Седьмой курс

ЛАНЬ. Он уже успел забыть, что вообще умеет вызывать Патронуса. Да и зачем он ему? Считается, что Темные маги не боятся дементоров, потому что им нет нужды защищаться от этих жутких существ. Невежды, которые ненавидят Темные Искусства и боятся их, твердят, будто бездушные демоны, якобы, чувствуют в Темных магах «родство» с собою. В какой-то мере это правда. Дементоры — создания Тьмы и не должны были бы быть страшны тому, в чьей душе царит мрак и холод. Да и какую радость можно из него высосать, если в нем уже давно не осталось даже капли этого чувства?
Но тогда почему же никакая сила не может заставить его забыть тех чудных мгновениях на опушке Леса, когда он в первый раз увидел своими глазами грациозную серебряную Лань, мгновенно и безошибочно узнав в ней Ее? Все скудное счастье, какое было в его жизни, воплотилось в Ней одной. Тогда он воспринимал это как нечто само собой разумеющееся. Она — его любовь, его чистый сверкающий ослепительный свет. И уже в тот момент, любуясь очертаниями белоснежной Лани, он понял, что им никогда не идти по одной дороге, но ему не хотелось думать об этом, он гнал от себя даже тень подобных мыслей…
Теперь он понял, как глупо было пытаться обмануть себя самого. Также глупо, как снова и снова выкраивать редкие мгновения, чтобы прийти на то же самое место и, убедившись предварительно, что никто не может увидеть его, произносить одно и то же совершенно бесполезное ему заклинание. Снова и снова ловить дрожащими пальцами сияющий призрак, тщетно пытаясь коснуться чудесного существа, так невыносимо похожего на Нее. Зачем тогда он делает это, если и впрямь не способен больше испытывать ничего, кроме ненависти и желания причинить боль тем, кто отравил его существование, кто сделал его таким, каким он стал? И если любовь — и впрямь всего только иллюзия, которой поддаются слабые духом, сказка для наивных дураков, то зачем каждый вечер он стоит у входа в замок, набросив Дезиллюминационное заклинание; и ждет, когда до него донесутся звуки шагов, крадущихся мимо него по лестнице, в направлении башни Гриффиндора. Когда из безмолвной темноты коридора, перед ним возникнут неясные фигуры тех, кому принадлежат эти шаги. Влюбленные останавливаются прямо под горящим факелом, чтобы слиться в очередном поцелуе, а на противоположной стене в отсвете пламени очерчивается странный силуэт двух людей, соединившихся в одно целое.
Незримый, он наблюдает за ними и спрашивает себя: если его сердце и впрямь превратилось в камень, то что же тогда надрывается криком у него внутри? Если душа его очерствела настолько, что ей не страшны дементоры и, значит, Патронус ему теперь ни к чему, почему же, видя Ее в объятьях ненавистного ему Поттера, он мечтает о Поцелуе дементора, как об избавлении. Потому что от пытки любовью, не в силах помочь даже его Патронус…

ЛЕТО. Пожалуй, более плодотворных каникул у него еще не бывало. Люциус сдержал обещание и представил его человеку, о котором столько говорил. Тот, кого называют Темным Лордом, произвел громадное впечатление. Чтобы распознать по-настоящему великого мага, довольно одной беседы. Особенно, если тот обладает завораживающей мощью, гипнотическим взглядом и даром убеждения. На будущих сторонников такое сочетание действует безотказно! Но и самим собой он остался доволен — держался почтительно, но с достоинством, блестяще продемонстрировал свои умения, выдержал ментальную атаку так, что удостоился комплимента за уровень владения окклюменцией. Хорошо, что никому неизвестно насколько хорошо на самом деле владеет ею, и то, что он хотел утаить, осталось скрытым в потайных глубинах его разума и души.
Его официальное посвящение решено было отложить до следующего лета. Время терпит, а окончив Хогвартс, он сможет свободно распоряжаться собой. Люциус пригласил его к себе до конца каникул, и он принял приглашение, лишь бы не возвращаться в опустевший убогий дом, который теперь принадлежит ему полностью, а не только тесная спальня с засиженным мухами потолком…
Но он напрасно думал, что красоты уилтширского поместья помогут ему отвлечься. Он чувствует себя среди этой изысканной пышности и богатства, словно в тюрьме. Большую часть дня он пропадает в саду, где вовсю бушует лето. Часами напролет он бродит один среди ухоженных, аккуратно подстриженных кустов и деревьев, мимо оплетенных зеленью беседок, вдыхает доносящийся из оранжерей запах редких заморских цветов и растений, смотрит, как медленно прохаживаются по аллеям возле фонтана величественные белые павлины. И ему безумно хочется очутиться в родном городке, на знакомой улице. Он спрятался бы за углом дома, стоящего напротив Ее жилища. И, быть может, ему удалось бы уловить мерцание света в темном окне второго этажа, увидеть легкое колыхание голубой шелковой занавески и почувствовать себя счастливым, оттого, что Она там, что Она существует, дышит, двигается. Судьба смирила его гордыню, приучив довольствоваться малым.
Вместо этого он сидит на мраморной скамейке с книгой на коленях. Перед ним раскинулся парк, щедро расцвеченный всеми красками лета. Солнце бьет прямо в широкие окна роскошного особняка. Все уже, наверное, собрались к обеду. Он знает, что должен выдержать здесь до конца летних каникул, прежде чем снова сможет увидеть Ее. И знает, что когда это произойдет, он будет жалеть об летних днях, но сейчас ему хочется, чтобы лето поскорее кончилось…

ЛИЛИЯ. Легко было поклясться себе не вспоминать Ее имени. Гораздо труднее исполнить это. Все в школе думают, что он давно уже позабыл все свои прежние глупости. Да и как может быть иначе, если встречаясь с Ней на общих уроках, или случайно столкнувшись в коридоре, он делает вид, будто никогда и не был с Нею знаком. Будто и не было тех шести лет, когда он еще верил и надеялся.
Теперь Она с другим — с самым ненавистным ему человеком на свете. Это его наказание, его пытка, которую он переносит молча, с гордо поднятой головой. По его невозмутимому лицу нельзя догадаться о его чувствах. Никто из тех, кто зовет себя его друзьями, не видит никаких изменений в его поведении. Как и всегда, он с энтузиазмом обсуждает с ними будущие великие свершения под знаменем Темного Лорда, как и всегда до поздней ночи засиживается за книгами, готовясь к предстоящей в этом году сдаче Ж.А.Б.А., как и всегда, не упускает случая показать свой отвратительный характер и сыплет саркастическими замечаниями налево и направо.
Делая уроки в гостиной, он больше не рисует лилии на краях пергамента. Зато кровь, как и прежде, бросается ему в лицо, когда за обедом он обращает взгляд к гриффиндорскому столу и видит, что Она сжимает в руках еще один огромный букет тигровых лилий. Каждый день Поттер дарит Ей по такому букету — он мастер красивых жестов, этого у него не отнять. Букеты, подарки, записки, комплименты, головокружительные фигуры на метле — одним словом вся та шелуха, которую принято называть любовной романтикой. В ней дешевый позер явно преуспел, (еще бы, ведь, купаясь в женском внимании легко отточить подобные навыки). Герой Гриффиндора не жалеет усилий, чтобы удивить и обрадовать ее — один приятный сюрприз следует за другим. А тигровые лилии уже стали своеобразным ритуалом, о котором судачит весь Хогвартс. И ужаснее всего то, что Ей это нравится. Она прямо светится от счастья, принимая ухаживания квиддичного чемпиона. Повсюду слышатся восторженные возгласы и уверения, что они чудесная пара, что трудно вообразить себе других двух людей, которые так красиво смотрелись бы рядом. Они точно половинки одного целого, они просто созданы друг для друга!
Эти речи, словно острый нож вонзаются в его сердце, хотя ни единая живая душа даже помыслить не может об этом. Да, у него великолепно получается притворяться безразличным, а искусством закрывать свое сознание он уже овладел в совершенстве. Проходя мимо стола Гриффиндора к выходу из Большого Зала, он снова смотрит на букет лилий, и в глазах его в этот момент столько равнодушия, что даже величайший в мире легилимент не заподозрил бы фальши. Лишь одного человека он не может обмануть — себя самого.

ЛОВЕЦ. Ревность и раньше сводила его с ума, а теперь, когда она начала встречаться с Поттером, превратилась в настоящее помешательство. Он надеялся, что сможет научиться радоваться Ее счастью, но пока способен чувствовать лишь невыносимую боль. Раньше он ловил, как сокровище, каждый Ее нежный взор, звонкий смех, движенье губ. Теперь же все это стало для него жестокой пыткой, потому что все это — не для него. Он сделал бы что угодно, самое невозможное, лишь бы Она хоть раз посмотрела на него так, как смотрит на Поттера. Но такому не бывать никогда…
Они входят в Большой Зал держась за руки, гуляют, обнявшись, по территории замка, иногда даже целуются прямо в коридорах. Поттер в полном восторге, он буквально летает, без всякой метлы, а Она сияет красотой и радостью. Их объятия, поцелуи, прикосновения наполнены взаимной страстью и оттого еще более прекрасны.
Если бы кто-то спросил его самого, есть ли в его любви к Ней что-либо чувственное, он бы затруднился с ответом. Он продал бы душу дьяволу за право прижать Ее к груди, за Ее поцелуй он бы отдал весь мир, а за возможность близости с Нею… Нет, он даже представить себе не может ничего такого, чем можно было бы оплатить подобное блаженство. Разве что вечность, которая ожидает его за гробовой доской. Точнее, так он думал раньше, когда был еще рядом с Ней. Теперь же, как ему кажется, пламя его страсти если и не выжгло все чувственные желания, то словно бы притушило их, желая оставить его любовь к Ней возвышенной и чистой. И тем больнее ему видеть, как она одаривает другого тем счастьем, о котором он тщетно мечтает с той самой минуты, как в первый раз увидел Ее.
Раньше, приходя к нему в его горячечных снах, Она иногда делала такие вещи, что он просыпался наутро со щеками, горящими от стыда. Теперь же Она только смотрит на него с ужасом и отвращением и это для него намного страшнее. За те счастливые шесть лет, которые сейчас кажутся такими далекими, он не решился поцеловать даже кончиков Ее пальцев. Лишь иногда, поддавшись порыву, сжимал их чуть сильнее, чем это подобает другу и товарищу детства. И каждый раз все его существо трепетало от страха, что он выдал себя, но Она ничего не замечала. Или делала вид, будто ничего не замечает, что, в сущности, одно и то же.
Глядя на Нее, он, как никогда завидует смелости Поттера — его счастливый соперник не скрывает свою любовь. С наивной искренностью он выставляет ее напоказ, точно приглашая других порадоваться вместе с ними. И то же самое делает Она, обвивая руками шею любимого, или склонив свою прелестную головку на сильное плечо звезды спорта. А вокруг все любуются ими обоими. Никому нет дела до влюбленного безумца, проклинающего себя за то, что не может радоваться вместе с Ней.

ЛУНА. Лунные камни — довольно популярный ингредиент для зелий. Неудивительно, что он знает о них все. У родственников своих знатных друзей, он не раз видел драгоценности с лунными камнями. Они не так дороги, как настоящие драгоценные камни, но на его вкус отнюдь не менее красивы. Разумеется, он привык смотреть на вещи с точки зрения практической пользы, а не внешней красоты. И, естественно, ему совершенно не свойственна зависть к чужому богатству. Да еще лунные камни слишком уж явно напоминают ему о временах одиноких прогулок под звездами и откровенных бесед с ночным светилом о своей любви к Ней. Но это не единственное воспоминание…
У его матери, чью смерть он до сих пор переживает, хотя уже прошло больше года, было всего одно-единственное украшение — золотое кольцо с лунным камнем, в окружении мелких алмазов. Вещь может быть и не слишком огромной ценности, но поразительной красоты. Эта драгоценность досталась матери от родителей, то была реликвия, переходившая в ее семье из поколения в поколение. Обычно мать передавала кольцо на совершеннолетие старшему сыну, который, в свою очередь, дарил его своей избраннице в день помолвки. Так его бабка получила его от деда к их свадьбе и будь у его матери братья, вряд ли бы драгоценность когда-нибудь досталась ей, но она была единственным ребенком.
Мать всегда прятала кольцо от отца, даже наложила на место, где его держала, специальные чары, чтобы отец не обнаружил и не пропил его, как он это проделал со всеми более или менее ценными вещами в доме. Мать безмерно гордилась тем, что не одну сотню лет, кольцо сияло только на пальцах чистокровных волшебниц. Однажды, когда ему было лет двенадцать, мама призналась, что мечтает когда-нибудь увидеть его на руке девушки, которую он, ее сын, назовет своей невестой. Он тогда ничего не ответил, потому что уже знал: этому желанию не суждено сбыться. Он знал это с десяти лет, с той самой секунды, как в его жизнь ворвалась Она.
В день смерти матери, он вытащил кольцо с лунным камнем из тайника, где оно хранилось. Любуясь серебристо-голубоватыми переливами, он снова вспомнил луну, вспомнил свои глупые детские мечтанья. А потом надел фамильную драгоценность на холодную руку умершей, мысленно попросив у нее прощения за то, что не сможет исполнить ее мечту. Сердце его уже отдано навсегда безвозвратно. И также как это кольцо, оно никогда не будет принадлежать никому другому. Вместе с лунным камнем он хоронит все надежды когда-нибудь быть счастливым…

ЛЮБОВЬ. Его успеваемость за последние два года не только не упала, но, наоборот, сделалась даже выше. Среди маглов бытует мнение, что любовные разочарования стимулируют умственную и творческую активность. Пожалуй, в этом они не так уж неправы. Его работы по всем избранным дисциплинам почти одинаково безупречны, за исключением разве что ненавистной трансфигурации.
Зелья по-прежнему остаются одной из наук, которым он уделяет максимум своего внимания. Для Нее они тоже по-прежнему любимый предмет. На уроках, он с упоением воскрешает в памяти их совместные эксперименты и исследования. Ведь Она — одна из тех немногих, кто в состоянии оценить красоту и таинственную силу этой необычной науки, а он по праву считает себя ее подлинным знатоком. Уже сейчас он далеко превзошел многих признанных мастеров. Он может разлить по флаконам известность, сварить триумф, даже заткнуть пробкой смерть, но не властен над любовью.
Чуть уменьшенный огонь под его котлом, придает кипящей в нем жидкости особый перламутровый блеск, пар завивается характерными спиралями, донося до него запах свежей типографской краски, тяжелый удушливый запах пыли, скапливающейся на переплетах старинных книг и нежный легкий аромат, в котором ему легко узнается запах Ее волос… Они пахнут жасмином и медом. Любимые Ее духи… Амортенция…
Сколько же раз в его сознание вползала предательская мысль воспользоваться одним из множества «легких решений». В самом деле, что может быть проще. Одно молниеносное, не заметное ни для кого движение руки над Ее кубком, одна-единственная капля бесцветного, прозрачного, как вода вещества; или всего одно короткое движение палочки и произнесенное про себя слово. Так просто, и Она придет к нему сама, Она будет повторять, что любит его столько раз, сколько ему захочется. Зачем же он гонит от себя даже тень этой мысли, зачем шарахается от нее, как от самого ужасного кощунства? Наверное, потому, что это будет ложью. Чудовищной ложью, какую нельзя ни простить, ни оправдать. Иногда он ненавидит себя за то, что его любовь к Ней настолько чиста и правдива и он не может осквернить свое чувство подобным поступком. За то, что предпочитает, стиснув зубы, молча переносить муки, с невозмутимым видом сходить с ума от ревности, смотреть холодно и спокойно, скрывая страсть, сжигающую его изнутри. Порой он и сам хотел бы, чтобы чувство его было не таким сильным, чтобы оно представляло собой всего лишь плотское желание, потому что тогда он без труда достиг бы своей цели и исцелился навсегда. Но это лишь мимолетное ощущение, оно длится всего мгновения, после чего он с еще большей ясностью осознает, что ни на какие блага в мире не променял бы свои страдания и свою любовь. Он не цепляется за эту любовь, как утопающий за соломинку, нет. Она — его берег, его рифы, о которые он был бы счастлив разбиться, пучина, в которой он был бы рад утонуть. Он любит и знает, что будет любить до самой смерти, когда бы она ни наступила: через несколько дней или через много лет. И до самой смерти он будет хранить в душе слова, повествующие о его любви, пусть даже Она их и не услышит…