Глава I

Океан — живое воплощение человеческого чувства. Непостоянный и переменчивый, сегодня он ласкает тебя теплом спокойных прибрежных вод, а завтра сбивает с ног мощным течением, отрывает от берега и уносит туда, где плавают корабли…

Флинт не боялся океана и своих чувств. Томас и Миранда научили его быть честным со своим сердцем, и с тех самых пор он отдавался немилосердным черным штормам с такой страстью, что они отступали и обессиленно опадали, оборачиваясь мягким невесомым бризом.

Тяжело ступая по серому коралловому известняку, Флинт медленно шел вдоль берега и вдыхал полной грудью пропитанный йодом и солью воздух. День клонился к закату, большое багамское солнце стремительно катилось к горизонту, заливая жидкую лазурь океана розовым золотом.

Флинт любил иногда приплывать сюда — на дикий райский островок, лежащий на расстоянии не более четверти мили от Нью-Провиденса. Когда его охватывала тяга к уединению, он брал лодку и отправлялся сюда, чтобы побыть в одиночестве. Часто Флинт просто садился на южном берегу и оттуда смотрел на Нассау. Голос шумной пиратской столицы затихал, стоило ему отплыть от берегов Нью-Провиденса, а здесь его и вовсе было не слышно — он растворялся в плеске волн и лёгком гудении ветра, а пушистые пальмы, форт и стройные корабли, стоящие на рейде, превращались в немые темные силуэты.

Иногда Флинт оставался здесь ночевать — прямо на диком пляже, с видом на мерцающие в черноте огни Нассау. Миранда никогда не упрекала его за эти отлучки — в конце концов, они оба были свободными людьми.

Но сегодня… сегодня все было по-другому. Флинт покорял один за другим гребни известняковой породы, увязал в мелких песчаных дюнах, пробирался сквозь заросли кустарника и с каждым новым шагом все яснее осознавал, что он здесь не один. На острове был кто-то ещё. Кто-то, кто, сам того не подозревая, осмелился нарушить его, Флинта, личную тишину, в которой было место лишь шуму прибоя и крикам чаек.

Флинт взял курс на западную оконечность острова — длинный каменистый мыс, тонким клином врезающийся в воду — и по пути невольно задумался об Одиссее, выброшенном волнами на пустынную Огигию. Что чувствовал царь Итаки, узнав, что на острове живет прекрасная Калипсо?

Чутье не подвело Флинта: не дойдя до западного края пару тысяч футов, он увидел небольшую шлюпку — она была оставлена неизвестным подальше от воды и заботливо прикрыта зеленой листвой. Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, Флинт зашагал дальше — пока то, что он увидел, не заставило его остановиться. Замерев среди бугристых ракушечников, он прикрыл ладонью глаза, чтобы бьющий в лицо солнечный свет не мешал обзору. В паре десятков футов от берега кто-то плавал — и этот кто-то его заметил, потому что расстояние между ними стало стремительно сокращаться.

Флинт подошел ближе к кромке воды, а ему навстречу из океанской пены вышла Элеонор Гатри. На ней была простая сорочка, ее золотые волосы влажно поблескивали в лучах солнца и казались темнее, чем обычно. Она махнула ему рукой и едва не упала, на мгновение утратив равновесие на неровном дне. Флинт, щурясь от закатного солнца, поднял ладонь.

— Я не ожидала вас здесь увидеть, — Элеонор приблизилась, ее лицо выражало смесь недоумения и любопытства.

— А я — вас.

Элеонор, в отличие от него, родилась в Новом Свете и выросла на Багамах, в Нассау. И хотя в ее жилах текла английская кровь, британская чопорность ей была чужда: свободная как ветер, неприлично независимая, зверски решительная, опасно умная и, как будто всего этого было мало, ангельски красивая. Неудивительно, что Вейн попал под ее чары — особенно если он хоть раз видел Элеонор такой, какой ее сейчас видел Флинт. Она стояла перед ним вся мокрая, с распущенных волос стекала вода, полупрозрачная ткань сорочки облепила ее тело словно вторая кожа.

— Я иногда бываю здесь, когда мне наскучивает шум Нассау и хочется побыть наедине со своими мыслями, — Флинт с трудом заставил себя смотреть Элеонор в глаза — чуть покрасневшие от соленой воды, обрамленные длинными ресницами, в которых застыли мелкие блестящие капли.

— Значит, у нас с вами есть кое-что общее, — усмехнулась Элеонор. — Я приплываю сюда за тем же… Иногда, когда могу позволить себе сделать небольшую паузу в делах. И до сегодняшнего дня я думала, что уж здесь-то точно некому подсматривать, как я купаюсь.

— И тем не менее, я вижу вас тут впервые, — Флинт улыбнулся. — Даже удивительно, как мы умудрились ни разу не пересечься.

— Так случается, — Элеонор пожала плечами. — Люди ходят вокруг да около, но что-то мешает им встретиться, пока не вмешивается один-единственный случай… Вы остаетесь здесь на ночь?

— Обычно да, — Флинт, сощурившись, бросил короткий взгляд на горизонт, потом вновь взглянул на Элеонор. — А вы, я полагаю, возвращаетесь в Нассау… Чтобы мистер Скотт не волновался.

Элеонор рассмеялась, и с кончика ее носа сорвалась сверкающая капля воды.

— Мистер Скотт всегда готов к моим выходкам. Так что, думаю, он переживет, если я пропаду на одну ночь…

Невысказанным осталось то, что мистеру Скотту, в общем-то, было не привыкать к периодическим ночным исчезновениям Элеонор Гатри — по меньшей мере половина Нассау знала, что дочь губернатора еще совсем недавно крутила роман с Чарльзом Вейном. Флинт понятия не имел, что стало причиной их разрыва, но его это и не интересовало.

— Вы же видели мою лодку? Там лежит сухое платье, я была бы не против переодеться. Пойдемте вместе, раз уж вы здесь, — Элеонор пошла по камням, придерживая подол сорочки.

— Я видел лодку, вы не так уж надежно ее запрятали, — насмешливо бросил ей вслед Флинт и, чуть постояв на месте, догнал ее и пошел рядом.

Камни были скользкими, а Элеонор путалась в тяжелых складках намокшей ткани, поэтому Флинту пришлось оказать ей поддержку. Одной рукой он обхватил Элеонор за талию, а другой придержал за локоть. В ответ она чуть нахмурилась, стрельнула взглядом исподлобья, но отстраняться не стала — только чуть выше подобрала платье, отчего Флинту стали видны не только ее тонкие лодыжки, но и колени. Когда они прошли львиную часть пути и в зарослях впереди замаячила шлюпка, кто-то из них — а может, оба сразу? — споткнулся. В считанные секунды Флинт сделался почти таким же мокрым, как и Элеонор. Смеясь и чертыхаясь, они в обнимку выбрались на песчаный берег.

— Вы не поделитесь со мной своим сухим платьем, мисс Гатри? — бросив взгляд на лодку, ухмыльнулся Флинт.

— Увы, все, что я могу — это из солидарности с вами остаться в своей мокрой сорочке. Будем сохнуть вместе, капитан, — Элеонор деловито выжимала волосы, пока Флинт стаскивал с себя рубашку. — Знаете… а ведь мы с вами сейчас смотримся несколько двусмысленно. Если бы кто увидел...

Флинт поймал себя на мысли, что ему неожиданно нравится эта… двусмысленность. Выкручивая рубашку, он неотрывно следил за Элеонор, не в силах оторвать взгляд от изгибов тела, проступающих через тонкий батист. Ему снова почудилось, что он — Одиссей, только теперь рядом стояла Калипсо, легкая и светлая, как божество, но вместе с тем осязаемая и соблазнительная, как полагается земной женщине.

— Вы так смотрите на меня… — оставив волосы в покое, Элеонор приблизилась к Флинту. — Вы что-то хотите мне сказать?

Флинт облизал враз пересохшие губы. Где-то в его лодке осталась фляга с водой и какая-то провизия — он мог бы принести их сюда, но ноги не слушались его. Он стоял перед Элеонор, и единственным его желанием было дотронуться до ее красивого и серьезного лица, до нежной изящной шеи, до груди, чью округлость подчеркивала прилипшая к коже сорочка, до...

— Вы верно заметили про двусмысленность, — наконец выговорил он, удивившись хрипотце в собственном голосе. — Но я не очень понял, смущает ли вас это.

Элеонор закусила губу, затем протянула руку и бережным жестом убрала прядь с его лба.

— Смущение — удел воспитанных английских леди, откуда этому чувству взяться у меня? — она пожала плечами. — Остается надеяться, что и вы — не джентльмен.

Флинт усмехнулся и, больше ни о чем не думая, притянул Элеонор к себе. Он с трудом отдавал себе отчет в происходящем: в голове было пусто, в ушах шумел тихий прибой, а губы горели от прикосновений к ее губам — мягким, теплым и соленым. Элеонор обвила руками его шею и прижалась к Флинту всем телом — сквозь мокрую ткань он ощутил упругость ее груди.

Она была слишком хороша. Настолько хороша, что Флинт ощущал себя, словно человек, проведший несколько лет в строгом воздержании — и это несмотря на то, что с Мирандой они до сих пор нередко делили постель. Но Миранда была ему в большей степени другом, а каждая встреча с Элеонор словно подбрасывала поленьев в невидимый костер, который прямо сейчас разгорался с устрашающей силой.

Флинт проник языком в горячий влажный рот — Элеонор застонала, прижалась к нему еще крепче, а затем неожиданно оттолкнула. Тяжело дыша, Флинт смотрел, как она судорожными рваными движениями стягивает с себя сорочку и откидывает ее куда-то в песок.

— Так лучше, правда? — почти шепотом спросила Элеонор.

Вместо ответа Флинт очертил пальцем линию ее ключицы, огладил ладонью мягкое полушарие груди, сжал отвердевший сосок. Элеонор всхлипнула и шумно втянула носом воздух, когда он наклонился и накрыл его своим ртом. Флинту и самому было сложно дышать: лаская языком то одну, то другую грудь, он ощущал, что его возбуждение становится все нестерпимее. А когда Элеонор зарылась пальцами в его волосы, развязывая узел, в который они были собраны, Флинт практически рухнул на колени и, глядя на нее снизу вверх, спросил:

— Вас по-прежнему ничего не смущает?

— Когда я увидела вас впервые… — Элеонор наклонила голову вбок, — то сразу поняла, что между нами может произойти что-то… неожиданное.

Флинт усмехнулся и, все так же глядя Элеонор в глаза, медленно провел языком по ее животу, двигаясь от лобка, покрытого светлыми жёсткими волосами, к впадине пупка. Его ладони тем временем поглаживали округлые бедра, покрытые едва ощутимым пушком, подбираясь все ближе к манящей промежности. Когда его пальцы скользнули меж влажных складок, нащупывая отзывчивый бугорок, Элеонор не сдержала стона и чуть отставила одну ногу, открывая более свободный доступ. Флинт тут же воспользовался этим и заменил палец языком, пробуя на вкус ее солоноватые соки. Крепко сжав упругие ягодицы, он удерживал Элеонор от падения, хотя понимал, что ещё немного — и он сам с удовольствием повалит ее прямо на песок.

— Пожалуйста… — умоляющие нотки в ее голосе доконали Флинта.

Поднявшись с колен, он увлек Элеонор в глубокий поцелуй и, не отрываясь от ее губ, потащил за собой к лодке. Из нее Флинт извлёк сухое платье и быстрым движением бросил его на песок.

— Надеюсь… — он с сомнением глянул на Элеонор.

— К черту платье, — нетерпеливо рыкнула она и, опустившись на импровизированное ложе, потянула Флинта на себя.

Он целовал Элеонор в губы и шею, играл языком с ее сосками, вызывая такие стоны, каких на его памяти не издавала ни одна женщина. Лаская ее, Флинт снова подумал, что понимает Вейна — когда под тобой выгибается от удовольствия такая женщина, немудрено потерять голову. И он сам чуть было не потерял ее, когда Элеонор своими проворными пальчиками пробралась к ремню его брюк, а затем, уничтожив преграду, обхватила изнывающий от желания член. Вздрогнув, Флинт замер, отдаваясь ощущениям — слишком сладко, слишком горячо... Проведя языком по ее губам, он окончательно — судорожным, нетерпеливым движением — избавился от остатков одежды, подхватил Элеонор под колени и плавно вошел в нее. От влажной тесноты у него потемнело в глазах.

Поначалу Флинт двигался медленно и осторожно, легко касаясь губами открытой поцелуям шеи, — и это давалось ему с трудом, потому что хотелось врываться в Элеонор быстрыми рваными толчками, так, чтобы кружилась голова и не хватало воздуха. И когда она начала подаваться ему навстречу, поднимая бедра в такт движениям, Флинт воспринял это как сигнал и ускорился. Он входил в Элеонор до упора, а она стонала, цепляясь пальцами за его волосы, впиваясь ногтями в его плечи и спину, обвивая ногами его бедра — казалось, она обезумела от похоти, которая превращала их в эти минуты в единое целое. Флинт был близок к тому, чтобы кончить, но, глядя в искаженное удовольствием лицо Элеонор, понимал, что не хочет быть первым. Просунув руку между их телами, влажными уже от пота, а не от океанской воды, Флинт несколькими движениями пальцев довел Элеонор до пика: услышав ее громкий гортанный полустон-полукрик, почувствовав, как вокруг его члена тугим кольцом сокращаются мышцы, он сделал еще несколько рывков и, едва успев выйти, излился на ее живот.

Дрожа от пережитого удовольствия, Флинт обессиленно опустился рядом с Элеонор. Она лежала на спине, рассеянно размазывая по животу его семя, и затуманенными глазами смотрела в небо, которое из розово-голубого с золотом стало огненно-рыжим. Вокруг гремела оглушительная тишина, которая после какофонии стонов казалась до ужаса неестественной.

— Я в вас не ошиблась, — улыбнувшись, произнесла Элеонор и повернула лицо к Флинту.

Подперев подбородок рукой, он задумчиво смотрел на нее из-под ресниц.

— Вы не ошиблись в том, что я — не джентльмен, или в том, что случившаяся между нами неожиданность была неизбежной, а, значит, довольно ожидаемой?

— Кажется, до того, как стать пиратом, вы по меньшей мере посещали курсы ораторского мастерства, — рассмеялась Элеонор.

Флинт усмехнулся и обвел пальцем аккуратный розовый сосок. Не удержавшись, он наклонился, легко коснулся его губами и с удовольствием отметил, как тот затвердел. Впереди была долгая тропическая ночь.