Флоренц

Наши знания о мире и людях не могут быть абсолютными. Иногда то, что кажется полностью ясным и очевидным, оказывается совершенно иным, чем мы думаем. В Хогвартсе я более чем когда-либо убедился в этой древней истине, давно известной моему народу. Еще больше подтвердилась ее справедливость победой в войне. Победой, которая досталась дорогой ценой и потому сделалась общей, объединив нас всех. Последний же год перед этой победой навсегда останется в моей памяти. Как и тайна преемника Дамблдора, которая, конечно, была известна мне намного раньше, чем мне открыл ее Гарри Поттер…
Вообще, когда я впервые появился в Хогвартсе в разгар произвола Долорес Амбридж, то сразу обратил внимание на этого человека. Интересно было уже то, что он был намного моложе остальных моих коллег, и тем не менее у меня создавалось впечатление, будто некоторые из них его даже побаиваются. За весь год я видел его только раз или два, но интуитивное чувство, присущее кентаврам, подсказывало, что вокруг него есть нечто, неведомое тем, кто его окружает. Ему не свойственны были предрассудки, которыми страдали ограниченные личности вроде Долорес Амбридж – со мной он всегда вел себя также холодно и отстраненно, как и со всеми остальными. Впрочем, мы почти не разговаривали и даже не сталкивались на территории школы. Я знал только, что между ним и Гарри Поттером сложились мягко говоря весьма натянутые отношения. Говорили, что эти двое ненавидят друг друга, но ненависть, как и любовь, слишком сильное слово, чтобы называть им то, что по сути не является ею. Это чувства одной природы и они часто бывают настолько похожи, что люди путают одно с другим, особенно те, чьи глаза не видят дальше поверхности. Поэтому я не хотел и не имел права судить о таких вещах только на основании слухов. Мне, лучше чем кому-либо было известно, что мнение большинства может быть заблуждением…
После возвращения в Хогвартс Дамблдора, в котором я, впрочем не сомневался ни на секунду ибо глупость Долорес Амбридж рано или поздно должна была привести ее к закономерному краху, я снова имел случай убедиться в незаурядной мудрости директора Хогвартса. Только ему было под силу пойти одному в Лес и договориться с моими собратьями, убедив их вернуть свободу женщине, которая понесла справедливое наказание за свою дерзость. Но вместе с Дамблдором на свою должность вернулась и Сивилла Трелони, что сразу создало для Дамблдора новые проблемы. Я не мог вернуться к моим собратьям, поскольку по-прежнему оставался для них изгоем. И тогда директор решил разделить курсы между нами. Меня такое решение удовлетворило полностью, но эта взбалмошная женщина не оставляла директора своими жалобами. Одно время я не мог понять, что мешает Дамблдору избавиться от нее. Именно ее характер мешал ей в полной мере осознать и использовать свой Дар, который она не ценила по-настоящему, заменяя глупой ворожбой и пустыми высокопарными речами. Но Дамблдор поведал мне, что дар Сивиллы способен проявляться неведомо для нее самой. И что, сама того не подозревая, она оказалась инициатором неких значимых для всего магического сообщества событий, из-за чего вне школы ее жизнь, как и моя, может находиться в опасности.
Нельзя сказать, что ее не любили в школе. Напротив, у нее были даже преданные поклонники среди учеников – вроде тех двух девушек, однокурсниц Гарри, которые пытались рассказать мне на уроке о той человеческой чепухе, которой она забивала их головы. Большинство остальных учеников и преподавателей находили ее обыкновенной шарлатанкой, что было недалеко от истины. А кое-кто даже в голос посмеивался над ней. И лишь во взгляде одного человека я замечал страх, когда он оказывался с ней рядом. Северус Снейп, профессор зельеварения, человек пользовавшийся полным и исключительным доверием Дамблдора всячески избегал Сивиллы Трелони, но встретившись с ней не мог скрыть своих эмоций. Во всяком случае, от меня. Так смотрят на живое воплощение беспощадного Рока, самой Судьбы. И вот это вызывало у меня глубокое любопытство.
Почему этот человек, которого я никак не мог разгадать, так реагировал на присутствие этой не слишком умной и уж точно совершенно безобидной женщины? Быть может, точно также, ничего не сознавая, она сыграла какую-то важную роль в его жизни? Людям свойственно верить словам, таких как она, даже если они делают вид, что не воспринимают ее всерьез и называют обманщицей. Но, разумеется, я не стал расспрашивать ни его ни ее – вмешиваться в то, что меня не касалось было ниже моего достоинства.
Как бы то ни было – с самого начала нового учебного года эта женщина только и делала, что досаждала Дамблдору проявлениями своего уязвленного самолюбия. Я не понимал, как она может быть столь эгоистичной, чтобы тратить на это его время, которого и без того едва хватало в условиях разгорающейся войны. Защита школы и учеников, контроль за действиями противника, и неведомые замыслы, в которые он посвящал Гарри Поттера или Северуса Снейпа – и ко всему этому он был еще принужден слушать стенания истеричной особы.
Однажды она обратилась ко мне «как прорицатель к прорицателю» и спросила, не чувствую ли я надвигающуюся опасность. А потом рассказала, что ее пустые гадания каждый раз сообщают ей об угрозе, нависшей над Дамблдором. Я не удостоил ее ответом, но понял, что у нее тоже на подсознательном глубинном уровне сработало то ощущение, которое возникало у меня всякий раз при виде директора. Мне было очевидно, что в ближайшее время должно произойти что-то, что неминуемо закончится его гибелью. К смерти Дамблдор относился с достойным кентавров спокойствием и мудростью. Но что он станет жертвой хладнокровного предательства со стороны человека, которому доверял, было трудно счесть правильным. Среди кентавров вероломство – самое тяжкое преступление, какое только можно совершить. И я в душе негодовал вместе со всеми, мечтая посмотреть в глаза убийце.
Такая возможность представилась мне довольно скоро. Когда новая власть официально провозгласила свой бесчеловечный курс, я понял, что остаться в стороне, как мои собратья уже не смогу. Я был слишком предан покойному директору и не мог забыть то, что он сделал для меня. Мысль, что место Дамблдора займет его убийца не шокировала меня так, как других учеников и преподавателей. Это логически вытекало из событий на башне.
В первые дни мне пришлось вместе с деканом факультета Гриффиндор профессором Макгонагалл успокаивать Хагрида, который грозился расправиться с новым директором и его приспешниками сам. Сивилла Трелони заперлась в своей башне и отказывалась вести занятия. Все шло к тому, что предмет останется полностью на меня.
Время до первого сентября я провел с Хагридом, после чего все-таки убедил его явиться в Большой Зал. Меня не интересовало ничье мнение и уж конечно я не боялся ни Кэрроу ни Северуса Снейпа. Мне просто любопытно было взглянуть, как он будет себя вести.
Выдержка его поразила даже меня. Держаться с таким хладнокровием среди людей, которые мечтают расправиться с тобой – это вызывало невольное уважение. Я нарочно старался встретиться с этим человеком взглядом. Хоть он и достиг непревзойденного мастерства в сокрытии своих мыслей, но у нас есть свои собственные способы читать в душе человека.
Время на прорицания, как учебный предмет было сокращено, что не стало неожиданностью, учитывая отношение Северуса Снейпа к Сивилле Трелони. Поэтому я получил достаточно времени, которое мог посвятить наблюдению за новым директором. И поскольку теперь я оказался гораздо ближе к нему, чем прежде, мое внутреннее ощущение говорило гораздо больше. Я был убежден, что у него какая-то тайна на сердце. Причем знал ее только один-единственный человек – Дамблдор. Именно с этим наверняка и было связано его доверие. Но что могло заставить такого волшебника как Дамблдор поверить человеку, виртуозно умеющему притворяться и лгать, о чем великий директор прекрасно знал? Некоторое время я, к своей досаде, не мог отыскать ответа на этот вопрос...
Кэрроу – верные прислужники лорда Волдеморта были существами жалкими, но опасными. Из тех, кто находит удовольствие в издевательствах над беззащитными, но готовы пресмыкаться перед всяким, кто хоть немного сильнее их. Чувствуя свою безнаказанность, они старались как можно сильнее унизить учеников и учителей. Они не стеснялись применять пытки даже к ученикам младших курсов, что было вопиющим нарушением всех законов чести. Правда, меня они остерегались задевать, помня, что у них нет надо мною власти и я могу постоять не только за себя, но и за других.
О случае с мечом Гриффиндора мне рассказал Хагрид, к которому директор своим приказом отправил троих провинившихся студентов. Он вместе с юношей и двумя девушками посмеялся над Снейпом, но я задумался. Этот человек отнюдь не был глупцом и не мог не понимать, что с Хагридом эти дети будут в большей безопасности, чем где-либо и уж конечно лучше им выполнять исправительные работы в Запретном Лесу, чем сидеть на уроках и смотреть, как к их друзьям открыто применяют Темную магию. Он не мог счесть это наказанием, соответствующим их проступку. Ведь они пробрались к нему в кабинет и пытались украсть вещь, формально принадлежащую ему. Он мог бы применить самое жестокое наказание, но вместо этого использовал кару, суровую лишь по видимости. Значит ли это, что он на самом деле стремился их защитить?
Спустя несколько недель, я поссорился с Алекто Кэрроу. Эта отвратительная представительница человеческого племени оскорбила меня и мой народ. Разумеется, я наказал бы ее сразу же, если бы при этом не присутствовала профессор Макгонагалл, которая могла пострадать в результате схватки. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы на месте разгоравшегося конфликта не появился Снейп. Перепуганная Алекто, вспомнив, вероятно об участи, постигшей Долорес Амбридж, бросилась к своему покровителю. На что он спокойно и без малейших признаков страха заявил, что драка между учителями, тем более между волшебницей и кентавром, это не тот пример, который должны видеть перед собой студенты. После чего отозвал свою подчиненную на два слова и что-то долго объяснял ей на ухо. Затем сказал, что для нас обоих (последнее слово он выделил голосом), будет лучше забыть про этот инцидент. После чего напомнил Алекто, что она ответственна за дисциплину и лучше ей будет проследить, чтобы все нарушители правил уяснили, почему им не следует идти против директора и его заместителей, а также против законной власти.
Как только раздосадованная волшебница ушла, Северус Снейп повернулся ко мне и бесстрастным тоном предложил вернуться к своим обязанностям. Но я уже все понял и прежде чем отправиться в свой класс, сделал наконец то, что давно хотел: взял этого человека за руку, заглянул ему в лицо и произнес: «Злу не нужен повод, чтобы рядиться в одежды Добра. Но если Добро вынуждено притворяться Злом, то для этого всегда есть серьезная причина, не так ли?»
Сначала я думал, что Снейп не ответит, и он действительно долго молчал, пристально глядя мне в глаза. Но потом опустил взгляд и очень тихо, почти шепотом ответил: «Да, так…»
«Я не стану допытываться о том, что это за причина, - пообещал я тогда, – ведь если она так серьезна, что заставила вас сделать столь тяжкий выбор, то помешать вам, означало бы сделать только хуже. Я не стану ни препятствовать, ни содействовать вам, а мои мысли это только мои мысли». Когда этот человек выслушал меня и, коротко кивнув, удалился, я тихо добавил про себя: «К тому же мне все равно никто никогда не поверит».
Дальнейшие события только подтверждали, что все его действия были направлены на защиту жизней других людей. Это было не так уж трудно обнаружить, если только избавиться от пристрастного взгляда на вещи, отличающего большинство людей. До самого конца я пытался разгадать его скрытую цель, к которой он шел такими извилистыми путями…
Неотвратимую близость главной битвы я почувствовал задолго до ее начала. Все предвещало жестокое сражение, которое должно было окончательно решить исход войны. И оно состоялось в срок, назначенный провидением. Все защитники школы дрались отчаянно, но враг был слишком силен. Мы понесли огромные потери, я сам был ранен, а несколько доблестных бойцов, верных Дамблдору и вставших под знамена Гарри Поттера на защиту невинных, убито. Некоторым уже казалось, что мы проиграли, но большинство было полно решимости драться до конца.
Решимость эту только укрепило ложное известие о смерти, а потом внезапное появление на поле битвы Гарри Поттера и его поединок с лордом Волдемортом, во время которого юноша наконец раскрыл всем тайну этого столь благородного и самоотверженного человека, погибшего предателем, убийцей и узурпатором. Все оказалось просто и сложно одновременно...
Любовь. Могущественная непреоборимая сила, которую до сих пор никому еще не удалось ни объяснить, ни постигнуть. И одолеть ее не удавалось еще никому. Дамблдор верил в ее непобедимую мощь и она оправдала его ожидания. Старый и опытный маг знал, какая сила на его стороне. Он знал, что испокон веков Любовь могла помочь выиграть Добру только ценою жизни истинно преданного ей человека. Северус Снейп был предан своей любви. И его любовь принесла нам победу…