Небесная тигрица, а не лань.

Тонкая грань, невидимая, почти неощутимая, медленно рушилась под напором обстоятельств. Скорпиус видел реакцию Розы на его прикосновение, он слышал волнительную дрожь в ее голосе, когда они говорили о предопределении. Она участвовала в его жизни с таким рвением, что ему казалось странным, что они не могли найти друг друга так долго. Ведь им было так интересно вместе. Они вникали в тайны бытия и мироздания, сделали уникальное открытие, расследовали страшное преступление. Только вдвоем, он и Роза Уизли. Наверное, такая привилегия – общение с равным по уровню интеллекта – была дана только избранным…
Малфой ухмыльнулся собственным мыслям. Цинизма и едкости в нем было предостаточно. Сказывались годы полнейшего одиночества, без друзей, без врагов, без симпатий и антипатий. Ему всегда все было равно. До этого месяца. Пока не появилась староста девочек, та самая Роза Уизли, которая изредка снилась ему в образе маленькой голубоглазой феи.
Скорпиус задумчиво брел по коридорам административной башни, патрулируя вверенную ему территорию. Профессор Кельн обещал лично проследить за выполнением указаний деканата.
И правда, Малфой итак видел, что вся эта история с артефактами не дает ему как следует исполнять свою роль префекта, наделенного властью, жаждой к которой отличались абсолютно все студенты Слизерина. Но общение с гриффиндоркой начинало менять его мировоззрение. Теперь люди больше не казались холодными статуями, может, потому, что он сам перестал ею быть? Может, потому, что его сердце выпрыгивало из груди каждый раз, когда девушка с огненно-рыжими волосами нечаянно касалась его рукой, или просто кидала на него свой взгляд. А может, потому, что эта девушка своим звонким голосом так мягко выговаривала его имя…
Статуя перестала существовать уже в тот злополучный день, когда гнев и ярость завладели всем его естеством. В тот момент, когда он, глядя в черные глаза Забини, понял - небеса ему дороже преисподней…
- Мистер Малфой, - сухой голос завхоза Филча отвлек Скорпиуса от приятных мыслей о Розе, – вас хочет видеть директор Макгонагалл.
Юноша сразу понял, что вызов относился к разряду срочных, а это значило, что что-то случилось. Или Роза уже успела поговорить с дирекриссой, а та хотела убедиться, что все пройдет нормально.
Когда Скорпиус проходил по центральному коридору, ведущему к кабинету Макгонагалл, к нему из-за поворота присоединилась Роза. Они шли быстро.
- Что случилось? – коротко спросил Скор у девушки.
- Я сегодня за завтраком просила Макгонагалл об освобождении. Она сказала, что подумает. Вызывают, похоже, именно по этому поводу. Не думаю, что произошло что-то такое, что сама Директор решила вызвать нас обоих к себе на ковер, - Роза слегка запыхалась, щеки порозовели.
Скорпиус улыбнулся, не сдержав умиления. Хорошо, что Роза не видела. Она врядли восприняла бы это нормально. Хотя…

Директор Макгонагалл прохаживалась по просторному светлому кабинету, разъясняя двум своим лучшим ученикам правила поведения за пределами Школы. Беседа длилась уже пятнадцать минут, а казалось, что прошла вечность. Малфой откровенно зевал, слушая размеренный спокойный голос пожилой женщины. Роза же наоборот внимала каждому ее слову, кивая в нужных местах и отвечая на наводящие вопросы. Они с директрисой словно были старыми знакомыми, потому что Макгонагалл постоянно обращалась именно к ней, словно игнорировала Малфоя. Это не удивительно. Его отец никогда не ходил у волшебницы в любимчиках, в отличие от Гермионы Грейнджер. Но Скорпиуса это ничуть не беспокоило, потому что, будучи по жизни страшным лентяем, он решил переложить ответственность по переговорам об их уходе из Школы на Розу. Она справится, думал он, томно поглядывая на настенные часы.
- Мистер Малфой… - уже второй раз за день его нагло выдергивали из неги размышлений. Но в сейчас нельзя было не реагировать.
- Да, профессор Макгонагалл. Простите, - он даже почувствовал что-то вроде смущения. Очень несвойственное его природе ощущение.
- Я говорила, что вам следовало бы найти замену себе на этот день. Дело в том, что один староста Школы равен двум, как минимум, старостам факультета. Мисс Уизли нашла себе замену, ими станут мистер Уизли и мисс Милано, а у вас какая кандидатура на примете? – директриса чуть прищурила взгляд и посмотрела своими пронзительными зелеными глазами поверх круглых очков, отчего у юноши перехватило дыхание. Так она на него никогда не смотрела, словно сквозь душу, сквозь оболочку. Жуть…
- Я пока не знаю, - стараясь унять нервную дрожь в голосе, быстро проговорил Малфой, его вальяжность, как ветром сдуло. – Но за сегодня попробую что-нибудь решить, профессор.
- Да уж, постарайтесь. До субботы осталось три дня. Все в ваших руках, - Макгонагалл обошла стол, села в свое кресло и сложила руки перед собой, будто сказала, что разговор окончен.
И правда, Роза встала и слегка потянула Малфоя за рукав.
- Спасибо, профессор Макгонагалл. Мы что-нибудь придумаем, - сказала девушка и внезапно покраснела.
- ВЫ придумаете? – похоже, директриса не удивилась, но она значительно усилила интонацию на слове «вы». – Вот уж не думала, что Слизерин и Гриффиндор будут что-то вместе придумывать.
- То ли еще будет, - с улыбкой пробормотал, скорее себе, чем кому-либо, Скорпиус и пропустил вперед Розу, чтобы выйти из кабинета.


Совместные поиски исторических объяснений первородному злу отвлекли Скорпиуса от собственной жизни настолько, что ему, идущему по темным мрачным подземельям родного Слизерина казалось, будто он находится в почти незнакомом месте. Сырость и затхлость воздуха были теперь такими далекими от понимания после теплой уютной гостиной старост, что уже не хотелось сделать и шага по землистому коридору, по стенам которого были развешены изображения и символика факультета.
Много лет назад холодный скрипучий голос Шляпы долго сокрушался над выбором юноши, который и представить себя не мог на враждебном факультете, о котором с такой ненавистью и страстью рассказывал дедушка Люциус, а отец в это время подозрительно отмалчивался. Шляпа что-то говорила о благородстве духа, победой над иллюзией и еще о чем-то в этом роде, а мальчишка, совсем еще мальчишка, искал глазами рыжеволосую девчонку, боясь попасть не на тот факультет…
Мягкий приглушенный свет слизеринской гостиной мог бы создавать некое подобие уюта, если бы не постоянная атмосфера напряженности, связанной, видимо, с постоянным плетением интриг. Малфой был больше, чем уверен, что его имя, впрочем, как и имя Розы, было «мыто-перемыто» раз сто, если не больше. Когда юноша зашел в гостиную на следующий день после стычки с Клариссой, чтобы отдать той палочку, так ловко изъятую «психованной Уизли», почти половина факультета даже не удосужилась поздороваться с ним, не то, чтобы спросить, как дела. Странная черта характера объединяла всех слизеринцев – патологическая гордыня. Не гордость, а именно гордыня. Потому что гордость была присуща таким людям, как Роза, как он сам, наконец. А вот гордыня, неприятие и неспособность принимать данность отличала большую половину Слизерина от выходцев с других факультетов. В том числе и от выходцев Гриффиндора…
В гостиной почти никого не было. Только два пятикурсника и Гойл.
Подойдя к старому приятелю, Скорпиус остановился. Гойл читал…
- Что с тобой? – удивление Малфоя было настолько искренним, что он не смог его скрыть.
- Ты что не видишь – читаю я, - буркнул в ответ толстяк.
- С каких это пор чтение стало для тебя приятным времяпровождением?
- С тех самых, как я не сдал зачет по Зельеварению, - ответил Гойл и повернул книгу так, что Скору стала видна обложка – «Применение Белладонны Серебряной. Показания и Противопоказания».
- Интересно… - Малфой не знал, как начать разговор, но не терять же из-за какой-то книги голову. – Слушай, ты не видел Адама Гудини и Кассандру Делакруа?
- Это старосты наши, что ли? Да вот же, - Гойл показал пальцем на черноволосого парня, сидевшего в углу гостиной. – А Делакруа ошивается где-то.
- И где же она «ошивается», - гнул свою линию Малфой, понимая, что если он ничего сейчас не добьется, ему придется самому идти на поиски старосты факультета.
- Ушла с Забини на тренировку команды.
- Понятно… - неопределенно произнес Скорпиус.
Ему не нравилась перспектива назначать верховной старостой подружку Клариссы. В любом случае нужен был еще один человек. Созрела мысль.
- Дэн, послушай, - Скорпиус сел рядом с Гойлом, - не мог бы ты в субботу заменить меня вместе с Гудини. Дело в том, что мне надо отлучиться.
- Я же не староста, - толстяк не отрывал глаз от книги.
- Ну и что? Зато ты единственный на факультете, кто не станет трепать о том, что я свалил, - констатировал Малфой.
- Ты считаешь, что Забини ничего не узнает? Она же сразу помчит твою Уизли терроризировать, - теперь Гойл уже не делал вид, что читает. Он смотрел на друга своими большими карими глазами, чуть улыбаясь, видимо, в предвкушении очередной девчачьей заварушки.
- Она ее не найдет, - заговорщитски прошептал Скор и улыбнулся.
- Черт, Малфой, ты что творишь? – Гойл заметно запаниковал. – Тебя свои же с дерьмом сожрут, если узнают, что ты с этой гриффиндоркой якшаешься…
- Послушай, Дэн, - Скорпиус отвечал спокойно, четко проговаривая каждое слово, пытаясь не выдать напряжение, вызванное словами приятеля, - я с ней не якшаюсь. Прошу запомнить. Мы с ней друзья, понимаешь? Впервые в жизни у меня появился настоящий друг.
- Девка не может быть другом, Скор, - горячо шептал Гойл. – У тебя могут появиться такие проблемы, что ты себе даже не представляешь!
- Из-за чего проблемы? – немного не понял Скорпиус.
- Так ведь она же гриффиндорка, а ты слизеринец!
- Ну, и что из этого? Мы оба – люди, оба хотим общаться, оба умные, у нас много общего! – Малфой говорил уже в голос, чем сильно привлекал к себе внимание немногочисленной публики.
- Да, Малфой, - Гойл встал, громко захлопнув книгу, - вот только тигр всегда остается полосатым, а лань всегда остается его жертвой.
Скорпиус опешил. Он какое-то время тщательно переваривал произнесенную толстяком Гойлом фразу, но потом, поняв, что тот хотел сказать, тихо произнес:
- Ошибаешься, Дэн. Уизли такая тигрица, что даже ты в сравнении с ней - кроткий бычок.
- Как знаешь, - Гойл пожал плечами, хмуро усмехнулся и побрел в сторону спальни.
Малфой совершенно забыл о том, что он хотел ему поручить, но толстяк сам его окликнул, когда тот уже собирался выходить из гостиной.
- Малфой, я подежурю за тебя в субботу.
- Спасибо… друг, - махнул рукой Скорпиус и скрылся в коридоре подземелья.

«Тигр всегда полосатый»…
Эта фраза засела в мозгу настолько, что Скорпиус успел несколько раз произнести ее вслух, чтобы окончательно понять правдивость слов. А ведь неповоротливый Гойл отчасти оказался прав. Слизеринец навсегда останется слизеринцем, как бы не рвалась его душа к теплу Гриффиндора.
И вдруг что-то с треском сломалось. Рухнула стена, воздвигнутая с удивительной тщательностью, с малфоевской педантичностью. Сердце потянулось к медному свету, оставляя позади холод серебра. Руки потянулись к теплу, мгновенно забывая прохладу фазанового пера.
Роза чуть дернулась, когда тонкие аристократичные пальцы юноши легко коснулись ее хрупкого плеча. Она непонимающе взглянула в лицо Скорпиуса, словно не ожидала прикосновения. А ведь и правда не ожидала, подумалось Малфою. Он видел, как округлились ее глаза, но она не отшатнулась. Он чувствовал, как затрепетали ее губы, чуть приоткрывшись в немом вопросе, который буквально застрял на полпути.
Скорпиус уже чувствовал ее прерывистое дыхание, когда он последний раз посмотрел в ее глаза цвета весеннего неба. Ему на короткое мгновение показалось, что в них он увидел слезы. Нет, всего лишь показалось.
Окунувшись в омут чувственности и эмоций с головой, Скорпиус притронулся своими губами к ее шее, ощущая сумасшедшее биение сердца где-то чуть ниже, прямо под его грудью. Девушка чуть вздрогнула… Потом запустила тонкие пальчики в его непокорные пряди и, тихо застонав, притянула его ближе.
Скорпиус совсем потерял голову, чувствуя сладость Розы и цветочный аромат ее губ. Руки хаотично блуждали по телу, исследуя часть за частью, клеточку за клеточкой. Дыхание сбилось, сердце, казалось, отстукивало последние удары, когда послышался жалобный вздох, и Роза отстранилась.
Скорпиус не мог поверить тому, что случилось. Он еще никогда никого так не целовал. Да, были невинные поцелуи с Клариссой, были поцелуи в щечку, но, чтобы так… С такой страстью. До практически абсолютного помрачения рассудка. Роза не дышала. Она просто смотрела в его глаза, наверняка не очень понимая, что же все-таки произошло.
Ее руки все еще покоились на его плечах. Его губы все еще чувствовали ее вкус. Почему-то Скорпиусу показалось, что Роза пахнет ягодами, какими-то особо пряными ягодами. Может, таких и не было никогда, и он их никогда не встречал. Но почему-то именно такой вкус остался в его душе, в его памяти…
И прямо сейчас ему очень захотелось сказать то, что пришло на ум сразу после того, как прошла первая эйфория от их короткого, но такого чувственного единения:
- Как же долго я этого ждал, - слова звучали хрипло, с придыханием.
Роза молчала, просто глядя в его лицо. Указательным пальцем она провела по его верхней губе и улыбнулась. А потом опять наклонилась и прикоснулась своими губами к его, но уже не так напористо, как Малфой, а нежно лаская.
Дрожь, пробежав по телу, заставила Скорпиуса напрячься и расслабиться одновременно. Он хотел быть рядом, целовать ее страстно, даже грубо, и, в то же время боялся потерять хоть секундочку волшебства, которое дарила ему его маленькая фея. Фея…
- Прости… - прошептал Скорпиус, не отрывая губ.
- За что? – чуть отстранилась девушка.
- За то, что на протяжении шести лет не знал, как к тебе подойти…
- И не надо было, - горячо шептала Роза ему в губы. – Все было бы не так.
- А как бы было? – к Малфою вернулась прежняя лукавость, прежняя ироничность.
- Не так, это точно, - улыбнулась Роза и, медленно поднявшись с коврика перед камином, отошла к своей двери. – Спокойной ночи, Малфой.
- Спокойной ночи, Уизли, - ответил Скор и понял, что еще ничего не закончено, все только начинается.
Она – тигрица, а не лань. И то, что она сейчас ушла, не означало, что ей что-то не понравилось. Она сделала ответный ход, продолжив красивую замысловатую игру судьбы, правила которой были еще очень далеки и туманны для них обоих. Но все казалось таким увлекательным…