*Стивен Джонс покинул рабочее помещение, выйдя на улицу и остановившись на крыльце. Оперевшись о перила и не заметив, как обдирает рукавами спецодежды синюю краску, он достал пачку сигарет и закусил. Нет, не пачку. Стивен Джонс вообще почти не курил, однако исправно приносил сигареты, потому что весь коллектив кроме него был дымящим. С какого там дня? Кажется, с двадцать второго ноября сорок девятого, когда он ждал подтверждения резюме. Ну хорошо, может, и прерывался пару раз, когда почти год назад шел кризис. Но сейчас у него был совершенно иной и куда более серьезный повод.
Когда-то в далеком детстве, когда Джонс за девчонками еще бегал, он мечтал стать доктором. Вовсе не потому, что над ним довлели некие сомнительные мысли (хотя и не без этого), а потому, что он хотел всего-то сделать какой-нибудь значительный вклад в историю. Идею об астронавтике он сразу отмел - не тот еще век для географических открытий, - а вот мечтать стать крутым врачом было в самый раз и в порядке вещей. Но потом стать врачами мечтали все, кто был из его квартала, и Джонс постепенно эту идею отмел. Волновала его не столько численность носителей таких же светлых голов (или чуть похуже), сколько то, что он вдруг осознал: не его это дело - за жизнь чужую отвечать.
От медицины в конечном счете Джонс сбежать не смог, но ушел в очень отдаленную и не менее грандиозную степь. Продолжения первых внушительных криогенных экспериментов, полувековые клиенты-патриции, которые готовы и к долгой жизни, и равнозначно этому - к смерти. Он проработал двадцать лет с бездушной электроникой и приборами; с безпятиминутными трупами, которых инженер Джонс и за живых не всегда считал. Если кто-то из них умирал под его ножом, он не испытывал к нему никакого сострадания. Человек, желающий оттянуть свою смерть всеми путями научного прогресса, уже заранее был готов к рискам и самостоятельно подписывать себе приговор в случае неудачи. Именно поэтому все проекты криогеники Джонсу и нравились - и польза тем, кому повезет, и никаких угрызений совести.
Однако три года назад все изменилось и три золотых миллиарда взбудоражила новость об инновации. Кибернетика и ее чудеса, с которой никому бы не пришлось вступать в вынужденную временную паузу, что было необходимо для любой криогенной операции. Более того - шанс войти в светлое будущее не с дряхлеющими костями, а имплантантами, которые сделают из человека бога. Похоже, это все-таки заманчиво, думал тогда Джонс, наивно полагая, что сможет провернуть тот же этический фокус, который удавался ему почти два десятка лет трудовой деятельности.
Но не тут-то было. Патриции золотых миллиардов хоть и облизывались на кибернетику, но самолично под нож не ступали. Им нужна была первая кровь и первая крыса, которая не была обязана иметь на этот счет свое мнение. И патриции эту крысу нашли. Неделю назад Джонса уведомили о подопытном заключенном: ради первого эксперимента его почти что сняли с инъекционного стула и под торжественным конвоем бюрократов и военных привезли ровнехонько на их концерн. Как развивались события дальше, Джонс не знал, но то общежитие с его карцером обходил десятой дорогой.
И вот теперь, сегодня, долбанное офисное начальство требует немедленный ответ. Резать или не резать, вершить - или нет, убить - или искалечить.
Джонс убил собственными руками не менее пятнадцати человек. После первого - сорокапятилетнего владельца хлорного завода - он на три дня заперся в своей квартире и ушел в краткосрочный запой, оборвав с собой все средства связи. Пока жена из командировки не вернулась и не вправила мозги. Но работать как раньше и мирно спать свои шесть часов инженер не мог еще очень долго... А потом привык, и как-то все в душе само улеглось.
И все эти похороненные давным-давно мысли снова вскрылись, как повредившиеся криогенные капсулы или оттаявшее после снега дерьмо. И все из-за какого-то зонщика, которому и так должна была грозить законная скоропостижная смерть. И ведь, что самое ироничное, ситуация была ровным счетом обратная всем прежним, а легче от этого не становилось.
Джонс избавился от окурка, сплюнув за перила, и вернулся назад к своему рабочему месту. У него оставалось два часа... И пара внезапных сюрпризов.*