Глава I

- БЛЯДЬ!
Кулак здоровой руки со всей силы бьет по неработающему экрану, на котором пару мгновений назад высвечивалось застывшее и осуждающее лицо Кэтрин. Он отводит руку назад и разжимает пальцы, когда его накрывает осознание.
Питания нет. Мужчина мигает.
Он один.
- Кэтрин? – спрашивает Саймон дрожащим голосом. – Пожалуйста, не оставляй меня.
Она не отвечает. Питания нет, он один, в темнейшем уголке океана, застрявший в теле, которое уже мертво.
Совсем один.
Он жалеет, что сорвался, позволив гневу овладеть им. Жалеет о сказанном. Конечно, он не изменил своего мнения, мужчина задет, напуган и очень, очень устал. Но если бы у него был еще один шанс… Может, она все еще была бы с ним. Его друг. Голос во тьме. Все, что у него осталось.
Он скучает по ней.
Минуты перетекают в часы, а Саймон так и сидит в кресле пилота. Часы перетекают в дни, но он не двигается. Он разбит, исчерпан, пустой мир давит на грудь, пока вздохи не переходят в хрипы и, в конце концов, не прекращаются.
Ведь, в общем-то, в чем смысл?
Несколько раз он задумывается о самоубийстве и о том, как это осуществить. Саймон не знает. У всех роботов, которых он убил, были батареи или же подключение к сети. Его же источник энергии закреплен на спине, надежно зафиксированный в подкладке костюма и закрытый ядовитой черной хренью, из-за которой весь этот гребаный спектакль и начался. Он не смог бы вытащить его, даже сохранив обе руки, так что после пары попыток мужчина сдался.
Кэтрин назвала бы его идиотом, будь она здесь. И Саймон бы с ней согласился.
Здесь, внизу, не так уж много развлечений, кроме как занять себя мыслями, так что он думает. Думает о Торонто и жизни, которой, технически, он никогда не жил. Думает об Эшли и несчастном случае, который ненароком привел ко всему этому.
Он вспоминает работу в книжном, друзей и коллег, которые давным-давно мертвы.
Размышляет о настоящем Саймоне Джаррете и трагедии, выпавшей на его долю.
Мысли его плавно перетекают к сканированию, на которое он так простодушно согласился годы (или часы, в зависимости от того, кого вы спрашиваете) назад. Мужчина не знал, что соглашается на подобную жеребьевку. Хотел бы он быть по ту сторону этой рулетки.
Хотел бы он умереть человеком.
Он думал о том, что говорила про игру с судьбой Кэтрин, о том, как он мог не понять, что есть отправление в «Ковчеге». Но ведь это неправда. Он обманывал себя с того самого момента как очнулся и собственными глазами увидел свои руки, свою одежду. Он вновь и вновь пытался обмануть себя, по-человечески наивно и страстно веря в то, что, по его мнению, было правдой.
Мужчина знал, что при помещении в «Ковчег» происходит сканирование, так же, как это было и на «Омикроне». Но в силу своей наивности полагал, что, раз уж он теперь не больше, чем код, сможет перенестись в новую оболочку.
И ошибся. Он слышал, как говорит другой Саймон и понял, насколько был не прав.
Не прав тогда и не прав сейчас.
Кэтрин сказала, что это работает не так. И он знал это. Несмотря на охватившие его ярость, непередаваемый ужас и ощущение, что его предали, он знал.
Его новая личность, должно быть, уже в раю. А он застрял здесь. Один. В аду.
Третий Саймон, пожалуй, даже и не осознает, что второй по-прежнему здесь; по крайней мере, не сразу. Он мог представить радость, которую тот сейчас чувствует, облегчение от того, что они с Кэтрин справились.
Она говорила ему, что он должен быть счастлив за них. Но вместо радости мужчину обуревала ненависть.
Он представляет Кэтрин в «Ковчеге», наконец-то в человеческом облике, восторгающуюся собственным проектом, который все-таки смог выйти в космос. И напоминающую новому ему, закутанному в плед, обладающему собственным лицом и глазами, вместо тех, красных, глядящих сквозь прозрачный шлем, что он всего лишь очередная копия.
Мужчина задумывается о том, что, будь возможность, убила бы его эта версия Саймона, как он убил своего предшественника?
И надеется, что ответ «да».
Даже небытие лучше, чем это.
Он не знает, как все закончится. Не знает, как долго продержится батарея, сколько выдержит плоть, и сколько еще его жизнь будет поддерживать гель.
Не знает даже, иссохнет ли он до того, как сойдет с ума. Хотелось бы верить, что да. Он не хочет быть одним из этих потерянных, не осознающих происходящего роботов, с которыми сталкивался до этого. Чем существовать так, лучше не существовать вовсе.
Что угодно будет лучше этого.
Тишина давит. Конечно, тишина не в привычном понимании. «Фи» по-прежнему скрипит под гнетом океана, сдавливающего со всех сторон, да и та живность, которая скорее больше походит на машины, иногда врезается в темный купол.
Но для мужчины это тишина. Тут нет потрескиваний электричества. Умных слов или остроумных анекдотов, рассказываемых Омни-Инструментом. Здесь нет ни единой души, как живой, так и превратившейся в монстра. И это отсутствие жизни оглушает его.
Даже если бы он решил оставить это кресло, куда идти? Он единственный выживший, оставшийся в здравом уме, в этом мутировавшем, охваченном огнем мире.
Как бы он жил, если бы смог выбраться? Он задавал Кэтрин вопрос: «Живы ли мы?», - но она сказала, что на него невозможно ответить. Хотел бы он услышать ее мысли. Узнать, что она думает, так или иначе. Пережитое им сегодня заставляет склоняться к положительному ответу. Только жизнь, рассуждал он, может быть настолько мучительной. Смерть же, насколько Саймон мог сказать, была счастьем не существовать в этой безмолвной пустоте.
Как же приятно это звучит.
Он вспоминает книгу, которую читал, прислонившись к книжной полке в магазине в Торонто. Мужчина не запомнил имя, но, кажется, автором был римлянин. Да, наверняка. Сейчас взгляд того философа на вещи был на удивление успокаивающим. Не стоит бояться смерти, ведь, по определению, это отсутствие существования, а в небытие ты не можешь ощущать боль, страх и одиночество. Тогда он проникся этим и изменил свой взгляд на жизнь. Возможно, настоящему Саймону эти слова помогли смириться с осознанием скорой кончины, но для второго это было лишь дразнящим проблеском, намеком на то, кем он мог быть, если бы не был тем… кем является сейчас.
Не в первый раз он жалеет о том, что не может присоединиться к Кэтрин.
Хотел бы он, чтобы создатель развоплотил его.
Хотел бы иметь возможность сорвать этот чертов шлем, вытащить мозговую кору и раствориться в небытие.
Хотел бы, чтобы на костюме были застежки, которые он сможет расстегнуть.
Хотел бы, чтобы они не были приварены.
Он думает о стольких вещах сразу, продолжая сидеть на месте, единственной рукой прижимая Кэтрин к груди, и вяло размышляя об ужасном. Время не определить. Он знает только то, что, возможно, минули недели.
Его забавляет мысль о возможности подняться наверх, оставить «Фи». Взять с собой Кэтрин и взбираться наверх. Добраться до одной из станций, может даже до «Эпсилона». Найти терминал. Запустить Кэт. Слушать, как она будет рвать и метать, а потом признать: «Да, ты права, я идиот». Извиниться. Поговорить. Может сыграть в шахматы, он видел где-то на дисплее открытую игру. Едва ли он обыграет ее, по крайней мере сейчас, но у них впереди куча времени, которое нужно убить.
И он предпочел бы убивать его с ней.
Он доходит до двери, когда понимает, что у него ничего не выйдет. Он никогда не выберется из этой ямы. Не сможет без нее найти путь и едва ли минует монстров в одиночку.
Он остался бы в «Фи» навсегда, пока его схемы не проржавеют, плоть не оставит кости, а батарея не перестанет работать. «Фи» стала бы его могилой, даже если у него уже и нет настоящих костей.
Забавно. Ему всегда нравилась буква «Фи». Что-то в ней цепляло. Быть может, эта длинная, внезапно прерывающаяся петля. Она не отпускала его. Но сейчас он чувствует на языке кислый привкус, а в ушах стоит безжизненный звон, которого раньше не было.
Фи.
Зловещая.
Наконец-то закончившая.
С ним.
У него нет сил на то, чтобы думать и двигаться. Он не может даже определиться, злиться ему, плакать или бояться.
Он устал.
Прошли месяцы, не могли не пройти. Кэтрин по-прежнему молчалива и холодна, зажата в его пальцах, которые он не разжимал неделями. И уже не разожмет никогда.
Иллюминаторное стекло шлема трескается
Ошибка
В стекле отражается застывшая Вселенная. Бесконечный скрип заглушается. В этот раз «не-рыбы» держатся поодаль.
Он возводит глаза к небу и воображает, что видит, как бегут облака. Он надеется, что его «второе я», путешествующее среди звезд, делает то же самое.
Он улыбается.
Батарея разряжена
Даже не шевеля губами.
Пожалуйста, замените батарею
Холодно. Он не уверен, чувствовал ли холод до этого, но…
Предупреждение: 1% зарядки
…По крайней мере он ощущает его сейчас. Он думает о зиме в Торонто и почти убеждает себя в том, что чувствует снежинки на своей коже. Задается вопросом, трескаются ли губы и кожа на руках от снега в «Ковчеге».
Он надеется, да.
Немедленно замените батарею
Он надеется, да.
Предупреждение: Отключение питания
Он надеется, и человеческая раса перестает существовать.