Глава I
— Чтобы мужчина поделился с тобой своими секретами, влюби его в себя. Чтобы мужчина поделился с тобой секретами своей команды, притворись его другом.
Прописная истина бордельной жизни, одиннадцатая заповедь успешной шлюхи, правило, которое нужно соблюдать, если хочешь, чтобы твои труды зачлись. Нассау — портовый город, логово пиратов и злачное место для контрабандистов, а это значит, что здесь мало просто торговать телом. В публичном доме мистера Нунана привольно живется той, что умеет выведывать чужие тайны и знает, как продать себя подороже. По-настоящему счастливый билет вытаскивают те, кому удается обзавестись постоянным клиентом, готовым щедро оплачивать свое право на единоличное пользование.
Макс глухо стонет, когда сзади ее грубо берет Малыш Питт. Он на голову выше среднего мужчины, у него огромный член и шершавые мозолистые руки с разбитыми пальцами. О чем с ним разговаривать? Какие секреты можно достать из этой головы? Макс оборачивается и глядит на него искоса, представляя, какой могла бы быть их встреча, не будь она шлюхой, а он — пиратом.
«Я не подошла бы к нему и на расстояние пушечного выстрела», — думает она.
А говорит:
— Помягче, сладкий! Посмотри, какая я маленькая. Порвешь — и придется платить компенсацию мистеру Нунану, а он жадный…
Малыш Питт недовольно бормочет себе под нос, но все же замедляет темп, и Макс начинает казаться, что все не так уж плохо. Когда удовлетворенный и разомлевший Питт уходит, она ложится на спину и смотрит на испещренный трещинами потолок. По нему гуляют тени и рыжие всполохи от огня нескольких свечей, которыми обставлена комната. Макс всматривается в причудливые узоры и пытается разглядеть в них свое прошлое, полустертое, размытое, почти забытое… Прошлое, принадлежавшее другой Макс — той, что вглядывалась в горизонт в ожидании белоснежного паруса, предвещающего прекрасное светлое будущее.
Сейчас предел ее мечтаний — чтобы нашелся тот, с кем трахаться хотя бы не противно. Шлюхи тоже мечтают о прекрасных принцах.
Бывалая путана Катрин, которую через полгода вышвырнут на улицу из-за французской болезни, любит делиться опытом с новенькими. Она не боится конкуренции, поэтому беззастенчиво посвящает их в свои незатейливые приемы и уловки.
«Обходя зал, стреляйте глазками и виляйте бедрами, девочки».
«Не вываливайте сиськи, пускай соски будут видны наполовину, оставьте место воображению».
«Улыбайтесь, вы же не тухлые воблы-пуританки».
«Оказывайте знаки внимания, не стесняйтесь: того задницей заденьте, к этому сиськами прижмитесь, третьему подмигните — кто поведется, тому и повезло».
Макс представляет, что на ее месте какая-то другая женщина, и выходит в зал на охоту. Им нельзя долго разлеживаться, мадам строго следит, чтобы каждая девочка была при деле. Оттого-то и пользуются особой любовью клиенты, которые после страстного соития любят немного вздремнуть — можно прикорнуть рядом, закрыть глаза и представить, что рядом никого нет. Пусть храпит, кряхтит, ворочается — ничего. У шлюх богатая фантазия, все они знают, как быть не здесь, не сейчас и не собой.
Макс ищет глазами того, к кому можно было бы прижаться грудью или бедром. К ее лицу приклеена фальшивая улыбка опытной соблазнительницы, темные насурмленные глаза лихорадочно блестят, пухлые губы манят прикоснуться — она прекрасно знает, как все это воздействует на мужчин, пришедших сюда развеяться. Они смотрят на Макс. Кто-то стеснительно — и от этого ее тошнит, кто-то раздевает взглядом — и ей хочется прикрыться с головы до пят, кто-то плотоядно ухмыляется — и ей хочется забиться в угол. Какой-то бородатый детина сверкает добродушной открытой улыбкой — и Макс готова поверить, что он просто хочет забрать ее отсюда и увезти подальше от влажных простыней, липких тел и хора профессионально поставленных стонов.
Она делает шаг в его сторону и замирает. Где-то на краю зрения мелькает светлый силуэт — как парус в морской дали, — и Макс поначалу не понимает, кого или что она увидела, и не было ли это мимолетное видение простой иллюзией.
— Что ты стоишь столбом, — голос мадам вырывает ее из ступора. — Возьми это и отнеси мисс Гатри.
— Кому? — Макс непонимающе глядит на бутылку рома и граненый стакан, оказавшиеся в ее руках.
— Мисс Гатри — она у нас на острове всем заправляет, или ты не знаешь? — Мадам недоверчиво вскидывает бровь, буравя тяжелым взглядом.
— Знаю, конечно, но… — Макс оглядывается. — Не уверена, что раньше ее видела.
— Ну, ни с одной из девочек ты ее не спутаешь, — хмыкает мадам и делает короткий взмах рукой. — Она там, в своем любимом уголке. Давно не приходила. Что-то, видать, у нее случилось…
Мадам подмигивает и растворяется в пестрой шумной толпе. Макс глядит в сторону, куда та указала, и понимает, что осколок света, разогнавший на мгновение мрак и смрад забитого людьми кабака, ей не померещился. Элеонор Гатри слишком белая, слишком чистая для этого места. Как Шарлотта, одна из девочек, только лучше. Макс осторожно пробирается к столику, за которым сидит мисс Гатри, ставит перед ней бутылку и стакан, а сама садится напротив.
— Что тебе нужно? — та вскидывает голову и пристально смотрит на Макс.
Макс изучает ее. Глаза ясные — но цвета в полумраке не различить, — кожа гладкая, губы чувственные, руки не знают труда, зато подбородок волевой и во взгляде чувствуется сталь.
Так вот ты какая, Элеонор Гатри.
— Мне от тебя ничего не нужно, — мягко говорит Макс. — Но, возможно, ты сама в чем-то нуждаешься? Иначе что бы тебе здесь делать?
— Иногда груз ответственности, что я на себя возложила, становится слишком тяжелым, и я прихожу сюда — посмотреть, как живут люди, не обремененные властью и обязательствами перед кучей народу, — Элеонор кажется откровенной, но Макс откуда-то знает, что она просто отделалась общей фразой.
— Когда мне становится невыносимо, я иду к океану и смотрю на волны, — тихо говорит она и смущенно закусывает губу, боясь, что сказала лишнего.
Элеонор вынимает пробку из бутылки — по-мужски, залихватски, зубами — и наполняет стакан золотистой жидкостью.
— Хочешь?
— Что?
— Выпить хочешь? Тебе это сейчас, кажется, нужнее, чем мне.
Макс ошарашенно глядит на Элеонор — уж не насмехается ли? Но мисс Гатри совершенно серьезна, в изгибе ее рта не прячется злая насмешка, взгляд прямой и открытый. Она терпеливо ждет, когда Макс возьмет из ее протянутой руки стакан с ромом, и когда та все-таки осмеливается его принять, руки их на долю секунды соприкасаются. Макс кажется, будто на кончиках ее пальцев вспыхивают искры.
Она выпивает ром залпом, не спуская глаз с Элеонор. Пряное тепло крепкого напитка обжигающей лавой растекается по телу. Где-то глубоко внутри словно расцветает огненный цветок, Макс чувствует легкое головокружение, тело покалывает. Спертый воздух кабака сжимает грудь тисками.
— Пойдем ко мне… — сама не зная зачем, шепчет Макс, наклоняясь к Элеонор.
«Ты сумасшедшая!»
Элеонор качает головой, улыбается, и улыбка эта с оттенком горечи.
— Нет.
И не успевает Макс искренне расстроиться — она ведь впервые понадеялась, что ей ответят «да», — как Элеонор продолжает:
— Мы пойдем к океану.
Мисс Гатри отсчитывает щедрую сумму, чтобы мадам забыла о Макс до утра, а затем они вдвоем выскальзывают из кабака в густую темную ночь. Запахи пота, алкоголя и похоти остаются за дверью, легкие наполняются свежим воздухом — и Макс дышит, дышит, дышит, словно без пяти минут утопленник, вынырнувший навстречу жизни из-под толщи воды. Элеонор невесомо касается ее ладони, они идут почти вровень, но Макс все же чуть отстает, позволяя вести себя вперед. Она не понимает, что происходит, почему не душная комната на верхнем этаже, почему Элеонор, а не пропахший смолой и солью пират, хватающий за волосы и требующий «хорошенько ему отсосать, да побыстрее».
— Каково это… ну, жить вот так? — спрашивает Элеонор получасом позже.
Они сидят на песке, хранящем тепло ушедшего дня, и слушают плеск волн, ласкающих берег. Чернильная тьма бессильна перед сиянием Млечного пути, что нависает над водной гладью. Макс замечает вдали огни стоящего на рейде корабля и мечтательно улыбается, думая о своем, поэтому до нее не сразу доходит смысл вопроса, заданного Элеонор.
— Жить… вот так? — наконец откликается она и пожимает плечами. — Как бы ты ответила на такой вопрос, если бы тебя каждый день имели поочередно несколько мужчин, и каждый требовал бы чего-то особенного? Одному нравится, когда ему вставляют пальцы в задницу. Другой хочет, чтобы я непременно скакала сверху. Третий…
— Не надо, — прерывает ее Элеонор. Макс не видит, но догадывается, что она хмурится.
— Не буду, — соглашается Макс. — Но это не главное, понимаешь? Самое ужасное в моей жизни — это то, что я каждый день надеюсь, что она переменится, но этот момент все не наступает и не наступает. А я как малое наивное дитя жду, что судьба мигнет мне сигнальным огнем: «Все, Макс, ты прошла свое испытание, пора на свободу».
— Тебя зовут Макс?
Макс смотрит на Элеонор, чьи черты едва видны в звездном свете, и печально смеется.
— Да, меня зовут Макс.
Они молчат. Элеонор открывает бутылку и прикладывается к горлышку. Макс же поднимается, отряхивает с себя песок, сбрасывает с ног обувь и идет к воде. Нежный прибой обнимает ее щиколотки, потом с тихим шорохом уползает обратно в океан. А потом снова возвращается, и снова, и снова. Макс смотрит в усеянное мириадами звезд небо и радуется тому, что это она, здесь и сейчас, и что не надо представлять, будто ее тело принадлежит другой женщине.
Почти незаметно подходит Элеонор, ее руки мягко обвивают талию Макс, и у той в груди загорается пламя, только ром в этот раз ни при чем.
— Я видела тебя несколько раз до сегодняшнего вечера… — шепчет Элеонор. — Наблюдала из своего угла, как ты ходишь по залу, красивая, соблазнительная, манящая… Мужчины этого никогда не заметят, но я-то видела, какая у тебя тоска во взгляде. Мне все хотелось позвать тебя и спросить, что у тебя случилось.
— Почему же не позвала?
— Мне казалось, что это будет глупо. Я ведь понимала, что ты ответишь. Поэтому просто смотрела, дожидалась, когда ты уведешь очередного похотливого самца наверх, и уходила. Я и подумать не могла, что ты сама подойдешь ко мне.
Губы Элеонор едва ощутимо скользят по шее, касаются укромного местечка за ухом. Макс прикрывает глаза и боится шелохнуться — чтобы не спугнуть чувственное наваждение. Она привыкла соблазнять, а прямо сейчас соблазняют ее. И кто? Женщина, в руках которой больше влияния и власти, чем у любого из именитых капитанов, посещающих бордель Нунана. Сколько мужчин побывало в постели Элеонор? Вряд ли много — скорее всего, она переборчива и абы кого к себе не подпускает.
Макс пылко отвечает на поцелуй Элеонор и зарывается пальцами в золотые локоны. Шлюхи не целуются с клиентами, но в эти минуты на пустынном пляже, укрытом ночным мраком, нет ни шлюхи, ни клиента. Есть две женщины, что падают в песок, не разрывая объятий — они смеются, шепчутся, ласкают друг друга, пьют ром и, взявшись за руки, изучают небесный купол. У Макс кружится голова, она пьяна, но, несмотря на туман в голове, она как никогда ясно чувствует, что жива.
— Я не могу полностью освободить тебя от твоих обязанностей, — негромко говорит Элеонор, когда восточная часть неба розовеет в преддверии рассвета. — Но я могу сделать так, чтобы тебя больше не трахали. Чтобы ни один вонючий член в тебе больше не побывал.
Макс усмехается.
— У меня есть еще руки, но… спасибо тебе.
Под глазами Элеонор залегли тени, она выглядит уставшей, сонной, но довольной. Макс думает, что и сама, наверное, такая же.
— А еще мы сейчас подойдем к мадам, я доплачу ей и заберу тебя к себе, будем отсыпаться до обеда.
Губы Макс сами собой расплываются в улыбке. Пока Элеонор стряхивает песок со своего платья и заплетает растрепавшиеся волосы, Макс молча смотрит на светлеющий океан, собирает по кусочкам мысли и чувства и осторожно мечтает о будущем. Конечно, рано. Разумеется, легкомысленно. Глупо и наивно — тысячу раз да! Но этим утром жизнь кажется Макс такой многообещающей и волшебной, что она позволяет себе маленькую слабость — и искренне верит, что судьба наконец-то помахала ей белым флагом.
«Помаши в ответ, Макс!»