Катастрофа.
ЛАНЬ. Если душа мертва, то зачем жить телу? Как может он помыслить о том, чтобы остаться в живых, когда Ее больше нет. И не будет уже никогда и нигде. Она умерла… Навсегда… Значит и его самого тоже больше нет. Он умер вместе с Ней в ту страшную ночь. В ушах его все еще звучит холодный голос Дамблдора снова вырвавший его из мрака безумия и безысходного отчаяния, иначе он убил бы себя. Директор предложил цель, которой он мог бы посвятить себя теперь, когда его мир разлетелся вдребезги, когда он потерял ВСЕ. Ее сын. Единственное, что осталось после Нее на земле…
Но здесь старый мудрец все же ошибается. Она по-прежнему жива в нем, в его Патронусе – серебряной Лани. Ведь эта лань – Она, его любимая, единственная для него на земле. Он знал это, метаясь по развалинам коттеджа, в то время как разум его отказывался поверить, что все его усилия были напрасны – Ее погубило предательство и он не смог этого предотвратить. Знал, с криком боли вырываясь из рук авроров, которые, как всегда, оказались на месте происшествия позже всех. Знал, судорожно цепляясь взглядом за высокую фигуру Дамблдора, назвавшего его своим агентом и заявившего, что «до суда берет на себя ответственность за него».
Следующие дни представляли собой один сплошной водоворот человеческих лиц. В первый раз он радовался присутствию возле себя большого количества людей. Потому что если бы его оставили одного хотя бы на минуту, он мог бы не выдержать, даже невзирая на долг перед Ней…
Он плохо помнил, что и как говорил и делал во время суда, да и позже. Лица членов Визенгамота, свидетелей, зрителей расплывались в одно сплошное пятно. Он не видел никого – серебристая лань с Ее глазами стояла перед ним. Иногда лань исчезала, а на ее месте возникала Она сама, такая же реальная, как если б была из плоти и крови. И он недоумевал: как могут все эти люди говорить, будто Она мертва – вот же Она, прямо перед ним, прекрасная и нежная, как всегда, Ее зеленые глаза смотрят на него с печальным укором. Тогда он мысленно со слезами умолял Ее о прощении, клялся, что не хотел причинить Ей зла, потому что любит Ее всем сердцем с самого детства, с тех пор, как увидел впервые. Он говорил столь страстно, что если б произнес это вслух, то его бы наверняка признали безумным. Но в следующее мгновение он вновь возвращался к действительности, с ужасом понимая, что все это только иллюзии. Она мертва. Мертва и только он в этом виноват. Он убил Ее и ничего уже не поправишь.
Услышав почти единогласный вердикт «невиновен», он был до крайности возмущен. Как они могут? Он же убийца, он убил Ее, он заслуживает смертной казни! Он собрался уже громко заявить об этом, как вдруг лань сделала шаг прямо к нему. Обожаемые глаза очутились в дюйме от его лица, и он понял: Она появилась здесь не свидетельствовать против него, а объяснить, что он должен жить дальше. Жить, чтобы окончательно сокрушить Ее убийцу и тем искупить свое пособничество ему. Жить, чтобы защитить Ее сына, ради которого Она отдала свою жизнь, чтобы гибель Ее не стала напрасной. И он сделает это. Сделает, зная, что Она никогда не умрет. Она будет жить вечно в своем сыне, в памяти всех, кто Ее знал, и в его любви, о которой Ей так и не суждено было узнать.
ЛЕТО. Все лето перед роковой осенью его терзало предчувствие беды. Он просто не находил себе места. Удивительно, как его не разоблачили, ведь по его представлениям волнение и страх, сжигавший его изнутри, не могли не отразиться внешне. К счастью встречи с Дамблдором стали чаще, ведь он получил приказание сделать так, чтобы директор предложил ему должность преподавателя в Хогвартсе, на что давно рассчитывал Темный Лорд. Ходят слухи, будто тот когда-то сам пытался добиться этой чести, однако потерпел неудачу, причем до сих пор злится за это на старика. Он-то никогда не имел ни малейшего желания вдалбливать в головы тупиц-студентов знания, которых им все равно не постигнуть. Тем не менее, все лето он периодически являлся в Хогвартс сообщить очередные сведения, важные для воплощения планов старого хитреца. Пока чертов интриган не заявил, что он плохо выглядит, и не порекомендовал «немного развеяться и отдохнуть за границей». А спустя два дня то же предложил ему и Темный Лорд… Сама мысль о том, чтобы покинуть Британию сейчас, когда над Ней нависла угроза представлялась ему кощунственной. Но когда он начал отказываться, повелитель проявил такую странную настойчивость, что продолжать упорствовать было бы весьма опасно. Он имел очень точное чутье на подобные «проверки». Чувствовалось, что никакие его доводы не будут на этот раз приняты во внимание. Ничего не оставалось делать, как смириться с неизбежным. Так он очутился на юге Франции в компании приставленных к нему любителей «красивой жизни». Но очень быстро обнаружил, что не способен находиться среди беззаботно развлекающихся людей, в то время как сердце изнывает от предчувствия чего-то непоправимого. Три недели на Ривьере под действием одурманивающих настоек – весьма необычный опыт для любого волшебника.
Конечно, его спутники думали, что он работает. Что еще они могли думать. Он слыл «аскетом» – пил очень мало, причем почти никогда не напивался, не устраивал оргий. К тому же все знали его резкий неприятный характер. Естественно, его нежелание участвовать в общем веселье никому не показалось странным и его сочли за лучшее оставить в покое. Накачиваясь зельями, он пытался таким образом помешать себе бросить все и ринуться обратно в Англию, туда, где Она еще спокойно наслаждалась солнечными летними днями, ничуть не думая о нем. В своем наркотическом бреду он видел только Ее одну, а потом просыпался совершенно разбитый. В общем, «отпуск» любезно предоставленный обоими начальниками можно было бы с полным правом назвать худшим периодом в его жизни, если б не то, что последовало за ним…
По возвращении в Англию предчувствие дурного стало нарастать. Это было похоже на то, как в жаркий летний день в горячем воздухе висит тяжелое ощущение грозы, которая вот-вот должна разразиться. На все попытки привлечь внимание к своим ощущениям он получал от Дамблдора щедрые порции успокоительных уверений. Он и сам не понимал, что его гложет – ведь все, что можно было сделать для Ее безопасности было уже сделано. Он и в самом деле сделал все, что мог, но этого оказалось слишком мало…
ЛИЛИЯ. Наверное, ни разу еще на маленьком кладбище в Годриковой Лощине не собиралось столько волшебников сразу. Все они пришли сюда проститься с Поттерами. Множество фигур в черном мелькают перед его глазами, подходя по одному к свежему надгробию, где отныне покоится вся радость и счастье мира. Он прячется неподалеку на всякий случай прикрыв себя чарами, чтобы не быть замеченным не только маглами, но и теми, кто пришел попрощаться с Ней.
Среди пришедших он узнает знакомые лица. Бледный и подавленный Люпин, чета Уизли, Лонгботтомы, Дингл, Джонс… Все они объединены общим горем и могут хотя бы найти поддержку друг в друге. Его же наказание таково, что он не может даже открыто поклониться Ее могиле. Он не может, как они, упасть на колени и излить свое горе в слезах. Он не может спрятать лицо на чьей-нибудь груди или сжать чью-то ладонь, разделить с кем-то груз своей боли. Он вынужден стоять в стороне, один, как отверженный, не имея права приблизиться к тем, кто любил Ее при жизни. Каждый кладет на могилу цветы – их столько, что почти вся плита скрылась под ними. Он видит охапки роз, огромные венки из хризантем, орхидей, но лилии там нет ни одной.
Только в сумерках последние из печальных друзей аппарируют с кладбища. Убедившись, что остался совершенно один, он осторожно выходит из своего укрытия. Он падает ничком на землю, прижимаясь губами к мокрой земле, навсегда скрывшей Ее от него, покрывает жаркими поцелуями мертвый камень и каждую букву вырезанного на нем дорогого имени. Холод на губах ощущается особенно остро по сравнению с горячими слезами, которые стекают по его лицу и падают на усыпанную цветами могилу. Невнятные признания и мольбы о прощении срываются с его уст нескончаемым потоком, он даже не замечает, что уже совсем стемнело и начал капать отвратительный мелкий осенний дождь. Ночи в ноябре уже подхватывает морозом. Пронизывающий ледяной ветер треплет длинные черные волосы вокруг его головы и раздувает полы мантии, заставляя дрожать от холода. Только разве может этот холод сравниться с тем, что сжимается кольцом у него в груди?
Еще раз осмотревшись на всякий случай, чтобы ненароком не привлечь чьего-нибудь внимания, он делает палочкой несколько коротких движений и осторожно сжимает пальцами только что созданную из воздуха белоснежную лилию. Раздвинув груды принесенных букетов, он кладет цветок на могилу, запечатлев на его почти прозрачных лепестках еще один самый нежный, страстный, но одновременно безгранично робкий и трепетный поцелуй. Первый поцелуй чистой и беззаветной любви. Тот, которым он так и не поцеловал Ее…
ЛОВЕЦ. Смерть давнего врага не вызвала в нем ни радости ни сочувствия. Он не жалеет о гибели Поттера – тот полностью заслужил ее своей беспримерной глупостью, безрассудством и излишней доверчивостью. Но разве могло это служить утешением, если вместе с собой этот глупец погубил и Ее? Да, этот герой тоже виноват в Ее смерти – его стремление верить людям на слово, его самоуверенность, его пренебрежение мерами безопасности. И хотя его собственная вина куда больше, этого своему врагу он не простит никогда.
Джеймс Поттер и в смерти остался вместе с Ней, как был возле Нее при жизни. Они жили счастливо и умерли в один день. Снова повод для зависти. Обидно, черт возьми, что даже в смерти Джеймс Поттер оказался намного удачливее его. Как всегда, гриффиндорской звезде повезло. Убивающее Заклятие – самый гуманный из всех существующих способов убийства. Уж кому-кому, а ему это отлично известно. Зеленый луч убивает мгновенно, жертва часто даже не успевает понять, что случилось. Оно не оставляет никакого следа или отметины. И никто еще не выживал после него до их – Ее и Поттера – сына. Мальчика, который выжил потому, что Она пожертвовала ради него своей жизнью.
Теперь они покоятся вместе под тем камнем, который он целовал со слезами раскаяния. Он был бы счастлив, если б мог надеяться после смерти обрести свой последний приют вблизи Ее могилы. Он был бы счастлив, если б мог надеяться уйти также легко, как Она. Но это невозможно. Рано или поздно ему придется возобновить двойную игру и тогда, если раскроют его предательство, ему, может быть, придется испытать на себе всю изобретательность воображения не только самого повелителя, но и некоторых соратников.
И все равно, как и когда бы ни назначила ему судьба умереть – в одном он не сомневается ни на секунду: он умрет ради Нее, с Ее именем и последней его мыслью будет мысль о Ней. Ему нет больше смысла пытаться состязаться с соперником – он остался жить ради Нее одной. Он для Нее был только прошлым, которое Она хотела забыть, а настоящим являлось Ее счастье с Поттером и их общие мечты, надежды на будущее. А для него все совершенно иначе. Природа создала его однолюбом. Кроме Нее у него нет и не будет никого. Ни с кем он не сможет быть счастлив, как счастлива была Она с Поттером. Все его мечты и надежды, пока они существовали, были связаны только с Ней. Теперь же он утратил их навсегда. Он не боится ничего, ведь уже отправляясь на первую свою встречу с Дамблдором, он был готов к самому худшему. В конце концов, причинить боль можно лишь его телу. Душа его и так мертва, ей все равно. Он не может жить без Нее и не живет. А значит, ему не составит никакого труда встретить смерть столь же мужественно, как сделал это его соперник. А все то время, которое у него еще осталось он употребит на то, что не смог, не решился, побоялся сделать раньше – доказать Ей свою любовь.
ЛУНА. Дамблдор все-таки предложил ему работу в Хогвартсе, объяснив, что это лучший и единственный способ уничтожить Темного Лорда, когда тот вернется и защитить Гарри Поттера, когда тому придет время идти в школу. Пока же ребенок находится под опекой родственников. Правда, он знал Ее сестру, как совершенно отвратительную особу, но кровь все же не вода. Так или иначе, директору виднее, это его забота.
Он согласился еще и потому, что работа в Хогвартсе точно будет отнимать львиную долю его времени, а ему необходимо заполнить чем-то свои часы и дни, в противном случае он просто-напросто сойдет с ума в тюрьме собственных чувств. Вдобавок будет приятно возвратиться в замок, по которому он тайно тосковал все эти годы, в его первый настоящий дом. Он снова сможет работать по ночам, при лунном сиянии, льющемся в открытое окно. Снова под его пальцами будут шелестеть страницы, залитые серебристо-белым светом… Работа – лучшее противоядие от горя. А днем уроки, проверки домашних заданий, назначение отработок, наказание провинившихся, (он не собирается давать никому спуску, пусть не ждут от него лояльности к наглым выходкам разных болванов и непроходимых тупиц, каковыми является подавляющее большинство учеников), составление контрольных и прочая рутина преподавательской деятельности займут его мысли и отвлекут от воспоминаний о Ней.
Вряд ли теперь он возобновит свои опыты, которые любил проводить в ясные лунные ночи, когда еще был студентом. Без Нее он сможет добросовестно выполнять свои обязанности, заниматься обычными повседневными делами из которых и состоит понятие «нормальной жизни». Вот только то состояние души, которое высокопарно именуется вдохновением, совершенное, таинственное и эфемерное, точно луна, уже сполна не вернется к нему. В школьные годы он с таким рвением предавался своим опытом во многом потому, что втайне мечтал, чтобы Она восхищалась и гордилась им. Позже он делал это, пытаясь Ее позабыть. Теперь же ему не нужно ни того, ни другого – Ее признания ему не получить, ведь Она умерла, а помнить Ее он будет и так. Поэтому загадочная притягательность лунного света заняла теперь свое место среди навсегда утраченных иллюзий. И сидя за учительским столом в кабинете, где за одной с Ней партой переживал одни из самых счастливых в его жизни мгновений, он с тоскою смотрит в широкое окно, где как прежде, расстилается темная территория в обрамлении цепи гор на горизонте, с блестящей поверхностью озера и узкой полоской Запретного Леса. Подлунный мир даже не заметил Ее смерти – ничто в нем не изменилось, не исчезло, не нарушило свой привычный ход. Все осталось точно таким же, как было в те времена, когда один глупый мальчишка говорил с ночным светилом о своей неразделенной любви.
Того влюбленного подростка больше нет и не будет, как не будет безмолвных воззваний неизвестно к кому и надежд на свершение чуда. После того, как вся его безмерная любовь в соединении с казавшимися ему безграничными возможностями магии не смогли спасти Ее, он не верит больше в чудеса…
ЛЮБОВЬ. Любовь сильнее смерти. Дамблдор уже прожужжал ему все уши этой «утешительной» сентенцией. Эта фраза сопровождает практически все выспренние речи, которыми директор Хогвартса имеет обыкновение проповедовать окружающим доброту и терпимость. Темный Лорд, конечно, назвал бы подобные утверждения сентиментальной чушью. И порой кажется, что он был прав и все это не более, чем красивая ложь, придуманная для слабаков. Ведь если бы любовь и впрямь была всесильна, разве страдал бы он сейчас из-за Ее смерти? Разве пришлось бы ему целовать холодный мрамор Ее надгробия и молить о прощении Ее тень? Разумеется, нет! Так стоит ли верить бредням, годным разве что для чувствительных кретинов, у которых душа нараспашку? Да он сам согласился бы с этим всего несколько месяцев назад, пока не знал, что эти слова – правда…
Разве не доказала Она сама силу настоящей любви своим самопожертвованием лишив силы величайшего из темных магов на земле и разве не благодаря Ее любви Ее сын сделался единственным за всю историю магии человеком, пережившим Убивающее Заклятие? Разве Она не была такой всегда, всю свою жизнь своим примером заставляя других людей стать лучше. И разве не ощутил он Ее влияния в полной мере на себе самом?
Ведь не что иное, как любовь к Ней изменила его, научила раскаянию, привела к искуплению. Любовь дала ему мужество продолжать жить в тот момент, когда казалось, что лучшее - это уйти вслед за Ней. И Ее смерть хотя и принесла ему полностью заслуженные муки, но все же не победила любовь. Пускай Она умерла, но он не перестал любить Ее и никогда не перестанет. Его вина в том, что он прозрел слишком поздно. Слишком поздно увидел и понял, насколько Она оказалась права. И боль, которую ему причиняет сознание этого и есть самое страшное наказание. Страшнее не мог бы придумать никакой суд. Ни на единый миг он не был достоин Ее, ни на единый миг не заслуживал Ее доверия и дружбы. Одному Дамблдору каким-то образом удалось убедить его, что именно поэтому он и должен посвятить себя той цели, ради которой Она пожертвовала своей жизнью.
Он пошел на это не из-за мальчишки Поттера, известного теперь всем и каждому под громким титулом Мальчика-Который-Выжил, а также не из-за спасения своей души и уж тем более не из-за абстрактного и безразлитчного ему "всего мира", который нужно во что бы то ни стало спасти от Темного Лорда, а единственно потому, что все еще любит Ее…
Мертвую, он не может забыть Ее также как не мог забыть живую. Где бы он ни был: в Британии, или за ее пределами, на маленьком деревенском кладбище или в стенах огромного тысячелетнего замка – любовь и память о Ней живет в его душе. А это, по уверениям Дамблдора, и есть самое явное свидетельство бессмертия любви. Ведь если любя Ее, он будет защищать того, кого Она любила, то мальчик получит сразу двойную силу, двойную броню, созданную любовью. Любовь порождает любовь.
Он не верит, что когда-нибудь сможет искупить свою вину перед Ней, не верит в возможность прощения, но все равно сделает все, что потребуется. Не для себя – для Нее. Потому что, какова бы ни была его любовь, она тоже неподвластна смерти. Навсегда. Навечно. Для него это не просто слова. Они столь же истины, как бессмертие настоящей любви, как ее непобедимая сила, более могущественная, чем все силы природы и не доступная никакой магии…