Глава 2. Отчаянье и зелье забвения. В жизни Малфоев всё спокойно.

Это утро для Люциуса Малфоя началось с подписания многочисленных чеков. Собственно, так теперь начиналось каждое его утро. Затем была поездка в министерство, чтобы уведомить всех, что он, Люциус Малфой, никуда не сбежал, а сидит тихо и ожидает своей участи. Потом раздача чеков министрам и прочим влиятельным лицам. Оказалось, что выпутаться из этой истории с Тёмным Лордом куда сложнее и дороже, чем он думал. Если раньше состояния Малфоев хватило бы на безбедное существование в течение тысячи лет, то сейчас, после четырех месяцев бесконечных взяток, осталось не так уж много, максимум лет на семьсот.

Как странно иногда распоряжается Судьба твоей жизнью. Кажется, ещё вчера Люциус был правой рукой Волан-де-Морта, он чувствовал свою необходимость, значимость, а так же незримую, но огромную силу, казалось, у его ног был весь мир. Да, ему приходилось лгать, предавать, убивать, но он совершенно точно знал, зачем и ради чего он это делал. Во всём этом был смысл, была Вера в то, что наступит новая эра чистокровных волшебников, Вера в идеалы Тёмного Лорда. Люциус чувствовал себя орудием в руках более сильного и мудрого волшебника. Его направляли, ему отдавали приказы, которые он безукоризненно исполнял. И Люциусу нравилось подчиняться. Нет, он не был слабым, и в трудные моменты мог сам принимать решения. Но Люциус ужасно боялся ответственности. Возможно, в этом был виноват его отец, который вечно говорил ему, что делать, и не давал сыну возможность быть самостоятельным. Абраксас Малфой действовал из лучших побуждений: он пытался оградить Люциуса от ошибок. Только перед самой смертью Абраксаса понял, что ошибки необходимы - они делают из человека личность. Совершая ошибки, мы делаем для себя определенные выводы, записываем в нашу книгу жизни неоспоримые постулаты, совершая ошибки, мы становимся лучше. Но Абраксас понял это слишком поздно и не успел рассказать сыну о своём открытии.

Может быть, если бы строптивая Судьба дала Люциусу возможность принять парочку ошибочных решений, он сам понял бы, насколько важна в нашем мире самостоятельность. Но Судьба не предоставила ему такого шанса. И в тот день, когда Люциус похоронил отца, на пороге его дома появился Тот-Кого-Нельзя-Называть. Слепая необходимость в новом хозяине его жизни затмила здравый смысл, закрыла ему глаза на то, что все идеалы этого человека были ложными, эта слепая необходимость заставила его Верить.

И он верил, верил до последнего. Верил вплоть до того весеннего дня, который разрушил привычный уклад его жизни во второй раз.

Много ли он думал о том дне? Люциус думал о нём постоянно. Винил ли себя в смерти Лорда? Да. Эта смерть, как и многие другие, тяжким грузом висела на его душе, а жгучее слово «предательство» разъедало его изнутри. В тот день Люциус предал Тёмного Лорда, предал свои идеалы, предал себя. А ради чего он и сам не знал. Точнее знал, но вот верить в это отказывался.

- Люциус, твой чай, - в комнате появилась Нарцисса в синем платье до пят и с серебряным подносом в руках. Люциус резко выпрямился, и на его лице появилась благосклонная, но не живая улыбка. Нарцисса поставила поднос на дубовый письменный стол и подошла к окну.

- Спасибо, - твёрдым голосом произнёс Люциус и поднёс к губам светло-бежевую чашку с горячим напитком. Его носа коснулся смутно знакомый аромат.

- Это ромашка и мёд, - чуть слышно произнесла Нарцисса, заметив замешательство мужа. Люциус кивнул и сделал небольшой глоток. Горячий чай прокатился по горлу, оживляя каждую клеточку уставшего тела. Теперь Люциус вспомнил этот запах, почти такой же чай готовила ему няня, когда он просыпался среди ночи от кошмаров в далеком-далеком детстве.

- Ты не спал всю ночь, - не отрывая глаз от осеннего пейзажа за окном, констатировала Нарцисса.

- Много дел, - соврал Люциус и сделал ещё один глоток успокаивающего чая.

- Понятно, - женщина понимающе кивнула.

Если быть предельно честными, то дел у Люциуса было не так уж много, и все они могли подождать до завтра, а может и до послезавтра. На самом деле ему просто было стыдно. Люциус чувствовал себя неловко перед этой сильной женщиной. Каждый раз, когда в комнате появлялась Нарцисса, он до боли выпрямлял спину, его голос становился тверже, а взгляд увереннее. Он не мог позволить этой поистине святой женщине понять, как сильно его сломало всё-то, что произошло. Поэтому каждая минута в её обществе была для Люциуса губительной. Особенно невыносимыми были моменты, когда Нарцисса возвращалась с допроса из Аврората. Она не произносила ни слова, но в её глазах читался немой вопрос: «Ради чего всё это Люциус?». А он не знал, что ответить, и всю ночь проводил в кабинете, лишь бы не видеть этих глаз.

Нарцисса же была умной женщиной. Ещё в первый день после падения Лорда она поняла, что Люциус сломлен окончательно и бесповоротно. Она чувствовала, каких неимоверных усилий ему стоило так держаться при ней, знала наверняка, что иногда по ночам в кабинете он сидит, закрыв лицо руками, и плачет. Нарцисса любила эти слёзы. Ведь именно в этот момент это был настоящий Люциус, не тот, что издевался над ней и Драко, не тот, что убивал и предавал, а настоящий, подлинный. В сердце женщины жила жгучая ненависть к собственному мужу, но теперь появилась и искренняя жалость.

Люциусу было намного проще думать, что она ненавидит его. Ведь если бы он понял, что Нарцисса ещё и жалеет его, то наверняка застрелился бы в этот же день: он не терпел жалости, особенно к себе. Поэтому Нарцисса старалась делать всё как раньше: скудные светские разговоры, холодные взгляды и ни капли сочувствия. Но в последнее время она то и дело допускала промахи в своей игре, как, например, сегодня с этим чаем. Зачем она сама принесла его в кабинет Люциуса? Могла бы просто попросить кого-нибудь из домовых эльфов. Но тогда бы Люциус вряд ли его выпил, он вообще практически перестал есть, пить и спать, словно сам приговорил себя к долгой и мучительной смерти. Если он так хочет умереть, тогда зачем давал огромные взятки, чтобы не загреметь в Азкабан? Ответ был прост: если он попадёт в Азкабан, это бросит тень на благородную фамилию, на весь его род. Вот только Малфои уже давно находились в такой тени, что дальше не куда.

Чай закончился, а Нарцисса не спешила уходить. Если бы не благородство, он давно упал бы на колени и попросил её оставить его в покое. Но хоть Люциус и чувствовал себя как кусок масла, размазанный на черством тосте жизни, он по-прежнему был Малфоем. Именно поэтому он просто сидел и смотрел на силуэт своей красавицы жены, обрамленный скудными лучами солнечного света, проникающего через окно.

Тишина вокруг семейной пары становилась гнетущей, Люциусу хотелось закричать. Что ей нужно от него? Зачем эта женщина убивает его своим присутствием?

- Как Драко? – разорвал молчание хриплый голос Люциуса.

- Полчаса назад я посадила его на Хогвартс-Экспресс, - сухо ответила Нарцисса. - Он так и не дал мне осмотреть его руку. Драко обижен на меня.

- Он показал это открыто?

- Нет, Люциус, нет.

- Тогда откуда ты знаешь это?

- Я мать, - строго произнесла женщина, - Я обязана чувствовать такое.

- В чем причина его обиды?

- А то ты не знаешь, - Нарцисса вплеснула руками и повернулась к мужу, её лицо пылало от гнева.

- Не знаю, - потерянно ответил Люциус.

- Разве ты не заметил, что вчера впервые в жизни я приняла твою сторону, а не его.

- Но моя сторона была правильной, - резко поднявшись с кресла, возразил Люциус. - Я не могу позволить ему обращаться к кому-то из колдомедиков, чтобы избавиться от татуировки! Не сейчас, когда все силы нашей семьи уходят на то, чтобы доказать непричастность к делам Тёмного Лорда!

- Но мы ведь причастны к этому, Люциус! Мы больше, чем причастны! – в голосе Нарциссы звучал металл.

- Это не доказано. И я надеюсь, что не будет. В любом случае, вчера я был прав, - не успокаивался Люциус.

- Не важно, кто был прав! Я - мать, а значит, всегда должна быть на стороне своего ребёнка!

- А я - отец! И я беспокоюсь о его безопасности и о спокойствии нашей семьи! – рявкнул Люциус и замолчал. Два вроде бы близких человека стояли в разных концах комнаты и смотрели друг на друга так, как обычно смотрят злейшие враги.

- Тем более эту татуировку нельзя удалить, я пытался, - первым сдался Люциус.

- Но, помнишь, когда Драко ходил на допрос в Аврорат, ты же убирал её, - со слабой надеждой в голосе произнесла Нарцисса.

- Это временные меры. Максимум день или два.

- И что теперь делать? Драко говорил, что в последнее время она стала ужасно болеть.

- Я знаю, у меня тоже. Но единственный способ избавиться от нее - это отрезать себе руку, да и то, я не уверен, что это поможет.

- Именно это Драко и пытался сделать сегодня, - с болью в голосе сказала Нарцисса, - Домовые эльфы до сих пор оттирают кровь со стен его ванной.

- Я знаю, - сухо ответил Люциус.

Он слышал испуганный крик Нарциссы этой ночью, но даже не поднялся наверх, чтобы узнать, что произошло. Когда возня стихла, он вызвал к себе одного из эльфов, и тот сообщил, что молодой хозяин пытался избавиться от татуировки и сильно повредил руку. Первую секунду Люциус боролся с внезапным порывом, он хотел пойти и узнать, как чувствует себя сын, но так и не смог заставить себя подняться с кресла. Ему не хотелось смотреть в серые, полные ненависти глаза Драко. Ведь именно Люциус заставил его сделать эту татуировку, присягнуть на верность Лорду. Во всём этом виноват только он со своей слепой Верой в ложные идеалы и новый мир.

Чувство вины – вот, что порой заставляло Люциуса Малфоя делать ужасные вещи. Вот откуда у Драко столько шрамов, вот почему он узнал, что такое Круцио раньше, чем научился связно мыслить.

Свою жестокость к сыну Люциус объяснял желанием сделать из него сильного человека, то есть человека без эмоций и чувств, именно это в его исковерканном сознании означало силу. Ту силу, которой сам Люциус никогда не обладал.

На самом же деле жестокость была продиктована этим невыносимым чувством вины, которое росло с каждым днём. Чем больше винил себя Люциус, тем сильнее доставалось Драко. Странный мир странной семьи. Даже самые лучшие чувства, такие, как любовь к сыну, радость, вина, в особняке Малфоев приобретали устрашающую извращенность.

- Что-то ещё, Нарцисса? – устало спросил Люциус через пару минут молчания.

- Да, - женщина скрестила руки на груди, - Ты поговорил с девочкой?

- С какой девочкой? – Люциус недоуменно посмотрел на жену, она гневно вскинула брови.

- Нет, ещё нет, - скороговоркой произнёс он. В сознание постепенно прорисовывались тонкие черты знакомой ему девушки.

- Снова зелье забвения, да? – не сводя разочарованных глаз с мужа, спросила Нарцисса.

Люциус слабо кивнул. Разве мог он соврать ей? Раньше мог, а сейчас нет. Каждое утро он принимал зелье забвения, чтобы стереть из памяти лицо девочки, чтобы забыть неожиданное признание её матери, чтобы забыть то, почему он так себя ненавидит. Зелье действовало ровно 23 часа, и то, при условии, что никто не будет напоминать о том, что пытаются забыть. У него был ещё один спасительный час, но Нарциссе удалось уничтожить его. Снова мысли о девочке, снова головная боль, снова чувство вины.

- Люциус, пойми, это зелье не сотрёт её из твоей памяти! Оно лишь окончательно уничтожит твою психику и ты загремишь в клинику Св. Мунго!

- Я и не собирался стирать её из памяти! Просто не хочу думать об этом сейчас, - упирался Люциус.

- Ты не хотел думать об этом год назад, не хочешь думать сейчас и не захочешь думать об этом через пятьдесят лет!

- Я же сказал, что разберусь со всем этим чуть позже! Это не так просто, между прочим!

- Люциус, она твоя дочь! И ты должен признать это, – белокурая женщина стальным выжидающим взглядом смотрела на мужа.

Она ждала, пока он не выдержит и сорвется. Пусть накричит на неё, но она увидит, что ему не всё равно, что угодно, лишь бы понять: человек внутри него ещё жив, она ещё может ему помочь.

Долго ждать Нарциссе не пришлось, Люциусу было больно и страшно, он не мог молчать, он не хотел больше молчать.

- Нарцисса, эта девочка погубит нашу жизнь! Ты представляешь реакцию магического мира на всё это? Ты представляешь реакцию Драко? Он не вынесет этого!

Конечно, женщина хотела услышать не это. Зато теперь она точно знает, Люциус думает об этой проблеме, ему не всё равно.

- А ты думал о Драко, когда стал пожирателем? Ты думал о нём, когда Тёмный Лорд пил чай в нашей гостиной, обсуждая план убийства Гарри Поттера?- Нарцисса вплеснула руками и, чтобы не видеть измученных глаз мужа, перевела взгляд на осеннее небо за окном.

- Эта девочка, она ненавидит меня, – устало произнёс Люциус и закрыл лицо руками.

Нарцисса поняла - вот она причина, вот почему он до сих пор не рассказал девочке: он боится. Просто боится быть отвергнутым.

- Поверь мне, у неё есть причины тебя ненавидеть…

- Нарцисса, зачем тебе всё это? Она ведь не твоя дочь, а моя! Почему ты не можешь просто забыть об этом и дать забыть мне, - взмолился Люциус; впервые за всё время разговора его голос дрогнул.

- Дети не могут быть чужими, - возмущенно произнесла она, - И к тому же после всего того, через что мы прошли, я хочу быть уверена, что всё это было не зря! Я хочу знать наверняка, что я замужем за человеком, Люциус, а не за тем монстром, которого видят в тебе все вокруг.

- Может быть, все они правы? – надтреснутым голосом спросил Люциус.

- Я думала, что ты не сдашься так просто, - разочарованно прошептала Нарцисса и уверенной походкой направилась к двери.

- Нарцисса, - раздалось за спиной женщины, едва она приоткрыла дверь, - Я поеду туда завтра…Обещаю.

Ничего не ответив и даже не посмотрев в сторону мужа, Нарцисса закрыла дверь и ушла. Люциус слышал, как постепенно удаляется стук её каблучков, и стихает шорох платья. Приложив пальцы к занывшим вискам, он присел в кресло и закрыл глаза.

Он обязательно поедет в Хогвартс, найдёт эту девочку и всё ей расскажет. Завтра. Рука потянулась к флакону со спасительным зельем. Он расскажет всё завтра, он подумает об этом завтра. А сейчас лучше забыть.

***

Сохраняя остатки спокойствия, Нарцисса степенно шла по коридорам поместья. Жгучее ощущение в груди не давало успокоиться. Так всегда было после разговора с Люциусом. Она благодарила Мерлина за то, что эти разговоры были редкими. Нет, разговаривали они часто, светские разговоры за завтраком, например, просто именно такие разговоры, как сегодня, были редкими. Так она пыталась спасти того, кого ненавидела всем сердцем. И это было сложно. Видимо отсюда и жжение в груди. Внутри Нарциссы шла борьба между той открытой и готовой помочь любому девочкой и степенной холодной Миссис Малфой. Эта борьба шла постоянно, каждый раз, когда она находилось в одной комнате с Люциусом. Сегодня девочка победила, и Нарцисса была этому рада. А ещё больше её порадовало это слово «обещаю», сказанное Люциусом напоследок. Это короткое слово вселяло в неё Надежду и говорило о том, что её борьба не напрасна. Она ещё сможет вырвать этого странного человека из лап собственных заблуждений. Она сможет ради Драко, ради себя, ради Люциуса. И, конечно, ради этой девочки, которую ей только предстоит узнать. Нарцисса была искренне уверена, в её сердце хватит места для ещё одного человека, для дочери, для ЕГО дочери.

Сейчас же требовалось решать проблемы и других людей, которые поселились в душе и сердце Нарциссы. Взяв с собой корзинку с продуктами, заранее собранную домовыми эльфами, Нарцисса направилась в гостиную. Подойдя к камину вплотную, она огляделась по сторонам. Женщина искренне не хотела, чтобы Люциус узнал о том, куда она направляется. Удостоверившись в том, что никого по близости нет, она бросила горстку порошка в камин и чётко произнесла: «Больница Св. Мунго».

Нарцисса скрылась в зелёном дыме и уже через пару секунд стояла у входа на пятый этаж. Сделав глубокий вдох, женщина открыла тяжёлую железную дверь, за которой скрывалось то, что нормальные волшебники видеть не должны. Но Нарцисса видела это каждую неделю. Пятый этаж – отделенье для душевно больных волшебников. Поистине ужасное место. По мнению Нарциссы, это место намного хуже Азкабана. Она была и там, и там, конечно, в качестве посетителя, но это оставило в её душе неизгладимые следы. Когда она навещала Люциуса в Азкабане, она слышала и крики, и стоны, но то были злые, иногда отчаянные крики. А на пятом этаже Больницы Св. Мунго все крики были пустыми, словно из них высосали жизнь всю до последней капли.

Вот и сейчас со всех сторон до Нарциссы доносились эти крики, женские, мужские, где-то в конце коридора кричала, как показалось Нарциссе, совсем молодая девушка. Разные крики, но такие похожие своей пустотой.

Каждый раз, возвращаясь из больницы, Нарцисса закрывалась в своей комнате и делала абсолютно непростительную для Малфоев вещь – она плакала. В основном от страха и боли, потому что Нарцисса, словно губка, впитывала людские страдания. Но всё равно каждую неделю она приходила сюда, каждую неделю стук её каблучков будоражил воображение пациентов, и они снова начинали кричать. Нарцисса пыталась как-то наложить на себя оглушающие чары, но ничего путного из этого не вышло, эти ужасные крики слышала её душа. Поэтому, собрав все свои силы, она медленно шла по длинному коридору к палате номер 8. Единственная палата, у которой дежурил охранник.

Нарцисса не могла понять, как ему удается быть таким спокойным и хладнокровным в этом месте, но Мистер Смит знал свою работу и безукоризненно её выполнял. Вот и сейчас, завидев её, он отложил в сторону газету и приветственно кивнул.

- Здравствуйте, Дерек, - чуть слышно произнесла женщина.

- Сегодня вы рано, Миссис Малфой, - констатировал хрипловатый голос охранника, Нарцисса неопределенно пожала плечами.

- Можно? – спросил синеглазый Смит, глядя на корзинку в руках женщины.

- Да, конечно, - пролепетала Нарцисса и начала выкладывать содержимое корзинки на стол. Стандартная проверка. Раньше её задевало такое недоверие, но теперь Нарцисса смирилась.

Смит оценивающим взглядом просмотрел все продукты, затем кивнул и сложил их обратно в корзинку.

- Надеюсь, никаких чар нет? – охранник прищурился.

- Конечно, нет, Дерек, - устало усмехнулась женщина. Она поражалась такой наивности работника Министерства. Неужели если бы чары были, она бы ему сказала?

- Проходите, - Смит протянул Нарциссе корзинку и приоткрыл дверь в палату, - Только не долго, Миссис Малфой, скоро процедуры.

- Хорошо, спасибо, что предупредили, - женщина улыбнулась, и Дерек, нервно кашлянув, вернулся к газете.

Нарцисса вошла в палату и невольно содрогнулась. Она так и не смогла привыкнуть к этой белой комнате с маленьким окошком и кушеткой у дальней стены. Немного постояв у порога, Нарцисса всё-таки решилась и подошла к кушетке, на которой, поджав ноги, спала до боли знакомая женщина. Её черные волосы прилипли к мокрому лбу, тоненькие руки длинными цепями были прикованы к краям больничной кровати, сухие губы содрогались от тихих всхлипов. Сердце Нарциссы защемило, тяжело вздохнув, она поставила корзинку с продуктами на стул, и, присев на кушетку, принялась убирать с лица сестры прилипшие волосы.

Лицо Беллатрисы пылало, на непривычно бледной коже проступали красные пятна, а под глазами виднелись огромные багровые синяки. Нарцисса не раз винила себя за то, что отправила сестру сюда, но выбор был невелик: либо Азкабан, либо Больница, сама бы она выбрала первый вариант. Всё же в Азкабане Беллатриса наверняка умерла бы, а здесь была Надежда, что она излечиться от этой патологической привязанности к Лорду. По крайне мере, Нарцисса искренне верила в это. А Вера во что-то может перевернуть мир.

Возможно, именно Вера заставила Нарциссу обивать все пороги в Министерстве, тратить огромное состояние, на то, чтобы её сестру признали невменяемой и отправили в Клинику, а не в Азкабан. Люциус не поддержал Нарциссу в этом вопросе, именно поэтому она приходила в Больницу Св. Мунго тайно и только раз в неделю.

Беллатриса дернулась в сторону, вскрикнула и резко открыла глаза.

- Всё хорошо, Белла, это я, - поспешила успокоить сестру Нарцисса и погладила её по голове. Сумасшедший взгляд Беллатриссы метался из стороны в сторону, а затем всё же остановился на лице Нарциссы.

- Нарцисса, - прохрипела женщина.

- Да, это я, всё хорошо, - Нарцисса взяла с тумбочки стакан с водой и поднесла к губам сестры, - Выпей, всё хорошо.

Беллатриса недоверчиво посмотрела на неё, но затем осушила стакан и присела.

- Как ты, Белла? – обеспокоено поинтересовалась Нарцисса и поправила сестре подушку.

- Как видишь, живу и радуюсь, - усмехнулась женщина и в дополнение к своему сарказму погремела цепями на руках.

- Я попрошу врача их снять, - поспешно пообещала Нарцисса.

- Ты уже просила на прошлой неделе и месяц назад тоже. Всё бессмысленно, их не снимут.

- Снимут, Белла! Их обязательно снимут. Видимо есть причины, по которым врачи их до сих пор не убрали.

- Конечно, есть, Нарцисса. Я же сумасшедшая. Тёмный Лорд, убийства, помнишь?

- Это в прошлом Белла, теперь ты другая. Это всё было из-за Лорда.

- Уверена? – женщина коварно вскинула тёмные густые брови.

- Конечно, уверена, - соврала Нарцисса и отвела глаза в сторону. Настроение сестры пугало Нарциссу, она так и не могла разобраться идёт ли ей лечение на пользу, или всё становиться только хуже. Врачи сказали ей избегать в разговоре всего, что касается Тёмного Лорда, но, казалось, Беллатриса хотела говорить только об этом. И каждый раз, когда Нарцисса приходила навестить сестру, они просто молча сидели в течение часа. Как будто были совершенно чужими людьми. Так оно и было. Эти белые стены стирали и счастливое детство, и бурную юность, они стирали всё то, что связывало этих женщин. Они стали разными, между ними непреодолимые противоречия, одна – пленница, вторая – свободна. Между сестрами выросла стена, которую Нарцисса пыталась разрушить всеми возможными способами, а Беллатриса выкладывала ещё один ряд кирпичей после каждого появления сестры в своей палате.

- Я сегодня забрала Джеймса из приюта, - сообщила Нарцисса и впервые с того момента, как она вошла в палату, глаза сестры засияли ярче, чем звезды августовской ночью. Именно так светились глаза Нарциссы, когда она наблюдала за Драко. Именно так светятся глаза каждой любящей матери.

- Как он? – Беллатриса схватила Нарциссу за руку и притянула ближе к себе.

- Всё в порядке, вырос очень, возмужал, - усмехнулась женщина, вспоминая черноволосого племянника.

- Он,– голос Беллы дрожал, глаза обеспокоено метались по лицу Нарциссы, - Он спрашивал обо мне?

- Да, я сказала, что он скоро увидит тебя. Хочешь, я приведу его в следующий раз?

- Нет, я не хочу, чтобы он видел меня такой, - боль в голосе Беллатриссы отдавалась болью в сердце Нарциссы.

Наверное, самое ужасное для матери знать, что где-то тебя ждёт твой ребёнок, а ты не можешь его увидеть, поговорить с ним, сказать, как сильно ты его любишь. Разговаривая о Джеймсе, Нарцисса невольно вспоминала Драко, и её сердце сжималось от страха. Она боялась, что когда-нибудь может оказаться на месте своей сестры, боялась, что не сможет увидеть глаз Драко, погладить его по волосам, и он так и не узнает, как дорог ей. Нарциссе захотелось резко подняться и отправиться в Хогвартс, чтобы поговорить с сыном, попросить прощение за то, что не поддержала его вчера. Но рука Беллы слишком сильно сжала её запястье, не давая отстраниться.

- Сегодня я отправила Джеймса в школу, - сообщила Нарцисса, Белла слабо улыбнулась.

- Хогвартс?

- Нет, есть одна хорошая школа в Болгарии, помнишь, мы говорили…

- Почему не Хогвартс?! – испуганно вскрикнула Беллатриса.

- Я подумала, что там, вдалеке от всего этого, ему будет проще, - от такой бурной реакции Нарцисса немного опешила, - Не бойся, я сделала ему новые документы, чтобы не возникало вопросов.

Беллатриса сжала запястье сестры с такой силой, что та вскрикнула.

- Джеймс должен учиться в Хогвартсе! – прошипела женщина, её глаза злобно горели.

- Почему именно Хогвартс? – Нарцисса непонимающе посмотрела на сестру. Белла встряхнула головой, словно выбрасывая ненужные мысли, затем отпустила руку Нарциссы.

- Извини, это всё из-за таблеток, - холодно произнесла она и приложила тонкие пальцы к вискам, - Не могу контролировать, это всё как приступы…

На глазах Беллатрисы выступили слёзы, Нарцисса сжала сестру в объятиях.

- Ничего, всё хорошо, - она успокаивающе погладила сестру по волосам и почувствовала, как жгучие слёзы появляются на глазах. Как она может врать родной сестре? Хорошо, больше никогда не будет, она навечно останется в стенах этой чёртовой больницы, навечно…

- Нарцисса, пожалуйста, - умоляюще произнесла Белла, - Отправь Джеймса в Хогвартс, пожалуйста, Нарцисса! Там есть Драко, он не даст его обидеть. Я так боюсь за Джеймса, вдруг кто-то узнает, что он мой сын?! Нарцисса, пожалуйста!

Тонкие пальцы Беллатриссы обвили плечи Нарциссы.

- Хорошо, Белла, я сделаю всё, как ты хочешь, только не плачь, ладно? – тыльной стороной ладони Нарцисса вытерла слезы со щёк сестры.

- Спасибо, - шмыгнув носом, поблагодарила Беллатриса и снова обняла сестру.

Раздался стук, и в дверном проёме появился Смит.

- Миссис Малфой, процедуры, - хрипло произнёс он.

- Хорошо, я уже ухожу, - ласково ответила Нарцисса, но охранник не спешил уходить.

Нарцисса тяжело вздохнула и, поцеловав сестру в лоб, поднялась с кушетки.

- Ой, совсем забыла, я принесла тебе фруктов. Поешь обязательно, - пролепетала белокурая женщина, указывая на переполненную корзинку.

- Хорошо, спасибо, - поблагодарила Беллатриса, и её серые глаза метнулись к лицу сестры.

- Я помню Белла, я сделаю всё так, как ты хочешь, - ответила Нарцисса на её немой вопрос, Белла слабо улыбнулась.

- Миссис Малфой, - Смит устало возвел глаза к потолку. Мысленно выругавшись, Нарцисса подошла к двери и одарила охранника убийственным взглядом, он кашлянул и вышел, она последовала за ним.

- Скажи Джеймсу, что мама любит его, - раздался слабый голос за спиной Нарциссы, едва она вышла за порог.

- Обязательно, - пообещала женщина, посмотрев на бледное лицо сестры, - Поправляйся.

Захлопнув дверь, Нарцисса попрощалась с охранником и быстрым шагом направилась к выходу, если бы не благородство, она бы побежала, лишь бы скорее скрыться из этого страшного места, скорее. Больше всего на свете ей хотелось сейчас спрятаться где-нибудь и плакать, плакать, плакать. Но нельзя. У неё ещё так много дел сегодня. Слишком много для одного человека. А ещё она должна написать письмо человеку, которому она могла доверить не только свою жизнь, но и жизнь Драко. Человеку, который обязательно поймёт её и поможет, тот, кому можно рассказать всю правду. Этой злополучной правды так много для сильной Нарциссы и её семьи. Должен знать ещё кто-нибудь, пусть это будет тот мудрый волшебник, который осуждающе смотрел на неё из-под очков половинок почти двадцать лет назад.