Глава I

Бурю эмоций, тот настоящий, истинный шторм, что сейчас бушевал внутри Листопада, нельзя было увидеть; никто бы не смог. Он умел мастерски скрывать чувства, притворяться, лгать, играть на самых тонких душевных струнах, и всё это, бесспорно, было бы хорошо, здорово, даже прекрасно... если бы не одно-единственное «но»: боли меньше не становилось. Нельзя было описать всё происходящее с внутренней стороны Небесного воителя, слишком уж возвышенная вещь — эмоции, чтобы пытаться рассказать о них словами. Слишком уж идея безнадёжна, а разве хоть кто-то хочет, чтобы мучения автора оказались напрасны, безрезультатны?
Листопад глядел на Колыбель, укоряя себя во всём, в чём только мог. Её нервный срыв, их вылазка на улицу, прогулка и её внезапное окончание — в каждом из перечисленных событий он видел свою вину, которой, как считал Листопад, послужило его безразличие по отношению к подруге. Нет, нельзя было сказать, что рыжий кот абсолютно ничего к ней не испытывал: с Колыбелью связаны его детство, юность, приятные воспоминания о них; связаны дружба и симпатия и, куда без него, то желание, что он испытывал, глядя на её хрупкое тело. Вот только ничего из перечисленного не имело ни малейшего значения по сравнению с тем, что он испытывал к старшей воительнице их племени. Никто не знал Листопада лучше, чем Колыбель, в то время как Листопад не хотел знать никого, кроме Белки.
Он, словно заворожённый, глядел на подругу, на её мокрую от растаявшего снега и потерянной крови свалявшуюся шерсть, на закрытые веки, измученную, словно постаревшую морду и более не видел в ней ту, с кем хотел бы быть рядом. В том-то и заключается отличие любви от влюблённости. Чтобы некто был в тебя влюблён, достаточно лишь привлекательно выглядеть, но, чтобы тот самый некто полюбил, одной только внешности будет мало. Листопад понял, осознал сей факт только сейчас и мгновенно почувствовал острый укол совести: та не могла позволить ему отказываться от чувств к кошке, находящейся при смерти. Вот только он уже не мог ничего поделать со своим состоянием, а посему был готов отвергнуть нормы морали, выйти за рамки нравственности, лишь бы оставаться честным. Даже если только с собой.
Рядом с ним, глядя не менее загипнотизировано, стояла Белка. Вот только она смотрела не на раненную соплеменницу, а на него. Листопад не заметил, как та вошла в пещеру, потому и удивлённо, нервно дёрнулся, заметив старшую воительницу. Кот робко, несмело заглянул в её большие серо-голубые глаза и, как бы банально то не звучало, утонул в них. В её радужке, словно в озёрной глади, отражались тысячи звёздных огней — те самые искры, что проскакивают между влюблёнными в определённый момент. Глаза старшей воительницы яростно, бесстыдно кричали: «Да!», а наш герой всё ещё не мог оторвать от неё взгляд.
Ранее он замечал сходства исключительно между собой и Колыбелью, однако сейчас видел, что внешне в разы больше походил на Белку. Они были гибки, изящны, грациозны, обладали густой, лоснящейся рыжей шерстью, на которой в некоторых места проскакивал белый; даже глаза, и те были едва ли не одинаковыми: разница заключалась в размере. Но главную их схожую черту Листопад сумел заметить только сейчас — они любили друг друга, оба, и он чувствовал сие всеми фибрами души.
Не зная, что предпринять дальше, рыжий воитель лишь всё глубже и глубже погружался в бездну её глаз цвета неба, сначала испуганно, аккуратно, а позже храбро, смело, почти бесстрашно, как истинный исследователь, как искатель приключений, расхититель гробниц, знающий наверняка, что впереди его ждёт бесценная награда, приз, ради которого, как ему казалось, стоило рискнуть чуть ли не всем.
Котята, чьи имена он уже успел забыть, Бродяжка, Колыбель, прочие больные, целительская, лагерь, лес… весь мир. В сознании Листопада внезапно не осталось ничего, казавшегося ему важнее возлюбленной, всё окружающее казалось ему бесполезным, бессмысленным, лишним. Всё исчезло, растворилось, словно никогда и не существовало.
Здесь остались только двое.