Глава 12. Семейные драмы.
Ты для меня чужой,
И я тебе чужая.
Не знаешь ты меня,
И я тебя не знаю.
Ты говоришь: «Родная дочь».
Действительно родная?
Я плоть и кровь твоя,
Но я тебе чужая.
Прощенья просишь?
Я тебя прощаю.
Но всё же папой,
Я другого называю.
Гермиона стояла в центре комнаты и с интересом разглядывала окружающие её предметы.
Всё здесь было таким необычным. И эта необычность заключалась в том, что всё в этой комнате шло в разрез с идеалами, традициями и нравами семьи Малфой.
Сама того, не желая, Гермиона поняла, что ей комфортно здесь.
Нужно отдать должное Нарциссе: она постаралась сделать привычную для Гермионы спальню, возможно именно поэтому невооруженным глазом было видно сходство с Гриффиндорскими комнатами.
Весь интерьер спальни был выполнен в красно-золотых тонах. Прямо напротив двери находилось огромное окно, сквозь которое утром наверняка проникает огромное количество солнечных лучей. Сейчас же сквозь стекло можно было увидеть ночное небо с множеством ярких звёзд. Это были самые странные звезды, которые Гермиона когда-либо видела, их сияние ослепляло, но не смотреть на них было невозможно.
Девушка подошла к письменному столу и провела рукой по тёмно-красной столешнице. В верхнем правом углу красовалась витиеватая буква «М». Гермиона заметила, что на всех вещах в доме был изображен герб семьи Малфой, даже на пустых рамочках для фото, которые стояли на столе.
«Пустые?» - удивилась Гермиона и взяла в руки одну из бардовых рамок. Едва пальцы девушки коснулись места, где должна быть фотография, как витиеватая буква «М» зашевелилась, а затем вспыхнула синим пламенем и на её месте появилось лицо Гарри. Гермиона испугалась и быстро поставила рамку на место, улыбающийся Гарри исчез.
Девушка усмехнулась, вспомнив, что однажды уже видела волшебную рамку, дома у Рона, помниться, Джинни говорила, что они показывают того, кого ты больше всего хочешь увидеть в данный момент.
Вспомнив о друзьях, Гермиона тяжело вздохнула. Она так скучала по ним. Понимающий Гарри, вздорная Джинни и сварливый Рон, который за последние несколько месяцев, казалось бы стал чужим… Но всё равно девушка скучала и по нему тоже. Непонятная штука жизнь: ещё вчера ты и представить себя не мог без кого-то, а теперь этот кто-то абсолютно чужой. Но как говорят «свято место пусто не бывает», вот и пустое место в сердце Гермионы уже спешили заполнить новые люди.
В дверь настойчиво постучали.
- Войдите, - необдуманно бросила Гермиона.
Стук прекратился, но в комнату никто не вошёл. Только сейчас девушка поняла, кого пригласила в комнату, но словно по инерции повторила снова, почему-то более настойчиво:
- Войдите.
Человек за дверью раздосадовано вздохнул, словно не желал заходить, затем едва слышно скрипнула дверь.
На пороге возник Драко Малфой, в своей неизменной чёрной мантии. Юноша пробежался по комнате взглядом и презрительно фыркнул.
- Гриффиндор преследует меня даже дома.
Почему-то название её факультета из уст Малфоя звучало как ругательство, девушка оскорбилась.
- Не слишком большая честь тебя преследовать? Кому ты вообще нужен? – ехидно бросила Гермиона.
- Тебе Грейнджер, я нужен тебе, - парировал Драко, на его лице появилась фирменная ухмылка.
Утверждение слизеринца поставило Гермиону в тупик. Девушка могла представить только одну ситуацию, в которой ей бы понадобился Малфой. Но сейчас она не была при смерти, а у Драко уж точно не было лекарства от лихорадки.
- С дуба рухнул? Ты? Нужен? Мне? Это абсурд!- затараторила девушка.
- То есть ты хочешь одна плутать по коридорам Малфой-меноре? – Драко коварно вскинул брови и вызывающе посмотрел на девушку.
- Флаг тебе в руки Грейнджер, я пошёл, - с этими словами Малфой развернулся на каблуках и перешагнул через порог комнаты.
Гермионе захотелось ударить себя по голове. В последнее время девушка заметила, что у неё явные проблемы с логикой и сопоставлением фактов.
- Стой! – крикнула Гермиона, пожалуй, слишком громко.
- Я не Поттер, твоих приказов не слушаю, - бросил юноша, но всё же остановился.
- Пожалуйста, подожди, - процедила Гермиона сквозь зубы.
- Уже лучше, но всё равно чего-то не хватает, - Драко задумчиво посмотрел наверх, а затем пристально взглянул на девушку. – Может быть, стоит попросить более ласково?
Взгляд серых глаз заставил Гермиону покраснеть.
- Ты что извращенец? – нервно сглотнув, спросила девушка.
- О, Грейнджер, у кого-то из нас проблемы сексуального характера?
- У тебя! – буркнула Гермиона, его насмешливый тон вывел её из себя.
- Может быть, но в любом случае я не это имел в виду, - со скучающим видом сообщил слизеринец.
Яростно моргнув, Гермиона пообещала себе, что рано или поздно заставит Малфоя почувствовать ту же неловкость, которую испытывает она сама, каждый раз во время их «милых» бесед.
- Отец не любит, когда опаздывают, - равнодушно произнёс Драко.
Гермиона сделала вид, что пропустила тонкий намёк мимо ушей и, выпрямив спину, с высоко поднятой головой направилась в сторону выхода.
- Только после вас, - Малфой галантно придержал дверь, пока Гермиона, сгорая от гнева, протискивалась между ним и дверным косяком. Девушка никогда не считала себя полной, скорее даже наоборот, но сейчас она завидовала анорексичным моделям, им бы без труда удалось пройти мимо Малфоя и при этом не коснуться его. Ей же пришлось втянуть несуществующий живот и задержать дыхание, но и это не помогло. Когда белобрысое препятствие, казалось бы, было уже пройдёно, Гермиона споткнулась и словно мешок с мукой полетела вниз, закрыв глаза и судорожно размахивая руками в надежде схватить за что-нибудь. К несчастью, схватиться за «что-нибудь» ей удалось, и этим чем-нибудь оказалась рука Малфоя. Гермиона поняла это, ещё даже не открыв глаза. Вряд ли стены в доме могут быть настолько холодными, а вот его руки могут быть.
- Эффектно Грейнджер, очень эффектно, - усмехнулся блондин, а затем, обхватив девушку за запястье, резко потянул наверх.
От быстрой смены положения голова закружилась и Гермиона едва не рухнула в объятия слизеринца. Но Мерлин сегодня был благосклонен к девушке, и она всего лишь отдавила Малфою ногу.
- Заканчивай есть пирожные! – процедил Драко сквозь зубы.
- Я не … - Гермиона не успела договорить, сильные руки крепко сжали её плечи, и уже в следующую секунду земля исчезла из-под ног. Малфой немного приподнял её, затем поставил на пол сантиметрах в тридцати от себя.
- Мне ещё нужны мои ноги, так что держишь подальше.
- С радостью! – бросила Гермиона и, забыв о головокружении, решительно пошла прямо по коридору. Девушке уже было всё равно в ту сторону она идёт или нет, главное чтобы подальше от Малфоя-младшего. Но, судя по тому, что слизеринец её не останавливал и даже неспешно следовал за ней, она выбрала правильное направление.
- Грейнджер, - юноша поравнялся с ней.
- Что?! – рявкнула Гермиона не замедляя шаг.
- Во избежание недоразумений хочу сразу предупредить: в списке тех с кем я хотел бы переспать тебя нет даже в первом миллионе. Знаешь, - немного подумав, добавил он. – В этом списке тебя вообще нет. Ты скорее в другом «а-ля если бы я был последним мужчиной, а ты последней женщиной», но даже тогда я бы выбрал медленную смерть от воздержания.
По неизвестным причинам Гермионе стало обидно. Не то чтобы она очень волновалась по поводу того, что Малфой её не хочет, но её самооценка сильно пострадала. Неужели она настолько не привлекательна?
« Стоп! О чём ты думаешь?! Это чистой воды извращение!» - неожиданно очнувшийся здравый смысл привёл девушку в чувства.
- А не пойти бы тебе… куда подальше! – рявкнула Гермиона, мысленно перебирая все те места, в которые бы она хотела послать Малфоя, но ей не позволяло воспитание произнести этого вслух.
- Обязательно Грейнджер, только после тебя, - слизеринец открыл перед ней очередную дверь.
« Почему он всегда оставляет за собой последнее слово?» - обиженно констатировала Гермиона, перешагнув порог ярко освещенной столовой.
***
Звук шагов одиноко идущего человека ударялся о белоснежные больничные стены и гулким эхом разносился по длинному, казалось бы, бесконечному коридору. Но не существует ничего бесконечного, Северус Снейп знал это по собственному опыту. Будь то счастье, любовь или боль, всё это рано или поздно заканчивается, у каждого чувства или события есть свой итог.
Проходя мимо окна, Северус поморщился: сидя в подземельях, он уже и забыл насколько опасным может быть солнечный свет. Лучи солнца словно раздевают человека, срывают с него маски, показывая окружающим и ему самому его истинную сущность. Северус не хотел видеть свою сущность, он боялся этого. Мужчина прибавил шаг, чтобы как можно быстрее скрыться от обжигающих тонкую бледную кожу лучей.
Северус невольно покачал головой, вспомнив, что когда-то любил солнце. Оно, казалось, единственное относилось к нему непредвзято, солнце искренне любило Северуса, позволяло ему греться под своими лучами, солнце давало ему то тепло, которое не давали люди. А потом солнце совершило ужасную ошибку: оно принесло в жизнь Северуса рассвет без Лили Эванс. Самый ужасный в его жизни рассвет.
Ночь помогает многое пережить. Может быть, всё дело в том, что тёмнота скрывает определенные вещи не только от людских глаз, но и от сердец. Боль от морозного наэлектризованного воздуха проникающего в лёгкие немного притупляет боль потери, глаза привыкшие к кромешной тьме уже не чувствуют жжения от подступающих слёз. Ночь - анестезия, своеобразный наркотик от боли, вызывающий сильнейшее привыкание. Но действие любого наркотика заканчивается, рано или поздно, чаще всего рано, ночь сменяет день. Восход то самое первое мгновение истины, просветления, в этот момент приходит осознание того, что вчерашний день уже не вернешь, ошибки не исправишь, её не воскресишь. Помниться, Северус воспринял тот восход солнца как предательство. Женщина, которую он любил больше жизни - погибла, какое право имело солнце так равнодушно просто взять и появиться на горизонте после этого?! Лучи солнца безжалостно ворвались в спальню Северуса, словно крича о том, что жизнь продолжается. Но как, КАК она может продолжаться?! Весь мир должен был рухнуть после смерти Лили Эванс. А оказалось, что рухнул только мир Северуса…
Это была главная причина, почему Северус ненавидел солнце, но была ещё одна менее важная причина. Был ещё один день, когда рассвет наступил раньше времени. Другая женщина, другая боль…
Северус подошёл к палате номер восемь, желудок закрутило.
Высокий смуглый мужчина, по-хозяйски развалившийся на стуле, при виде Снейпа выпрямился и окинул его подозрительным взглядом, затем резко поднялся, преградив путь к палате, и снова посмотрел на Северуса. Этот взгляд исподлобья показался Северусу недоброжелательным и каким-то тёмным. Мужчина представился Дереком Смитом, работником Министерства отвечающим за безопасность. Фамилия была Северусу не знакома, а вот полноватое лицо с маленькими, глубоко посаженными, почти поросячьими голубыми глазами он уже где-то видел. Странное предчувствие нахлынуло на Снейпа холодной волной.
- Альбрус Дамблдор должен был предупредить о моём визите, - сухо сообщил Северус.
Охранник на секунду задумался, затем кивнул и указал на дверь. Снейп благодарно кивнул, открыл дверь и вошёл внутрь палаты. Быстро, решительно, отчаянно.
Яркий свет ударил в глаза.
- Я думала, что ты сегодня не придёшь, - радостно произнёсла женщина. Звук этого голоса на секунду выбил Северуса из колеи. Женщина стояла напротив открытого окна и, судя по часто поднимающимся плечам, интенсивно вдыхала утренний наэлектризованный воздух. Она стояла спиной к Северусу, но не узнать её было невозможно. Длинные тёмные волосы аккуратными волнами струились по плечам, белая больничная пижама болталась на тощем теле, выпирали острые плечи.
- Как видишь, меня освободили от оков, - усмехнулась женщина, подняв руки вверх, как будто при расстреле. Северус не был уверен на сто процентов, но, кажется, Беллатриса улыбалась. Он потерял дар речи: так непривычно слышать её голос после стольких месяцев.
- Может быть, скажешь что-нибудь? – звонко рассмеялась женщина. Этот смех Северус не слышал уже больше одиннадцати лет. Неожиданно для самого себя зельевар почувствовал острый приступ волнения, ладони стали мокрыми.
- Здравствуй Беллатриса, - холодно произнёс Северус.
От звука его голоса Беллатриса сжалась словно пружина, затем резко обернулась. Северус надеялся увидеть удивление? Он жестоко ошибся. Глаза женщины почернели от гнева, тонкие губы плотно сжались.
- Ты?! – процедила она сквозь зубы, пальцы сжались в кулаки, с такой силой, что сквозь кожу были видны белые костяшки.
Северус опешил от столь «тёплого» приема.
- Как ты посмел явиться сюда?! – чётко проговаривая каждое слово, произнесла Белла, продолжая сверлить незваного гостя взглядом полным презрения.
- Нам нужно поговорить.
- Мне не о чем разговаривать с предателем! – рявкнула женщина.
- Может быть, поговорим о нашем сыне? – ядовито произнёс Северус.
Гнев в глазах Беллы на секунду сменили удивление и шок, потом пришёл страх и снова гнев. Вряд ли кто-то мог заметить эту гамму эмоций, промелькнувшую на лице бывшей Пожирательницы. Но Северус слишком хорошо знал Беллатрису, даже лучше чем она сама себя знала. Даже если что-то ускользнуло от его пристального взгляда, это не ускользнуло от его сердца, которое неприятно сжалось.
- Как ты узнал?
Если ещё минуту назад у Северуса были сомнения, то теперь их не было. Белла не отрицала, Джеймс действительно его сын.
- Догадался. Мало кто попадает в больничное крыло в первый учебный день в Хогвартсе, сходство очевидно.
- Джеймс в больнице?! – ужаснулась Беллатриса и побледнела.
- С ним всё в порядке, просто один из первокурсников наслал на него одно безобидное проклятие, - сухо сообщил Северус.
- Безобидных проклятий не бывает, - возразила женщина. Гнев исчез, но появилось что-то другое, более пугающее, безысходность, пожалуй.
- Тебе виднее, - примирительно ответил Снейп.
В комнате повисло молчание. Так бывает, когда людям есть что сказать друг другу, но пропасть между ними слишком велика и измеряется не только годами, но и принятыми решениями.
- Зачем ты пришёл? – без интереса спросила Белла, когда дрожь в её теле, вызванная безграничной злобой, утихла.
- Просто хотел посмотреть в глаза женщине, которая обманывала меня в течение одиннадцати лет.
- Посмотрел? – Белла с вызовом вскинула брови. – Свободен.
- Я уже не мальчик Беллатрисса и не стоит говорить со мной в таком тоне, - процедил Северус сквозь зубы.
На лице Беллы появилась коварная улыбка. Со свойственной грациозностью, присущей всем Блэкам она подошла к Северусу.
- Не мальчик? – голос женщины был тягучим словно сахарный сироп, она поднесла руку к лицу Северуса и провела тыльной стороной ладони по его щеке.
От этого прикосновения он сжался.
Прикосновения этой женщины всегда вызывали противоречивые чувства, с одной стороны гладкая шелковистая кожа с запахом цветочного мёда дурманила и заставляла ощущать себя нужным и желанным, с другой стороны, Северус не мог отделать от ощущения, что это лишь обман, иллюзия, отвлекающий маневр, словно гипнотизирующий взгляд кобры перед смертельным броском.
С первых дней знакомства с Беллатрисой Северуса притягивала эта опасность, исходившая от неё. Он одновременно и ненавидел и желал эту женщину. Но ненавидел всё же больше…
- Ты всё также боишься меня, - самодовольно произнесла Беллатриса, её тёплое дыхание прокатилось по губам Северуса. Нахлынули воспоминания о той единственной ночи. Всё начиналось именно так.
- В этот раз не получиться, Белла, - Северус обхватил её руки и убрал их от своего лица. – Твои прикосновения больше не действуют на меня.
- Они перестанут действовать только тогда, когда я этого захочу, - ласково прошептала женщина. – Мой… мальчик…
В глазах Беллы вспыхнул опасный огонёк. Сердце Северуса громко ударилось о рёбра, нужные слова не лезли в голову, горло пылало. По неизвестным причинам он желал эту женщину, снова, и он ненавидел себя за это! Он ненавидел себя за то, что в глубине её чёрных глаз исчезал его здравый смысл. А ещё он ненавидел ЕЁ за то, что она могла заставить его забыть. Обо всём. Нет, Северус не любил Беллатриссу, он ненавидел её яростно и безотчетно. Но иногда жгучая ненависть привязывает к человеку куда сильнее, чем самая искренняя любовь…
- Я не мальчик, - возразил он.
- Конечно, нет, - улыбнулась Беллатрисса и, слегка приподнявшись на носочках, провела кончиком носа по щеке Северуса. Ему едва удалось не закрыть глаза от удовольствия, её близость опьяняла.
- Ты не мальчик, - горячо прошептала Белла ему на ухо, в предвкушение их старой игры, бессмысленной, но затягивающей.
- Хватит! – схватив Беллатриссу за запястья, Северус оттолкнул её с такой силой, что женщина невольно сделала несколько шагов назад и прислонилась рукой к стене, чтобы удержать равновесие. В чёрных глазах мелькнула обида, а Северус почувствовал укол совести.
- Извини, я не хотел, - он попытался вложить в эти слова как можно больше чувств и эмоций, но получилось как всегда сухо и холодно.
- Убирайся! – процедила сквозь зубы Беллатриса.
- Ты же знаешь, что я не уйду пока не узнаю правду.
Беллатриса разочарованно посмотрела на Северуса, а затем подошла к окну и уперлась руками о подоконник.
- Северус Снейп, а нужна ли тебе эта правда? – тихо спросила она.
- Да, мне нужна, правда, - уверенно ответил Северус.
Теперь, когда Беллатрисса стояла к нему спиной, говорить было проще. Всё из-за того, что её черные поистине змеиные глаза не впивались в него с остервенением в надежде, что под градом многочисленных взглядов он всё-таки рассыпаться на кусочки и больше не будет раздражать её своим присутствием.
- Ты не смог разделить со мной счастье, так зачем теперь тебе делить со мной боль? – надтреснутым голосом произнёсла она и развернулась. Отчаянье, сияющее в чёрных глазах, отдавалось болью в сердце Северуса.
- Джеймс, - на секунду Беллатриса замолчала, пытаясь сдержать подступившие рыдания.
- Бела, что с ним?!
- Он умирает, Северус.
Одинокая слеза скатилась по бледной щеке и со звоном разбилась о пол.
***
Гермионе не раз приходилось бывать на семейных обедах. Вкусная еда, многочасовые разговоры по душам, шутки, веселье, смех – так выглядят маленькие торжества в любой нормальной семье, по крайней мере, именно так думала Гермиона, до того момента как попала в Малфой-меноре. Сейчас же её мировоззрение кардинально менялось…
За огромным дубовым столом в ярко освещенной свечами столовой сидели четверо родных, связанных кровью, но в тоже время чужих людей и… молчали. Напряжение в воздухе нарастало с каждой секундой, казалось ещё немного и произойдёт взрыв.
Это был самый ужасный в жизни Гермионы Грейнджер «семейный ужин». Девушка поерзала на стуле и уставилась в свою тарелку, на которой мирно лежала нетронутая отбивная. Гермиона перевела взгляд на приборы рядом с блюдом и едва сдержала тяжелый вздох: такого количества вилок и ножей разом она никогда не видела. Девушка вспомнила, как однажды летом мама предложила ей посетить специальную школу этикета, в которой обучали всем аристократическим премудростям, тогда Гермиона отказалась, видимо зря. Желудок скрутило от голода, а девушка так и не сообразила, какой из вилок нужно есть это чёртово мясо.
- Что-то не так? – обеспокоено поинтересовалась Нарцисса. Гриффиндорка посмотрела в сторону Миссис Малфой, которая сидела справа от неё на расстояние около двух метров. Девушка невольно ужаснулась, тому насколько гигантским был этот стол.
- Всё хорошо, - поспешила успокоить женщину Гермиона.
- Пожалуй, Грейнджер просто не голодна, - раздался насмешливый голос Драко. Гермиона подняла глаза и смерила юношу презрительным взглядом: внутренней чутье подсказывало девушке, что слизеринец знает причину её неожиданной голодовки и просто издевается.
Как нестранно Драко Малфой и сам не притронулся к еде, это сильно разочаровало Гермиону. Нет, она не беспокоилась о его здоровье, пусть хоть пятнадцать раз заработает себе язву желудка! Суть в другом: девушка надеялась, что увидит, каким прибором, пользуется Драко и повторит за ним. Но, кажется, слизеринец её раскусил.
- Ведь так Грейнджер? – поинтересовался Драко и пристально посмотрел на девушку, огонёк свечей стоявших на столе в старинном канделябре отразился дьявольским пламенем в серых глазах.
«Зарядить бы тебе этим канделябром промеж глаз!» - мысленно рявкнула Гермиона.
- Да, ты прав, - натянув доброжелательную улыбку, процедила девушка.
- Раз никто не голоден, то, пожалуй, ужин закончен, - разочаровано произнёс Люциус и щелкнул пальцами. В это же мгновение в комнате появилось несколько эльфов, которые быстро убрали всю еду со стола.
- Я свободен отец? – холодно спросил Драко. Получив в ответ равнодушный кивок, юноша поднялся и вышёл из столовой. Вслед за ним, учтиво попрощавшись, ушла и Нарцисса.
Гермиона думала, что хуже этот «семейный ужин» уже не станет, но она как всегда ошибалась. Теперь наедине с Люциусом Малфоем, эта комната казалась холодной и пугающей.
- Я, наверное, тоже пойду, - девушка поднялась из-за стола и засеменила к выходу, пытаясь не смотреть на мужчину в дальнем углу комнаты.
- Гермиона, - мягко окликнул её Люциус. Девушка остановилась и тяжело вздохнула, осознав, что просто так отсюда не сбежишь.
- Слушаю, - нарочито строгим тоном произнесла Гермиона и развернулась.
- Ты не могла бы остаться?
Вопрос прозвучал как-то по-детски наивно, скорее не вопрос – мольба. Девушка внимательно вгляделась в серые глаза, которые почему-то стали мягче и невиннее, в этом ярком освещение. Теперь, казалось, они принадлежали не садисту и убийце, а простому человеку, которому было больно. Гермиона так ненавидела этого человека! Но почему-то, от той боли, сияющей в его глазах, щемило сердце.
Стиснув зубы, девушка молча вернулась на своё место.
- Спасибо, - облегченно вздохнув, произнёс Люциус.
- Вы хотите поговорить? – сохраняя на лице маску безразличия, спросила девушка.
Люциус молча кивнул, затем, сделав несколько шагов в сторону Гермионы, он грациозно опустился на стул, на котором раньше сидел Драко.
Снова повисло напряженное молчание. Люциус Малфой делал вид, что изучает столешницу, а Гермиона изучала Люциуса Малфоя. Теперь, когда они остались наедине, она, наконец, смогла разглядеть своего отца. Девушка жадно всматривалась в каждую морщинку, в каждую трещинку на бледном лице Люциуса. Это только издалека, его кожа напоминала белый фарфор, на самом деле она имела множество оттенков, которые раскрывались в полной мере при магическом сиянии свечей, а ещё на ней было много мелких морщинок, особенно у глаз. Говорят, это характерно для людей, которые либо много улыбаются, либо часто кричат. Гермиона не верила, что этот человек мог часто улыбаться… Хотя может быть и мог…
«Я ведь не знаю тебя…Совершенно не знаю…» - раздосадовано констатировала Гермиона, к горлу подступил комок. Девушка поняла, что не знает своего отца, но не это заставило её сморгнуть непрошенные слёзы, а то, что узнавать его ей абсолютно не хотелось. Он был чужим…
Пламя свечи разделявшей отца и дочь слегка дрогнуло. Гермиона столкнулась с непривычно тёплым взглядом серых глаз, и ей захотелось кричать. Он ей чужой, и она ему тоже! Как он может смотреть на неё с такой добротой и заботой?! Как он может смотреть на неё с такой любовью?! Как будто она росла у него на руках, так как будто видел её первый шаги, слышал первое слово, как будто это он читал ей сказки перед сном и мазал зелёнкой раны на коленках, когда она училась кататься на велосипеде. Он не может любить её, только потому, что она едва сдерживает то отвращение, которое к нему испытывает. Он ей чужой, и она ему чужая!
Чем больше Гермиона думала об этом, тем сильнее клокотала злоба у неё внутри.
- О чём вы хотите поговорить? Биржевые сводки? Последние новости магического мира? – с сарказмом начала девушка. – Или о таинственных обстоятельствах нашего родства?
Гермиона не понимала, зачем говорит всё это, просто ярость, требовала выхода. Она так злилась на этого человека напротив, что даже железное самообладание не спасало.
- Я понимаю, что заслужил такое твоё отношение, - отрешенно произнёс Люциус.
- Естественно заслужили! – буркнула девушка, но тут же осеклась. – Извините…Я не хотела…
- Всё нормально. Я понимаю.
Надтреснутый голос, руки сжатые в кулаки, дрожащие уголки губ – всё это говорило о том, что Люциус Малфой, возможно впервые в своей жизни, раскаивался.
В серых глазах действительно мелькнуло понимание, и это было последней каплей, стена, сдерживающая Гермиону от истерики, рухнула.
- Понимаете?! Да как вы можете понять?! – девушка со всей силой ударила кулаками по столу. – Нельзя врываться в мою жизнь со словами «Здравствуй Гермиона, я твой папа»! На что вы вообще рассчитывали?! Что я кинусь к вам на шею со словами любви и благодарности?! Чего вы ждали Люциус? Зачем вы это сделали?!
Если бы Гермиона могла увидеть себя со стороны, то ей наверняка, стало бы стыдно. Но она находилась во власти нахлынувших эмоций, поэтому сил хватало только на то, чтобы кричать и размахивать руками, но уж никак не на самоанализ.
Люциус Малфой же вел себя невозмутимо, он даже ни разу не оторвал взгляд от стола, во время пламенной тирады дочери. Но причина такого поведения была не в его равнодушие, совсем нет. Причина была в том, что глаза горели от подступивших скупых слёз, а Люциус так боялся, что Гермиона разочаруется в нём ещё больше, если заметит их.
- Да ответьте же мне! – взмолилась Гермиона и запустила пальцы в волосы с таким остервенением, что почувствовала под ногтями кусочки содранной кожи.
- Что ты хочешь услышать Гермиона? – спросил он, а затем, чуть помедлив, произнёс. – Я буду предельно честным. Я не знаю, зачем решил рассказать тебе, возможно для очистки собственной совести…
Гермиона бросила на Люциуса короткий взгляд и злобно хмыкнула. Мужчина сделал вид, что не заметил агрессивного выпада с её стороны и продолжил:
- А возможно, я сделал это потому, что ты всегда была неотъемлемой частью моей жизни, и я хотел, чтобы ты знала как дорога мне.
Девушка так надеялась увидеть в серых глазах хоть немного неискренности, услышать в красивом бархатном голосе хоть капельку фальши, но её надежды не оправдались. Люциус Малфой был честен и от этого, Гермионе ужасно хотелось убить его. Она не могла смириться с тем, что в нём неизвестно откуда появилась человечность, а в ней кажется, исчезла…Но Люциус не знал, что за мысли кружат в голове его дочери, словно стая бешенных псов, он просто продолжал быть честным, он продолжал говорить…
- Я не рассчитывал на твою любовь, я даже на понимание не рассчитывал. Просто хотел, чтобы ты знала о том, что в этом мире есть человек, к которому ты можешь обратиться за помощью. Человек, который, - Люциус нервно сглотнул, - Человек, который любит тебя, и будет любить, не смотря на то, примешь ли ты его или нет…
В жизни бывают такие моменты, когда искренность человека ранит сильнее, чем его предательство; когда правда, словно яд, медленно растекается по телу, заставляя тебя чувствовать адскую душевную боль. Это был как раз один из тех моментов. Гермионе вдруг, совершенно по детски, захотелось закрыть уши, чтобы не слышать слов Люциуса, которые словно раскаленный металл касались её сознания, оставляя после себя незаживающие раны.
- Вы не знаете меня Люциус. Нельзя любить человека, которого не знаешь! – говорить было невероятно сложно, горло сковали спазмы.
- Любовь – это не вопрос знания, скорее, вопрос веры, - рациональность в бархатном голосе пугала. - Ты моя дочь. Моя кровь и плоть - это единственное, что я должен знать, чтобы любить тебя.
Гермиона до боли закусила губу, во рту появился неприятный солоноватый привкус.
Кровь бешено пульсировала по её венам, словно молотком била по вискам, но даже это не заглушало слов Люциуса, как будто его голос звучал в её голове, в её сердце, в её душе. Это было настолько невыносимо, что девушка, не раздумывая, поднялась из-за стола и на ватных ногах направилась к двери. Как будто так она могла сбежать от той боли в серых глазах, от того отчаянья в бархатном голосе или от щемящего ощущения в своем сердце.
Гермиона не знала, от чего хочет сбежать, ей просто хотелось как можно быстрее уйти из этой комнаты.
Люциус Малфой не пытался остановить её, он ведь прекрасно знал, что Гермиона не остановится. Он бы не остановился. А Гермиона была так похожа на него, пусть даже сама и не замечала этого.
Гермиона дрожащими пальцами обхватила резную ручку, затем резко открыла дверь и застыла на месте.
- Люциус, - окликнула она его, даже не развернувшись. - Мне для любви кровного родства недостаточно…
Может быть, Гермиона сказала бы ещё что-нибудь, но слеза, скатившаяся по её щеке, а затем плавно упавшая на нижнюю губу, заставила девушку замолчать.
Собрав все силы, она переступила через порог и побрела прямо по слабо освещенному коридору.
Почему-то после каждого разговора с Люциусом Малфоем Гермиона чувствовала себя ничтожной и никчемной. Знакомое чувство опустошенности нахлынуло на девушку мощным потоком, сметающим всё на своём пути.
Слёзы, подступившие к горлу ещё во время разговора с отцом, наконец, вырвались наружу. Они стекали по её щекам, касались губ, насквозь пропитывали одежду, некоторые срывались с кожи и словно хрусталь разбивались о пол. Но Гермиона даже не пыталась остановить свои слёзы.
Теперь можно было плакать столько, сколько хотелось, ведь никто не увидит. По крайней мере, так думала Гермиона. Она же не знала, что в бесконечных коридорах Малфой-меноре, всегда кто-нибудь прячется. Например, высокомерный блондин, притаившийся в одной из ниш и крепко сжимающий сигарету в тонких пальцах.
***
Северус вернулся в Хогвартс поздним вечером. Он точно не мог сказать где провёл последние несколько часов, после того как покинул клинику Св. Мунго. Наверное, просто гулял. Судя по терпкому запаху спиртного, видимо ещё где-то выпил огневиски, но немного, наверное… Разговор с Беллатрисой не принёс Северусу ничего кроме боли, страха и отчаянья.
Казалось, жизнь проверяет зельевара на прочность.
Кто он этот загадочный человек? Герой? Или Злодей? Жизнь, так же как и многие не понимала, на чьей стороне был Северус Снейп.
Злодейка Судьба предложила ему сделать выбор, сложный, неоднозначный, но необходимый. На одной чаше весов лежала жизнь Джеймса, на другой, десятки, а возможно и сотни жизней невинных людей.
Наверняка, для таких как Поттер или Дамблдор выбор был очевиден, они давно определились, на чьей они стороне. Северус Снейп же стоял где-то на грани между Добром и Злом.
Один из главных законов, усвоенных Северусом, гласил: « И во Тьме есть Свет. И в Свете Тьма».
Зельевар не красил мир только в чёрные и белые тона, потому что точно знал, где-то есть место серым оттенкам. Он не делил людей на хороших и плохих, ведь в каждом есть светлая и темная сторона.
Северус Снейп во многом был прав, только вот он даже представить себе не мог, что существуют люди Тёмные до глубины души, и что эти люди находились рядом с ним, они могли коснуться его, он мог чувствовать их дыхание на своей коже…
Но Северус не замечал этого или же не хотел замечать. К тому же теперь это было и не важно, ведь он сам стал настолько близок к Темноте, что осталось лишь протянуть руку…
Судьба, говорившая устами Беллатрисы, дала Северусу выбор. И он выбрал. Сердце подсказало.
Стоит ли жизнь его сына сотни жизней невинных людей?
Северус без промедления мог бы ответить на этот вопрос. Поэтому, когда он сидя в своём кабинете услышал треск углей в камине, а затем, тихий женский голос, прошептавший «Северус», он не испытал ни мук совести, ни страха, только уверенность и трепетное волнение.
Стоит ли жизнь его сына сотни жизней невинных людей?
Северус Снейп знал ответ на этот вопрос.
Стоит!
***
Гермиона бродила по темному замку несколько часов, до тех пор, пока не начала спотыкаться на ровном месте от усталости и голода. Рыдания стихли, мысли уже не так яростно терзали её воспаленный мозг, даже на душе стало как-то непривычно спокойно.
Где-то в глубине сознания, тихим эхом отдавались слова Люциуса, но их с легкостью заглушала боль в желудке.
« Полцарства за пачку чипсов», - мысленно усмехнулась девушка, открывая дверь в свою комнату. Но тут же исправилась и тихо, но вслух добавила:
- Полсостояния Малфоев за пачку чипсов.
На лице Гермионы появилась слабая улыбка: то ли от собственной наивности, то ли оттого, что всё же удалось найти свою спальню. Девушка вытащила из кармана мантии палочку.
- Люмос, - практически шёпотом произнесла Гермиона, и комнату озарило сиянием множества свечей.
Девушка снова улыбнулась, затем стянула с себя мантию и небрежно бросила на стул.
Взгляд приковал странный предмет на кровати. Гермиона подошла поближе и ахнула от нахлынувшей волны счастья. Странным предметом оказалось огромное красное яблоко, а рядом с ним лежал светло-бежевый конверт.
Девушка присела на кровать, и крепко обхватив яблоко обеими руками, поднесла его к лицу. Аромат сочного фрукта снова заставил улыбнуться, желудок недовольно заурчал.
Гермиона откусила небольшой кусочек и блажено закрыла глаза: внешний вид яблока не передавал даже одной сотой его вкуса. Наверное, это было самое вкусное яблоко, которое Гермиона когда-либо пробовала.
«Кто же у нас такой заботливый?» - ехидно поинтересовался внутренний голос. Откусив ещё кусочек Гермиона, протянула руку к конверту, затем аккуратно открыла его.
Как же замечательно, что девушка проглотила то, что успела откусить…
Красивый аристократический почерк. Гермиона прекрасно знала его. Она успела практически досконально изучить эти витиеватые буквы за последние шесть лет.
« Это конечно не отбивная…
Но лучше чем ничего.
Приятного аппетита, Грейнджер.»
Гермиона ещё раз пробежалась взглядом по ровным строчкам, затем легла на подушку и закрыла глаза. Через секунду комнату пронзила волна истерического хохота.
- М-м-малфой, - вырвалось у девушки сквозь смех. Впервые, за несколько лет, она произнесла эту фамилию без тени ненависти или презрения, без сарказма или ехидства. Гермиона произнесла эту фамилию радостно и беззаботно…
- Малфой, - повторила Гермиона, улыбаясь. Потом посмотрела на яблоко и откусила ещё немного.
Нет, она никогда не поймёт Драко Малфоя. Она никогда не поймёт его семью.
А нужно ли понимать? Может быть, главное просто верить?