Медный свет в конце тоннеля.

Первые десять лет маленький Скорпиус мечтал о том, что мама все-таки обратит на него внимание. Все это время мальчишка боролся с обидой, постоянно доказывая всем, что он на что-то способен и чего-то стоит. В семь лет, младший Малфой сел на коня, прогарцевал перед окнами спальни Астории, упал, но с гордостью поклонился случайно выглянувшей во двор матери. А потом, глотая слезы, мальчишка поплелся домой, где семейный целитель констатировал сломанное ребро и прописал постельный режим. Но даже в этом случае Скорпиус не удостоился внимания неприступной женщины. Все это время, пока мальчик мучился от боли, отец не отходил от его кровати, изредка сменяясь бабушкой Цисси, и то только для того, чтобы пойти умыться или что-нибудь перекусить.
Скорпиус уже тогда понял, что с мамой что-то не так. Но он не думал, что она сможет отречься от семьи так скоро. На десятилетие сына Астория забыла вернуться из Парижа, где отдыхала с подругой. Хотя, надо было отдать ей должное, в Школу она провожала Скорпиуса регулярно.
Теперь ее больше нет. Мама умерла… А Скорпиусу становилось страшно от того, что ему почти все равно. Почти. Но не совсем. Его больше огорчила реакция Уизли на то, что она прочла в газете. Ведь не заметить эту статью было невозможно. А еще его волновала репутация отца, которую он столько лет оправдывал перед магическим обществом, выплачивая своим здоровьем и силами за грехи своего отца. Ради них – ради сына и жены, которой не было дела ни до кого, кроме себя…
Как она могла так поступить с ними? Она никогда не была идеальной, но она же была его матерью! Неужели она не могла даже подумать о том, что она причинит своим поступком? Нет, врядли… Скорпиус давно перестал воспринимать эту женщину, как родного человека. Бабушка Цисси заменила ему мать. Отец каждый вечер, пока сын был маленьким, приходил и желал ему спокойной ночи. А Астория устраивала свою личную жизнь.
Мерлин, ну, почему все так сложно…
Тихий шорох отвлек его внимание, вырвав из воспоминаний. Девчонка молчала, а Скор просто смотрел на нее, наслаждаясь блеском ее глаз, нервным румянцем на щеках. Она была такой милой, как кошка, а потом перед его глазами неожиданно возник непрошеный образ Астории. Картинка была ужасной – он видел мать в крови, истерзанную, изломанную… А потом Роза заговорила. Скорпиусу показалось на мгновение, что она, как ангел, пришла спасти его от падения в пучину боли и безысходности…
Ему хотелось говорить с ней. Узнать о ней больше. Узнать, кто она, чем живет. Любит ли ее мать? Хотя, что это он? Ведь он каждый год видел умилительную сцену отправки детей Уизли в Школу. Гермиона Уизли радостно улыбалась, Роза искренне предвкушала удовольствие от учебы, ее братец всегда хохмил, а отец… Почему-то Рона Уизли Скорпиус помнил плохо.
Юноша говорил с ней. Он говорил, задавал вопросы, а она отвечала. По-детски искренне. Скорпиус даже забыл на какое-то время, что она гриффиндорка, ведь только они могли вот так взять и наплевать на все предрассудки и пойти за человеком, чтобы… Что? Скорпиуса осенило. Что эта девчонка делала сейчас рядом с ним? Ради чего она рисковала своей репутацией?
Задав свой вопрос, он понял, что для него никогда не будет ничего более важного, чем этот момент наивного замешательства. У девчонки Уизли опять зарделись щеки, в голубых глазах ангела заплясали дьявольские огоньки, а потом все исчезло. Роза приняла гордый вид. Установила стену между ними. Стену неприступности и отчужденности. А потом появилась Кларисса. Непонятливая, по-слизерински настырная, но по-пуффендуйски глупая.
Роза ушла, забрав с собой лучики света, играющие в ее рыжих, нет, медных, волосах. Оставив только холодную надменность черных глаз Забини.

- Что же ты с ней возишься? – Кларисса шипела, казалось, что еще чуть-чуть, и она перейдет на парселтанг. – Она бегает за тобой? Она тебе докучает? – не унималась Забини.
Скорпиус терпеливо молчал. У него всегда на всех хватало выдержки, наверное, именно поэтому он был так популярен на своем факультете – ни слова против, лишь взгляд, полный презрения и скуки. И, наверное, именно поэтому у Малфоя всегда было время уединиться в библиотеке с какой-нибудь интересной книгой, исподтишка поглядывая на симпатичную гриффиндорку. Она всегда ему нравилась…
- Ты меня слышишь? – взвизгнула Кларисса, дернув Скорпиуса за рукав.
- Послушай, - спокойно сказал слизеринец, - может, ты не понимаешь, но я бы хотел остаться один…
- Тогда почему эта выскочка Уизли вилась возле тебя? Я видела, как ты подавал ей руку… - Кларисса на мгновение замолкла, а потом, приложив пальцы к губам, прошептала: - Она тебе нравится… Тебе нравится эта сучка!
- Еще раз, - прошипел тихо Малфой, сверля эту дуру свирепым взглядом стальных глаз, - еще раз ты скажешь что-то подобное, неважно, о ком – о Уизли ли, о Поттерах, или о недоумках Гойле с Креббом, я испробую на тебе Непростительное заклятие. Ты поняла?
Кларисса отшатнулась.
- Ты поняла меня? – повторил вопрос Скорпиус, понимая, что еще чуть-чуть, и он действительно ей что-нибудь сделает.
Кларисса убежала вся в слезах. А Скорпиуса опять грызло чувство вины. Он ведь мог и поделикатней с ней справиться. Но ее истерики… А еще то, как она назвала Уизли, не могло сойти ей с рук. Что-то очень сильное, что-то очень мощное заставляло его желать Розе Уизли добра, оберегать ее, просто смотреть на нее, на то, как она двигается, как она смотрит на него…
- Скорпиус? – знакомый голос вернул Малфоя к реальности.
Отец.
Боль и отчаяние опять вернулись.

Они говорили очень долго. Малфой-старший говорил о том, что произошло, говорил правду, не таясь. Он даже сказал, что его пытались обвинить в убийстве, но сразу же оговорился, что это скорее всего было предположение.
Отец водил Скорпиуса по поляне перед Хогвартсом, объясняя ему причины, того, что ему нельзя сейчас домой. Он говорил, что сейчас вся семья Малфоев может подвергнуться опасности, потому что мракоборцы не знают пока, откуда ждать удара, а в том, что он последует, они не сомневались.
А потом Драко Малфой спокойно произнес:
- Твоя мать ушла с шумом, но не так красиво, как хотела бы. Я уверен, что ее убили…
Скорпиус удивленно взглянул на отца.
- А когда мы сможем ее похоронить? – сын не хотел, чтобы что-то осталось недосказанным.
- Как только Грейнджер даст санкцию на выдачу тела, - пиная камушек, изрек Малфой-старший.
- Грейнджер? – удивился Скор. – Это мать Розы Уизли?
- Она самая, - что-то странное промелькнуло на лице отца, словно он вспомнил о чем-то приятном, но вроде вовремя одумался и принял тоже невозмутимое выражение лица. – Ты знаешь Розу?
- Ты спрашиваешь это для чего? – прищурился Скор. – Как-то нелогично было бы ее не знать, отец. Она же староста вместе со мной.
- Удивительные люди эти гриффиндорцы, правда? – неожиданно сказал Драко.
- Что в них удивительного? – Скор и без отца знал, что Роза удивительная. Но ему-то какое дело? Отец-то что хочет этим сказать?
- Грейнджер с такой прытью взялась за это дело, как молодая. Неужто она до сих пор не может отойти после того шума?
- Ты о шуме, поднятом Люциусом? – осторожно спросил сын.
- Да уж, - покачал головой Драко. – Мы тогда только на ноги вставать начали, молодые, сильные, Грейнджер такого успеха добилась, одна, своим умом! А отец ее так…
Малфой замолчал.
- Почему ты это все говоришь?
- Потому что только Грейнджер и Поттер смогут докопаться до истины. Они обладают безупречным даром ищеек. Однажды они раскрыли такую тайну, что ни один смертный в здравом уме ни за что не сделал бы. А им было всего по семнадцать, - Драко опять задумался.
Скорпиус невольно улыбнулся. Роза – дочь выдающейся Гермионы Грейнджер, женщины-легенды. Она такая же сильная. Это он знал наверняка.
Юноше стало так тепло на душе. Так сладко, что он не переставал улыбаться еще какое-то время. Просто шел рядом с отцом, молчал и думал о рыжеволосой фее по имени Роза.

- Твоя мать была странной женщиной, но умной. Мы в свое время заключили с ней некий пакт – она рожает мне наследника, я не трогаю ее, выплачиваю ей дотацию, но она продолжает жить в Малфой-Меноре, - хрипло говорил отец. Они шли теперь по людной улице Хогсмида, решив не привлекать к себе лишнего внимания обитателей Хогвартса. Макгонагалл разрешила Скорпиусу уйти на день, чтобы провести его с отцом. Эта суровая женщина была настолько же лояльна, как жестка. – Чужая женщина для мужа и сына, оставила нам такое наследие…
Скорпиус выслушал историю отца о таинственной шкатулке. Всего три дня прошло, как умерла бабушка, а как все изменилось!
- Не возвращайся в дом, сын мой, - Драко уже устал, целый день на ногах – шутка ли для сорокалетнего мужчины? Хотя его физической подготовке мог позавидовать любой. Драко был умелым фехтовальщиком и наездником, чему успешно обучил сына. Но не только день на ногах так утомил его, он устал морально. – Мало ли, Грейнджер права, а вдруг что-то с тобой произойдет?
- Пап, - Скорпиус остановился и почему-то оглянулся на виднеющуюся за высоким холмом школу, словно его там кто-то ждал, - почему ты миссис Уизли Грейнджер называешь?
- Да не могу я привыкнуть к тому, что она вышла замуж за этого болвана Рональда Уизли, - хмуро произнес Драко.
- А за кого она должна была тогда выйти? – усмехнулся Скор, его удивляла реакция отца.
- Да хотя бы за Поттера! – воскликнул Малфой-старший. – А вообще, лучше бы она тогда вышла за Крама. Он был от нее без ума, это точно. Зато знаменитый, сильный, не то, что этот Уизли-Висли…
- А почему тебя это так волнует? – тихо спросил Скорпиус.
- Она меня вовсе не волнует, сын, хватит об этом! – поспешно свернул разговор Драко и посмотрел на золотые часы на цепочке.
- Мне пора, Скор, - отец хлопнул его по плечу, - я хочу еще попасть в Министерство, пока меня не прикрыли.
- Работа?
- И работа тоже. Скор, - Драко остановился и посмотрел на сына, - ты не похож на мать, это точно. Ты скорее похож на Нарциссу Блек. Гордись этим. А о матери не грусти. Она сама выбрала себе такую судьбу.

Промозглый ветер вперемешку с дождем забивался под полы мантии, развевая ее, создавая ненужные сквозняки. Скорпиус не столько замерз, сколько продрог – вроде не холодно, но трясет так, что зубы стучат.
В Школе было теплее. Уже поднимаясь в комнату старост, он понял, что Уизли разожгла камин – в коридоре пахло костром, лесом и чем-то очень теплым. Это настраивало на позитивный лад. Только сейчас он вспомнил, что обидел девчонку утром, когда она ринулась вслед за ним, чтобы поддержать, хотя бы «как товарища».
Но Скор не умел просить прощения. Он всегда был послушным, поэтому перед отцом и бабушкой голову ему преклонять не приходилось. Друзей у него никогда не было, не потому, что с ним никто не хотел дружить, как раз наоборот, Скорпиус держал всех на расстоянии. Было всего два человека, которые были хоть немного приближены к Малфою-младшему, это Крэбб, кузен погибшего больше двадцати лет назад в войне друга отца, и Гойл – толстый тупой, но очень послушный болван. Но и на них нельзя было положиться. Они оба были без ума от Клариссы, которая могла выведать у них все возможные ходы и выходы, а она как раз таки и была самым нежеланным человеком в его компании, если это можно было так назвать.
Открыв дверь, Скор остановился – Роза, такая маленькая, но такая яркая, сидела напротив огня и медленно перебирала пальцами свои волосы. От этой картины у юноши перехватило дыхание, внизу живота затянулся тугой узел – знакомое, но крайне неприятное чувство. Скор поспешил уйти в свою комнату, где немного отдышался. Перед глазами стоял ее точеный профиль с чуть вздернутым носиком и полноватыми губами.
- Возьми себя в руки! – яростно прошипел Скорпиус и глубоко вздохнул.

Она ушла. В свою спальню. Буквально сорвалась с места, даже не дав ему объяснить, что ему не сладко, что для него вызванные ею чувства новы, что он их боится. Роза так выгнулась, когда он наклонился, что он заметил даже, как она прикрыла глаза. Что с ней? А потом она ушла…
За дверью ее комнаты послышался шум. Наверняка она пыталась вновь открыть окно, но не смогла, потому что вслед за стуком послышался громкий всхлип.
Скорпиус подошел к ее комнате и постучал в дверь.
- Уизли?
В ответ абсолютная тишина.
- Роза, - ему понравилось произносить ее имя, оно было каким-то очень легким, скорее эфирным.
Опять тишина.
- Роза, я не шучу. Твоя клаустрофобия – это серьезно. Мне тут параноиков с приступами не хватало, - Скор прикусил язык, понимая, что она не слизеринка, она врядли привыкла к такому общению.
Дверь резко распахнулась, и юноша увидел заплаканное лицо Уизли.
- Окно…
- Я уже понял, - ободряюще улыбнулся он и молча прошел в комнату.
Они долго возились с защелкой. А потом Скорпиус рассмеялся, обозвав себя «оконным героем», что вызвало ответную усмешку девушки.
И мир посветлел. И стало легко и свободно. И ушли на второй план проблемы и беды, потому что в ясных глазах рыжеволосой феи опять появился задорный огонек, такой дорогой и такой важный, что хотелось дышать, смотреть и думать.
Вдыхать, видеть и понимать…