подъезды.срывы.

Морозными утрами обнимаясь под подъездом. Кажется, обрушилось все в сердце от одного вздоха.
И кружка чая все еще теплая. Но чайник давно уже перегрелся.
В холодильнике лед. А она похожа на холодильник. Такая же, со льдом.
Пальцами быстрыми по клавиатуре и зябко кутаясь в шарф.
Завтра она снова сорвется, как бывало тогда.
Когда
Она хваталась за подоконник рукой левой и шептала молитву.
А потом
пришел он.

Тихая музыка на всю квартиру. И мягкие игрушки (не)родной сестры на диване. Она улыбнется фотографии отпуска летнего и вспомнит почему-то брата. И легкая открытка с его летящим почерком ненадолго задержится в ее до сих пор детских руках.
Снова и снова открывая ноутбук и вновь и вновь проглядывая его страницу. А на ней, как статус, «Черт бы тебя подрал, Малинка, когда позвонишь?».
А она не позвонит.
Ведь завтра
сорвется.

Звонок в дверь разбудил ее рано утром. Она всегда следовала мнению, что ходят в гости по утрам только отъявленные придурки.

-Ну что, передумала само убиваться?
-Да какое нафиг самоубийство?! Я спать хочу, ничего так?
-Кофе-то дашь?
-Ладно, проходи...

В маленькой кухоньке на маленьком диванчике с маленькой кружкой кофе ему хорошо. После общипанных обоев общежития персиковые тона ее квартиры кажутся раем.

-Очень вкусно, спасибо.
-Иди в жопу.
-Я уже тут.

Она красивая, когда злится. Он всегда так думал. А еще он знал о ее срывах. Чертовых, непонятных, от которых рыдать хочется и молиться.
Он обнимал ее крепко. Так, как она обнимала его. Теплые волосы ее после душа всегда пахли почему-то лавандой. Он терпеть не мог этот запах. Но ее он любил.
А любовь она прощает все.
Даже этот чертов запах лаванды.
Хотя лучше бы его все же не было.

-Может, еще кофе?
-Давай.

Ледяные руки друг друга касаются осторожно, боясь испортить радостный миг. Таким рукам/душам не согреться теплым чаем/кофе. Окружающие стены маленькой кухоньки убивают раз за разом, но все же это лучшее, что повидал мир после тех холодных вечеров когда обнимались возле подъездов.