Глава I
– Ну, эта гарпия была сильна, – хохотнул Тарарах, нанося на руку Ваньки заживляющую мазь.
– Ага, – улыбнулся мальчик.
Ему всегда нравилось помогать Тарараху, пить с ним чай, хотя и очень осторожно, перед этим тайно почистив кружку заклинанием, и просто разговаривать. Старший товарищ, учитель и хороший друг – вот кто был для Ваньки Тарарах.
– Чем собираешься заняться по окончании учебы? – поинтересовался питекантроп, убирая банку с мазью в шкаф.
– Думаю уехать в лес лечить зверей.
– А Таня?
Ванька не ответил. Он все для себя решил, но понимал, что давно потерял право думать лишь о себе. Таня не понимала его решения, упрямилась просто принять его, а Ванька не мог это игнорировать. Все это казалось неправильным и слишком сложным.
Тарарах понял все по долгому молчанию Валялкина. Хмыкнул, покачал головой. Он не стал ничего говорить в ответ, лишь разжег огонь в кострище, поставил чайник и уселся на табурет.
– Хочу тебе кое-что рассказать, – сказал он через минуту. – Это никак не связано с твоей ситуацией, так что не принимай на свой счет. Я никому об этом никогда не рассказывал, и знает об этом лишь Сарданапал. И ты не сможешь никому об этом говорить. Понял?
Ванька кивнул. Ему казалось, что услышит историю об очередном Красавце или принце-медведе. Тарарах всегда казался ему простым, житейским, и Валялкин не ждал, что история может выйти за пределы его понимания.
Без предыстории или какой-либо подготовки Тарарах сказал:
– У меня нет эйдоса.
– Что? – Ванька открыл рот от удивления. – Как? Ты… – ему было сложно произнести эту страшную мысль вслух. – Ты…
– Нет, – Тарарах покачал головой, – я не заключал сделок, не терял его и не закладывал за блага.
– Но… – мозг отказывался понимать.
Ваньке всегда казалось, что у хороших людей эйдос есть по определению, потому что они хорошие люди, не способные обменять вечность на что-то земное. А Тарарах был хорошим человеком. Вспыльчивым, импульсивны, мог стукнуть кого-нибудь или разбить что-то сгоряча, но все равно оставался самым добрым, кого знал Валялкин.
– У меня его никогда не было, – Тарарах улыбнулся, снимая чайник с огня.
Он разлил кипяток по стаканам, добавил заварку и варенье. Казалось, что он рассказывает какую-то обыденную историю, а не ужасную правду, к которой Ванька по непонятным ему причинам не был готов.
– Но так не бывает, – наконец выдавил мальчик. – Все рождаются с эйдосами, это же правило, это устройство мира…
– Да, – кивнул Тарарах, пододвигая один из стаканов с чаем к Ваньке, – устройство мира. Нынешнего.
Выделенное последнее слово было как вспышка в сознании Валялкина, но понимание пока не пришло. Он всегда считал, что мироздание не менялось никогда. К слову, Ванька редко когда задумывался о подобных вещах, давно приняв для себя, что не стоит лезть в высшие материи. Он нашел свое место и не хотел покидать его.
– Нынешнего? – глухо повторил мальчик.
– Вспомни, кто я такой, – Тарарах со звуком отхлебнул из своего стакана. Ванькин чай все еще был нетронут. – Сколько я живу?
Питекантроп – тупиковая ветвь. Ванька всегда это знал, но никогда не обдумывал эту информацию. В его понимании Тарарах родился очень-очень давно и получил бессмертие по счастливой случайности, но Валялкин никогда не задумывался об истинных масштабах.
– Семь сотен тысяч лет, – в голосе Тарараха послышалась грусть. – Я живу дольше всех живых, разве что древние боги меня старше. Я наблюдал за изменением мира, сам менялся вместе с ним, развивался. Наверно, вместе с бессмертием получил что-то еще, что и развило мой мозг до уровня кроманьонцев. Я не умен, нет, я это понимаю. Мне чужды науки, красивые речи и изысканные манеры. Но тем ни менее я научился говорить и ухаживать за животными, причем не только примитивными средствами, какими пользовались в мое время, но и нынешними. Моя память увеличилась, порой мне кажется, что я запоминаю намного лучше любого современного человека.
– Но почему у тебя нет эйдоса? – Ванька немного пришел в себя и взял свой стакан с чаем в руки, но пить не стал.
– Тогда, когда я родился, ни у кого не было эйдосов, так как не было Света в современном понимании этого слова. Он тогда только зарождался, так как люди начали отличаться от животных. У них начала развиваться культура, мораль, совесть – все это и было началом. И в конце концов Свет организовался в целую структуру. Наблюдая за эволюцией и развитием человека, они решили создать своего человека, идеального, непорочного. Вот только, как всем известно, это закончилось тем, что падшие стражи Света совратили эдемских людей, и те так же пали. Вот только их Свет еще не был утерян. Они разнесли его среди людей, дали потомкам. И так люди начали рождаться с эйдосами. Потомки эдемских людей перемешались с остальными. Есть маги, которые считают, что они произошли от эдемских, гнут пальцы, кичатся своим происхождением, хотя большинство родословных куплены. А толку-то?
Тарарах покачал головой.
Ванька пил чай и просто слушал. Ему было сложно понять это, сложно было перестроить свое мировоззрение. Но ведь, в конце концов, ничего же не изменилось. Какая разница, что было тогда?
– Поэтому Сарданапал забрал тебя на остров? – в голову вдруг пришла неожиданная мысль.
Тарарах кивнул.
– Никто не знает, что я появился задолго до стражей. Все верят в их начало, причем даже нынешние стражи. Мало кто из них знает истинную правду. Первостражи давно мертвы, и в далеком прошлом они делали все, чтобы никто не узнал, что их создали люди. Может, они и сами этого не понимали.
Ванька кивнул. И он понял, почему не должен об этом рассказывать. Будет катастрофа, если стражи Мрака даже задумаются о подобном. Свет наврал – вот, что они покажут людям, и начнется пропаганда, дезинформация и ускоренная деградация духа.
Всего один человек и правильная подача – и не станет ничего. Ванька никогда не подозревал, что мир держится на грани, что он настолько хрупок.
– А как же древние боги?
– Они знали, ведь они появились из первоначального хаоса задолго до людей. Они создали основную материю. Стражи Света тогда были сильны. И была битва, страшная, безжалостная, кровавая. Боги пали, хотя в них продолжали верить и поклоняться им. Многие из них были заключены за Жуткие Ворота, кого-то отправили в Потусторонний мир. Вот тогда и появилась окончательная история создания мира, какой мы ее знаем, а богам, что остались, перекроили сознание. Даже сама Смерть подчинилась.
– И ты единственный, который знает об этом?
– Я единственный из ныне живущих, кто застал это. Даже Сарданапал не все знает.
Ванька иначе посмотрел на Тарараха. Несмотря на одиночество, отчаянье, боль, битвы, изменения и знание правды, он оставался тем, кем был: добрым мягкосердечным человеком. Он принял мир таким, какой он есть, принял его правила и свойство изменяться. У него не было эйдоса, но он ему и не нужен был, ведь он один из тех, кто создал Свет. Даже та история про холодную зиму была свидетелем.
Вечность ему и так обеспечена, здесь, на Земле, и эта вечность не отягощала его, как остальных бессмертных. Он знал, что он хочет, он делал то, что ему нравилось и то, что считал правильным. А что еще нужно для счастья?
– За твою короткую жизнь, – продолжил Тарарах после молчания, – ты не заметишь изменений. Но тем ни менее мир меняется настолько быстро, что, оборачиваясь назад, не верится, что когда-то люди только ковырялись палкой в земле.
– Почему ты решил мне все это рассказать? – спросил Ванька, ставя стакан с недопитым чаем возле костра, от которого предметы в берлоге разносили по стенам жуткие картины.
Тарарах пожал плечами.
– Я наблюдал множество историй, многие из которых заканчивались печально по глупости их героев. Они сами рушили свои жизни, забываясь в ссорах по пустякам и мелочности. Эти истории для них были длиной в жизнь, а для меня лишь коротким пшиком. И решение было до боли простое: нужно было лишь принять чужую точку зрения, понять ее, оценить ее важность, а не зацикливаться на себе. Ведь правда, она не одна, ее несколько, и вместе они составляют истину. Свет создал человека, как и человек создал Свет. Мало кто осознает, что две эти противоречивые правды могут существовать одновременно, дополнять друг друга.
Ванька задумчиво кивнул.