилась за прут. И дальше, карабкаясь по массивным стеблям дикого винограда, оплетающего забор, добралась до самого верха, где располагались острые шпили. Любое неосторожное движение могло заставить девушку напороться на стрельчатый наконечник, поэтому Джинни старалась как можно крепче держаться за прутья. Она уже собиралась перекинуть ногу через забор, чтобы нащупать ступней очередное пересечение стеблей, как вдруг ей показалось, что что-то держит ее, мешая нормально двигаться.

Не хватало ей только запутаться во вьющемся растении! Джинни сжала зубы и с силой рванула ногу, но ничего не почувствовала, кроме рывка в мышцах и резкой боли в лодыжке. Еще через миг она поняла, что ее ногу обхватил росток винограда. Ничего страшного… Девушка перевела дыхание и, одной рукой крепко держась за забор, потянулась вниз, чтобы освободиться от хватки растения. Но как бы она ни пыталась разорвать стебель, казалось, что петля на ноге затягивалась еще туже. Была бы только у нее сейчас волшебная палочка!

Всего на несколько секунд Джинни выпрямилась (настолько, насколько это вообще было возможно в ее положении) и сделала несколько глубоких вдохов. Она уже давно перестала обращать внимание на дождь, вот только в те секунды капли, падающие с неба, вдруг стали казаться ей обжигающими, как кипяток. И внезапно Джинни почувствовала, как что-то тянет ее вниз. Она опустила взгляд и не смогла сдержать пронзительный крик: теперь все ее левая нога до самого бедра была оплетена растением.

«Мерлин мой, Джиневра, ты набитая дура, безмозглая кретинка, — сказал внутренний голос, и что-то в нем напомнило Джинни о Гермионе, отчитывающей за что-то незадачливых друзей. — Как же ты, тупорылая идиотка, умудрилась перепутать дьявольские силки с диким виноградом?»

Теперь Джинни кричала не только от ужаса, но и от злости и бессилия. Она впилась руками в растение, надеясь, что это хоть как-то ослабит его хватку. Но сколько бы усилий девушка ни прилагала, растение только сильнее сжимало ее ногу, грозясь раздавить кость. Джиневре вспомнился урок травологии на первом курсе, где профессор Спраут несколько раз напоминала, что хватке стеблей дьявольских силков лучше не сопротивляться, иначе они просто-напросто задушат человека. Но как можно было не сопротивляться, когда это растение все сильнее обвивало ее тело?

Несколько щупальцев добрались и до второй ноги Джинни, сжимая ее своими кольцами. Она вцепилась ногтями в стебли, но ее силы уже были на исходе. Единственное, что она могла — это беспомощно хвататься руками за растение и глупо кричать от отчаяния и боли. Совсем не так Джинни представляла свою смерть…

Она попыталась расслабиться, но это привело только к тому, что растение принялось опутывать и ее руки, добираясь до плеч, шеи, и девушка была больше не в состоянии хвататься за забор. Она повисла вниз головой, не шевелясь. Тело уже ничего не чувствовало, перед глазами плясали разноцветные пятна. И кто сказал, что перед смертью в сознании за несколько секунд проходит вся жизнь? Ничего подобного! В голове было пусто, мысли куда-то ушли, а воображение не подбрасывало никаких воспоминаний. Ну, почти не подбрасывало…

Вспомнился Гарри, его негромкий голос, теплые губы, нежные руки, лучистые глаза… И от мысли, что она больше никогда его не увидит, не почувствует его тепла, Джиневре хотелось просто выть. Но кричать уже не получалось: голос сорвался, и из горла вырывался только глухой хрип.

— Гарри… — Джинни уже не знала, сказала она это или просто подумала, да и это больше не имело значения.

Кажется, это последнее, что Джинни помнила.... А потом ее настигли темнота, холод, пустота и… Она уже не слышала хлюпающих по грязи шагов, шороха одежд, громкого голоса, произносящего «Инсендио», жара… Но ее это уже не должно было волновать…