Гретхен

І'мя автора: Мелания Кинешемцева
Рейтинг: PG-13
Пейринг: НЖП/НМП
Жанр: Драма
Короткий зміст: Попытка представить, какой была мать Геллерта Гриндевальда.
Многие идеи, а также образ Лоуренса Седжвика принадлежат автору Korell.
Дисклеймер: Все права принадлежат Дж.К. Роулинг

Название	Опубликовано	Изменено	Просмотров
Глава 1.	Oct 14 2015, 14:05	--	2063
Глава 2.	Oct 14 2015, 17:41	--	691
Глава 3.	Oct 15 2015, 09:40	--	883
Глава 4.	Oct 22 2015, 13:06	--	728
Глава 5.	Oct 28 2015, 12:23	--	794
Глава 6.	Nov 2 2015, 12:32	--	780
Глава 7.	Nov 8 2015, 17:59	--	685
Глава 8.	Nov 14 2015, 10:48	--	707
Глава 9.	Nov 23 2015, 09:06	--	675
Глава 10	Nov 27 2015, 12:32	--	867

Прочитать весь фанфик

Оценка: +19

Поделиться:

Ну что же, вернувшись, охотно пишу отзыв на замечательный фик!

Очень понравились последние главы. Грустная получилась история, точнее "щемящая". Есть в ней свое очарование.

Итак, Гретхен, растет, проходит через жизненные невзгоды. У нее трагедия - в чужой стране она так и осталась чужой. В последней главе особенно видно, насколько чужа и неприятна ей австрийская культура. Неприятие Эрвина, его дома, семейного уклада растворяется в неприятии той культуры со вами е атрибутами: жестокостью, использованием ТИ, домашними отношениями... В последне главе Гретхен особенно жаль: она ведь лишилась даже сына по сути.

Но вот возникает интересный вопрос: "а если бы?" А если бы, правда, Маргарите доверил воспитание сына, не стала ли бы она при такой любви второй Лавандой? Геллерт у нее рос ребенком, который вообще не знал, что такое порядок и слово "нельзя". Эпизод в поезде был очень показателен. Я ни в коей мере не оправдываю жестокость Эрвина, и все же хоть как-то объяснить Геллерту жизнь было надо. Объяснить, что есть слово "нельзя", что не все в жизни так, как хочет его его величество. Смогла бы это сделать Маргарет? Не уверен.

Эрвин - настоящий феодальный барон. Он одновременно и щедр, и жесток. Может быть любящим, а может из ревности убить. Может подложить девушку под брата, а может спасти магглов, которых брат хотел поджечь. Он жесток, но и щедр, и может в чем-то иметь добрые порывы. Этакий старо германский языческий жестокий воин.

Кранк - интересный романтический образ. Юноша, влюбленный в Гретхен. Не думаю, что он сумел бы сделать ее счастливой: Грете нужен более сильный партнер, который поведет ее за собой. Не случайно, что она так потянулась к Эрвину.

Доктор правда интересен. Он двойственнее. С одной стороны, в нем есть некая жесткость. С другой стороны, в нем есть тепло к Маргарет. И доктора тоже мучает сложный вопрос: допустимы ли ТИ в медицине?

Кстати.. Вот Марграрет все время говорит, как ужасны таблетки, усиленные ТМ. Хотя, с другой стороны, а если они спасают жизнь человеку, когда медики не изобрели лекарство? Что важнее: сказать, что ТИ мерзость, или спасти жизнь человеку? Почему-то мало кто думает о человеке, кроме доктора. Все больше темные или не темные искусства. А ведь какая-то часть ТИ вполне может, оказывается, служить гуманным целям. Как змеиный яд: можно проклинать змей, как таковых, а когда от радикулита человек не может разогнуться, ил от боли сосудов невозможно ходить, сразу вспоминаем, что есть змеиный яд. А сейчас врачи экспериментируют, нельзя ли использовать яд змей для лечения рака и сахарного диабета. И на змей люди, выделившиеся от змеиного яда, смотрят не как на "гадин", а как на друга человека.

А можно ли некоторым людям в принципе объяснить, что такое нельзя? Если уж он предпочел идти один против всех и убивать кого угодно, что для него любые запреты? Такому человеку надо было скорее предоставить полную свободу исследований и окружить заботой, тогда бы он не озлобился против всего мира.

А вот что из этого вышло:

Показати текст спойлеру

- А, сын, - Эрвин дернул усами. - Ты вовремя. Я как раз хотел сказать, что собираюсь жениться. А поскольку у меня еще могут быть дети, считай, наследства ты лишен.
- На ком же из этих прелестных особ вы собираетесь жениться? - Геллерт с интересом переводил глаза с одной девицы на другую. Блондинка, сидевшая у отца на коленях, испуганно прикрыла грудь, но брюнетка беззастенчиво рассматривал юношу.
- Впрочем, неважно. Я пришел сказать спасибо, дражайший мой отец. Если бы не вы, я бы так и не понял, насколько безмозглы так называемые дворяне, насколько туп и прогнил насквозь весь режим и как много предстоит уничтожить, прежде чем люди смогут зажить свободно. Что сначала ничтожное понятие "порядок" должно быть забыто и разрушено, и вырезаны те бездельники вроде вас, кто пытается защищать свои привилегии разврата, безделья и самодовольства.
Эрвин пьяно хохотнул.
- Так ты нигилистом сделался! Ну, славно, славно. Что ж: полицию вызвать или самому тебя повесить?
- Нет, дражайший мой. Это теперь я вешаю полицию. Или вы газет не читаете?
- Твоих рук дело? Что ж, ты как был дураком, так и остался. Признаешься при свидетелях. Ладно, - Эрвин фыркнул. - В память о твоей матери дарую тебе жизнь. Выметайся.
- И опять ты неправ, старый дурак. Это я дарую тебе жизнь, и заберу лишь то, чем ты никогда не был - мужчиной. С этими словами Геллерт достал палочку, одержимо улыбаясь.
Шлюхи с визгом отбежали к стене. Эрвин вскочил с кресла, раскинув огромные руки, и предательский страх сжал было живот, но Геллерт применил заклятие темных оков, отбросившее отца назад к креслу. Геллерт знал, что он мог при желании разрезать его этими цепями, как бумагой, но убийство не принесло бы ему радости.
- Я еще не закончил, - сказал он жестко и властно, - ты не мужчина, потому что все, на что тебя хватало - это издеваться над теми, кто слабее тебя. Теперь я сделаю тебя тем, чем ты всегда и был - позорным евнухом. Seco! - Геллерт направил палочку Эрвину между ног и через секунду услышал оглушающий вой. Подошел, пнул отца сапогом в нос, в живот, плюнул, развернулся и пошел обратно.

Что бы его остановило, раз и так ничего не вышло? Да и зачем непременно всех ограничивать и "объяснять жизнь"? И кстати, в каком именно смысле жизнь? В духе "слушай старших, салага?" Но именно по этому пути он стал тем, кем стал. Не вышло ему ничего показать и объяснить, может у Маргариты бы как раз получилось?

Сразу внесу ясность: в Маргарет влюблен как раз доктор Христиан Зальцман. Кранк - просто его друг, аптекарь, молодой вдовец. Маргарет он в глаза не видел.
Вы поставили несколько интересных вопросов в своем отзыве. Во-первых, а так ли нужны эти запреты без объяснения причин - и тем более, сопровождаемые наказаниями за нарушения? Может, лучше предоставить ребенку свободу? Пусть сам поймет, почему нельзя играть со спичками, допустим. Надо только следить, чтобы последствия не оказались чрезмерными. Ну, границы установить надо определенные: уважение к чужой личности. Но ведь Геллерт, за исключением случая в поезде, не сделал пока ничего, что оскорбило бы других (да и там не оскорбление, просто неудобство причинил другим). Думаю, самую правильную позицию в отношении его воспитания заняла Батильда: разумная строгость (без физических наказаний) и обращение, как со взрослым, плюс умственное развитие.
Но сомневаюсь, что из Мргарет в принципе могла выйти вторая Лаванда: совершенно другой характер. Гретхен - все-таки бунтарка, ее мало заботят чужое мнение или бытовая сторона жизни. Она не зациклена на заботе о ребенке, не считает его лучшим на свете и не гордится его "гениальностью". Она просто хочет, чтобы его не коснулись бесчеловечные традиции воспитания.
Ну и ТИ... Понимаете, Маргарет сложно быть благодарной мужу за спасение жизни по той простой причине, что она заплатила своей свободой за это. По сути, она в кабале: не даст муж лекарство вовремя - она умрет. Вот в чем дурная сторона этих лекарств: в том, что без них человек становится нежизнеспособен.

Truly, Вы полагаете... Мне кажется, сцена про юного Геллерта выглядела бы иначе.

- Что читаешь? - строго спросил Эрвин, войдя в синюю гостиную. Геллерт не шелохнулся, продолжая смотреть в текст. Отец удивленно поднял брови: книга, похоже, была слишком интересной. Взглядом он сильнее зажег тонкую белую свечу. "Ее глаза", - подумал он, глядя на сына, и тотчас отошел назад. Лицо Геллерта исказила гримаса ненависти.

- Сольферино... Сольферино... - пробормотал он, с ненавистью впив ногти в обшивку кресло.

- Что ты читаешь? - отец взял книгу. - Дебидур "Дипломатическая история Европы в XIX веке"...  - Удивленно поднял он брови.

- Вы читали это, отец? - с желчью переспросил Геллерт.  

- Ты про Сольферино? - растерянный Эрвин рассматривал страницу и, казалось, не знал как себя вести. 
- Я помню тот разгром. Нам всем было неприятно в тот день...

- Вы радовались Седану? - в глазах Геллерта блеснул плотоядный огонек. - Когда постреляли франшуяра?

Несколько минут Эрвин размышлял, глядя на громадную книжную этажерку. 

- Не скажу, что мы были в восторге, - сказал он. - Их победили пруссаки, а в те времена мы не были друзьями... Я, помнится, читал о Седане в маленьком кафе на Ринг-штрассе... Было ужасно тепло, - покачал он головой.

- Но ведь это были немцы, отец! - взгляд ярко-голубых глаз Геллерта стал счастливым. - Немцы... - Плотоядно облизнется он. - Почему мы тогда не взорвали Йенский мост? Вы только представьте: наши войска при толпе унылых франщуяров взрывают Йенский мост... Потом взрывается площадь Солтферино... Никто, не один народ не смеет, - его голос дрогнул и сорвался на легкий фальцет, - иметь символы победы над германцами! 

- Я рад, что Вы так патриотически настроены, - кивнул Эрвин. - Но, к сожалению, наши враги пока слишком сильны, чтобы мы вели себя так... Есть русские, англичане... Они не позволят 

Вдалеке прокричала горгулья и раздался бой часов. Неожиданно гримаса ненависти исказила лицо Геллерта.

- Как жаль, что во времена Седана были запрещены разрывные пули... - покачал он годовой. - Франшуяру была бы кровавая баня... Они со своими нарезаными штуцерами, надеясь, что будет как при Альме, - облизнулся он. - А мы... Мы косим их, как щенят, винтовками Дрейзе с разрывной начинай! Народ, осмелившийся хоть раз отпраздновать триумф над германцем, - от ненависти его грудь затряслась, - должен быть наказан в веках! Они в прессе пишут, что наше общество прогнилр. Кто, кто дал лягушатникам право вообще задумываться об обществе германцев? 

Эрвин  остановился и с тревогой посмотрел на выпученные от ярости глаза сына. "Нет, нет... Не как у Освальда" - подумал он.

- Мы - потомки брахманов и кшатриев  Индостана, - Геллерта продолжало трясти от ярости. - Англичанишки, - скривился он, - смеют указывать, как жить, нашим братьям и сестрам... И мы молчим... Отец, скажите, от чего мы молчим? 

- Англосаксы и скандинавы наши родственники, - с легким изумлением сказал Эрвин. Бронзовый подсвечник в углу вспыхнул  странным синеватым светом - как и всегда, когда волновался.

- Да, они - белая нордическая раса, - кивнул Геллерт. - Но наша, белая тевтонская, все равно выше их на три порядка, - улыбнулся он. - Они могут высшими до тех пор, пока слушается нас. Но если кто-то из них посмеет ослушаться тевтона, - его голос предательски дрогнул, - он уравнивается с низшими расами. И у нас больше нет моральных обязательств не обрушить на их головы меч тевтов! 

Он прикрыл глаза. Перед глазами стояли картинки из "Махабхараты", где короли жгли огнем города из колесниц. Да, пожалуй... "Это лучшая месть тем, кто посмел Оскорбить тевтонов", - подумал он.

Таким мог быть какой-нибудь трусливый подпевала, от силы... Шакальчик, с писком падающий в ноги от первого же тычка.

Или опасный псих.

Опасные психи заканчивают в дурке обычно, а не на троне. Но вы ведь уже написали про маленького Геллерта в фике Мелании). По нему же я и ответил).

Спасибо, очень интересная зарисовка, но только это не мои герои. Эрвин тут слишком "умеренный и аккуратный". Геллерт тоже не тот: он ведь не опасный псих, он бунтарь по натуре - это совсем другое. Только вот он не разбирался в средствах для достижения цели и не замечал за собой двойных стандартов - это и завело его слишком далеко. Но в нем должно быть и светлое начало: по канону он раскаялся.
И еще: вряд ли Геллерт стал бы доверительно беседовать с человеком, который его чуть до смерти не забил, его любимую няньку подкладывал под своего сумасшедшего брата, а мать свел в могилу.

Эх смотрю на эту ситуацию , но порой мне кажется лучше бы Геллерт не родился(
Эрвин как понятно видит в нём конкурента , да и его матери было бы с одним мужем легче .

Скольким было бы легче, если бы Геллерт не родился! Ну, кроме Викки, наверное).