Глава I

Питер Петтигрю за много лет привык к телу крысы. В иные дни в голове не мелькало ни единой человеческой мысли, тогда он, довольно развалившись на лежанке, потягивал молоко из блюдца, грыз дольки сладких яблок и чувствовал себя как на курорте, где однажды, давным-давно, был с родителями.

Его хозяева любили и берегли крыса, жалея за отсутствующий пальчик со смешным коготком на крошечной розовой лапке. Старина Перси, его первый хозяин, даже как-то пытался отрастить ему новый, но, то ли умений не хватило, то ли за сроком давности не вышло — ну, да Мерлин с ним, с этим пальцем. Главное — клетка чистая, еду подают вовремя и пузцо чесать не забывают.

Счастливая жизнь, надо признать, была у Питера!

До тех пор, пока однажды не стало известно о побеге Сириуса Блэка.

Отвыкшее от волнений сердечко крыса трепыхалось болезненно: страх будущей расплаты терзал Петтигрю день и ночь.

Бежать! Бежать!

И в крошечных мозгах созрел продуманный план. Крысятнический, будем уж справедливы.

С семейства Уизли взять нечего: Питер стал таскать у студентов различные ценности. В мальчишеской спальне удалось поживиться фамильной драгоценностью Лонгботтомов, найденной под кроватью — Петтигрю сам не раз видел на Алисе ажурную брошь, даренную когда-то Фрэнком. Больше ничего найти не удалось. Однако, этого недостаточно — в Лютном у перекупщиков многого не выручишь даже за древний артефакт.

По ночам, чтобы его рыжий хозяин не догадался, Питер стал обыскивать другие дортуары. Мужская половина не изобиловала добычей: пара перстней да порваная цепочка — вот и весь навар, этого все равно мало. Петтигрю спрятал добычу под половицу.

Хоть что-то удастся выручить за его «посмертный» орден. Ах, матушка-матушка, его бедная матушка! Так и умерла одна-одинешенька! Интересно, много осталось после неё в их старом домике? Семейство Петтигрю не было ни знатным, ни богатым, потому и ячейка в Гринготтсе всегда пустовала. Неужто одинокая вдова могла её наполнить? Не мешает проверить! А та-ам — поминай как звали. Всё, не будет больше Питера в Англии. Баста! Давно надо было смотать удочки.


* * *
— Моя крыса! Она пропала! Это твой кот её съел! — слышался вой Рона, но Петтигрю стойко не оборачивался, убегая. Ему несомненно было жаль рыжего растяпу, но — своя шкурка важнее.

Он шмыгнул на женскую половину следом за лохматой подружкой хозяина, строгой и серьезной девочкой, бегущей сейчас со всех ног, стремившейся спрятать обидные слёзы. Она ворвалась в спальню и бросилась на свою кровать, спрятав голову под подушку. Питер зарылся в складки покрывала, высунув наружу ухо и поглядывая одним глазом на происходящее.

— Гермиона, что-то случилось? — осторожно спросили две её соседки, сидящие у трюмо, размалеванные косметикой и обвешанные как новогодние елки украшениями.

— Я в порядке, — прошелестело из-под подушки.

Питер видел, как две подружки переглянулись и осторожно, словно опасаясь, что в них полетит что-то тяжелое, подкрались к постели, сели с двух сторон от Гермионы.

— Грейнджер… — нерешительно позвала одна из подружек, хорошенькая блондиночка в аккуратных локонах, пахнувшая ванилью, словно сдобная сладкая булочка. — Уроки делать рано, — продолжала она, запинаясь, — может, поиграешь с нами?

Гермиона резко села на кровати, выпрямляясь, от чего ее соседки отпрянули испуганно, а Петтигрю задушено пискнул — и тут же зарылся ещё глубже, не желая, чтобы его обнаружили.

— А давайте! — решительно сказала она, сурово сдвинув брови. — Во что играем? Скраббл? Имаджинариум?

Соседки переглянулись и синхронно помотали головами. Гермиона насупилась.

— Шахматы? Нарды? Маджонг?

Соседки вжали головы в плечи, явно жалея, что вообще решили отвлечь Грейнджер от её бед.

— Мы просто наряжаемся… — подала голос вторая, смугленькая хорошенькая индианочка, источая тонкий аромат сандала и пачули.

— А давайте! — решительно слетела с постели Гермиона, бросаясь к креслу перед зеркалом, спихнув покрывало с кровати. Питер вместе с ним плюхнулся на живот; из него выбило дух, и он некоторое время пытался отдышаться и избавиться от звона в ушах, тряся головой и прядая ушами.

— А вот посмотри, какое красивое ожерелье янтарное! — щебетала блондинка. — К твоим темным глазам очень подходит.

— А вот топазовый бинди, — вторила индианка, — ты в нём просто прелесть!

Питер осторожно выглянул из вороха завалившей его ткани и глянул в зеркало, в котором отражалась взъерошенная макушка подружки его хозяина, доброжелательная, словно огнекраб перед плевком. Она, сложив руки на груди, позволяла соседкам творить с ней всё, что те захотят, и сейчас не мешала румянить ей щеки, которые на раскрасневшейся физиономии казались кирпичными.

— Да-а, — протянула она, наконец, ехидно. — Парвати, сколько же у тебя всего, и как только места в твоем чемодане хватило!

Индианочка зарделась польщено, явно не почувствовав шпильки.

— Это что-о, я взяла с собой малюсенькую шкатулочку, а вот у Падмы — ларец так ларец! — Петтигрю навострил ушки и высунул любопытный нос. Оглядел комнату — вроде, никого! — и шмыгнул под кресло к девчонкам, чтобы было лучше слышно.

— Да ты что! Правда? А вам родители разрешают? — звенел насмешкой голос над ним.

— М-м-м… — послышалось виновато. — А мы без спроса… Мама если узнает — ой что будет! Громовещатель пришлёт… — в тонком голоске послышались слёзы.

Петтигрю расстроился вместе с незадачливой дурёшкой: мама громовещатель пришлёт — это серьёзно. Не будет он тут ничего брать — ну их. К тому же свои девки, гриффиндорские. И пахнет у них приятно. Надо будет пошарить в ларце сестрицы этой милой индианочки, когтевранка та, кажется. Всё равно ей от матери достанется. Ну, подумаешь, пары-тройки бус недосчитается, так может, ещё и не заметит! В це-елом ларце-то…

Крыс попятился к двери, внимательно следя за обитательницами спальни — лишь бы не заметили. А то развизжатся, закидают его подушками, запуляют проклятиями. Плавали, знаем!

Но нет, девчонки продолжали болтать, и на крыса никакого внимания не обращали.

Питер дополз до двери — заперто. Вздохнул обреченно, эх, придется сидеть-ждать, пока не выйдет кто-нибудь.


* * *
Поздно ночью Питер скакал по коридору, еле-еле сумев выбраться из гостиной, когда кто-то вернулся с позднего свидания. Он несся изо всех сил по галерее, стремясь поспеть как можно скорее в когтевранскую башню, чтобы от души поковыряться в заветном ларце, выбрать штучки поценнее и скрыться как можно дальше и, желательно, побыстрее.

Над головой похрапывали и посапывали портреты, видя свои, картинные, сны. В душе крыса цвела буйным цветом радость от мысли, что вот она уж свобода, ещё чуть-чуть, осталось приложить последнее усилие!

— Кто здесь? Не мешайте спать! Уберите палочку!— прокаркал голос вдали.

— Извините, — ответил испуганно кто-то, опустив свет.

Питер пробежал мимо нарушителя спокойствия — то был Гарри Поттер, друг его хозяина и сын его, Питера, давнего друга, которого… а, впрочем, не стоит об этом! Было — быльем поросло! Скоро самого Петтигрю это касаться не будет! Точка!

Мальчишка сидел и испуганно пялился в свиток пергамента, что лежал у него на коленях, а потом поднял голову, пристально вглядываясь в темноту; у Питера сердце ушло в пятки от того, что показалось, будто мальчишка смотрел прямо на него.

Он ускакал дальше, быстрее, быстрее, еще быстрее! Со всех ног, изо всех сил! — и когда он заворачивал за угол, ему послышался второй голос — Снейпа, но, вероятно, это был просто шум в ушах.


* * *
Музыкальное сопровождение

https://myzuka.org/Song/3816302/Beats-Antique-Pandoras-Box




Падма Патил всегда была послушной девочкой. Она не перечила маме и папе, хорошо училась, исправно выполняла домашние задания — и втайне гордилась тем, что в отличие от своей легкомысленной сестрицы попала на Когтевран, а не на безбашенный Гриффиндор. Правда, из всех правил есть исключения — та же Грейнджер, справедливо в глаза и за глаза называемая «заучкой», даст фору в стремлении к новым знаниям любому когтевранцу с первого по седьмой курс! Но исключения лишь подтверждают правила, поэтому Падма совсем не расстраивалась: на своём курсе первой была она. Для её близняшки Гриффиндор — самое место: она не глупа, но порывиста, неусидчива, а знания требуют полной отдачи. И — никак иначе.

Как у всякой девочки, у Падмы было приданое, собираемое родителями ещё до рождения, а у них с сестрой к тому же древнее, зачарованное, редкое, уникальное, доставшееся от предков.

Ах, что это за приданое! Сканные чури розового, зеленого и жёлтого золота, парные аметистовые кадда, перстни и кольца, украшенные изумрудами и сапфирами, рубиновые с бриллиантами баджу, тонкие изящные наты, звонкие паялы, богатые многоцветные манг тикка, а уж хаара, джумки, шрингар патти, бинди — так и вовсе без счета!

Но венец её драгоценного приданного — огромный огненный опал, доставшийся ей от прабабушки, старой браминки, жрицы со Шри-Ланки. Падма часами любовалась на переливы внутри камня, достигая внутренней гармонии и умиротворения, требуемых для истинного познания. Падма мечтает однажды вернуться к прабабушке и стать её поддержкой и опорой, и открыть свою школу, пусть и сначала небольшую: для всех детей, владеющих магическим даром…

Такую ценность, дар браминки, Падма не могла оставить дома: в соседнем болоте живёт вредный Кэйлаш, мелкий бес-воришка, не раз таскавший из их дома, несмотря ни на какие охранные заклятия, ценности. То мамину любимую вазу украдет, то папины часы, у самой Падмы уже пропали самые любимые, самые звонкие, серебряные паялы, в которых так легко и радостно было танцевать. Потому девочка, невзирая на запреты матери, захватила заветный ларец с собой, подальше от соблазна вредного Кэйлаша.

Каждый день, перед сном, Падма любовалась прекрасным огненным камнем и накладывала на шкатулку одно пренеприятнейшее заклятие, которое не приносит вреда, но последствия от него могут быть очень плачевными. Падма очень не любила воров.


* * *
Крыс топтался перед дверью с молотком в форме орла. Питер бегал туда-сюда перед преградой, не зная как проникнуть в гостиную. Он пыхтел, вздыхал, пару раз поскреб коготками мореный дуб — но всё без толку.

Он плюхнулся на зад, и попытался взвыть от обиды, но вышел только оглушительный писк. Над ним послышалось металлическое бряцанье, и сонный орёл, зевая, спросил:

— Кому достаётся бесплатный сыр в мышеловке?

Петтигрю расстроено передернул усами. М-да-а… Умом он никогда не отличался, как же разгадать загадку?

Он уныло водил лапками по камню пола, не зная, что ответить.

«Кошке? — думал он. — Нет, не кошке. Кошка сожрет тупую попавшуюся мышку, застрявшую в ловушке, что ей сыр? Кому же? Второй мышке, ленивой настолько, чтобы искать еду самой, и подбирающей крошки за другими?»

— Верно, — прозвучал очередной зевок, и дверь открылась. — Давай быстрее, я спать хочу.

Питер обрадовано молнией влетел в когтевранскую гостиную. Он рванул на половину девочек, принюхиваясь, пытаясь вычленить из всей смеси ароматов тягучие, пряные нотки, надеясь на то, что это окажется цель его поиска, сестра той индианочки.

Он остановился, присев на задние лапки, и изо всех сил искал то, что подскажет ему направление. Чуткий носик уловил сладкий дух корицы и кардамона, и крыс бросился в ту сторону, со всего маху влетая в трещину в двери, и попадая в царство девичьих ароматов.

Питер остановился, поведя рыльцем, точно определил, под каким балдахином видит сны его будущая жертва. Он радостно пискнул и помчался к кровати, взобрался по спадающему на пол покрывалу, перепрыгнул через спящую и не ведающую, что творится девчонку — и оказался в изголовье, где сладкий аромат дурманил счастьем, подсовывая воспоминания детства о матушкиных коричных слойках. Петтигрю потряс головой, отгоняя некстати подступившие воспоминания, и перепрыгнул на комод, где стоял манивший его ларец.

Глупая маленькая головенка, за годы крысиной формы отвыкшая много думать, даже не сообразила, что ларец с драгоценностями должен быть заперт, а если не заперт — то точно проклят, но…

Ни когда крыс крался к шкатулке, ни когда, навалившись бочком, сдвинул крышку — ни единого раза не пришла спасительная мысль в голову Питера, что что-то здесь не то.

Петтигрю заворожено любовался переливающимися в темноте камнями, крохотными вспышками на грянях, пульсирующим мерцанием в глубине кабошонов… В булавочных черных глазках-бусинках отражались мириады огоньков чужого сокровища. Петтигрю протянул лапку, приложил её к самому крупному, самому красивому, идеальнейшему огненному опалу — и в мысли вклинился шелест: «Найди… найди Хозяина!»

Бедный, бедный Питер! Где ж ему было догадаться, что ящичек был от воров зачарован Заклятием Глупых Поступков!

Крыса отбросило от шкатулки, несколько раз перекувыркнуло в воздухе, шмякнуло об стену, а потом брякнуло об пол. Питер поднялся на лапках, потряс гудящей головой, осмотрелся удивленно… и скрылся во тьме.





Примечания:



Баджу — наплечный браслет.

Бинди — «точка», налобное украшение, клеится между бровями.

Джумки — «зонтики», серьги.

Кадда — браслеты с камнями и украшениями, могут носиться и на ногах, и на руках.

Манг тикка — украшение на голову, закрывающее пробор.

Нат — кольцо в нос, украшено камнями с цепочкой, закрепляемой в волосах над ухом.

Пайял — ножной браслет.

Хаара — колье, бусы, ожерелье.

Чури — золотые тонкие браслеты наручные.

Шрингар патти — украшение, которое надевается вокруг головы, по линии роста волос.

Источник информации: http://blogs.privet.ru/community/SHANTI/127012746