Собственно само произведение

Он ворвался в кабинет и прокричал: «Всё кончено». На самом деле всё только начиналось!

I

- Андрей, ты как всегда чертовски невовремя и чертовски пьян! Что у тебя там кончено на этот раз?
Андрей действительно был пьян, или, по крайней мере, таковым казался: ноги то и дело разъезжались, не слушаясь хозяина, выражение лица было каким-то неестественно возмущённым, словом сегодня явно не одна бутылка вина была им «использована»
- Всё кончено, всё! В подвале больше нет вина! Это крах! О, горе мне!
Брови господина, который с ним разговаривал, медленно нахмурились, их обладатель начинал выходить из себя:
- Только ты мог ворваться на заседание правительства профсоюза, чтобы сообщить, что выпил уже всё спиртное из подвала. Повеса, тунеядец, алкоголик! – тут только этот достопочтенный глава комиссии по защите прав рабочих, а именно на этой должности он провёл последние пять лет своей жизни, тут только он осознал, что в зале сидят уважаемые люди и, овладев собой, что было вызвано сложнейшим усилием воли он продолжил:
- Нам предстоит серьёзный разговор после заседания! Это должно прекратиться!
-Значит, я могу идти?
- Нет, останься и сиди здесь, пока не натворил дел!
Заседание пошло своим чередом. Члены комиссии продолжили вести диспут по поводу длительности трудодня шахтёров, и зашли в знакомый для себя тупик. Собрание закончилось безрезультатно, и было назначено новое, как ожидалось более плодотворное. Постепенно все разошлись и в комнате остались только двое наших героев. Начался «серьёзный разговор».
- Ну, и как мне расценивать твоё поведение? Я терплю тебя, пьяницу, потому что жалко: кто ж тебя на работу возьмёт, кому ты нужен то? Думаешь, если мой племянник, так тебе всё дозволено? Нет! Я сегодня же позвоню сестре и всё выложу! Всё!
- Вы сначала меня послушайте! Я не пьян! Не верите, я дыхнуть могу! – с этими словами он выдохнул дяде прямо в нос, и действительно – запах перегара оттуда не раздался.
- Значит трезвый? А к чему тогда этот спектакль? А?!
- Я хотел остаться здесь, где много людей. – и шепотом добавил – за мной гонятся!
- Чушь! Что за глупости лезут в твою голову? Кому ты нужен!
- Я говорю – значит знаю! Я заметил это две недели назад и понял, что раньше было то же самое. Доказательства повсюду: на меня все смотрят, трое в костюмах ходят за мной по городу, один старый дед хотел заманить меня к себе домой, под предлогом игры в шашки. Я боюсь, мне страшно. Я ищу спасения. Не оставляйте меня одного, если не хотите неприятностей – его лицо приобретало всё более возбуждённый вид и эмоциональный накал приближался к пику. Дядя продолжал оставаться скептиком, приписывая эти странности спиртному.
- Что ж вино с людьми делает! Господи помилуй, у тебя уже «белочка» дружище!
- Да за что ж меня Бог наказал таким дядей, меня убить могут сегодня ночью – я хочу переночевать у вас и домой к вам идти с вами. Останусь один – убьют, пойду домой – до завтра не доживу, они ж меня там поджидают. И дед тот, и в костюмчиках трое – сзади подойдут и зарежут!
- Дурак ты пропитой! Не хочешь домой идти - здесь останешься. Нечего мне домой к себе всякую нечисть водить, согласен здесь спать, на диванчике – он указал ладонью на диван из белой кожи, с виду очень мягкий и удобный.
- А ночью охрана внизу сидит? Здесь безопасно?
- Да какая здесь охрана, нечего тут охранять! Здание снизу закрывают на ключ, а я ещё и тебя закрою в кабинете, домой не пущу даже не думай: ещё, упаси Господи, если пришибут, так на меня всё повесят!
- Нет я против! Я не останусь здесь! Не-ет! – но в ответ уже прозвучало непроницаемое «До завтра», звучащее как приговор, и в двери заскрежетал ключ. Андрей проверил дверь – она оказалась закрытой. В отчаянии понимая, что выхода из злополучной комнаты нет, а Они могут его здесь найти он подбежал к запертой двери и, стуча о неё кулаками, заорал:
- Выпустите меня отсюда! Сейчас же! – жаль, но здание было уже пустым. Не зная, что делать ведь на улице уже стемнело и единственным освещением, оставшимся в комнате, был отблеск непотушенного огня в камине, наш герой принялся рассматривать помещение в новом свете.
Белая дверь была первым, что бросалось в глаза. Красивая резьба, украшавшая её сверху донизу, сейчас в полумраке придавала свету, создаваемому белизной, тень, скрывала его. Комната вся была выполнена в классическом стиле, здесь преобладали светлые тона. Стены были покрашены в светло - голубой цвет, карнизы по краям стены были тщательно выбелены, узор на них изображал сюжеты античных мифов. Напротив входа стоял камин из роскошного белого мрамора, верх которого венчала колонна, служившая дымоходом. Если от камина до дверей кто-нибудь провёл бы условную линию, то стол бы тогда располагался ей строго перпендикулярно. Стол был главным достоинством убранства зала: выполненный из дуба, длинный и в то же время совсем не массивный, овальный, отполированный до блеска он внушал уважение и располагал к себе. Стулья были мини-двойниками стола и словно дополняли его, украшая и без того великолепный декор резными спинками. На полу, под столовым гарнитуром лежал бордовый ковёр, выпадающий из интерьера из-за особой напыщенности и показной роскоши. Его функциональное назначение не вызывало сомнений: ноги заседающих не должны были остывать холодными зимними вечерами, которые очень часто выделялись под собрания, а пол, выложенный паркетом, тепло почти не сохранял: напротив он отдавал холод, впитанный от промёрзшей насквозь земли. Напротив двух концов стола, вдоль боковых стен комнаты возвышались два шкафа, один из которых служил сервантом, а второй - гардеробом и книжным стеллажом по совместительству (это достигалось за счёт комбинирования открытых книжных частей, и закрытых, предназначенных для одежды). Среди многочисленных томов книг в глаза сразу бросались несколько изданий в очень толстых переплётах. При тусклом свете названий было почти не разобрать, но очевидно это были великие труды классиков. Потолок был обычным, ничем не примечательным выбеленным сводом. Только красивый резной канделябр, украшенный позолотой, выделялся на его фоне и казался сказочным предметом, пришедшим из далёкого прошлого. Очевидно, в этом зале такая деталь интерьера была единственным источником электрического света. К несчастью включалась она снаружи, такого рода ошибка инженеров была до сих пор безобидной, но теперь стала катастрофой! Бедный Андрей, отчаянно понурив голову, решил начать приготовления ко сну, которые затянулись на добрые полчаса.

II

Ну, во-первых, нужно было закрыть окна шторами, чтобы Они, подойдя со стороны улицы, не увидели его спящий силуэт. Вторым приготовлением стала раскладка дивана: дело не из лёгких, если учесть, сколько долгих и счастливых лет к его услугам в качестве ночлега никто не прибегал. Механизм нехотя скрипел, неистово барахтался и не давал себя использовать. Нечеловеческие усилия понадобились нашему герою, чтобы наконец приподнять ту часть дивана, на которой обычно сидели: так уж сильно она приросла к каркасу ложа. Удерживая крышку в таком положении одной рукой, второй Андрей резкими движениями вытаскивал оттуда постельное бельё, внешний вид которого не внушал желания на нём выспаться. Предвкушая удовольствие клопов, которые вопьются в его полное свежей крови тело, он предпочёл не пользоваться матрасом, и лечь без него в то отделение, где раньше лежало бельё: странный поступок, учитывая, что можно было просто выспаться на сложенном диване, не пользуясь предложенными «аксессуарами». Но тут дело было куда серьёзней: нужно было спрятаться от преследователей, рыщущих повсюду, в поисках не вернувшегося домой Андрея. Собравшись силами, набравшись мужества, перекрестившись, наш герой залез «в диван» и захлопнул крышку. Чем-то это напоминало добровольную смерть, как будто он залез в гроб, по крайней мере ощущения были похожими: темнота, сырость, и невозможность вылезти! Оказалось, что та открывающаяся часть вернувшись на привычное место ,приросла к нему ещё крепче и оторвать её, а тем более изнутри стало невозможным. Осознание этого не было шоком – раз не может открыть он, не откроют и Они! И тут только Андрей почувствовал, что в своей темнице он не один: «братья наши меньшие» - клопы обитали не только в матрасе, но и под ним! В комнате раздались приглушенные крики исходящие прямо из дивана. Если бы в эту минуту здесь находился посторонний человек, то он бы подумал, что сошёл с ума. Нечеловеческие вопли продолжали наполнять помещение. Стали слышны тяжелые удары по матрасу дивана, их сила всё нарастала. Петли издавали жалобный скрип, но были неспособны пошевельнуться, чем обрекали героя на новые муки. Вдруг раздался треск дерева, за ним второй, третий и наконец стало понятно, что неистовство дало свои плоды: заточённый в диване сумел сломать доски каркаса софы, отделяющие его от мягкого дивана. Ещё одно усилие и... о, счастье: оковы сброшены. Он стоял среди обломков, ещё не выйдя полностью из злосчастного ложа, чуть не ставшего его одром, ноги выглядывали из нутра матраса, который был пробит насквозь. Вот как сильно он хотел жить. Сон явно не удался. А Они могли прийти с минуты на минуту, и сразу нашли бы его, беспомощно стоящего посреди комнаты. Отряхнувшись и забыв на время о боли, причинённой кровопийцами, Андрей двинулся в сторону камина. Он присел на стул и оказался одновременно в месте хорошо согреваемо огнём камина, за столом и напротив двери, а это было очень важно: он увидит, если кто-то войдёт в дверь. Желание спать ушло, вместо него появился навязчивый зуд в суставах и в местах укусов. Тело ныло, вялость не давала нормально двигаться. А часы всё так же медленно, непринуждённо отсчитывали секунды, приближая долгожданное утро, солнечный свет и общество людей. Ночь – пора одиночества и страха, ночь необъяснима и полна загадок. День ясен и прост. Он изучен целиком и полностью. Он прекрасен. Андрей понимал, что нужно себя чем-то занять, чтобы отогнать прочь тревожные мысли, что то и дело сами лезли в голову. На столе один из членов профсоюза забыл несколько чистых листов бумаги, а ручки никогда не были предметом дефицита в этой комнате. Выбирая из широкого ассортимента, предложенного в специальной коробочке, стоящей на столе, Андрей почему-то предпочёл ту, что была с красным стержнем. Света было очень мало, так как большая часть отблесков огня была закрыта спиной нашего героя, но он умудрился писать и так. В голове мелькали мысли, рука неаккуратно строчила строчку за строчкой. Минут через пять стало ясно, что он писал стихи. Просто текст, который без остановки записывался на бумагу, принимал очертания, напоминающие те, что используются в записи стихов. А строки рождались чудесные:

В туманной мгле затих вдруг город,
Застыл в преддверии дождя
Он замер, первых капель ждя,
Раскрыл свой зонт, плаща поправил ворот...

А вперёд уже вырывались другие чувства, и мысль вдруг резко поворачивала в сторону и уже кричала:

Неужто мы на свете зря живём?!

А другая идея уже подхватывала предыдущую и затягивала:

О, как несовершенен тесный мир,
Где мы огромной шумною толпою,
Кричим и заглушаем струны лир,
Мы заняты всегда только собою...
О, как несовершенен тесный мир!

Удивляла глубина чувств, здравый смысл и прогрессивность суждений, живущая в этом невзрачном человеке, окрещенного обществом пьяницей и повесой. Широкая натура поэта вселилась в пропащую душу и не ужилась здесь: появились Они, преследования, бесконечная цепь страхов и методов борьбы с ними. Бумага заканчивалась, а строк в голове было ещё так много. Наконец, духовное отошло на второй план, и Андрей дал волю телесной боли терзавшей места укусов. Нужно было срочно приложить бумагу к этим местам, но жертвовать драгоценными запасами, предназначенными для стихов, было нельзя. Решение пришло мгновенно: в руках мелькнула книга, вот она уже открыта, страницы одна, за одной вырываются из переплёта и вскоре глазу открылась такая картина: разорванная в клочья книга валялась на полу и вызывала безграничную жалость; наш герой сидел «обклеив» себя бумагой; по столу были разбросаны исписанные листы. Андрей решил спрятать стихи, чтобы преследователи не нашли и не отобрали ту часть его души, что была в них вложена. Он скомкал записи так, что их уже никто не принял бы за поэзию, теперь они помещались в сжатый кулак. Засунув их в карманы брюк, наш герой присел и, чтобы не поддаться сну и страшным мыслям, наступающим на него, решил разминать пальцы рук. Неизвестно сколько времени ушло на это занятие, да только когда он прекратил за окном уже рассветало. «А что если они придут сейчас, когда светло, а в здании ещё никого нет!» - тревога отразилась на лице гримасой ужаса. В окно ударил сильный порыв ветра, и душа Андрея сдалась, бороться больше не было сил: он дал волю страху. Тот быстро начал своё руководство: спина прижалась к холодной стене и стала понемногу сползать вниз. Очутившись в углу комнаты, он был уверен, что ни сзади, ни сбоку к нему никто не подойдёт. Ненароком взгляд упал на часы: «8, чёрт, уже восемь!». В восемь здание открывалось, и приходили первые сотрудники. С ними появятся и Они, точно. Трепет прокатился по телу. Дрожь завладела руками. Колени беспрерывно тряслись, волосы становились дыбом. Вдруг что-то в замочной скважине заскрежетало, Андрей понял, что с той стороны вставили ключ. Он пролепетал: «Дядя?». Ответа не было. Надо было проявить инициативу и сделать хоть что-нибудь. Наш герой схватил стул и, подойдя к двери, замер в готовности разломать его о голову одного из преследователей. Тем временем ключ уже успел провернуться два раза, было слышно ,как поднимаются по лестнице члены профсоюза, а из-за двери до уха долетал простой мотив, который напевал тот, кто открывал дверь. «Поют уже, думают дело в шляпе, думают, сгноят меня сейчас. Шиш вам!» - и в миг когда дверь распахнулась и некто сделал первый шаг в комнату, руки Андрея сделали импульсивное движение и, описав дугу в воздухе, стул раскололся о несчастную голову. Радость наполнила его сердце в первую секунду, когда он понял, что, очевидно, по неопытности, враг пришел один. Потом он опустил глаза, чтобы рассмотреть бессильное тело. И тут только всё стало понятно. Уборщица приходила каждое утро в восемь делать уборку. Теперь она бездыханная лежала на полу с пробитым черепом, рядом лежали обломки стула, покрытые кровью. Над ней с видом лавроносца возвышался племянник её начальника, ставший её убийцей. Он ещё не понял трагизма ситуации. «Значит, женщину ко мне подослали, думали, руку на неё не осмелюсь поднять, так вот вам!» - Андрей размышлял в каком-то оцепенении и сонном бреду. Сквозь туман, постепенно заволакивающий глаза, а с ними и рассудок, он слышал и видел, как пришёл дядя. Как тот ругал его бил, отбрасывал к стене, как вызвали милицию и его заключили в камере, как шел суд и как он всё повторял заключить его в крепкую камеру и не пускать посетителей, как ревела мать и бледный стоял дядя, как его куда-то повезли, единственное, что осталось в голове это слова, такие загадочные и непонятные: «состояние аффекта». Потом к ним присоединилось обидное: «шизофрения».

ІІІ

Андрей очнулся в белой-белой палате и первая мысль, которая пришла в голову говорила, что он попал в рай. «Значит всё - таки убили, доконали, загнали в гроб! Но ничего, теперь-то я в раю, сюда их длинные руки не дотянутся! Я в безопасности». Приятное тепло спокойствия разлилось по телу. Он с умиротворением в душе стал рассматривать всё вокруг, ведь после того как страх уснул, проснулось былое любопытство. Всё вокруг белое, этот цвет дурманил его, голова начинала медленно кружиться. Вдруг глаза обратили внимание на девушку, которая всё это время находилась в палате и внимательно смотрела на него. Чувствуя, что это очередной подарок судьбы, он смело спросил:
- Ты ангел? – не смотря на то, что он спросил совсем серьёзно, она нисколько не смутилась и расплылась в кокетливой улыбке. После некоторой паузы Андрей услышал её приятный нежный голос ответивший:
- Нет, ангелы живут на небесах и у них есть крылья. А я земная и бескрылая! – она опять улыбнулась и, заметив его необыкновенное смущение, рассмеялась весёлым, заразительным смехом. Наш герой не смог сдержать радостного хохота, но потом спросил вновь, то ли чтобы поддержать разговор, то ли чтобы развеять сомнения:
- Так мы не на небесах? Я что, не умер?
- Нет, а я смотрю вы шутник! О вас совсем другое рассказывали: говорили буйный, убийца, пьяница, маньяк. Неужели это правда?
- Нет, нет, вас бессовестно обманули! Я человек с чистой душой, незапятнанной ни одним страшным грехом. Убийство, в котором я уже сотни раз раскаялся, оправдано не тем, что я маньяк или убийца – нет, всё куда серьёзней. Я ошибся ,я допустил страшную ошибку. За мной гонятся, меня преследуют вот уже неделю – и он поведал девушке, которая оказалась медсестрой, специально подосланной к нему, с целью изъять признание во всех обвинениях, свою историю. Поведал и об ужасной ночи и о днях и ночах до этого, и об убийстве уборщицы и вот сказал о стихах. – Господи! А где же моя одежда? Где одежда, где брюки, где, чёрт возьми, мои брюки?! Там лежат стихи!
- Не беспокойтесь – ласковый голос успокоил нервы, и он снова расслабился – ваша одежда висит на стуле слева от вас. Он повернул голову и увидел: действительно, старые истрёпанные брюки были аккуратно повешены чьей-то бережливой рукой на спинку стула. Там в кармане заветные клочки бумаги: уж теперь он не отдаст их никому. Разговор снова потёк спокойно и непринуждённо:
- А сколько вам лет? Где работаете?
- Мне должно было быть двадцать три в октябре. Работы теперь у меня нет! - он горько вздохнул. Действительно, пока не появились Они, жизнь для него складывалась неплохо: закончил факультет экономики в неплохом ВУЗе, потом устроился на работу к дяде, якобы на должность финансиста, ведь прекрасно понимал, что работать практически не придётся, а деньги ему платили неплохие. Время быстро пролетало в заманчивой прохладе подвала, где он коротал частые часы досуга в компании бокала и бутылки хорошего вина. Одиночество его не пугало – напротив, натура романтического философа тянула Андрея сюда, в уголок спокойствия. Здесь он рождал свои стихи, прозу, этот подвал стал почти его домом. Он «оборудовал» его по своему: поставил стол, пару стульев, печатную машинку. Наш герой жил и радовался жизни и с удовольствием провёл так весь остаток своих дней, но судьба распорядилась иначе.
- Почему «должно было исполниться»? Разве сейчас время для вас не идёт?
- К прошлой жизни не вернуться! Счастье в прошлом, будущего нет... Живёшь мыслью как бы дожить до завтра! Существование не есть жизнью, это только её часть.
- Вы слишком предвзяты к себе. Да и потом, даже если за вами гонятся, здесь вы в безопасности! Кто сюда придёт, подумайте сами?
- Трое в костюмах! Они пройдут сквозь любые двери. Горе мне!
- Почему именно вы? За что вас преследуют? Ну кому вы нужны?
- Хотят занять моё место на работе, завидуют счастью, мало ли сколько злых людей! Что вы всё вопросы задаёте, сколько можно? Я хочу побыть один!
- Можно я напоследок возьму ваши стихи почитать? Мне так интересно посмотреть, как вы пишете, давайте я их возьму и верну вечером - он согласился. Сам не понимая почему, он как-то особенно доверчиво отнёсся к ней, принимая её за посланницу свыше. «Только она защитит меня от Них!». Любовь тоже не была чужда Андрею. Он впервые влюбился ещё в школе, в десятом классе, но тогда всё было просто - признания, поцелуи, прогулки, романтические праздники. А потом вдруг – конец. Ниоткуда, из ничего он появился и сказал её губами: «Всё кончено. Нам с тобой не по пути!». Тоска охватила сердце бедолаги, неизвестно, сколько времени, глупого, бездарного и мучительного, провёл бы он в состоянии отчаянного пессимизма и отвращения к жизни, если бы не Амур, поразивший его новой стрелой, не успей ещё зарубцеваться старая рана. Девушку, полюбившуюся нашему герою, звали Оля. Она была высокого роста, правда немного ниже него, обладала живым и острым умом, о котором свидетельствовали глаза, игривые, немного лукавые. Она была авантюристкой и интриганкой, и это в ней любил он больше всего, поскольку сам был таковым. Влюбились они друг в друга во время одной из многочисленных прогулок после утомительных лекций. Его ВУЗ находился рядом с её домом, Андрей гулял с друзьями, когда встретил её, божественную, сияющую неповторим светом блаженства, такую свою, уютную, тёплую, нежную, в обществе подруг. Между компаниями естественно завязалась беседа, но их почему-то потянуло друг к другу и вскоре влюблённые уже откололись от всех, блуждая по лабиринтам многочисленных улиц и нашептывая нежные слова. Любовь, безусловно, была искренней и взаимной. Отношения быстро развивались и становились всё более и более серьёзными: знакомство с родителями, долгие вечера чаепития с ними, разговоры о свадьбе, предложение руки и сердца... Да, всё шло к помолвке и сердца молодых уже ускоренно бились в предвкушении предстоящих событий, когда вдруг появились Они. Появились и свели на нет все ожидания, все чувства, все планы, всю жизнь. Эти мучительные размышления то и дело посещали голову Андрея и вот сейчас, ворочаясь на койке, снова наведались. Придя к выводу, что жизнь бессмысленна, он, наконец, уснул.
IV
- Вот доктор, это его стихи. Посмотрите, это позволит оценить ясность его мышления.
- Хм, весьма любопытно, даже очень любопытно. Здравый смысл, логическое изложение мысли – здесь всё присутствует. Значит синдром на ранней стадии. Странно, ужасно странно.
- Что-то не так? Вы ведь говорили о шизофрении, да и на суде этот диагноз подтвердили, что же за синдром?
- Мы ошибались! Все. Его болезнь страшнее, мы неспособны сделать хоть что-нибудь, чтобы её остановить, даже замедлить развитие: она прогрессирует вне зависимости от лечения. Такое случается редко, как правило, из-за черепно-мозговых травм, особенно ранних. Мы имеем дело именно с таким случаем. Всё начинается с мании преследования или любого другого страха, который превращается в навязчивую идею. Следующий шаг: шизофрения, потом одна задругой останавливаются функции мозга, сперва логика, затем речь, в результате все чувства притупляются, и человек становится овощем, который полностью зависит от врачей.
- Всё это ждёт его?
- Увы, да. Помочь ему мы не можем. Главное – обезопасить его от окружающего мира, а мир – от него. Сидя здесь, в изоляции, он перенесёт развитие болезни легче.
- Неужели ничего сделать нельзя?
-Ничего, остаётся только сидеть и ждать.
- Ну тогда до завтра, а стихи пока пусть у вас побудут. Я заберу утром.
- Спокойной ночи!

* * *

День за днём, продолжая лежать в палате, Андрей чувствовал себя всё хуже и хуже. Они вдруг неожиданно исчезли, несколько дней обманчивого спокойствия казались ему самыми счастливыми в жизни. Медсестра навещала его трижды в день, и они вели долгие приятные беседы. Тогда холодная, грубая палата становилась уютной и нежной, а тело наполняло редкое тепло. Он продолжил писать, а поскольку недостатка в бумаге в больнице не было, то писал много. Три дня были его зенитом, потом ещё почти неделю состояние постепенно ухудшалось, но, по-прежнему, чистота мыслей и вдохновение не покидали его. И вот однажды сев писать, а он уже заканчивал пятую главу своего романа, которому весь медицинский состав пророчил большое будущее, он вдруг осознал, что в голову ничего не лезет. После мучительных часов напряжения Андрей выжал из себя несколько предложений, которые, однако, показались ему чепухой. Началась новая стадия синдрома. Прошёл месяц, за ним другой, и любимые вечера в обществе медсестры Ани стали доставлять всё меньше удовольствия. Язык слушался нечасто, говорить теперь было мучительно, хотя мысли, как и раньше, были здравыми, и ещё хотелось их излагать. Доктор не раз высказывал удивление, как долго держится его пациент, какой сильной волей обладает. Но потеря ясности ума была лишь вопросом времени, и как отчаянно Андрей не боролся с недугом… Продолжение следует.