Время вспять.

Гермиона проверяла последнюю самостоятельную работу по своему предмету у студентов пятого курса. Она делала пометки на полях свитков автоматически, зная, что ученики хорошо усвоили курс по Непростительным заклинаниям на первом, вводном этапе. В камине мягко горел огонь, бросая красные отсветы на витражное окно кабинета. В своей комнате Гермиона старалась бывать как можно реже. Слишком тяжело ей было находиться там, где совсем недавно она нежилась в объятиях того, кого так сильно… любила. Будь тысячу раз проклята эта любовь! Рука девушки дернулась, и капля чернил расплылась по первому слову первого вопроса самостоятельной. Легким взмахом волшебной палочки Гермиона удалила кляксу и отложила свиток, предварительно поставив «В» на нижнем крае пергамента.
Устало потерев лицо руками, Гермиона откинулась в высоком кресле. Предплечья ее жутко болели. Шрамы постоянно жгло под слоем одежды и единственное, что ее спасало от постоянного кровотечения, это были остатки мази, которые когда-то делал для нее Драко Малфой. Правда, недавно Джинни принесла ей еще одну баночку с мазью, взявшейся неизвестно откуда. Хотя, почему неизвестно? Наверняка Малфой поддерживал общение с Джинни и Гарри хотя бы потому, что в деле «поджигателей» он выступает главным свидетелем обвинения против преступлений Сафран Белодо. Может на одном из допросов он и передал ей лекарство. И больше ничего не передал…(хнык)
Джинни тогда виновато посмотрела Гермионе в глаза, ничего не сказала, только слегка приобняла за плечи.
Прошел почти месяц с тех пор, как Малфой последний раз посетил ее в больнице Св. Мунго. Больше она его не видела. Даже в Школе. Драко никогда не выходил из подземелий, не пытался связаться с ней, ничего не спрашивал и не узнавал. Может он где-то в глубине своей малфоевской души и волновался за нее, но не более. Студенты, особенно слизеринцы, как всегда бросали на нее любопытные, а порой и настороженные взгляды, но молчали, понимая бестактность крутившегося в их головах вопроса. Тем более профессор Грейнджер вернулась из длительного больничного отпуска очень изменившейся: похудевшей, практически истощенной; бледной, почти серой; с большими синими кругами под остекленевшими глазами. Видок у преподавателя Защиты от Темных искусств был еще тот – врагу не пожелаешь. Но Гермионе не хватало сил что-то с собой делать. Она могла себе позволить легкий макияж по утрам, теплый душ два раза в день и сон - единственное спасение от угнетающей депрессии.
Все чувства притупились. Гермиона слабо реагировала на происходящее вне стен ее кабинета. После того, как Гермиона перестала встречать Малфоя в Большом зале на завтраках, она вообще перестала выходить туда. Единственным местом, где она могла немного расслабиться, был дом Хагрида, где ее всегда ждала бутылочка сливочного пива, большая кружка вкусного горячего чая и сухие пряники, собственноручно изготовленные великаном по такому поводу, как гости. Хагрид всегда рассказывал что-то о Гарри, о том, что он слышал, когда гостил в Шармбатоне у мадам Максим или просто анекдоты. Милое, спокойное времяпрепровождение, если не учитывать постоянное тянущее чувство в груди, чаще всего переходящее в тупую опоясывающую душу боль. Мрачно…
Еще раз потерев лицо ладонями, странная, кстати, привычка, перенятая от Драко во времена их отношений, Гермиона поднялась из-за рабочего стола. Как раз в этот момент в дверь ее кабинета тихо постучали. Сердце девушки прыгнуло в груди, сделав невероятный кульбит, в надежде на то, что пришел тот самый долгожданный посетитель. Но нет. Дверь приоткрылась и в свете коридорных факелов возникла высокая худощавая фигура профессора Макгонагалл.
- Мисс Грейнджер, можно? – она осторожно переступила порог и остановилась в ожидании приглашения.
- Конечно, Директор. Входите, - вежливо ответила Гермиона и указала на кресло, стоявшее напротив учительского стола, приглашая присесть. Если Директор пришла сама, значит, что-то произошло.
- Мисс Грейнджер…
- Простите, Директор, можно просто Гермиона? - удивившись собственной смелости, попросила девушка.
- Само собой, милая Гермиона, тогда и ты зови меня просто «профессор», хорошо?
Гермиона молча кивнула и слегка улыбнулась. Она очень уважала, если не сказать больше, эту странную строгую, но очень мудрую и добрую женщину.
- Гермиона, - начала Макгонагалл, глядя прямо в глаза девушке, - я хотела спросить у тебя, что произошло за последний месяц с вами и мистером Малфоем? Я понимаю, это не мое дело, - быстро вставила профессор, видя округлившиеся стеклянные глаза Гермионы, - но сейчас очень важно понять, что послужило причиной тому, что Малфой бросает свой пост преподавателя и декана факультета, пишет рапорт об увольнении и собирается в данный момент уезжать…
В груди у Гермионы что-то больно кольнуло. Как это он собирается уезжать?
- Он что-нибудь вам сказал? – хрипло произнесла девушка.
- Он только сказал, что он ошибся, когда выбрал это место работы. Он сказал, что «не потянет», кажется именно так.
- «Не потянет»? Он совсем с ума сошел… - Гермиона тяжело опустилась в кресло, лихорадочно соображая, что предпринять.
- Гермиона, что произошло? – Макгонагалл немного наклонилась и попыталась заглянуть в глаза Гермионе.
- Это личное, простите…
- Настолько личное личным не бывает, милая моя, - в тоне, каким эту фразу сказала Директор звучала такая суровость, от которой хотелось спрятаться. – Личное – это, когда погуляли, разошлись и забыли. А когда все бросают и уходят – это уже черт знает что. Не в обиду, Гермиона, но Малфой кажется немного… подавленным.
- Немного подавленным? Скорее раздавленным…
- Все так серьезно? – тихий голос сменил интонацию на более мягкую.
- К сожалению да. Но что самое противное, это то, что он даже не пытался со мной поговорить.
Гермиона заметила краем глаза, как по лицу профессора промелькнула легкая усмешка. Она покачала головой:
- Девочка, ты хоть понимаешь, о ком ты говоришь? – «девочка» даже не заметила, как на лице директрисы появилась слабая, но хорошо угадываемая ласковая улыбка. Гермиона подняла голову и в замешательстве посмотрела на собеседницу, очень туго соображая, к чему она клонит. – Ты говоришь о Малфое. О молодом человеке, с которым, как мне известно, у тебя были весьма и весьма натянутые отношения, если не сказать больше – у тебя с ним не было никаких отношений, кроме неприкрытой вражды. И вот по прошествии нескольких лет, когда самое страшное осталось позади, вы находите друг друга. Нечаянно находите, неожиданно. Вы не знаете, что с этим делать, правда? Гермиона, вы пустили то, что между вами возникло на самотек?
Гермиона поражалась проницательности сидевшей перед ней женщины. Они старались спрятать от всех то, что у них было – это правда; они действительно все пустили на самотек…
- Вот видишь? Ты женщина, Гермиона. Ты более… податлива, что ли. Ты сможешь адаптироваться и принять все, что ниспошлет тебе судьба, как ты приняла бой вместе с друзьями, как ты сделала выбор для своих родителей. Ты сильная, волевая, надежная и до безумия верная. Малфой тоже силен. Силен настолько, насколько не был силен его отец – бравый слизеринец, от одного взгляда которого трепетало полшколы в его время. Драко же, в отличие от своего отца, смог переступить через свои принципы чистоты крови, борясь на нашей стороне три года назад…
- Вы знали это? – тихо спросила Гермиона. – То, что Драко в Большом зале боролся на нашей стороне?
- Это знали все, просто умалчивали, дабы не выставлять его этаким героем. Он просто человек, имеющий каплю здравого смысла.
- Я ему никто, профессор, я не смогу его остановить. Я пыталась говорить с ним, он не отвечал на мои послания, возвращал записки, - неожиданно начала совершенно поникшая девушка, резко перескакивая на другую тему. – Я никто…
- Гермиона, если бы ты была для него «никем», поверь, он бы сейчас вещи не собирал, - спокойно констатировала факт Макгонагалл.
- Можно вопрос? – Гермиона встала с кресла и, в упор глядя на директора, отошла к окну. – Почему вы уверенны, что я смогу его остановить? Почему вас вообще так волнует судьба Драко Малфоя?
- Это уже два вопроса, - все также спокойно ответила Макгонагалл, поднимаясь из своего кресла и направляясь к выходу. – Во-первых, я знаю, нет, я абсолютно уверена, что ты сможешь его остановить. Не будь ты Гермионой Грейнджер, тем более ты сильно заинтересована в этом, я права? – профессор получила в ответ молчаливый кивок и продолжила: - А во-вторых, я не привыкла разбрасываться ценными кадрами, моя милая. Учти, лучшего преподавателя Зельеварения, чем молодой мистер Малфой, в Хогвартсе, со времен Северуса Снейпа не было. Всего доброго.
Она просто вышла из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Минерва Макгонагалл дала задачу не по силам – это факт. Сил у Гермионы на споры с Малфоем не было. Но желание увидеть его хотя бы одним глазком, почувствовать его хотя бы кончиком пальца сводило с ума.
Собрав в кулак последние остатки воли, Гермиона, мимолетом взглянув на себя в отражение витражного стекла, решительно вышла из кабинета.

* * *
Страшный месяц. До боли невыносимое тянущееся время, рвущее мозг и душу напополам, взывая к крику, к вою. Стакан за стаканом. Пальцы в волосах. Жгущий шрам. Разбитое на мелкие осколки сердце. Боль. Адская, непереносимая. Такая, какую он не испытывал никогда, за свои двадцать один год.
Он знал, она не предавала его. Она не поддавалась тому искушению, которым была пропитана атмосфера маленького помещения палаты больницы Св. Мунго. Она не дышала прерывисто, тяжело, как дышал Уизли, приближаясь к лицу той, которая не предавала…
Он все знал. Но почему же было так сложно просто сказать ей об этом? Почему было сложно просто посмотреть в ее дивные карие глаза и забыть все то, что он видел?
Ответ приходил сам собой. «Малфои не прогибаются перед обстоятельствами», - говорил ему отец.
Малфои последние несколько лет только и делали, что прогибались. Темный лорд, Пожиратели, битва, Визенгамот и, наконец, Азкабан и племя Ашанов.
«Малфои не унижаются перед теми, кто не достоин», - говорила мать.
А что в ее понятие входило «не унижаться»? Это означало не трусить. А Драко Малфой был трусом. Самым настоящим, самым отъявленным трусом. И ничего, что он закрыл собой слабую беззащитную девушку во время атаки сумасшедшей террористки. Ничего, что он закрыл собой Поттера в узком проходе подвала Белодо. Ничего, что он пошел на подвиги ради спасения собственной души. Малфой все равно оставался трусом, не способным взглянуть правде в глаза, которая заключалась в том, что все преграды, воздвигаемые им самим на пути к свободе, рушились от его же прикосновений. Но что было в его свободе? Долгожданное одиночество? И в который раз мозг взрывался от навязчивого вопроса – а нужна ли ему такая свобода?..

Стук в дверь, заставил Малфоя, складывающего последний набор учебников по ядам, вздрогнуть так, что несколько фолиантов упали на пол и раскрылись. Судя по тишине, за дверью ждали приглашения. Ошиблись, верно, он никого не приглашал и не собирался в ближайшее время. По крайней мере, пока не покинет стены Школы.
- Драко, это я, Гермиона, открой, пожалуйста…
Осторожный тихий голос ударил по нервам, как молот по ашанскому гонгу. Это Гермиона… Слова застряли в горле, не давая воспроизвести страшную отповедь, которая крутилась в его голове со страшной скоростью.
Тем временем:
- Малфой, я применю магию. Ты меня знаешь, - решительность в голосе заставила бы его улыбнуться, если бы ему не было так горько. Драко по привычке плотнее сжал в ладони палочку, правда, не направляя ее на невидимую «угрозу».
Послышался тихий щелчок, появилась маленькая, но яркая вспышка и дверь медленно открылась.
В кабинет осторожно вошла она. Девушка, которая навсегда лишила его способности здраво мыслить. Девушка, которая навсегда лишила его свободно дышать.
- Уйди, Грейнджер – Малфой сам поразился хриплости и замогильности собственного голоса.
- Не дождешься, парень, я сюда не сопли распускать пришла, - несколько грубовато ответила девушка.
Драко заметил шальной блеск в ее стеклянных глазах. Стеклянных от невыплаканных слез. Ее бледность пугала. Она слегка подергивала правой рукой. То самой, где шрам от удара вейлы был глубже и грубее. Ей было до сих пор больно.
В груди юноши что-то мощно ухнуло и перевернулось. Он видел, как Гермиону покачивает от усталости. Ведь она не может восстановиться после такого ранения также быстро, как он. Тем более в такой ситуации, которая сложилась между ними…
- Я не собираюсь отвечать на твои колкости, Грейнджер. Лучше уйди, у меня нет времени на лирику.
Малфой встал и повернулся к девушке спиной, всем видом показывая, как ему неприятна эта встреча. Не приятна и не нужна.
- Драко, - голос Гермионы, произносящей его имя с такой нежностью треснул, как тонкая хрустальная стенка бокала. – Я не могу так…
Комок в горле Малфоя застрял, отключая возможность ответить ей грубее, чем вышло:
- Как ты не можешь?
- Так, как получилось у нас…
- А как получилось? – Малфоя удивляла та пафосность, с которой начинался их разговор, и которая потом куда-то делась, преобразовавшись в легкий поток тоски и боли. Он не мог говорить, он мог только чувствовать.
- Я не виновата, пойми. Ты все не так понял…
Малфой медленно повернулся к ней, пытаясь состряпать на лице выражение глубокого презрения. Видно, что-то пошло не так, раз в ее глазах в ответ загорелся маленький огонек надежды.
- Я ничего не должен понимать, Грейнджер. Я все видел и слышал. - «Глупец! Что ты несешь!? Ты же все знаешь!» - А теперь я прошу тебя уйти и дать мне собрать свои вещи.
- Ты никуда не поедешь, Драко.
- Откуда такие выводы? – ехидно поинтересовался он.
- Ты не закончил свое дело по вызволению матери из Азкабана, - было видно, как Гермиона цеплялась за последнюю возможность его остановить.
Что-то, наверное, его выдержка и воля, покинуло Малфоя. Он тяжело опустился в свое большое кожаное кресло, понимая, что не в силах противиться ее нежному ласковому голосу. Ее надежде и вере в то, что все будет хорошо. Что его свобода и есть ОНА…
- Я… Мне сложно, понимаешь? – начал он все тем же хриплым голосом, от которого Гермиона поежилась. Она сделала шаг в кабинет, видимо, почувствовав, что все еще может быть…

* * *
Гермиона прошла два шага в темном запыленном кабинете Малфоя и аккуратно присела на краешек резного стульчика, стоявшего в углу помещения.
Она ловила своим уставшим взглядом все выражения его лица, сменяющиеся со скоростью мысли. В который раз она поймала себя на мысли, что Драко может перед кем угодно бравировать своей выдержкой и благоразумием, но ее, Гермиону, он провести никогда не мог. Он был для нее открытым. Особенно после нескольких недель проведенных вместе…
Он говорил, запинаясь, покашливая, словно ему не хватало воздуха. Как тогда ей…
- Мне сложно понимаешь? – он смотрел на Гермиону такими глазами, что хотелось подойти и обнять его. Сказать что-нибудь ласковое. Но ее останавливал тон его голоса. Бесцветный, почти безжизненный. Страшный… Она слушала дальше. – Сложно привыкнуть к тому, что ты и я… что мы с тобой могли быть вместе. Все казалось призрачным, волшебным… Но в один прекрасный день все рухнуло. Не ты виновата, нет. Даже не Уизли. Он всего лишь человек, мужчина, в конце концов. Может быть, во всем виноват только я?
Столько мольбы, столько вопроса в его голосе. Как это вынести?..
- Тебе не в чем себя винить. Так получилось, - это все, что она могла ответить сейчас, в данный момент.
- Правильно, не в чем. Тогда почему у нас нет возможности повернуть время вспять? Я бы все отдал за тот миг, когда получил письмо с приглашением от Макгонагалл! – столько жара, столько страсти. Откуда все это?.. – Я бы тогда не пришел бы сюда, я бы не встретил тебя. Может я бы не…
- Что? – слова, произнесенные Малфоем, резали слух Гермионы настолько сильно, что она едва подавляла в себе желание закрыть ладонями уши. Чтобы хоть как-то унять в себе нарастающую панику, девушка встала и прошлась вдоль стены. – Что бы ты еще изменил, если бы у тебя была такая возможность? – гнев нарастал в угрожающей прогрессии: - Ты бы никогда не встал на сторону Поттера в последней битве? Ты бы убил кого-нибудь из нас, если бы у тебя появилась такая возможность?
- Замолчи! – Малфой вскочил с места и в два шага подошел к девушке. – Я никогда никого не хотел убить! Даже тогда, когда ты влепила мне пощечину много лет назад. Желание было, смелости не хватило. Даже сейчас!
- Тогда что тебе мешает вернуть время вспять на месяц и не выйти из моей палаты, а встретить Рона лицом к лицу, отстоять нашу…
- Что? – прищурился.
- Нас… - Гермиона опустила голову не в силах выдерживать горящий взгляд этих прекрасных, таких любимых глаз.
- Тогда бы не было этой сцены, не было бы разбитого вдребезги сердца…
Гермиона почувствовала, как последние капли самообладания покидают ее истощенное тело. Боль в руке разрасталась с неимоверной скоростью и силой. Слегка покачнувшись, Гермиона ухватилась пальцами другой руки за рукав его черной рубашки. По щеке пробежала горячая влажная дорожка. Она так и не поняла, отчего появились слезы – от обиды и боли душевной или из-за слабости и боли физической. Только Гермионе становилось все хуже.
- Тебе плохо? – тревожный голос - все, что она услышала в тот момент, когда стены и пол поплыли перед ее глазами. Сильные руки подхватили ее. Девушка ощутила себя в невесомости.

- Как ты? – все тот же хриплый тревожный голос.
Гермиона попыталась открыть глаза. Прямо перед собой она увидела светлую стену больничной палаты мадам Помфри.
- Что случилось?
- Ну, если сказать, что ты упала в обморок, ты поверишь? – легка насмешка. Обнадеживает.
- Поверю. Тебе поверю.
Гермиона попыталась встать, но на ее плечо легла теплая рука.
- Полежи немного. Ты сильно утомилась в последнее время.
Не могла же Гермиона признаться ему, что боится пропустить тот момент, когда он вновь захочет собраться и уйти.
- Наш разговор… там… - начала было она, но Малфой прервал ее:
- Потом закончим. Отдыхай.
- Но ты уйдешь! – вот и призналась.
- Не уйду, - а потом осторожно, - по крайней мере, сегодня.