Любимые стихи, любимые стихи других авторов

[Виш_ня]

Salt, а мне вот почему то такие стихи не нравятся.. Я их, кажется, просто не понимаю в каком-то смыле.. Зато вот нашла хороший стишок Астаховой:

Показати текст спойлеру

ну, надо же - какая пустота!
какой просто для скуки и бездействий!
в глазах твоих не видно ничерта!
хотя, постой - тоска и лицедейство!

ну, надо же! живут же без души!
поведай, хоть: как по ночам храпится?
я прославляю бестолковость лжи,
и в вечность ограниченные лица!

поведай мне: как это - не любить?
как это - быть тщедушным и холодным?
ты мне кричишь: - не модно добрым быть!
ты говоришь: стихи писать - не модно!

черт подери, родиться бы глухой!
ослепнуть бы к скупым и бестолковым!

мы делим мир на "добрый" и "плохой",
но верится мне - в мире нет плохого.

[Виш_ня]

[seymour]

Chouette, а я вот Астахову не люблю. Не знаю, почему, но только "Тебя хоть там любят?" нравится.

Показати текст спойлеру

То ли в дураках, то ли в дамках.
То ли с головой, то ли в омут.
Как хранят эмоции в банках?
Где бы научиться такому?

А о Вас – ни слуху ни духу,
А без Вас – ни сна, ни покоя.
Лягу на асфальт прямо ухом —
люди скажут: «Горе какое!

Легкую, в растрепанном платье,
Молодость-безумство скосило».
Полежу еще на асфальте:
Мне ума – не надо. Есть сила.

За нее меня и любите.
А за что еще остается?
На меня глазеет весь Питер —
Не дрожит земля. Не трясется.

Значит, и смущать народ неча:
Встала. Улыбнулась. Запела.
Вот такие сильные плечи,
Вот такое славное дело…

На мою болезнь нет управы —
Шепчутся врачи: «Случай сложный».
Господа, конечно, вы правы:
Так любить нельзя. А мне – можно.
©Анна Ежова

[seymour]

[Морской прибой]

Показати текст спойлеру

От "Кумпарситы" до "Рио-риты"
Немного такта, немного ритма,
Столы придвинуты и накрыты
И Первомай - словно первый бал.

Немного такта, немного ритма,
Ботинки стоптаны, туфли сбиты,
А платья - заново перешиты,
Перелицованы - как судьба.

Под звуки тающего фокстрота
Один - из взвода, один из роты,
Он заменяет собой кого-то,
Из тех, которых не дождались.

Он приглашает, ведет и кружит,
В миг становясь женихом и мужем...
Он без жены - значит, безоружен.
Война не знает ни нот, ни лиц.

А после взглянут и скажут - прадед.
"Смотри, молоденький, при параде".
А вот прабабушка в белом платье,
Совсем счастливая рядом с ним...

А это кто? Ну, жених, наверно...
А может муж - довоенный, первый...
Чернильный след с завитушкой бледной
На обороте не различим...

За столько лет растворилось имя,
Сменилось выжившими, живыми.
И только в старом, старинном ритме
Его услышишь сквозь тихий такт.

Уходят в небыль, в миф, раз от раза
Бледнеют и не болят рассказы.
Воспоминания, судьбы, фразы
Немного тают, немного та...
(с) Лариса Романовская. Она же автор замечательной книги "Московские сторожевые"

Показати текст спойлеру

Летом время другое, сгущенное, как молоко.
В вечном круге будильника сонно всплыло: восемь двадцать
Это просто условность. Не надо зевать и метаться,
Понимая, что ты опоздаешь на первый урок.

Небо выглядит свежим и бодрым, немножко чужим,
Остужающим бренность и бред предобеденной пробки.
Ты летишь вслед за облаком - мысленно, медленно, робко,
Нарушая парковку и прочий рабочий режим.

Воздух с запахом стройки в последний момент заменен:
Он становится пляжным, горячим, не дымно-горючим.
Свято хочется верить, что сытые синие тучи
Долго плыли над морем, цепляя хвостом горизонт.

В ярко-рыжей заварке заката сок ранней луны -
Не засохшей московской, а сочной, курортной и дачной.
И будильник к утру обернется окошком чердачным
Тем, где сушатся на зиму свежие летние сны.
(с) она же.

[Морской прибой]

[Морской прибой]

Показати текст спойлеру

Солнце плавится в окнах бурлящего аэропорта
Дожигает в траве, возле взлетно-посадочной, клевер.
Но пустует опять мое место у правого борта
В самолете, летящем на север, на север, на север.
Стюардесса красива, улыбчива, любит кроссворды,
Обсуждает с пилотом скандалы и песни Вудстока,
Равнодушно идет мимо кресла у правого борта
В самолете, летящем с востока, с востока, с востока.
Облака под крылом проплывают спокойно и гордо,
Отбивают турбины свое деловое стаккато.
Позабытый журнал в мягком кресле у правого борта
В самолете, летящем куда-то, куда-то, куда-то.
Небо слепит глаза и тоскою сжимает аорту.
Летний день горизонтом от края до края распорот.
Сиротливо качнутся ремни возле правого борта
В самолете, летящем в мой город, в мой город, в мой город.
Геннадий Нейман (Барон де Куртнэ)

[Морской прибой]

[seymour]

Вот сижу, выдыхаю, с трудом держусь за перила, легкие шершавые, изрезанные - как кора. Вспоминаю, сколько их было, сколько любило - каждый мне оставил на память шрам.

Был один - носил на руках, называл меня богом данной, до остановки сердца меня целовал он. Уходила в спешке, едва примотавши раны, словно выбиралась из-под горящих завалов. Уходила, был профиль его мне под сердцем выбит, и свисала кожа и мясо, за спиной взрывался пластид.
Только самое страшное, последний удар навылет -
это то, что он меня продолжал любить.

Был еще один - этот был второй половиной, был он яблоком с ветки одной со мной. Мы стояли с оружием, наши смыкались спины, он поклялся - мы будем вместе и в жизни иной. Он любил меня - тяжелой своей любовью, той, что танком прокатывается по выгоревшей земле, и глаза его через ночь глядели по-совьи, и блестел кухонный нож на столе.

А вот третий был легким, радостным, теплым, он и жил - как будто шел по канатам, только я ступала по битым стеклам и его боялась увидеть рядом, я его отталкивала подальше, не дохнуть, не тронуть, не заразить, не умела брать его ласку, даже ни о чем не умела просить.

Вот сижу - и воздух в глотку сухую, так с трудом проходит и там дрожит.
Господи, подари мне любовь такую, чтобы от нее не сдыхать, а жить.

©Лемерт

[seymour]

[seymour]

Боже,
храни детей,
которым за двадцать
Им умирать,
а потом еще расставаться.

Аскеру дай голос,
прохожим слух
Дай отдохнуть
неспящему после двух.

Сделай так, чтобы раз
в девятнадцать лет —
Крайний поезд,
последний шальной билет.

Дай сибариту
трубочку и бокал
Сделай,
чтобы кофе не убегал...

Но больше — люби
поэтов и нищебродов,
выходцев из гонимых
Твоих народов:
Геев и хиппи,
готов и растаманов
странных, накуренных
и постоянно пьяных
что-то рисующих, пишущих и читающих,
всех, ничерта в этой жизни не понимающих -

Это для них
я иного прошу отмерить.

Лучше других
твои Дети
умеют
верить.

© Арчет

[seymour]

[seymour]

Солнце моё ясное, ну-ка ложись на бочок —
Закрывай глазки да не грусти ни о чём.
Не рифмуй фразы, не плюй нотами в потолок.
Засыпай сразу, и всё у тебя будет ок.

Ты не гордись силой бессмертной — ты не Кощей.
Вот придёт милый, наваришь ему вкусных щей.
Что тебе аудио? Возжелай ауди —
Ты б её гладила, милый б её водил.

Дурь выбивай палкой, ведь всё разумеешь сама:
Ты не Русалка, чтобы песней сводить с ума;
Ты не Жар-птица, чтобы радугу дарить слепцу —
Примыкать к лицам таким, ой, тебе не к лицу.

Дай же ты мне слово, что чёрта пошлёшь к лешему.
День придёт новый — ты жить будешь по-прежнему:
В суете, в радости завтрака ждать с ужина.
Вот и не надо стихов. Песен не нужно.

А коли бедовая, а коли упрямая,
Жить будешь Ягою, изгоем — ну прямо я!
Ох, голова кружится. Ох, день упал с дерева.
Лишь одной музыке ты всегда верила.
©Анна Ежова. "Колыбельная Яги"

[seymour]

[seymour]

Вот здесь висела икона. Контур и дырка осталась от бра.
Солнце - фотограф. Стена как рентгеновский снимок ребра
По праздникам в воздухе были ионы столового серебра

Еще здесь любили птиц. Они отгоняли усталость
Синицам зимою на нитке вешали сало
Сало склевали давно, а нитка осталась

Между рам засыпали яблоки, и яблоки были рябы
На кухне варили варенье и там же сушили грибы
Или солили - на антресолях банок ряды

Детская. Хочется верить, что здесь не знали слова “побои”
Здесь очень любили индейцев, но победили ковбои
И здесь, как кора, на стене нарастали цветные обои

Только комод сумел вырваться из барочного круга.
В лучшем углу когда-то стояли, сменяя друг друга
патефон, радиола, “рубин”. Патефон заводила прислуга

У стены стоит старенькое трюмо. Этот великий немой
Не скажет, как слово “домой” превратилось в “ясказаладомой”.
Бесконечно большая окружность не отличается от прямой.

©&mi3ch

[seymour]

[freefly]

Показати текст спойлеру

Молли стоит у бара, жадно глотая виски,
спирт опьяняет быстро, но не сшивает ран.
смерть происходит быстро, если цунами близко.
может случится выстрел - этого он не ждал.

Джимми стоит у входа? с ним за плечом гитара.
вы, безусловно, пара - модница и плебей.
смелость в размере шага, это не так уж мало.
видишь, она устала, прячется от людей...

Молли, пошли на выход,вслед за огнями трассы.
счастье выходит в массы, счастье доступно всем.
я же вполне серьёзно, мы разберём матрасы,
я ведь пришёл, и, знаешь... видимо насовсем.

Джимми, какой ты глупый! всё ещё веришь в сказку?
люди - сплошные маски. я не хочу любви.
просто пойми, послушай... Джимми, ты очень классный,
только тепла не выйдет...сможешь меня простить?

Молли, моя ты кроха, даже не стану слушать,
порознь не станет лучше, порознь - опять беда.
стоит ли сердце мучить, мой долгожданный лучик?
помни всегда, родная, радуга - не вода...

------
Джимми присел на коврик, чтобы опять не вздорить,
обнял ее колени, страхи и боль простил.
старое нужно помнить, важно былое помнить.
новое, всё же, строить прошлое отпустив...

Май 2010
Виктория Миловидова

Показати текст спойлеру

пой, чтобы музыка до краев; чтобы после прочтения сжечь рассказ.
мне отныне, знаешь, не до стихов. да и прозой уже не опишешь нас.
я же проф. непригодна ещё с весны. это даже не мысли, а их аборт.
реставрировать правдой к тебе мосты не выходит…
чёрт!

разговаривай шёпотом, не кричи. привыкай к обстоятельствам и не ной.
вот квартирка на Юзовском, вот ключи. каждой твари по паре, ты слышишь, Ной.
нам Ковчега не нужно, не нужен рай. мы привыкли ручаться за то, что есть.
если хочешь свободы, тогда прощай.
умирай за честь.

я же так суеверна, считай глупа. я не знаю где правда сменяет ложь.
если верить преданиям, есть тропа, на которой встречаются… если ждешь.
да, вот именно, если... тебе плевать. я стараюсь не думать, не верить, не…
чтобы после прочтения сжечь рассказ, мне самой не единожды быть в огне.

Январь 2012
Виктория Миловидова

Показати текст спойлеру

влюбляются не в улыбку, не в родинку у губы и не в манеру со лба отдувать прядь.
любовь - это не желание слышать голос по ту сторону телефонной трубы, скорее боязнь его потерять.
это не голод, не холод, а просто тупая тоска, которую из-под кожи не вытащишь, не вышибешь кулаком.
на первый взгляд даже кажется - она же неглубока, а на деле засела слишком уж глубоко.
странно - помнить каждое слово, каждое "мне пора". как глоток долгожданного воздуха после приступа.
в опустевшую память впечатаны тексты песен и набраны номера, по кусочкам завёрнуты бережно, втиснуты.
вот это и есть любовь, а не божекакиеямочкинащеках. это словно хлебнул горчащий до жути прополис.
никакие чужие плечи и обещанья сдувать пылинки и носить на руках мне не заменят твой голос.

Иоанна Пропад

[freefly]

[seymour]

девушки, которых мы обнимали,
с которыми мы спали,
приятели, с которыми мы пили,
родственники, которые нас кормили и все покупали,
братья и сестры, которых мы так любили,
знакомые, случайные соседи этажом выше,
наши однокашники, наши учителя, — да, все вместе, —
почему я их больше не вижу,
куда они все исчезли.

приближается осень, какая по счету, приближается осень,
новая осень незнакомо шумит в листьях,
вот опять предо мною проезжают, проходят ночью,
в белом свете дня красные, неизвестные мне лица.
неужели все они мертвы, неужели это правда,
каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,
неужели я не услышу издали крик брата,
неужели они ушли,
а я остался.

здесь, один, между старых и новых улиц,
прохожу один, никого не встречаю больше,
мне нельзя входить, чистеньких лестниц узость
и чужие квартиры звонят над моей болью.

ну, звени, звени, новая жизнь, над моим плачем,
к новым, каким по счету, любовям привыкать, к потерям,
к незнакомым лицам, к чужому шуму и к новым платьям,
ну, звени, звени, закрывай предо мною двери.

ну, шуми надо мной, своим новым, широким флангом,
тарахти подо мной, отражай мою тень
своим камнем твердым,
светлым камнем своим маячь из мрака,
оставляя меня, оставляя меня
моим мертвым.

(Бродский)

[seymour]