Глава 12

Это может во сне присниться и остаться навечно…

Так и случилось, я заснула и увидела странный сон, больше похожий на театр чужой души, так никогда меня и не покинувший.

Я смотрела на бескрайнее поле и длинную вереницу понурых людей, конец её терялся за темным и размытым горизонтом. Все были одеты в одежды разных эпох, и у многих из них она уже давно истлела. Мужчины и женщины, старики и дети — все ждали своей очереди, стараясь удержаться на ногах и не упасть от леденящего тело и душу мороза, бьющего в лицо ураганного ветра, дождя и снега, невыносимого зноя и разрывающего их одежды града. Им было больно, но никто не помогал друг другу даже словом, наоборот, все старались не нарушать личное пространство соседа по смерти. Чинно и спокойно люди сносили адски тяжелые муки небес…

В некоторых еще теплились человеческие эмоции и чувства, как, например, в совсем юном белокуром мальчике, судорожно схватившем руку бледной тонкой девушки, то ли сестры, то ли матери. Его сжигала тоска по жизни, он готов был разодрать свою грудь, чтобы достать её, выкинуть и забыть чей-то смех, чей-то поцелуй на ночь, чью-то безграничную любовь… Что такого непростительного он совершил, раз оказался здесь? Почему он тоже покорно ждет своей очереди, которая обрывается где-то вдалеке? И почему его спутница холодна как камень? Неужели привыкла вот так безразлично держать мертвые детские ручки? Она его ведет? Куда? Зачем?

Захотелось оказаться возле того места, куда все стремились, и кто-то тотчас исполнил мое желание. Я увидела себя будто со стороны, одиноко стоящую у большого серого валуна, покрытого мхом и грязью. На нем важно, но из последних сил восседала большая белая сова. Её громадные, не по совиному красноречивые глаза смотрели на все происходящее с немым укором и таким унынием, что хотелось выть от отчаяния и безысходности. К этой птице старость подкралась давным-давно и явно не была желанной гостьей. Уверена, когда-то её сила впечатляла, но, то было прежде, теперь же у неё недоставало многих перьев, то тут, то там виднелись проплешины, слезились глаза и было подбито крыло.

Но она сидела прямо и внимательно слушала пожилого мужчину, монотонным голосом уже в двадцатый раз повторяющего:

— Гренобль 215, берег Изера, Изольда Малфой Ремьер, Изольда Малфой Ремьер… Понимаешь? — и снова. — Гренобль 215, берег Изера, Изольда Малфой Ремьер, Изольда Малфой Ремьер…

Понятно, почему черты лица многих находившихся на этом поле были чем-нибудь, да похожи — Малфои. Люди разных времен, разных сословий и разных семей, объединенных одной фамилией. Персональный небосвод у них, что ли? Или это они так повинность отбывают за все свои прегрешения?

До меня кто-то дотронулся кончиками пальцев, и жуткий холод будто заморозил то место. Это была она, та тонкая голубоглазая блондинка моих лет. Рядышком с ней стоял и ребенок, но сейчас он и не думал держаться за спутницу. В его глазах уже не плескалась тоска, в них сияла надежда!

— Ты получила, — обратилась она ко мне неприязненно. На нарушительницу вечного покоя зашикали и неодобрительно закивали головами, но, видимо, в ней было достаточно независимости и гордости, чтобы не реагировать на их возмущение. По крайней мере, именно это я прочла в её красивых, но тусклых глазах.

— Что получила?

— Письмо. Это она их отправляет, — блондинка указала на птицу. — Тем, кто остался. Как ни прискорбно, но доходят они столь редко, что я даже и не надеялась. Теперь вот не знаю, что и говорить…

— Я ничего не получала!

— Раз меня видишь, выходит, получила! Я ведь Нарцисса Малфой, а ты Гермиона Малфой, по этой причине оно и дошло к тебе. Не смотри на меня так! Рано или поздно нам все равно встречаться, так что не стой истуканом, подскажи мне, что я должна была тебе сказать! Я не помню, какой кошмар, я не помню… — лицо Нарциссы исказила гримаса безумия и напомнила мне живое, но такое же безумное лицо Беллатрикс.

Я все еще не верила.

— Вы молоды, вы не можете быть Нарциссой!

— Я умерла, если ты не в курсе, а годы здесь значения не имеют. Ни годы, ни время, ни прошлое, ни будущее…

— Я в курсе, не беспокойтесь… — говорить с ней на «ты» я не смогла и во сне.

— Скажи ей обо мне… — тихонько прошелестел стоявший рядом светлый ангелок.

Не дожидаясь слов Нарциссы, я наклонилась к ребенку и погладила его по голове. Почему-то ожидала, что мальчик окажется теплым, но его волосы обожгли смертельной стужей.

— Малыш, ты кто? Ты тут с ней? — я указала на девушку.

— Тут? С ней, и с ними! — он окинул взглядом ту часть людей, которая попадала в его поле зрения. — И с братом.

— А где твой брат?

— Он тоже умер, но он не такой, его здесь нет. За ним пришли свободные, а за мной — тетя Нарцисса, — малыш зашмыгал носом. — Тут плохо…

— Я вижу, милый, я вижу… — сердце от жалости готово было взорваться. — А почему твой братик другой?

— Нет, не другой, мы одинаковые, он просто лучше! — я не нашлась, что сказать, да и нужно ли разговаривать в собственном сне? Сама вроде как должна знать и вопросы, и ответы на них.

— Я вспомнила, я вспомнила! — молодая леди Малфой чуть не затанцевала от радости. — Тебе нужно поступиться, и ты спасешь его! Ты должна попросить помощи, и он не попадет сюда еще долго! Очень долго! Все так просто, а я забыла… Ну как я могла забыть?!

— Кого спасти? У кого просить помощи? У Гарри?

Нарцисса захохотала и простонала:

— Гарри-и-и? Глупая девочка, как же ты выживешь, где найдешь столько удачи?! Как сможешь вынести? Я вот не смогла, сама ушла, не сказала никому и ушла. Не хотела, чтобы он таким вырос, не хотела…

— Драко?

— Он, сынок мой родной, какая же рваная у него душа, какая рваная…

— Ты убила себя… сама?!

Её слова вошли в мой разум, словно гвозди, и принесли с собой много ненужной боли.

— Да-да. Или развестись, освободив место для какой-то грязнокровки, или умереть! Последний вариант я и выбрала. Яд, Гермиона, — она медленно подплыла ко мне и прошептала в ухо. — Маленький пузырек в ножке кровати, он невидим, но мы же с тобой знаем, что есть на свете магия…

— Ты не должна была оставлять сына, это неправильно!

— Кто бы говорил! Посмотри на него, он тоже оставлен, потому что у тебя, видите ли, принципы! Поздоровайся, дорогой, не стесняйся!

— Здравствуй, мама…


* * *

Я закричала и проснулась вся в слезах. Кричала я еще долго, сжимала руки Люциуса, хватала руками живот и бормотала проклятия в сторону того неведомого, что попытается забрать у меня сына, одного из сыновей. В доме поднялась суматоха, все забегали из стороны в сторону. Однако Драко первым догадался вызвать врача, ну а муж с перепугу вызвал Алексию, гораздо более полезную, кстати. Когда подруга вбежала в спальню, надо мной, все еще находящейся в полубессознательном состоянии, стояли мужчины.

— Малфои, это вы довели Гермиону до такого?!

Люциус вполне логично возразил:

— Когда бы я успел? Мы ведь спали, — выходит, саму возможность он не исключал!

Тут свой слабый голос подала виновница переполоха, то есть я:

— Не отдам! — у меня перед глазами до сих пор стояло лицо Нарциссы, а Драко, видимо, сильно на нее походил. Я резким выпадом схватила его за ворот рубашки и притянула к себе. — Ты меня слышишь? Не отдам! — хрипела я ему прямо в нос.

— Да я ничего у тебя и не забираю! А тот учебник по заклинаниям — это не я! — даже сквозь пелену кошмара я ярко представила, с каким выражением лиц на него уставились все присутствующие в спальне, и незамедлительно пришла в себя. — Ну правда не я, чего вы так смотрите? Она ведь бредит! Вот я и сказал…

— Драко, ты не выспался, иди к себе! — Люциус обреченно повалился в кресло и приготовился к очередной бессонной ночи. Наверняка, будь он холостым Пожирателем, спал бы супруг гораздо слаще и дольше.

— Под такие вопли заснешь, и запечатывание не поможет…

— Иди тогда встречай врача, иди уже куда-нибудь! Учебник он не забирал! Ты бы еще баллы вспомнил, кто у кого и сколько! — Алексия, судя по голосу, готова была вмазать помощнику министра по финансам, такому обманчиво взрослому.

— Мне уже лучше, не ругайтесь. Оставьте нас с Алекс на минутку… — Люциус нахмурился. — Ну, пожалуйста, кричать я больше не буду, честное слово!

Муж зло пробормотал:

— Хорошо, что не гриффиндорское, — но вышел вслед за сыном.

Дверь хлопнула, я подождала еще минуту и спросила:

— Вспоминай быстро, ты видела портрет Нарциссы где-нибудь?

— Видела, конечно, видела!

— Где?!

— Хм… У Лестрейнджей дома! Один в картинной галерее за бальным залом, другой в гостиной, слева от органа, или справа… — да уж, напроситься с визитом к Белле я не могла по причине своего здравого ума и не такой уж короткой памяти, как некоторые думали. — А тебе что с её портретов?

— Мне кажется, я знаю, почему в этом доме их нет. Она мне приснилась, но я думаю, это был не совсем кошмар, лучше ты мне скажи…

Я подробно описала все, что запомнила, опуская только свои чувства по отношению к тому ребенку, назвавшему меня мамой. Я не только жалела его, я его немного… боялась. Нарцисса без спроса втянула меня в свою трагедию, свою боль, жизнь и смерть! Да, женщина хотела меня предупредить, что то, что я видела, может случиться или уже случилось. Там, а не здесь. Поскольку, как она сказала, ни прошлое, ни будущее не имело значения для человека по ту сторону бытия.

Но то были её муки совести, её расплата за слабость! Не мои. Не могла она на собственного ребенка смотреть… А куда смотрела раньше?! В зеркало? На себя, такую умную и утонченную? В зеркале мы всегда хорошие, а Северус — исключение из правил! Все вокруг ей были виноваты, соринку в чужих глазах замечала, а бревна в своем — нет.

Я вспомнила ту взрослую солидную леди под руку с мужем, какой я её запомнила в Хогвартсе. Они вместе навещали Северуса и сына в уже таком далеком 1996 году. Этот взгляд, будто ничего её не тревожит, не касается, не заботит… Мол, вы тут суетитесь, а я со стороны посмотрю, вы такие забавные!

Это она не поступилась и не попросила помощи, а я сделаю все, абсолютно все, даже то, о чем страшно помыслить, лишь бы мой ребенок не стал таким холодным, тоскливым и озлобленным, как тот… Тот — не мой!

Из мысленного круговорота меня вытянул металлический скрип. Алексия, раскрасневшаяся от натуги, пыталась отвинтить конусообразный медный наконечник на ножке кровати.

— Алексия?

— Что-о-о… — продолжала тужиться подруга.

— Тебе рожать пора.

— Нет, не пора, еще около месяца… Да что ж так туго привинтили то… Кто ж так делает?! — наконечник и не думал поддаваться, хоть Алексия и старалась изо всех сил и даже, для лучшей результативности, уперлась одной ногой в кровать, сдвинув её с места вместе со мной на приличное расстояние.

— А я не спрашиваю, я утверждаю! Может, когда родишь, мозги смилостивятся и вернутся! У тебя палочка вон торчит, чего ты тянешь?!

— Ой! Ну да. Палочка…

Она потянулась за ней, а я снова заорала:

— Н-е-т!

— Гермиона, во-первых — не ори больше, а то второго врача супругу вызывать придется, а во-вторых — почему нет? Мне интересно! Послание с того света — редкое явление. Магглы его называют обычным сном, но не мы. Это не сон, это призрачная явь, по этому вопросу Маркус Лейстрейндж, прадед Рудольфуса, говорил такие…

— Хватит! Не хочу знать, кто там что говорил! Как ты не понимаешь, она желала, чтобы я его увидела, пощупала, узнала, что он существует, на всякий случай!

— Да? Просто я хотела… ты права. Я дурочка. Не вздумай ничего раскручивать! Велика необходимость — мертвым потакать! Слышишь меня?! — Алексия уперла руки в бока и нависла надо мной с довольно угрожающей миной.

— Слышу! И вообще, больше о Нарциссе ни слова.

На том и закончилось мое погружение в бредовый мир несчастной леди Малфой, покойной леди…

«И без чужих предостережений смогу защитить собственных детей!» — излишне самоуверенно думала я.

Хотя где-то меня до сих пор гложет мысль, что то, что я видела во сне, уже произошло, но то, что одна из двух бед все же не повторилась — её, а вовсе не моя заслуга. Не знаю, права ли я. И действительно ли не повторилась, может, все еще впереди? Уйду я, и придет беда?

— И кто тут издает такие противненькие-противненькие, громкие-громкие звуки, неужели наша миленькая-миленькая больная? Наша сладенькая конфеточка? — о нет, все мысли меня покинули. Осталась только одна, но очень навязчивая: «Куда бежать?!» Вот Алексия долго не раздумывала и вылетела из комнаты, пока была такая возможность.

Но доктор Чичивиус, старенький и приторно вежливый маг с густой козлиной бородкой, уже взял меня в оборот и неистово махал палочкой по всему периметру оказавшегося в его власти тела. Странное дело, но я почти ничего не чувствовала, хотя раньше эта процедура осмотра энергетических брешей моего здоровья была довольно неприятна. От неё во рту оставался омерзительный металлический привкус, а тело ныло как после трехчасового занятия йогой. Были в моей жизни и такие моменты — каникулы я проводила по-разному.

За его излишне суетливыми движениями наблюдал вошедший с минуту назад супруг. Наблюдал пристально, кривился и нетерпеливо постукивал тростью, которую уже успел приобщить к своему и так парадному облику. Даже дома не мог расслабиться, всегда с иголочки, и дело десятое, что за окном пять утра!

Чичивиус то бледнел, то краснел, на миг мне показалось, что и зеленел, но хранил гробовое молчание. Частенько он умудрялся кидать испуганные взгляды на Люциуса, хотя тот стоял прямо за его спиной. Удивительно, и не боялся же человек косоглазия… Не знаю, конечно, насчет косоглазия, оно так, к слову сейчас пришлось, но вот мужа он боялся по-настоящему. У старикашки даже руки начали дрожать! Такое поведение опытного медика меня напугало, и я нутром почувствовала, что цвет лица меняет все доступные ему оттенки и у меня.

— Немота — единственное присущее вам достоинство? Моя супруга волнуется. Вы сейчас подобны хамелеону, а эти существа весьма трусливы, смею заметить. Говорите немедленно! — по-моему, я еще ни разу не была так солидарна с мнением мужа.

Доктор весь ссутулился, напрягся, присел в почтительном полупоклоне и забормотал:

— Почтеннейший, ваш многоуважаемый сын говорил, что у леди случился кошмар, жар, её трясет и все такое, но последствия кошмаров быстро проходят, наверное, поэтому я ничего не могу обнаружить…

— Хм… И поэтому вы сейчас зеленый? — зловеще прошипел Люциус.

Все-таки не показалось, действительно зеленел. Ну, хоть со зрением все было в порядке!

У старичка вспотела даже лысая макушка, а на бородку скатывались крупные капли пота, но до его самочувствия мне дела не было, я вслушивалась в каждое произнесенное слово.

— У вас должны родиться двойняшки, мальчики…

— Я знаю! Что-то новое вы мне сказать можете?!

— А я почему не знаю, почему мне не сказали? Люциус!

«Так это правда? Все знали, кого и сколько мне рожать, но не я. Кроме духа мертвой женщины никто и не побеспокоился поставить меня в известность о такой «мелочи»!» — я так сильно старалась не завопить от возмущения, что немного свело челюсть.

— Не сейчас, — муж не хотел терять свою важность перед посторонним и кидаться в объяснения передо мной, магглорожденой супругой. Что ж, оставалось только ждать.

— Так что там с новым? — переспросил супруг.

— Не чувствую детей… — я судорожно сглотнула и тоненьким голосом заскулила, предположив самое худшее.

Люциус пошатнулся и озверел окончательно. Набалдашником трости он так сильно толкнул Чичивиуса в грудь, что тому не хватило воздуха и он повалился на колени, пытаясь этот самый воздух вдохнуть. Такого унижения доктор выдержать не мог, и по его щеке, вперемешку с потом, покатились старческие слезы.

— Что-то еще?

— Они живы, они есть… Я уверен! Магия не работает, она отказывается работать с вашей супругой, я сам не понимаю… Это не моя вина!

— Не твоя вина, значит. Не твоя, точно? — муж говорил спокойно, но голос его звенел от ярости. — Полагаешь, виновата беременная женщина? — острым концом набалдашника, самыми зубьями серебряной змеи, он приподнял подбородок несчастного Чичивиуса, заставив его тем самым смотреть себе в глаза. — Ты дрянной врач, должен заметить. Уверяю, ни к одному пациенту ближе, чем на сто футов тебя не подпустят. Я сгною твою жалкую особу, и никто, совсем никто мне не помешает… А теперь вон, пошел вон! — скрюченная маленькая фигурка просто вылетела из моей спальни, больно ударившись плечом о косяк.

Вот она, сама суть лорда Люциуса Малфоя, моего законного, путь и по закону Волдеморта, мужа. Растоптать, унизить, доказать свою власть над человеком — нет больше удовольствия. Это не приобретенное, это что-то глубинное, врожденное, впитанное с кровью предков и молоком матери, с фамилией, действующей на людей, словно заклинание беспрекословного подчинения. То, что наша гриффиндорская троица смеялась над Драко, называла хорьком, маменькиным сынком и вообще, всячески выказывала свое равнодушие и презрение к его блондинистой персоне, еще не говорит о том, что мы не чувствовали эту его силу крови. Чувствовали, еще как чувствовали. Особенно Рон, рожденный не менее чистокровным, он не обладал такой монументальностью, как младший Малфой или даже Гарри. И завидовал. Одному больше, другому меньше. Я всегда догадывалась, что тут не только вражда семей и идей, там всегда была она, черная зависть. Была, есть и будет.

«Ну а его дети будут завидовать моим, если, конечно, они у меня появятся. А то повадится супруг всех врачей вышвыривать на задворки жизни…» — думала я.

Муж окажется неправым и скоро об этом узнает. Врач был действительно непричастен, магия действительно начала свой крестовый поход против меня, а дети на тот момент были живы и здоровы. Но если вы облегченно вздохнули, а, следовательно, беспокоились за не такого уж и противного Чичивиуса, то не спешите с выводами. Никогда в жизни не спешите. Старикашку — заслуженного лекаря магической Британии, исключили из Большой Ассоциации Колдомедиков за каких-то двое суток! И уже после того, как стала очевидна его невиновность и ничем не замаранная репутация. Люциус не извиняется, но всегда выполняет свои обещания. Любые! У лекаря отобрали аптеку, право заниматься частной практикой, пригородный домик на западе Англии в маленьком городке Блэкпул и саму жизнь. Через десять месяцев он скончался от интоксикации алкоголем в трущобах Лондона. Не подумайте обо мне плохо, пока у меня еще были силы, я умоляла мужа пощадить старика, но тщетно.

Пока все вышесказанное не произошло, я смотрела на нервный профиль супруга, видела самодовольство, сквозившее в каждом его жесте, видела все червоточины его натуры, но успокаивала себя тем, что изменить его хоть немного не в моих силах. Однажды такую битву не начала Нарцисса, тем самым проиграв её навсегда. Чего уж мне теперь ввязываться? Кстати, что она там завещала? Поступаться, поступаться и еще раз поступаться? Так и сделаю, не впервой.

— Ты еще будешь ложиться?

— Уже вставать пора, Гермиона, а не ложиться. Лучше раньше на работу попаду, дел невпроворот.

Он достал из комода новые янтарные запонки и попытался их закрепить, но тонкая ножка не поддавалась и выскальзывала из пальцев.

— Что, шпионы прибывают? Не справляешься с желающими поведать чужие тайны?

— А ты не ерничай. Пока шпионы есть, мы, а в том числе и ты, можем жить относительно спокойно, — вконец раздосадованный непослушным механизмом, он быстро пересек комнату и протянул обе руки мне. — Одень!

Я с легкостью все застегнула, ловко заправила манжеты в рукава и даже не забыла крикнуть ему вслед:

— Позавтракай!

— Ладно! — но в дверях он обернулся и пристально на меня посмотрел, будто решаясь на что-то. — Знаешь, кто достал твою кровь для Лорда? С чьей помощью он обнаружил твоих родителей?

— И знать не хочу…

— А я тебе скажу, Гермиона. Хочешь или не хочешь, но такая информация весьма полезна. Андромеда Тонкс! Ей даже угрожали не сильно — другие варианты в запасе имелись, да и секреты твои были не столь важными, как у некоторых… Не догадывалась?

— Нет, не догадывалась, — известие меня не поразило, кто-то все равно должен был примерить на себя роль предателя, так почему не Андромеда?

Люциус стоял в проеме и не уходил.

— Я найду самого лучшего врача, не переживай, — он захлопнул дверь, но остался в комнате, подошел к кровати и обнял меня. Крепко обнял. При этом вид у него был огорошенный — супруг явно удивил сам себя. Я всем телом ощущала, как громко и быстро бьется его сердце, и прижалась к нему еще сильнее. — Все с ними хорошо, все хорошо…

Еще отлично помнился тот гнусный мужчина, без малейшего стеснения и весьма нагло рассматривающий шрам маленького Мальчика-Который-Выжил и, к тому же, покупал учебники для обучения в Хогвартсе. Он казался мне старым, злым и противным. Таким он был, есть и будет. Разве что не таким уж и старым, но назвать подобными словами отца своих будущих детей, да даже и подумать так о нем, мне уже было не столь легко, как когда-то!

Вот так. Муж и жена. Никаких шекспировских страстей. Просто жизнь.


* * *

Первым, что я увидела, проснувшись совсем не ранним утром, была темная палочка на белоснежной подушке. Моя палочка, с сердцевиной дракона, а не её подобие, которым я открывала двери в замке и выполняла нехитрые хозяйственные заклинания! В носу защипало. Почему-то припомнилась первая встреча с Гарри и Роном в купе Хогвартс-Экспресса. Я уже тогда ухитрилась раскритиковать магические умения рыжего мальчишки с набитым конфетами ртом и продемонстрировать свое, починив его серьезному не по годам спутнику разбитую дужку очков. Окулус Репаро — как давно это было…

Повздыхав еще минут пять, я вернулась в реальность и вспомнила кое-что более важное и насущное, чем ностальгия по детству. Например, посещение кафе «Бонбон» в качестве второй управляющей, посещение Гринготса и срочный заказ новой чековой книжки с моими инициалами, а также выписка новых для Люциуса, ведь с десяток его я успешно израсходовала всего за пару месяцев. Нужно было не забыть и о визите к Гойлам с целью вручения Грэгори подарка — новейшей модели метлы «Смерч 3000», с закрученными кверху прутьями, позволяющими взлетать так высоко, как того требовала душа. Собрание книг «Заклинания для повседневной жизни. Дополненные», на котором настаивала Алексия, я отвергла, как издевательское. У Грэга тогда был двадцатый день рождения, а праздновать его в связи с очередной провинностью парня в чем-то никто не собирался, и я знала, что метла принесет ему хоть маленькую, но радость. К концу дня, в ожидании нового врача, я планировала расстаться со своим неприятием черной магии и почитать учебники по Темному Искусству, уже давно изучаемые всем народом. Надо, так надо!

Моим планам могла помешать разве только сломанная шея, которую я бы обязательно себе сломала, споткнувшись о вытянутые ноги Драко, расположившиеся перпендикулярно двери спальни.

Но обладатель этих длинных конечностей вовремя подхватил меня, протянув руки, и противно забрюзжал:

— Сколько спать можно?! С ума сойти, если б я столько дрых, мы бы войну проиграли к чертовой матери…

— Выходит, вы её выиграли, потому что Драко Малфой страдал бессонницей? Темного Лорда, стало быть, в расчет не берешь? — парень жестче, чем позволял срок моей беременности, поставил меня пол и скривился.

— Гермиона, бери палочку и пошли. Мне надоело тебя дожидаться! — я впервые задумалась, что такого важного могло заставить его протирать дорогие брюки на дорожке перед дверью, а тем более дожидаться? Это Драко все всегда ждали, а не наоборот…

— Куда идти и зачем палочка?

Он снизошел до вполне понятных объяснений, тем самым озадачив меня еще больше.

— Мы сейчас работоспособность проверим, твою и её. Будешь ней размахивать, пока не надоест, вдруг подзабыла чего… — то было задание. Люциус уже сообразил, что что-то со мной не так.

— Я подзабыла?! — желание применить к зализанному блондину Левиосу и продемонстрировать, что именно и как я «подзабыла» было огромным. Но вдруг бы еще об потолок стукнулся больнее, чем того позволял мой статус жены его отца? Именно он, статус, и не позволил мне решиться на такие кардинальные методы воспитания.

Начала я проверку своих умений с Петрификус Тоталус, которое очень даже недурственно парализовало «противника», но лишь тем, что оно у меня не вышло. Из кончика палочки вылетела всего одна, весьма тусклая искра и мне ничего не оставалось, кроме как проводить её смущенным взглядом. Большие серые глаза парня сузились и потемнели.

— Она от меня отвыкла, почти год её в руках не держала…

— Конечно, — я боялась, когда он становился таким сосредоточенным и собранным, словно ожидал какой-то неприятности или нападения.

— Драко?

— Что?

— Зачем это все? — я просила его. Просила не мучить, не лгать, не скрывать.

Он медленно поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я невольно отшатнулась. Он тоже боялся. Тот, кто терпел меня лишь потому, что так нужно было, боялся за меня…

— Еще десять минут и я все скажу. Может тебе воды? Не жарко?

— Жарко. Очень жарко, — я замахала рукой перед лицом, но вспомнила, что палочка-то теперь у меня есть, и такое простое заклинание, как Заклинание Охлаждения она явно выполнит!

Не выполнила. Стало только хуже. Птички с помощью Авис не вызывались, свет с помощью Люмос не зажигался, никакие другие заклинания, посложней и попроще, хотя проще и некуда, не получались, а не падала я от ужаса лишь благодаря помощи Драко. Даже банальная Алохомора сработала всего раз, да и то с незапертой дверью, по всей вероятности, сработал сквозняк. Передо мной стояла последняя преграда, она же испытание — низкий вход в какую-то каморку третьего этажа. Было похоже, что там, внутри помещения, меня ждет нераскрытая и очень страшная тайна, настолько отталкивающей, почти сгнившей, была древесина перед моими глазами.

— Алохомора! — ничего не произошло, и я пошла прочь.

— Ты куда так быстро?

— Она не поддается, сам же и запер наверно, скрываешь что-то? — я мыслила иррационально, меня лихорадило, а думать больше не было сил. Еще бы! Лишиться магии для любого волшебника равносильно смерти.

Драко молча махнул палочкой и дверца со скрипом распахнулась.

— Это швабры, Гермиона. Даже если бы я и опасался, что ты попытаешься одной из них меня до смерти забить, все равно бы не прятал. Прежде ими домовики пользовались, лет сто назад.

— Кладовка?!

Он слегка отвернулся и кивнул куда-то в сторону.

— Кладовка.

— Я такая… навсегда? — сердце явственно задрожало от страха.

Беда за бедой, неудача за неудачей. Чем я разгневала небеса? Тем, что многие годы не жалея себя защищала страну и друзей от смерти? Тем, что надела тот чертов бирюзовый костюм? Или тем, что проиграв войну, выбрала жизнь, а не смерть?!

— Скорее всего, кольцо действует, твоя кровь ему не подходит. Мать просила меня уничтожить его, но я не смог… — Драко держал меня под руку и не спеша вел в гостиную. Ответа на вопрос я так и не получила.

— Ты со мной будто прощаешься… — действительно, я его еще не видела настолько подавленным, и то, что эта подавленность имела непосредственное отношение ко мне, подавляло и меня. И руки он касался легонько, и в глаза старался не смотреть, и голос у него звучал непривычно тихо…

— С ума сошла? — парень перестал меня поддерживать и тотчас превратился в хорошо знакомого и весьма скверного Малфоя. — Иди по делам лучше. Или куда ты там собиралась?!