Глава I

«Чем кормить собаку». На то, чтобы напечатать в окне браузера эту фразу и нажать «Enter», достаточно нескольких секунд — и вот уже невозмутимо крутится голубое колечко. Ричард нетерпеливо постучал пальцами по столу и уставился в экран ноутбука, будто бы это могло каким-то образом ускорить процесс. Интернет работал отвратительно — впрочем, в этой чертовой съемной «однушке» вряд ли нашлось бы хоть что-то, что работало хорошо. Парень поморщился: лишнее напоминание о том, что на кухне уже второй день течет кран, и если продолжаться будет в том же духе, он просто не расплатится за воду… А тут еще и очередная «незапланированная статья расходов» — так, кажется, называла подобные выходки мама. Вот для него, Дика, это было… делом чести, что ли.

Эта самая «честь» сидела сейчас под столом и умильно виляла хвостом. На вид — черный щенок то ли лабрадора, то ли еще кого (о родословной собак, взятых «в хорошие руки» у входа в метро, как известно, ничего нельзя сказать наверняка). А на самом деле — поступок, который дает право называть себя добрым человеком, гуманистом и кем-нибудь еще.
Слабоватое, пожалуй, утешение, особенно при просмотре цен на собачий корм на наконец загруженной странице. «Ничего, справимся», — почти бодро сказал Ричард, заглядывая под стол. Пес гавкнул — можно расценить как знак согласия, правда?

Вновь вернувшись к ноутбуку, Дик просмотрел еще несколько страниц и быстро закрыл вкладку. Запрос изначально был дурацкий, однако он, в конце концов, историк, а не биолог. Почти историк. Одним резким движением он отбросил назад упавшие на лицо пряди волос. Жаль, что не поступишь так же с грустными мыслями и воспоминаниями…

А ведь сегодня выходной — ни лекций, ни работы. Той очередной работы — сколько их сменилось за последние несколько месяцев — три? Или все же четыре? Но об этом тоже надо. Дик быстро взял потрепанную куртку, бросил еще один взгляд на развалившегося под столом щенка и, решив пока оставить его там, вышел из квартиры.

Улица бросила в лицо весенний ветер и тот особенный запах, который бывает только после майской грозы. В такой день хочется убежать, потеряться и забыть, забыть обо всем. Почувствовать, как за спиной вырастают крылья — трепетные, едва заметные… А потом идти, улыбаясь прохожим: «Крылья есть, я это знаю. А вы и не видите». В такой день ты можешь сделать все, что угодно, ты любишь всех вокруг и понимаешь, что весь этот мир, полный красок — перед тобой, только протяни руку… Хочется писать стихи…

Столь красиво, а разбивается об одну будничную мысль: чтобы доехать до центра города, нужно садиться в трамвай, а не в маршрутку, потому что так дешевле… Обыденность безжалостна и расчетлива. Она обрезает крылья. Человек ведь все равно не летает, зачем ему лишнее? И хоть до хрипоты кричи, что неправда, что именно я смогу-таки оторваться от земли… «Глупый мечтатель. Иди-ка работай лучше», — равнодушно фыркнет обыденность и замолчит. На какое-то, столь несправедливо короткое время.

… Трамвай скрипит и еле ползет, поезд метро тормозит так, будто машинист решил во что бы то ни стало опровергнуть утверждение о том, что мгновенно остановиться невозможно… Дик должен бы был привыкнуть к этому, но нет — подобные мелочи раздражают с завидным постоянством. Видимо, мысли, как всегда, сказались на выражении лица, потому что послышался голос старушки, сидевшей напротив:

— Не нравится — ходите пешком.

— Вам есть дело до того, что я думаю? — резко, почти грубо ответил Ричард и тут же, противореча сам себе, виновато опустил голову. На щеках появился румянец. «Дожил, на попутчиков бросаюсь…» Однако слишком уж он не любил людей, которые лезли не в свое дело. Которые говорили то, что ставило его в тупик… В такие моменты он лишний раз злился на себя — а поводов для этого было достаточно и без назойливых любопытных.

— До меня никому нет дела, мне есть дело до всего — мир пребывает в равновесии, — невозмутимо произнесла женщина. Парень хотел было сказать что-то еще, но поезд набрал скорость, и перекричать его грохот и скрежет не представлялось возможным.

Дик очень любил город — как старинные, так и современные районы. И в тех, и в других было свое очарование: ожившие книжные иллюстрации или бурный водоворот жизни, в котором парень хоть на несколько часов переставал чувствовать себя одиноким. Он становился частью чего-то живого, цельного. Он — никому не нужный. Эх, сказала же старушка… Случайность, а душу бередит дай Бог.

Бесцельное блуждание по историческому центру не принесло Ричарду ничего, кроме парочки интересных мыслей — пожалуй, стоит записать. На противоположной стороне улицы призывно светилась вывеска кафе, и парень, недолго думая, направился туда. Прикрыв за собой дверь, заглянул в кошелек — будто надеялся, что за прошедшую ночь там появилось что-нибудь новое. Увы, нет. Поэтому…

— Маленькое эспрессо, пожалуйста, — и где-то на задворке сознания мелькает грустная мысль, что на любимое латте опять не хватает…

Вздохнув, Дик забрал свой небольшой стаканчик и расположился за столиком на улице. Затем достал блокнот, который постоянно носил с собой — мало ли — и записал туда сумму, потраченную на кофе. Если вычесть ее из остатка… Вывод неутешительный: завтра придется обойтись без излишеств, то есть, без кофе вообще.

— Стихи пишете? — везет же на случайных собеседников! А ведь никуда не делся горьковатый осадок после слов старушки из метро.

— Нет, занимаюсь арифметикой, — ответил Дик таким тоном, что должно было стать понятно: на беседу он не настроен.

— Полезное дело, — пожал плечами мужчина, помешивая латте. Латте! «Вот и достойное оправдание собственной нелюбезности, — отстраненно подумал Ричард. — А дожил-то до чего… Почти классовая ненависть».

— Ненависти нет. Лишь злость и желание большего — это нужно, не так ли? — приятный голос с бархатистыми нотками прозвучал за спиной. Дик подскочил, рывком обернулся… Никого, только что-то горячее течет за шиворот…

— Молодой человек, вы от арифметики перешли к физическим упражнениям? — а это уже насмешливый голос мужчины с латте. Вернее, мужчины, у которого был латте.

— Я… Извините, — неловко пробормотал Дик, холодея при мысли о том, что, возможно, он сходит с ума. — Вы ничего не слышали?

— А что, что-то должен был? Кроме ваших извинений?

— Нет, нет… Простите, — вновь пролепетал парень, чувствуя, как щеки во второй раз за день заливает алым. Он еще раз пробормотал извинение, подхватил со стола блокнот и побежал по улице прочь, оставив на столике недопитый кофе.
Мужчина лишь посмотрел ему вслед со снисходительной улыбкой.

Дик пробежал несколько кварталов, лишь затем остановился и тяжело оперся о стену первого попавшегося дома. «Ну вот и все… Неужели мама была права?»

… Семья Ричарда была никогда не была особо богатой — так, что было, наверное, малодушно, парень описывал ту ситуацию. Слово «экономия» он выучил, пожалуй, раньше, чем «мама», а уж за практикой дело не стало. Но пока ты сидишь дома и не знаешь, что происходит даже у соседей за стеной, можешь мириться и довольствоваться тем, что есть. А ведь не зря говорят, что многие знания — многие печали…

В школе — очень престижной, куда устроил сына откопавший неизвестно какие связи отец — стало гораздо хуже. Ходить в пиджаке с заплатками, побывавшим, судя по всему, не единожды в секонд-хэнде, среди всех этих дорогих брендов… Даже не унизительно, просто заставляет гордо вскидывать подбородок, шептать про себя: «Я глухой, глухой», — и тихо плакать, когда никто не видит. Однако учился Дик лучше всех — для того, чтобы доказать самому себе, что он хоть чего-то стоит. И другим… Если получится.

Отрадой неожиданно стал компьютер. По доброте душевной учительница разрешала Дику оставаться в компьютерном классе едва ли не до вечера, и мальчик этим пользовался. Вряд ли кто-то лучше него выучил все сайты, форумы, социальные сети. Там — другой мир. Там ты можешь быть, кем захочешь. Там от тебя остается лишь вепрь на аватарке и выдуманное имя. А ты создаешь себя — нового. Настоящего ли — об этом Дик старался просто не думать. В Интернете же он однажды забрел на сайт «Загадки истории» — и понял, что нашел свое дело. Размышлять, читать, сравнивать, общаться с такими же увлеченными. Выбирать какую-нибудь тему и проводить «археологические раскопки»: искать самую разнообразную информацию, в том числе на странице браузера под номером 30, до которой почти никогда не доходят…

… Лет в четырнадцать Ричард полюбил книжные магазины. Они — как музеи: приходишь, рассматриваешь, восхищаешься… И уходишь, лишь перевернув один из таких желанных фолиантов и глянув на ценник. Именно в книжных магазинах царит неповторимая атмосфера: тихо, спокойно, а дух знаний будто витает в воздухе. Никакой суеты, очередей. Чувствуешь себя совершенно другим человеком, будто вмиг поднимаешься по лестнице, перепрыгнув сразу через три ступеньки. Определенно, книжные есть за что любить.

А «приобретались» бумажные книги совсем в другом месте. Хотя странной выглядит даже любовь к ним в век Интернета. Все — или почти все — можно скачать, а находятся же безумцы, которым нужно взять, понюхать, расставить на полках… «Книжным магазином» стал мусорный бак у подъезда. Порой поразительные вещи удавалось около него найти — вплоть до целых собраний сочинений в десяти томах. Как всегда: один выбрасывает, а другой мечтает заполучить, но не может.

«Не правда ли, печально? Мне принадлежит то, что мне не нужно, а другим нужно то, что им не принадлежит.
Еще печальнее, когда кому-то не принадлежит то, что должно принадлежать именно ему.
Это значит лишь то, что он глуп, труслив или ленив…»

Тогда Ричард не обратил на это внимания, но… Это же не его мысли! Из книги? Нет, он бы помнил, из какой. Тогда откуда вообще они взялись в голове? Будто то, что он помнил когда-то.

… Дик вздохнул и поднял голову: часы на ратуше пробили четыре. Вечером станет легче: воздух посвежеет, город наполнится огнями, а пока можно прогуляться еще куда-нибудь. Ноги шли сами — так бывает, когда голова сильно чем-то занята — и привели парня на набережную. Еще одно место — одно из самых любимых.

Он подошел к ограждению — туда, где в огромных деревянных горшках росли «апельсиновые деревья». Конечно, на самом деле они были едва ли не акациями — откуда в северном климате взяться апельсинам, — но с легкой руки одного из одногруппников в университете прозывались именно так. В конце концов, почему бы и не помечтать, что ты стоишь где-нибудь на песочке, над головой — яркое южное солнце, рядом — апельсины… По рассказам все тех же университетских знакомых, побывавших на юге, это выглядело примерно так. Вот жаль, что на отдых за границей нет денег…

«Или то, что его предков ограбили.
Одно другого не исключает. Предки могли быть глупы, а потомки — трусливы и ленивы…»

Опять! Неужели он таки сходит с ума? Слышать голоса уже начал… Внезапно голову прошила резкая боль, Ричард прижал ладони к вискам и прикрыл глаза. Тут же вспыхнула вереница образов, одна картинка ярче другой: черная птица — ворон, алый, цвета крови, камень, бокал, что-то странное, похожее на знамя… Глаза распахнулись, впереди — река, набережная… Никаких птиц, знамен, камней.

… В школе Дик доучился вполне благополучно: оценки получал хорошие, а его увлечениями родители не интересовались. Лишь классный руководитель однажды спросил, куда он, Ричард, хочет поступать… И этим испортил все. Или изменил судьбу — зависит от степени фатализма.

Тогда Дик, не задумываясь, ответил:

— В Финансовую академию, — этого хотели родители. Потом — работа в компании, дохода толком не приносящей уже лет двадцать.

А учитель спросил — мягко, но чуть насмешливо, как умеют только люди, которые знают о тебе больше, чем ты сам:

— Я же говорил «куда хочешь», а не «куда нужно».

Звучит смешно, но эти слова решили все для Дика, который держал открытой вкладку с сайтом исторического факультета на «своем» компьютере. Когда мечта кажется недостижимой, с этим смиряешься. А если вдруг появляется хоть один шанс из тысячи — все, в огонь и в воду пойдешь, раз уж уверен, что именно такой должна быть твоя судьба. А судьбу порой в корне меняют самые простые слова.

Услышав слова «исторический факультет» из уст сына, мать Ричарда, Мирабелла Окделл, едва не упала со стула. Она целый вечер затем объясняла, что он ничего там не добьется, что растила сына не для того, чтобы он загубил себя столь бесславно… «Как будто в компании отца можно добиться хоть чего-то, кроме нищеты», — подумал Дик, а вслух, неожиданно даже для себя, произнес лишь одну фразу:

— Я имею право сам решать.
Мать захлебнулась на полуслове: сын никогда прежде с ней не спорил, лишь соглашался. А затем еще несколько минут серьезно, как никогда в жизни, смотрела на сына, не говоря ничего и, казалось, мучительно что-то обдумывая.

— Имеешь право, — наконец вздохнула она. — Но сам — значит сам.

А теперь, полтора года спустя, Дик учится на факультете, о котором мечтал, ютится в съемной квартире и считает копейки в дырявом кошельке.

… Дик подошел к самому краю и облокотился на ограду. Что с этим всем делать? Почему ему, именно ему, достаются все неприятности? Будто на свете других людей нет…

— И так рассуждает каждый, — вновь отозвался тот же голос, не имевший хозяина, но на этот раз насмешливо.

— Мне нет дела до чьих-то рассуждений, — что ж, сходить с ума — значит, сходить с ума. Еще минуту назад это заставляло мысли панически бегать туда-сюда; теперь оно сменилось восхитительным безразличием. — Кто ты?

— Забытое прошлое.

— Но все же почему я? — со стороны, наверное, разговор с самим собой выглядит дико.

— Прошлое является лишь тем, кто должен его увидеть. (1) Тебе ли не знать, Ричард Окделл.

— Кто ты? Или, что намного интереснее, где?

— Посмотри вниз, — со смешком ответил голос. Дик опустил глаза и увидел… Ворона. Черную птицу, как две капли воды похожую на ту, что совсем недавно явило разыгравшееся подсознание.

— Ты что, ворон? — похоже, лимит по дурацким вопросам на сегодня исчерпан.

— Не совсем, — птица как-то странно дернулась, и через миг перед Диком стоял человек. Ну, или почти человек: кто-то черноволосый, синеглазый и с огромными черными крыльями за спиной.

Дик нервно огляделся вокруг, но ни один из немногочисленных прохожих, вопреки его опасениям, на это появление не отреагировал. Незнакомец — пока Ричард назвал его так — насмешливо улыбнулся.

— Они меня не видят и не увидят.

— Почему? И все же кто вы?

— Ответ на второй вопрос: я — Рокэ Алва. Ответ на первый… Люди в большинстве своем умеют лишь смотреть, но не видеть. Кроме того, меня не существует, ведь я в твоем воображении, не более.

— Значит, я все-таки сумасшедший, — пробормотал Ричард, а затем, решив, что терять ему нечего, протянул руку, пытаясь коснуться того, кто назвал себя Рокэ Алвой. Как ни странно, ладонь отнюдь не прошла сквозь пустоту, а сжала столь же осязаемую чужую, прохладную. Или это так казалось? Сейчас Дик не смог сказать наверняка, что происходит на самом деле, а что нет.

— Говорят, — медленно произнес Рокэ, не отпуская руку Ричарда и привлекая его ближе к себе, — что безумцев вообще не бывает. Люди, которые кажутся сумасшедшими, просто попали не в свой мир. Ошиблись, заблудились. Они чужие там, где находятся, только и всего.

— Я не чужой, а здешний, — парень попытался вырваться, но ему не дали. Руку держали крепко, а бесконечно яркая синева глаз приковала к месту.

— Только посмотри, — шепнул, наклонившись к уху Дика, Алва, а потом… Потом Ричард почувствовал, что летит, летит над землей… А где-то совсем рядом тихо шелестят черные крылья… А город внизу сверкает огоньками, что уже начинают загораться, и зелеными лужайками парков.

— Подумай, — шепот все также вкрадывался в ухо. — Ты можешь быть счастливым, если бросишь попытки кому-то что-то доказать…

— У меня есть мечта, которую я не предам.

— Не предашь? Или продемонстрируешь всем, что ты ей верен?

— Я снова спрашиваю: кто ты? Почему даешь мне советы?

— Вспомни. Просто позволь себе вспомнить.

Город снова куда-то уплывает… Перед мысленным взором мелькают видения, но гораздо более отчетливые, нежели в первый раз: Рокэ Алва — Первый маршал Талига, Оллария, Вараста… Яд.

— Рокэ Алва смеется, а не советует! — они снова летят в небе, все более темном.

— Но он может повторить то, что сказано другими. Ты вспомнил?

— Да. Но почему я не могу лететь сам? — откуда взялся этот вопрос, и почему именно он — Дик не знал. Просто чувствовал, что спросить нужно именно это.

— Яд сжигает крылья. Если искупить вину, они появятся снова…

Еще несколько минут — и Ричард переводит дыхание на той самой набережной. Будто и не было ничего.

— Как искупить?

— Жить. Перестать гнаться за тем, чего не существует, и показывать другим, что ты человек чести. Сначала получить то, что нужно, а потом то, что хочешь.

***


Владелец крупной компании Ричард Окделл задумчиво смотрит в окно. Контракты приносят прибыль, сотрудники довольны и справляются со своими обязанностями… А он сам дописывает статью в исторический журнал. На сегодня с делами покончено, можно прогуляться…

В приемной секретарь что-то сосредоточено читает с экрана.

— Что там такого интересного, Герард? — Ричард, как всегда, не может удержаться от вопроса.

— Извините, — смущенно бормочет тот. — Читаю «Фауста», пытаюсь понять, почему вы называете своего пса Мефистофелем… (2)

Ричард Окделл смеется. Где-то далеко, пятнадцать лет назад, ему вторит смех Рокэ Алвы, который выливает недопитый эспрессо с не до конца растворившимся белым порошком… Где-то далеко, в Талиге, оруженосец Первого маршала выбрасывает прочь перстень с ядом…

Примечания:
1 - немного переиначенная фраза из романа А. Дюма "Граф Монте-Кристо": там было про призраков.
2 - между прочим, в трагедии Гете "Фауст" дьявол Мефистофель появляется в том числе в образе черной собаки, правда, не лабрадора.