Глава 4

Артуру словно с силой врезали под дых.

— Что? — тупо переспросил он, с трудом шевеля вдруг онемевшими губами.

— Аппарируй. К ее дому. Тут такое творится…

Артур уже не слушал: чуть не столкнувшись с Молли, белой как мел, он кинулся к вешалке с одеждой и, кое-как накинув мантию прямо поверх пижамы, резко обернулся вокруг своей оси.

Мир вокруг съежился, закружился, но через мгновение перемещение закончилось. Ледяной ноябрьский воздух хлынул в легкие, вот только Артур не мог дышать. Потому что первым, что он увидел, был зависший в воздухе над домом огромный мертвенно-зеленый череп, изо рта которого, медленно извиваясь, выползала змея. В ушах нарастал гул, сквозь который Артур едва услышал, как кто-то зовет его по имени.

— Что… что это? — с трудом выдохнул он.

— Сами не знаем, — ответил смутно знакомый голос. Кажется, это кто-то из его коллег? — Пытаемся развеять, но пока никак. Мерлин великий, никогда такого не видел!..

А вот Артур видел. Он знал эту метку досконально, до каждой черточки, мог нарисовать ее с закрытыми глазами. Потому что она полностью повторяла татуировку на руке Люциуса Малфоя. Артура затрясло. Нет, быть этого не может! Он кинулся к дому, ноги, обутые в домашние тапочки, тонули в черной и склизкой грязи.

Настежь распахнутые двери, нежно-персиковые обои, по которым гуляют зеленые отблески, заляпанные грязными следами светлые ковры… Мадам Гросвенор была бы недовольна. Впрочем, какая разница, если и ее самой, и ее супруга, спокойного и улыбчивого мастера нумерологии, больше нет…

— Я же уже говорил… — недовольно пробурчал портрет пожилого волшебника в старинной позолоченной раме.

— Еще раз, пожалуйста, — произнес человек в бордовой аврорской мантии. Это же Эйден? Да, точно он… — Под запись.

— Мы все спали, когда раздалась трель камина. Моя правнучка и ее муж Эрик спустились со второго этажа, она ответила. Голос был мужской и очень взволнованный. Он сказал, что у него есть важная информация, что готовится некое покушение, и что его вычислили. Он сказал, что его преследуют и хотят убить. Умолял о спасении. «Быстрее, быстрее, откройте камин, впустите меня!» — кричал он. И Ангерона… Она поверила. А он еще сказал: «Благодарю, мадам». Спокойно так, совсем другим тоном. Я именно тогда понял, что сейчас произойдет. И не ошибся — через камин прошла не испуганная жертва, а десяток головорезов в масках, похожих на скалящиеся черепа… Ангерона и Эрик умерли быстро, хвала Мерлину…

— Мадам Гросвенор не обращалась к этому человеку по имени?

— К сожалению, нет. Ну или я не расслышал. А может меня заставили забыть — в конце один из нападавших махнул палочкой в мою сторону, и голова внезапно так закружилась…

— Уизли? Что ты тут делаешь? Коннелли, почему в доме гражданский?! Артур? Артур, ты в норме?

Он с трудом сфокусировался на выплывшем из темноты лице Аластора Моуди.

— Белый-то какой, не ровен час свалится… Иди, Уизли, нечего тебе тут делать!

Артур не помнил, как оказался на улице, на ледяном пронизывающим ветру.

— Уизли? Помоги нам — никак не получается убрать эту штуку! — обратился к нему один из коллег.

Они столпились во дворе, осыпая градом заклинаний зависшую над домом жуткую метку. Но безуспешно: череп лишь глумливо скалился в ответ.

— Ее невозможно убрать. Она теперь всегда будет с нами, — глухо пробормотал Артур, глядя в горящее небо, и аппарировал.

Он покачнулся, чуть не рухнув в грязь, плечо обожгло болью. Расщепило? Плевать. Неужели Люциус… нет-нет-нет, этого не может быть! Он не мог!.. Поскальзываясь, Артур поднялся на крыльцо «Поющей Мандрагоры» и ввалился внутрь.

Народу почти не было, под потолком плавал серебристый табачный дым. В центре зала высокая и очень красивая пара танцевала куранту. Старинный танец, еще достатутный, но многие чистокровные любили его до сих пор. Тихо шуршали мантии, под переливчатый перебор струн переплетались руки. Артуру казалось, что он провалился в один из мутных, горячечных кошмаров, тех, что приходят только во время лихорадки, если вовремя не принять нужное зелье.

Он почти бегом кинулся к стойке. Бармен с глумливой улыбочкой сообщил, что Люциус съехал, сдав ключи от номера вчера вечером. Грудь пронзила острая боль, выбивая воздух из легких, сгибая его пополам.

Артур, шатаясь словно пьяный, пошел прочь, чуть не врезавшись в танцующую пару. Женщина, которая показалась ему смутно знакомой, откинула назад водопад смоляных кудрей, проводив его прищуренным взглядом полуночно-черных глаз.

На востоке медленно занимался рассвет. Артур замер посреди улицы, беспомощно обняв себя руками. Мысли метались в голове, вились — быстрые, бесполезные. Почему-то похожие на бьющихся в стекло ночных мотыльков. Люциус, Люциус, что же ты натворил?! Почему? За что?! А может, он не хотел, может, его заставили? Перед глазами ослепительно ярко встала их последняя встреча. Нет, он знал. Уже тогда знал, что собирается сделать! Он сказал ему «до завтра», а сам, едва Артур ушел, спустился вниз и сдал ключи, чтобы навсегда покинуть «Мандрагору»… И то шампанское, которое они пили вчера — что они на самом деле отмечали?! Множество пузырьков пробежалось по небу, ударило в нос, во рту появился приторный вкус алкоголя, смешанный с кровью. Артур согнулся, тяжело дыша и чувствуя, как конвульсивно сокращается желудок, а к горлу подкатывает желчь. Это же его вина! «Я доверяю твоему мнению», — раздался в голове тихий голос Ангероны. «Я доверяю, я доверяю, я доверяю», — эхом отдавалось в ушах. Если бы не он, она никогда не поверила бы Люциусу. И была бы жива. Она думала, что они с Малфоем дружат, и Артур может составить о нем честное и непредвзятое мнение. Она же не знала, что их связывает на самом деле, не знала, что Артур… Горло сдавило спазмом, и он тихо застонал. Это он убил Ангерону. А Люциус убил его.



В обезглавленном Департаменте царила полная неразбериха. Никто даже не пытался работать, люди просто сидели за своими столами или бесцельно перемещались по залу, глядя друг на друга растерянными и испуганными глазами. А вот авроры сбивались с ног, снова и снова таская их на допросы. Артур нес какую-то чушь. Почему-то он не смог признаться, не смог сказать им о Люциусе: язык немел, а грудь сдавливало, точно петлей Непреложного Обета. А авроры только сочувствовали, хлопали по плечу, совали Умиротворяющий бальзам: все знали, что Ангерона была близким другом его семьи.

Берта Джоркинс что-то говорила, ее голос ввинчивался в уши неясным монотонным жужжанием. Отмахнувшись от нее, Артур внезапно сорвался с места, почти бегом направляясь в министерскую совятню. Перо царапало тонкий казенный пергамент, грозя прорвать его насквозь.

Надо встретиться. Если тебе угрожали или шантажировали, я что-нибудь придумаю, я найду способ тебе помочь. Если же все это время ты лгал мне, втирался в доверие, чтобы убить близкого мне человека, все равно приходи. Приходи и скажи мне об этом, глядя в лицо. Сегодня в 20:00. Я буду один. Пока я не сказал аврорам ни слова.

Написав координаты аппарации и запечатав конверт, Артур схватил одну из сов.

— Сейчас, подожди… — тихо бормотал он, привязывая письмо мелко трясущимися руками.

Сова косилась на него с явным неодобрением, а когда Артуру наконец-то удалось обернуть ленточку вокруг ее лапы, больно клюнула за палец. Переступила на жердочке и выжидающе уставилась на него злым взглядом желтых глаз. Артур глубоко вдохнул и наклонился к ней вплотную, тихо прошептав имя. Мгновение спустя сова резко взлетела, хлестнув его крылом по лицу.



Артур забежал домой только на пару минут, чтобы сменить криво трансфигурированную одежду. Судя по звуку льющейся воды, Молли была наверху. Она наверняка хотела задать ему кучу вопросов, узнать, что происходит. Поэтому Артур прокрался в собственную спальню, точно вор, и, быстро переодевшись, тут же аппарировал. Конечно, до встречи еще оставался целый час, но что, если Люциус уже там?!

Однако когда перемещение закончилось, и Артур судорожно огляделся, он понял, что вокруг не было ни души. Он облокотился о высокий парапет, глядя на темные, отливающие свинцом воды Темзы. Позади шумел и мерцал огнями маггловский город, но тут было пустынно: рядом находился один из проходов в магический жилой квартал, и мир простецов, словно чувствуя присутствие чего-то чужеродного, чуть отступал, предпочитая держаться подальше.

На случай если каким-нибудь магглам все-таки захочется прогуляться по заброшенному пустырю у набережной, Артур оградил пятачок вокруг себя отталкивающими чарами. Теперь можно не переживать по поводу хлопавшей за спиной мантии. Как же тут ветрено! И наверняка промозгло, но Артур не чувствовал холода — дрожь била его совсем по другой причине. Он не отводил взгляда от часов. Еще тридцать минут… Время тянулось мучительно-долго, словно замерев в одном нескончаемом мгновении. Тягучее и липкое, такое же как медовые речи Малфоя. Пятнадцать минут… сколько это в секундах? Вчера Люциус был таким взбудораженным, веселым... Предвкушал тот момент, когда сможет отбросить притворство, снять маску? Или, точнее, заменить ее на другую. Как там сказал тот портрет, «точно оскаленный череп»? Радовался, что задание почти выполнено, и скоро он сможет вернуться в свой мэнор? Хотя вряд ли он вообще его покидал… Сплошная фальшь, один большой блеф, от начала и до конца! Восемь! Артур вжался в холодный парапет, боясь моргать. Сердце стучало оглушительно-громко, болезненно ударяясь о ребра. Точно кто-то трансфигурировал его в огромный метроном.

Люциус опаздывал уже на десять минут… на двадцать… на сорок… Когда прошел час, Артур окончательно понял — он не придет. И это был абсолютно исчерпывающий ответ. Наверное, Малфой сидит сейчас среди тонкого хрусталя и длинных витых свечей в окружении таких же богатых и изнеженных вырожденцев, как и он сам. Томно растягивая слова, рассказывает им об Артуре, и издевательский смех звенит, отражаясь от высоких лепных потолков.

Артур цеплялся за парапет и невидящим взглядом смотрел на Темзу, едва дыша от острой пронзительной боли. Он всем своим существом ощущал, как змея соскользнула с руки Малфоя ему на грудь, проползла между ребрами, кольцами обвила сердце и вонзила в него свои отравленные клыки. Раз, другой, третий… Яд разливался внутри, убивая то трепетное, теплое и сияющее, что жило в нем прежде. Даруя взамен ледяную, слепящую ненависть. Артур сразу же понял, что вот она-то и останется с ним навсегда, на всю жизнь.



И все же той ночью Артур так и не смог уйти. Отлучился лишь на пару минут, чтобы зайти в задрипанный маггловский магазинчик и, огрев продавца Конфундусом, взял бутылку дрянного портвейна. Если бы Артур мог чувствовать хоть что-нибудь кроме своей ненависти, ему было бы стыдно. Позже он обязательно добудет маггловские деньги и вернет долг.

Он пил прямо из горла, заливая этой отвратительной бурдой стоящий во рту привкус шампанского. И смотрел в небо. Нормальное, черное и словно мертвое небо, которое больше и не думало сгорать в ужасном зеленом огне. Видимо, в какой-то момент его магглоотталкивающие чары иссякли, и к Артуру подошла компания простецов, молодых и очень зубастых. Он любил магглов. Правда. Но не сегодня. Артур даже не достал палочку, с яростным кипучим исступлением кинувшись в рукопашную. Видимо, магглы что-то почувствовали, потому что, несмотря на численный перевес, после короткой, молчаливой и жестокой драки предпочли отступить. А Артур остался, и только когда облака на востоке засияли тусклым серебристым светом, он крутанулся вокруг своей оси, аппарируя домой.

Нора тонула в предрассветных сумерках. В окне на первом этаже горел свет. Артур успел сделать только пару шагов, как входная дверь распахнулась. Молли ждала его, стоя на пороге, освещенная мягким желтым сиянием. Артур подошел ближе, и она ахнула, увидев его разбитое лицо. Он судорожно вздохнул и изо всех сил сжал ее в объятиях, вцепившись в нее окровавленными руками. Молли что-то шептала и, кажется, плакала, она вновь была белой как полотно. Артур не слушал, он просто покорно пошел за ней в дом, в тепло. Он так и заснул, не выпуская ее из объятий.

А на следующий день началась война.



12 марта 1982 г.

— Артур, дорогой, доброе утро! Я вчера тебя так и не дождалась. Ты вообще ложился?

Он кивнул, устраиваясь за уже накрытым столом. Сыновья тут же столпились вокруг, загомонили, перебивая друг друга.

— Вот, папа, посмотри, это Джимми Флойд! Он — самый лучший загонщик в мире!

— А ну-ка, Чарли, дай взглянуть, — Молли поудобнее перехватила малютку Джинни и подвинула к себе журнал. — Ой, Артур, смотри, на тебя похож!

Девятилетний Чарли смерил отца скептическим взглядом.

— А что? К вашему сведению, мальчики, в школе ваш отец был первым красавцем!

Артур лишь фыркнул в ответ: сейчас в это действительно трудно было поверить. Эх, права была мама…

— Молли, дети, мне пора на работу.

— Правильно, милый, иди: сегодня у лифтов наверняка будет не протолкнуться. Как же, судят чуть ли не самого ближайшего сторонника Того-Кого-Нельзя-Называть! И все говорят, что он сумеет отвертеться! — она гневно ударила рукой по столу. — Да как такое вообще возможно?!

Артур пожал плечами и, клюнув жену в щеку, поспешно встал из-за стола. Взгляд зацепился за стоящую на каминной полке фотографию Гидеона и Фабиана, братьев Молли, убитых Пожирателями. Кажется, сегодня они смотрели на него особенно презрительно.

— Артур, пирог возьми! — услышал он, прежде чем исчезнуть в изумрудном пламени.

Атриум действительно был полон народу, то тут, то там вспыхивал белый свет — это делали снимки многочисленные журналисты. Артур привалился к стене, дожидаясь, пока придет лифт. Этот день просто нужно пережить, и все наладится, вернется в привычную колею.

— О, Артур, привет, — раздался сзади сиплый голос.

— Эйден, рад тебя видеть.

— Не ври. Никто мне не рад, — усмехнулся Коннелли.

Артур старательно отвел взгляд от нелепо болтающегося пустого левого рукава его мантии.

— А я вот последнюю неделю дорабатываю. Я же не Моуди, чтобы меня и дальше держали в Аврорате! Даже во вшивом отделе аналитики…

Артур мельком взглянул на дрожащие пальцы его единственной руки. Хотелось сказать, что, возможно, дело даже не в травме, а в неуемном потреблении алкоголя, но он промолчал: если кому и судить Эйдена, то точно не ему.

— Проклятые зеваки, слетелись посмотреть на очередной позор нашего правосудия, — презрительно хмыкнул Коннелли, оглядывая толпу.

— Ты тоже думаешь, что его оправдают? — с деланным равнодушием спросил Артур, первым заходя в лифт.

Эйден наклонился ближе, обдав его сильнейшим запахом мяты, в котором все равно чувствовались едва заметные нотки огневиски:

— Уверен. Все знают, что эта мразь из себя представляет. А доказательств-то нет. Представляешь, какой казус? Впрочем, ничего удивительного, если у тебя в свидетелях долбанные сундуки с галлеонами! Империус, как же… И за что мы воевали… Проклятый Малфой! Надо было запустить в него Авадой из-за угла, и дело решенное! Собаке — собачья смерть. А получается-то все наоборот. Получается, что это нам — тем, кто остался — собачья жизнь!..

Артур осторожно огляделся: ну конечно, окружающие, даже не скрываясь, прислушивались к их разговору. Остается надеяться, что среди них нет журналистов…

— А помнишь, эта сволочь как-то работала у нас несколько месяцев? Лет десять назад? — продолжал Эйден. — Тьфу! Как вспомню, что я ему еще и руку жал…

Тихо лязгнув, двери открылись, и Артур, отрывисто кивнув Коннелли, стремительно выскочил из лифта.

— Ой, Артур, доброе утро! — радостно затараторила вездесущая Джоркинс. — А ты пойдешь на суд смотреть? Такое громкое дело…

— Нет, Берта, я буду работать! — огрызнулся он в ответ. — Чего и тебе желаю!

Артур почти бегом влетел в свой кабинет, кажется, впервые закрыв дверь Коллопортусом. Рухнул за стол и вцепился руками в изрядно поредевшие волосы.

Он мог свидетельствовать против Малфоя в суде. Артур знал, что он стал Пожирателем Смерти еще до начала войны, он видел на его руке Темную Метку, он помнил… чем все закончилось. Если бы Артур сообщил об этом Визенгамоту, доказав свою честность под Веритасерумом, Азкабан Малфою был бы обеспечен. Но он не смог. Он лучше многих знал, насколько ненадежна их судебная система, как часто происходят утечки информации, и личности анонимных свидетелей становятся достоянием общественности.

Артур представлял, что будет, если все узнают… Как исказится в отвращении любимое лицо Молли, как друзья и коллеги будут плевать ему вслед. А дети?! Билли в этом году идет в Хогвартс. Артур вообразил, как он приводит сына на платформу девять и три четверти, и на них устремляются сотни обвиняющих, глумливых взглядов. Его ребенок даже не успеет доехать до школы — а уже будет заклеймен позором своего отца.

И Артур не смог. Промолчал снова, уже во второй раз, так же как и тогда.

— Трус, — тихо простонал Артур. — Мерлин великий, какой же трус…

Он просидел так весь день и вышел из своего кабинета, только когда солнце в зачарованном окне стало клониться к закату. Вышел, чтобы узнать: Визенгамот признал Люциуса Малфоя невиновным. По всем пунктам.