Глава 8. Между Небом и Землей

Господи… как же, наверное, ты устал,
Видеть творимое тварью твоей одной.
Хоть и любимою… сжаты твои уста:
Мир этот жив до сих пор дорогой ценой.

Светом от Света хранимый в который раз,
Но бесконечно ли терпенье твоих святых?
Вера, Надежда, Любовь – Где они сейчас?
Канули в Лету? Безумие жжёт мосты!

Господи… в царстве порока растёт абсурд,
Дальше лишь больше, уже невозможно жить.
Пусть же свершится небес справедливый суд,
Землю очистив от зависти, зла и лжи.

Если не словом, то значит – огнём, мечом,
Дух прокалит, переплавив в горниле суть.
Чтобы к небесной рати примкнуть лучом,
Встав, наконец, на единственно верный путь.

Господи… тяжко… но будет ещё трудней,
Сердце пылает молитвой и бьёт в набат.
Время пришло строить храмы из тех камней,
Что мы бросали так много веков подряд.


– Прошу тишины!

Заклинанием увеличенный тембр голоса Альбуса Дамблдора достиг каждого уголка Большого Зала, определенно приковывая к себе внимание. Говорившие студенты, привыкшие к мудрым разглагольствованиям седовласого старика, вмиг замолкли, уставившись на него в ожидании длительной речи, которая не заставила себя долго ждать…

– Вчера вечером было совершенно нападение, – обвел он всех своим мрачным взглядом. – Пострадавшая - Кэтрин Пирс.

После произнесенного имени, тревожный гул раздался незамедлительно. Обрывки фраз испуганных учеников витали в воздухе, создавая напряженную атмосферу. Кэтрин Пирс являлась первой жертвой, не являющейся представительницей факультета великого Салазара, и эта новость шокировала всех без исключения. Страх за собственную жизнь отражался на лице каждого школьника.

– Что с ней? Она жива? – слышалось со всех сторон, и Дамблдор посчитал нужным ответить на эти вопросы.

– Жива, но в крайне критическом состоянии. Мадам Помфри делает все возможное, чтобы спасти ее, однако, никаких утешительных результатов ждать не стоит. Тем не менее, несмотря на эти прискорбные вести, я прошу вас сохранять спокойствие, потому что еще одна новость, которая вас ожидает, поставит жирную точку в истории Черной Пантеры.

Недолгая пауза, вызванная стариком, заставила оцепенеть все живое вокруг. Даже картины и те, застыли в своих нарисованных позах.

– Зверь пойман! – раздался в натянутой тишине голос Дамблдора. – Сейчас его вывозят за пределы Хогвартса, в родные края. Ваши жизни теперь в безопасности.

Послышались вздохи облегчения, а потом все помещение наполнилось громкими аплодисментами, от которых закладывало уши. Впредь можно было спокойно ходить по коридорам, не опасаясь, что нападут из-за угла. Ведь каждый раз, когда замок погружался в ночную дрему, на всех накатывала тревога, несмотря на то, что в Больничное Крыло попадали лишь Слизеринцы. К слову сказать, не зря многие из других факультетов боялись напороться на кровожадного монстра. Потому что последней его жертвой стала Гриффиндорка. Конечно, никто не понимал, почему животное сменило свое направление, мнение на этот счет у каждого было свое. Да и какая, к драклам, разница, у кого какие предположения, главное, все беспокойства были теперь позади.

Несомненно, это несказанно радовало и поднимало настроение всем учащимся, чего нельзя было сказать о Гарри Поттере, который выглядел как минимум болезненно. Бледный, невыспавшийся, с темными кругами под глазами, он был похож на призрака. Сэр Николас – и тот, по сравнению с ним, выглядел живее живого. Да и друзья далеко от вездесущего мальчика не ушли. Сидели с унылыми физиономиями и были явно чем-то обеспокоены. Гермиона нервно теребила рукав своей мантии, то и дело прикусывая нижнюю губу, а вечно голодный Рон так и не притронулся к еде, чем немало удивил ближний круг общения.

Похожая обстановка царила и за столом Слизерина, где Драко Малфой, вопреки всякому этикету, поставив локти на стол и сцепив пальцы в замок на уровне лица, хмуро о чем-то размышлял, выслушав многоуважаемого директора. Напротив сидящий Блейз Забини, опустив голову, сверлил синим взглядом пустую тарелку. Казалось, змееныши наоборот должны ликовать – ведь теперь охоту на них никто не ведет. Но, отчего-то, особого восторга на их лицах никто не замечал. Впрочем, из всего факультета выделились только эти два парня. Остальные же были весьма довольны данным казусом. Например, Теодор Нотт и Кристен Паркер, не скрывающие радости и облегчения во взглядах и расползающихся улыбках, даже поаплодировали. И их поддержала добрая половина однокурсников, испытывавших внутреннее удовлетворение от того, что и Гриффиндор в последний момент пострадал.

«Интересно, как бы они вели себя, узнав еще и правду?» – подумал про себя Гарри и едва не застонал, до боли сжимая кулаки. Он бы с удовольствием забыл эту правду, если бы мог. Вырвал бы ее из памяти, и выбросил так далеко, чтобы не вспоминать о ней позже. Перед глазами до сих пор проносились мрачные картинки, показывающие окровавленное тело девушки, лежащей на полу. Она не могла кричать, не могла плакать, только вздрагивала от боли, пытаясь вдохнуть в себя живительный воздух, который с трудом попадал в ее легкие. И, глядя на нее растерянным от потрясения взглядом, Гарри понимал, что это его вина. Понимал, что смерть ее будет на его руках. Но, вопреки всему этому, в груди его еще теплилась Надежда на то, что она выкарабкается, придет в себя, улыбнется и… Черт, о чем он только думает?! Ведь неизвестно, что будет с ней дальше, если она и вернется.

– Гарри! – окликнули его, прикоснувшись к плечу.

Обернувшись, Гарри наткнулся на понимающий взгляд Гермионы.

– Нам пора на занятия, – сказала она.

Гарри механически кивнул, встал со скамьи и последовал вслед за друзьями, на выходе столкнувшись с профессором МакГонагалл.

– Вы-то мне и нужны! – оповестила она их. – На первый урок сегодня не попадете. Профессор Дамблдор ожидает всех троих у себя в кабинете.

Наскоро прошептав пароль, МакГонагалл удалилась.

– Что-то мне совсем к нему не хочется, – пробурчал Рон.

– Придется! – вяло вставила Гермиона. – Гарри, ты как?

– Пошли уже! – вздохнул Гарри, направившись в сторону лестницы.

Спустя минут пять, они уже стояли перед директором. Еще через несколько секунд к ним присоединилась запыхавшаяся Джинни, вихрем влетевшая в кабинет. И стоит ли говорить, что ни один из них ничуть не удивился, увидев еще и двух Слизеринцев, сидящих на стульях перед стариком?!

– Как раз вовремя, – встретил он их своей добродушной улыбкой. – Прошу, присаживайтесь, – махнул рукой в сторону свободных стульев. – Кто-нибудь желает? – пододвинул на край стола вазу с лимонными леденцами.

Ребята, привыкшие к чрезмерной вежливости директора, деликатно отказались, сославшись на то, что с утра достаточно набили себе желудок, хотя никто из них к еде так и не притронулся. Кроме Рона, конечно же, который все-таки слопал под шумок одну булочку, запив ее тыквенным соком.

– Для чего мы здесь?

Драко Малфой решил не растрачивать время впустую, сразу переходя к сути своего присутствия в не очень комфортабельной для него обстановке. Он вообще не понимал, зачем тратить время на всю эту ненужную гостеприимность, от которой начинало подташнивать.

– Я думаю, вы уже догадались, для чего, мистер Малфой, – пронзительно посмотрев на него, ответил Дамблдор. – Кэтрин Пирс находится в крайне тяжелом состоянии.

– Это не поменяет моего решения, профессор! – твердо заявил Драко.

Устало вздохнув, Дамблдор посмотрел на остальных присутствующих, от которых, видимо, ждал поддержки.

– Что скажете вы? – спросил он, в ответ получив лишь молчание.

Гарри, за ночь изгрызший себя чувством вины, вообще не горел желанием с кем-либо говорить. На него с ночи накатывала чисто девичья истерика, которую он всеми силами пытался подавить.
Встав со своего кресла, Дамблдор подошел к окну. Он молчал несколько минут, затем заговорил:

– Я понимаю вас, – тон его голоса был тихим, но уверенным. – Эта девушка совершила много необдуманных поступков.

– А, по-моему, профессор, они, как раз-таки, были вполне обдуманы, – первой из всех заговорила Гермиона. – Это, конечно, не оправдывает Гарри. Но стоит учесть тот факт, что, применив незнакомое заклинание, он спас жизнь Драко Малфою, которого она пыталась убить.

Вышеупомянутый Драко Малфой поморщился, едва удержав себя от язвительного комментария. Поттер спас? Ну, да, так и есть, он это признавал. Но, дементор их всех поцелуй, неужели они теперь будут напоминать ему это при каждом удобном случае?! Действовал ведь шрамоголовый не из дружеских побуждений. Да и какая, к черту, между ними может быть дружба?! Поттеру просто в очередной раз захотелось погеройствовать, что он и сделал во вред ему – Драко Малфою – человеку, который не любил быть в долгу перед кем-либо. Который сейчас не стал спорить и сыпать словами, решив промолчать. Не то место и время, чтобы пререкаться с этими храбрецами, у него еще будет возможность обсудить эту тему.

– Не судите, да не судимы будете, мисс Грейнджер, – тем временем обратился к Гермионе Дамблдор, вновь устроившись в своем кресле. – После того, как Пожиратели убили ее родителей, девочка потеряла саму себя. Свою душу и все хорошие качества, которые были заложены в ней. Ею управляла злость и ненависть на всех, кто так или иначе связан с Темным Лордом и его сторонниками. Для нее все они - зло, которое причиняет людям страдание и боль, через что она и прошла в полном одиночестве, без поддержки и понимания. И с этим злом она решила бороться тоже одна, ослепленная яростью и жаждой мести, не разбираясь, на ком на самом деле лежит вина, а кто абсолютно безвинен. Кэтрин Пирс потеряла смысл в жизни, и никто из вас не имеет право ее в чем-либо винить. Потому что каждый человек совершает ошибку. Хоть раз в своей жизни, но непременно совершает, – голубые глаза старика пронзили каждого студента. – Да… девочка виновата. Но, мне кажется, она достаточно заплатила за свою вину. И я прошу вас еще раз хорошенько подумать, прежде чем вынести ей приговор. Огонек добра и света в ней еще не погас. Еще можно вернуть ту Кэтрин Пирс, которой она когда-то была. Она заслуживает шанс все исправить. И сейчас от всех вас зависит ее дальнейшая судьба, которая может оборваться в любую минуту. Поймите, заклятие, которым ранил ее Гарри, не причинило ей и толику того вреда, который она причинила сама себе. Она не хочет бороться со смертью. Она отдается ей добровольно. И единственная помеха для костлявой руки - это то, что за жизнь ее в Больничном Крыле борется старая женщина в лице мадам Помфри.

В кабинете повисла напряженная тишина, после того, как Альбус Дамблдор замолчал. Ребята не знали, что ответить, их раздирали противоречивые эмоции. С одной стороны они понимали Кэтрин. Но с другой – она ведь мстила ни в чем не повинным людям, пусть и детям Пожирателей Смерти. Это… Неправильно? Разве? Ведь не сегодня так завтра, эти, так называемые ДЕТИ, могут стать такими же убийцами, как и их родители, так? Тогда, получается, она всего лишь пыталась предотвратить пополнения в рядах приспешников Волан-де-Морта, верно? Интересный получается вывод из всего выше обдуманного: Теоретически – Кэтрин виновна, Гипотетически – нет. Так стоит ли ее обвинять? Стоит ли отдавать ее в лапы разъяренным Пожирателям, чьих детей она едва к Мерлину на тот свет не отправила?

– Я… я согласен с вами, профессор. Она заслуживает начать жизнь заново, – первым вышел из раздумий Гарри. – В конце концов, ни одна ее жертва не погибла.

Он многим был ей обязан. Она изменила его внутренний мир. Она помогла ему побороть внутренние страхи и обрести любимого человека. И кем бы она ни была, что бы она не сделала, он не сможет от нее отвернуться. Не сможет, потому что понимал ее, как никто другой.

– Если есть шанс, что в ней еще осталось что-то хорошее и светлое, думаю, стоит дать ей исправить ошибки.

Джинни поддержала Гарри. Не потому, что он был ее второй половинкой, нет. Просто она на миг представила себя на месте Кэтрин, и ужаснулась собственным ощущениям. Не хотела бы она такой судьбы, какая выпала на долю этой девушки.

– Я тоже так думаю, ведь нам она ничего плохого не сделала. Всегда была милой и приветливой, – свое мнение высказал и Рон, которого вообще вся эта ситуация угнетала. – А что ты, Гермиона? – обратился он к подруге. – Какого твое мнение по поводу всей этой заварушки?

– Я… я не знаю! – честно ответила Гермиона, запутавшаяся в собственных доводах. – С одной стороны, ее можно понять, но с другой… не знаю! – пожала она плечами. – Может, и стоит?!

– О, это хваленое Гриффиндорское благородство! – закатив глаза, манерно протянул Драко Малфой, ничуть не удивившись такому повороту событий. – Что, Поттер, решил таким образом прекратить свои угрызения совести?! О каком шансе идет речь?! Где гарантия того, что она снова не начнет клацать зубами, когда придет в себя?!

– Не начнет, мистер Малфой, – ответил ему Дамблдор, манипулирующий всей этой обстановкой. – Я могу это гарантировать.

– Каким образом, профессор? – с насмешкой поинтересовался Драко. – Дадите «Непреложный Обет»?

– Попрошу вас немного сбавить свои обороты, – добавил старик толику строгости в тон своего голоса. – «Нерушимый Обет» ни к чему. Этим займется профессор Снегг.

– Я думаю, директор прав, Драко, – раздался голос Блейза Забини. – Нам стоит уступить и дать девчонке шанс начать жизнь с чистого листа. В конце концов, каково бы ни было решение, мы не должны забывать, что она застряла между небом и землей. Нет никакой гарантии, что она вообще воспользуется данным великодушием.

– И ты туда же?! – вымолвил Драко с нотками недовольства, скосив на друга глаза.

И почему он не удивлен таким поступком этого синеглазого гаденыша, явно заразившимся от Гриффиндорцев благородством?! Хотя о чем тут говорить, Блейз Забини всегда отличался от всех Слизеринцев. Не было в нем их присущей хитрости и высокомерия. Изворотливость и надменность присутствовали, это да. Здравомыслия с хладнокровием у него тоже не отнять, он отлично умел скрывать свои эмоции под маской равнодушия. Но отличительной чертой от остальных сокурсников являлось вовсе не все вышеперечисленное, а то, что его никогда не заботила чистота крови.

Окружающих его людей это всегда удивляло. Он ведь был из аристократической семьи, в его венах текла голубая кровь, поэтому он должен был питать к магглам и ко всему, что с ними связано, как минимум, неприязнь, а не пустое безразличие, которое он выказывал, давая понять, что ему глубоко плевать на все эти распри между магглорожденными и чистокровными волшебниками. Да и к чему все это, если его уважали таким, каким он являлся. А являлся он человеком отзывчивым, и всегда готов был протянуть руку помощи другу. Блейз Забини никогда бы не ударил в спину, он всегда все говорил в лоб. И, как бы Драко не убеждал себя по поводу того, что не стоит доверять даже друзьям, вопреки всему этому, Блейзу Забини он верил. Это доказано тем, что доверил он ему самое главное – жизнь своей матери.

Но, как говорится – какие бы поступки не совершал человек, он всегда и везде ищет свою выгоду. Вот и Блейз Забини был верен данному высказыванию – всегда и везде искал для себя выгоду. Только какую выгоду он хочет извлечь от Грязнокровки Пирс? Что она может ему дать? Почему он так яростно стремится помочь ей? Почему ее жизнь для него так важна? Драко задумался. Если не согласиться с мнением присутствующих, никогда об этом не узнает. А чтобы узнать, нужно отказаться от своего решения сдать Грязнокровку в лапы последователей Темного Лорда. Что выбрать, он не знал. Как и не знал, откуда вообще взялось само это решение. Ведь по сравнению с Пожирателями, которые разгуливали в его доме, эта девка была просто Ангелом во плоти. Мысли окончательно запутались. Столько вопросов, столько проблем, а все это из-за какой-то чертовой девчонки, возомнившей из себя Палача-Героя. Избавлю-Мир-От-Зла-И-Сдохну-Сама. Ну не дура ли?

– Хорошо, будь по вашему! – наконец, выдавил Драко, пересилив себя. – Но если она еще раз выкинет что-нибудь подобное, я лично сдам ее родителям пострадавших!

Он никогда не соблюдал возрастную субординацию. Для него неважно, кто перед ним, он все равно ставил себя на ступень выше. Гермиона всегда удивлялась тому, как это сходит ему с рук. Впрочем, чему тут удивляться, так воспитывают всех детей в чистокровных семьях. В первую очередь, почитать себя и себе подобных, на остальных плевать. Ведь те, кто ниже по статусу, у кого меньше бюджета и авторитета в обществе – всего лишь грязь на подошве дорогой обуви. К чему выказывать таким уважение, верно?! Много чести для них.

Видит Бог, Гермиона пыталась понять Драко Малфоя. Пыталась увидеть в нем того человека, о котором говорила ей его мать. Но все оказалось напрасным. Гермиона пришла лишь к одному выводу – Нарцисса Малфой ошибалась, когда говорила, что ее сын не тот, кем хочет казаться. Даже если в этой войне исход будет на стороне Дамблдора и Гарри, Драко Малфой никогда не изменит своим принципам, теперь Гермиона окончательно в этом уверилась. Грязнокровки так и останутся для него Грязнокровками. И до конца своих дней он останется верным своим предрассудкам. «Горбатого могила исправит!» – так, кажется, гласит одна маггловкая поговорка.

– Профессор… – прервал размышления голос Джинни. – Кэтрин не зарегистрирована как анимаг в Министерстве. Это ведь нарушение закона.

– Точно! – оживленно подхватила Гермиона, забыв о предрассудках Драко Малфоя. – Что будем делать с этим?

И как они все могли забыть об этом немаловажном нюансе?! Он не должен был оставаться без внимания.

– Разве? – Дамблдор действительно был удивлен данной новостью. – Я не знаю, что у вас за источники, но с уверенностью могу сказать, что они ошибочны. Мисс Пирс зарегистрирована как анимаг по всем законам Министерства. Все документы хранятся в архивах учащихся, и я с самого начала знал, что девочка имеет способности перевоплощения.

Блейз заерзал на стуле, который отчего-то стал неудобным. Драко сузил глаза. Некоторое время стояла тишина. Дамблдор из-под стекол своих очков внимательно наблюдал за двумя Слизеринцами. Оба красивы. Оба богаты и чистокровны. Оба похожи на двух королей из волшебной шахматной партии, где лидером становится только один.

Интересно кто из них поставит Шах и Мат другому? Время покажет! Единственное, в чем был уверен Альбус Дамблдор, так это в том, что уступать друг другу они явно не будут, даже если на кон будет поставлена дружба. Эти два парня еще не знают, что впереди их ждет немало трудных испытаний, через которые в одиночку им не пройти. Старик мысленно усмехнулся.

– Вы все можете идти на занятия, кроме мистера Поттера, которого я прошу задержаться, – вымолвил он, прерывая ребят, убивающих Блейза Забини испытывающими взглядами.

Да… он солгал, когда говорил, что письмо, присланное кузиной, опровергает факт того, что Кэтрин Пирс является анимагом. Солгал, и все это прекрасно осознали.

****

Дни пролетали довольно быстро и, к радости всех учащихся, в них не было никаких неприятных происшествий, которые могли бы нарушить привычную школьную рутину. Время текло размеренно: завтрак, обед, ужин, занятия, перемены, затем, после всего вышеперечисленного, долгожданный отдых, если можно так выразиться. Кто-то уходил в гостиную – делать уроки. Кто-то в библиотеку – почитать книги. А кто-то запирался у себя в комнате после дежурства, и в одиночку попивал огневиски.

Таковым являлся староста мальчиков факультета Слизерин. Устало развалившись в кресле, он то и дело подносил к губам хрустальный бокал с алкоголем, не отрывая взгляда от горящего пламени в камине. В последнее время Драко Малфой частенько стал увлекаться спиртным перед тем, как лечь спать, надеясь отогнать от себя жуткие сны, где он снова и снова видел девушку, которую до приезда в Хогвартс считал лишь своей разыгравшейся фантазией. Но, как недавно выяснилось, девушка оказалась реальностью. Неприятной для него реальностью. И все происшествия, которые были связаны с ней в его снах, тоже несли в себе некую реалистичность.

Например, его беспокоили кое-какие детали сновидений, которые не давали покоя и трудно поддавались каким-либо объяснениям: перстень с красным рубином; гравировка на внутренней стороне – «K.R»; Темный Лорд, затаскивающий хрупкую фигурку во тьму; и слова, отдающие эхом – «Надейся, Верь, Люби…».

К чему все это ведет, Драко не знал, но предполагал, что сны подразумевают под собой нечто очень важное. Вот только что именно, он никак не мог понять, зная, что центром всего этого является та, которая прочно засела у него в голове. Девушка, которая странно воздействует на него с самого первого дня своего пребывания в школе. Все в ней ужасно притягивает, манит, и, вместе с тем, раздражает, бесит и разжигает непонятный пожар в груди, вперемешку с неизвестно откуда взявшимся страхом, злостью и предчувствием чего-то очень плохого. Она была чем-то вроде адреналина, который заставляет ощущать море разноцветных эмоций. Она была той, которую хотелось защитить и уберечь. она была той, которую хотелось убить и сжить со свету.

Сделав большой глоток содержимого в бокале, Драко налил себе еще спиртного и вновь уставился на пламя в камине. Пламя подергивалось, несмотря на то, что сквозняк в комнате отсутствовал. Огонь трепетал, словно танцевал доселе невиданный танец. Он завораживал и расслаблял уставший мозг, погруженный в тяжелые думки. В голове стали медленно всплывать воспоминания той ночи, когда стало известно, кем на самом деле являлась Черная Пантера…

– СЕКТУМСЕМПРА! – эхом раздается голос Гарри Поттера, и голубой луч врезается в хищника, которого откидывает на несколько метров.

– Ты в порядке? – спрашивает Блейз.

Драко лишь молча кивает головой и смотрит туда, где лежит неподвижное тело, которое должно быть телом Черной Пантеры. Но вместо него, свернувшись калачиком, лежит девушка, длинные волосы которой разметались по холодному каменному полу. Она лежит и беззвучно вздрагивает.

– Бог мой! – выдохнула Гермиона, прикрыв рукой рот, чтобы не закричать от накатившего ужаса.

Первым, кто нашел в себе силы сдвинуться с места, был Блейз. Он медленно подошел к лежащему у стены телу, склонился перед ним, затем окинул всех беспокойным взглядом.

– Поттер, что ты наделал?! – прошептал Блейз хриплым голосом.

Лицо Гарри Поттера невозможно было описать на тот момент. На ватных ногах он двинулся к Блейзу, застыв позади него. За ним по цепочке последовали остальные. И только Драко остался стоять, не желая подходить к пострадавшей. Он уже знал, кто она. Узнал по ягодному аромату, витавшему в коридоре.

Кэтрин Пирс! Грязнокровка из Гриффиндора! Та, к которой его тянуло. Та, от которой его отталкивало. Та, которая разжигала в нем ярость. И та единственная, которая заставляла его эмоции разлетаться к чертям.

Мерзкий холодок пробежал по спине. Сердце бешено застучало в груди, готовое вот-вот выпрыгнуть из горла. Ладони вспотели. А Драко все смотрел и смотрел, не в силах сдвинуться с места. Невозможно было спокойно вздохнуть, грудь будто сковал стальной обруч, не давая легким наполниться живительным воздухом. Ноги словно приросли к плитам, и он не в силах был сделать ни единого, даже самого крошечного, шага.

Вокруг творилась суматоха. Гермиона Грейнджер водила палочкой над телом раненой девушки, дрожащим голосом шепча заживляющие заклинания, но те не приносили никаких результатов. Бледный Гарри Поттер стоял ни живой, ни мертвый, глядя на деяние своих рук. А Джинни Уизли с братцем убежали за помощью, после того, как подруга с отчаянием в голосе сказала, что не может остановить кровь.

Найдя в себе силы, Драко все же заставил себя подойти и взглянуть, что там творится. Но лучше бы он этого не делал, потому что его едва не вывернуло наизнанку. К горлу тут же стала подступать тошнота.

Кэтрин Пирс была все еще в сознании. В глазах ее плескалась нестерпимая боль, но, несмотря на это, в них отсутствовал какой-либо страх перед смертью. Дыхание ее было прерывистым, хриплым и хлюпающим. Казалось, будто она давилась собственной кровью, которой было очень, очень много. Она то и дело открывала и закрывала рот, ловя губами воздух. Все ее хрупкое тело было в длинных порезах. Создавалось впечатление, будто она напоролась на режущее заклятье, пущенное в нее несколько раз. Но ведь все видели, что Гарри Поттеру хватило одного взмаха палочкой, чтобы вот так ее изуродовать.

Нет, после таких ран не живут. И, как бы Гермиона Грейнджер не пыталась залечить их с помощью колдомедицины, они не исчезали. Блейз же пытался остановить кровотечение, не прибегая к магии, которая, в данном случае, была бесполезна. Дрожащими руками он зажимал более глубокие раны на шее и правом боку.

– Ну же, девочка, только не закрывай глаза! – шептал он, глядя на нее. – Чертовы Уизли, где их носит?!

Драко впервые видел на смуглом лице своего друга бурю эмоций. Ну и где, спрашивается, непоколебимый Блейз Забини, со своим хваленым самообладанием, куда он подевался? У него ведь лучше всех получалось сохранять спокойствие и здравомыслие. А что сейчас? Его нервы были натянуты до предела. Ему было страшно. Ему было так страшно, словно он терял нечто важное в своей жизни. Этот страх выдавали его синие глаза, его дрожащие руки, его отчаянный шепот, которым он пытался удержать девчонку в реальности.

– Дыши! Дыши, девочка! Только не закрывай глаза, прошу тебя!

Глядя на все это, Драко задался один единственным вопросом – Почему? Почему Блейз так трясется над ней? Кто для него эта Грязнокровка? Отчего он так отчаянно борется за ее жизнь? Ведь понимает, должен понимать, что она уже потеряна. И, что даже если выживет, она пойдет под суд Визенгамота и будет отдана на растерзание родителям пострадавших от ее рук Слизеринцев.

– Мерлин, что тут произошло?

Из мыслей вывели голоса подоспевших учителей, которых привели Рон и Джинни Уизли. Северус Снегг,Минерва МакГонагалл и даже сам Альбус Дамблдор были поставлены в известность. Первый, не медля ни секунды, склонился над Кэтрин Пирс, отпихивая испачканные в крови руки Блейза. С мрачным выражением лица он оглядел ровные линии порезов, после чего стал шептать какие-то абсолютно незнакомые заклинания. Удивительно, но раны стали затягиваться, обратно, вбирая в себя кровь, будто воспользовались маховиком времени. А спустя несколько мгновений глаза Кэтрин Пирс закрылись, и тело ее обмякло в руках бывшего зельевара.

– Она жива? – с беспокойством спросила МакГонагалл.

– Жива! – ответил Снегг. – Но в тяжелом состоянии, так что рано еще говорить о ее благополучии.

– Нужно отнести ее к мадам Помфри, – сказала МакГонагалл.

– Непременно, но я хотел бы знать, кто это с ней сделал? – оглядел Снегг каждого из присутствующих студентов.

– Я! – спустя несколько секунд раздался короткий ответ Гарри Поттера. Джинни Уизли слегка сжала его руку.

– Сто пятьдесят баллов с факультета Гриффиндор, за покушение на жизнь студентки! – разъяренно рявкнул Снегг.

– Не горячитесь, профессор Снегг, – вымолвил все это время молчавший Дамблдор. – Отнесите мисс Пирс в Больничное Крыло. Ей срочно нужна медицинская помощь.

Снегг спорить не стал. Поднял Кэтрин Пирс на руки и ушел. А Дамблдор с МакГонагалл окинули жутко рассерженными взглядами студентов, нарушивших школьный устав по нескольким пунктам.

– Теперь объясните, что здесь произошло и почему после отбоя вы разгуливаете по коридорам?

Естественно, старост это не касалось. А вот остальные уже подготовились к взысканию, поскольку выражение лица профессора МакГонагалл не предвещало ничего хорошего. Но, к счастью никакого взыскания не назначили, кроме штрафных баллов. Плюс пришлось шагать в «уютный» кабинет директора и докладывать ему и его заму, чем они занимались последнюю неделю и почему Блейз Забини в курсе всего происходящего.

Дискуссия по поводу последнего была особо насыщенной, ибо первое, что предложила декан Гриффиндора – стереть Блейзу Забини память. Увидев на тот момент выражение лица друга, Драко первым делом подумал, что у того скоро нервный тик на этой почве начнется. Но вопреки всему, он все же заверил взрослых, что Блейз умеет держать язык за зубами.

Что же касается Кэтрин Пирс в облике Черной Пантеры, то ни Дамблдор, ни МакГонагалл, после всего услышанного, даже не удивились, чего многие ожидали. Однако самым невероятным было то, что они просили не распространяться о злодеяниях новоявленной Гриффиндорки. Эта просьба разожгла в Драко такую ярость, что он готов был прямо там раскидаться непростительными заклятиями. Сумасшедшая Грязнокровка едва не угробила половину Слизерина, а они требуют покрывать ее?! Неужели это и есть «Борцы за справедливость»?!

Сделав еще один большой глоток спиртного, Драко ненароком вспомнил о Блейзе, присутствие которого ему бы сейчас не помешало. Было что обсудить. Вот только в последнее время Блейз избегал любого общества. Практически ни с кем не общался, постоянно где-то пропадал, хорошо, что хоть на занятиях появлялся, выбора-то особого не было. Снегг шкуру бы спустил за прогул.

Впрочем, несмотря на то, что Блейз присутствовал на занятиях, делая вид, будто внимательно слушает лекции, на самом-то деле, мысли его были направлены совсем не на учебу, и Драко мог сказать это с полной уверенностью. Блейз был задумчивым и нервным, порой даже мог нагрубить, если его доставали многочисленными вопросами. Так, например, Теодор и Кристен Паркер попали под его раздачу. Да и Дафна Гринграсс, ухлестывающая за ним не один год, испытала на себе его праведный гнев. Многие замечали за ним изменения, трудно поддающиеся каким-либо объяснениям. Блейз не только перестал контактировать, с кем бы то ни было, но и перестал нормально питаться. Если и можно было увидеть его в Большом Зале, то только в обеденное время. И то, еду забирал с собой и уходил черт пойми куда. Вот и сегодня не появился на ужине. Крэбб с Гойлом предположили, что, возможно, он в лазарете у Пэнси пропадает, и Драко почему-то подумал, что так оно и есть. Сам он навестил подругу всего раз, с того момента, как она туда загремела.

Тяжело вздохнув, Драко потер пальцами переносицу.
«Мир сошел с ума!» – сделал он мысленный вердикт, когда в комнате послышался тихий стук.
Интересно, кого это принесло в такое время? Хорошо бы Блейза.

– Дверь открыта! – отозвался на повторное вторжение Драко.

Дверь тихонько скрипнула, но на пороге показался вовсе не Блейз. В комнату, словно бабочка, впорхнула Кристен Паркер, а за ней горьковато-сладкий аромат ее духов. Стараясь не поморщиться от запаха, который тут же стал раздражать его чувствительное аристократическое обоняние, Драко попытался приветливо улыбнуться.

– Ну, здравствуй! – протянул он со свойственной ему манерой.

– Еще не спишь? – прислонилась спиной к двери Кристен Паркер.

Драко усмехнулся. Правду говорят, что блондинки тупые. Видит ведь, что не в постели, и все равно спрашивает. Спасибо Мерлину, что хоть ему мозгов достаточно даровал.

– Ты видишь меня в кровати, лежащим в пижаме и сжимающим в объятиях плюшевого мишку? – спросил он иронично. – Присаживайся, чего стоишь?! – указал на соседнее кресло, которое через секунду уже было занято ею.

Пытаясь быть максимально вежливым, Драко предложил выпить вместе с ним, но Кристен Паркер отказалась, отрицательно мотнув головой.

– Что привело? – поинтересовался он, глядя на нее снизу вверх.

– Да так… – замявшись, улыбнулась Кристен. – Хотела узнать, когда Пэнси выпишут из лазарета.

Брови Драко непроизвольно дернулись вверх.

– Это надо было узнавать в двенадцать часов ночи? – спросил он скептически.

– Ладно, я просто хотела пообщаться с тобой! – призналась Кристен, не зная, что Драко догадался об этом, когда она еще только вошла.

Кроме того, ему казалось, что пришла она не только поговорить, судя по тому, как была одета. А одета была весьма соблазнительно. Красный шелковый пеньюар ей очень шел. Как и такого же цвета халатик, не доходивший до колен и как бы невзначай немного распахнутый в районе груди. Драко в который раз усмехнулся. Глупая девчонка, неужели ей мало того внимания, которое ей уделяют? И чего она именно к нему прицепилась? Вон один только Теодор сколько уже вздыхает по ней.

– Неужели Тео не мог составить компанию столь обворожительной даме? – соблазнительно улыбнулся Драко, решив играть по ее правилам.

Раз уж она сама к нему пришла, почему бы и нет. Тем более, хороший секс ему сейчас не помешает. Снимет напряжение и избавится от тягостных мыслей. К тому же, девчонка очень даже привлекательна, раз уж за такое короткое время завоевала половину мужских сердец на факультете.
«Нерасторопный ты, Нотт!» – не без иронии подумал Драко, в пол-уха слушая лепет собеседницы.

– Мы с Тео разошлись полтора часа назад, а мне все не спится. На душе тяжко. Хочется с кем-нибудь поделиться своими переживаниями. Но… Тео… он не поймет меня так, как ты… – говорила она, опустив глаза на сложенные на коленях руки.

– Что же, я попробую понять! Валяй! – сказал Драко, разглядывая ее соблазнительную фигурку. – «А потом мы займемся делом?» – продолжил он мысленно.

Однако того, что произошло в следующую секунду, Драко, ну уж точно никак не ожидал. Кристен вдруг всхлипнула, закрыв лицо своими наманикюренными пальчиками и залилась слезами.
«Ну, прям дежавю!» – закатив глаза, едва не простонал Драко.
Такие методы соблазнения всегда бесили его и отталкивали. Пришла поплакаться, естественно, ожидая, что ее начнут жалеть. А потом, как в прошлый раз, кинется к нему с поцелуями и дальше – больше.

Мерлин, неужели нельзя было просто сделать так, чтобы он взял ее без всякого слезливого спектакля?! Так нет же, обязательно надо было раздражать его и без того испорченные нервы. Если бы она сделала первый шаг, без своих наигранных соплей, он бы уже давно срывал с нее эти кружевные тряпки и раздаривал пленительные поцелуи каждой клеточке ее белоснежного тела. Теперь же, единственное, чего он хотел – так это грубо вышвырнуть ее из своей спальни.

– Ну и что у тебя опять стряслось? – произнес он тем не менее, взяв себя в руки.

Кристен Паркер посмотрела на него заплаканными щенячьими глазами.

– Кэтрин совсем плоха, – пропищала она, шмыгнув. – Я заходила к ней вечером. Мадам Помфри сказала, что делает все возможное для ее благополучия. Мне так страшно за нее. Что бы у нас не было в прошлом, как бы она меня не обидела, я все равно переживаю за нее.

В глазах Драко вспыхнул гнев. Зря она так опрометчиво пытается его обмануть. Он не любил людей, которые делают из него идиота. А Кристен Паркер сейчас именно этим и занималась, не догадываясь о том, что он знает настоящую правду, а не ту лживую историю, которую она ему наплела в прошлый раз. И Драко мог голову дать на отсечение, потому что был уверен – ни в какой лазарет она не ходила, иначе бы уже знала, когда выписывают Пэнси.

Вот ведь сучка расчетливая! Строит из себя добрую душу, готовую всем помочь. Истинная Слизеринка. Хитра, своенравна и любыми путями добивается того, чего хочет. Только вот свои замашки показывает не тому человеку. Желание заняться с ней сексом сняло как рукой. Зато появилось желание открутить ей тупую блондинистую голову. Сейчас ее тело уже не казалось столь привлекательным и соблазнительным.

– Давай, ты сейчас успокоишься и покинешь мою комнату, – как можно спокойней произнес Драко, хотя его так и подмывало взять ее за шкирку и вытолкать из своей спальни, чтобы она напрочь забыла к нему дорогу.

– Что? – опешила Кристен, глядя на него стеклянными глазами.

Такого поворота, она явно не ожидала, забыв жизненнее правило – «Не всегда бывает так, как хочешь». Как говорится – «Если в этой жизни ты чего-то не можешь добиться, продолжай настаивать на своем, но, ни в коем случае не переходи границы разумного. Потому что никто не знает, чем это может обернуться для тебя потом».

– Я сказал - успокойся и покинь мою комнату! – повторил Драко. – Ведь предупреждал, что не люблю, когда девушки закатывают мне истерики. И не делай вид, что тебе жаль Кэтрин Пирс. Уж слишком хорошо я тебя изучил за время нашего знакомства, пусть и не столь длительного.

– Драко… я не понимаю о чем ты? – пролепетала Кристен, невинно хлопая глазками. Слезы как рукой сняло, будто их и не было вовсе.

– Не делай из меня тупоголового идиота, дорогуша, – протянул Драко сладостным тоном. И от этого тона захотелось вдруг вжаться в кресло, слиться с ним, что угодно, только бы он не смотрел так, как смотрит сейчас. – Куда слезки-то подевались? Буквально минуту назад ты убивалась по своей бывшей подружке, на которую тебе абсолютно плевать, а теперь сидишь тут и делаешь вид, что ты нихрена не поняла?! Зачем ты пришла?

Он медленно подошел и навис над ней, облокотившись руками о спинку кресла, по обе стороны от ее головы. Его лицо оказалось в миллиметре от ее лица. Кристен молчала, завороженно глядя в серебристые глаза Драко Малфоя, втайне наслаждаясь его близостью. Запах алкоголя, исходившего от него, пьянил. Хотелось прикоснуться к его щеке, попробовать на вкус его губы, ощутить тяжесть его тела…

Кристен выпустила взбудораживающий тихий стон. И Драко не сдержался. Резко нагнувшись вперед, он грубым поцелуем впился в ее рот. Прошла минута, вторая, прежде чем он отстранился от нее, внимательно разглядывая тонкие черты лица. Девчонка возбудилась. Это можно было понять по ее сбивчивому дыханию, по пылающим щекам и прикрытым глазам. Уголок рта самодовольно дернулся вверх. Лично ему этот поцелуй не принес никакого удовольствия. В нем не было страсти, не было возбуждения, не было даже обычной искорки притяжения, чтобы продолжать эту игру.

Драко всегда задавался вопросом – что значит почувствовать фейерверк в голове после поцелуя. И всегда приходил только к одному выводу – чушь все это, не бывает такого. Сегодня он только лишний раз в этом убедился. Ее губы не понравились. После них во рту остался неприятный привкус губной помады. Было такое ощущение, словно он съел кусок сливочного масла без закуски.

– Уходи! Оставь меня одного!

Драко оттолкнулся от нее и снова сел в кресло с бокалом виски в руке. Придя в себя, Кристен Паркер соскочила с места и пулей вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Чертова Грязнокровка! Да чтоб тебя…! – прошипел Драко, залпом осушив бокал.

Он-то думал, что приезд в Хогвартс даст ему хоть немного покоя. Но нет. Об этом он может только мечтать. С самого начала было ясно, что покоя ему даже во сне не видать.

****

Яркая вспышка молнии озарила темное помещение двухэтажного дома. Осмотревшись вокруг, Кэтрин с ужасом поняла, что стоит на пороге своего Лондонского жилища. На ней был одет черный дорожный плащ, с подола которого стекала вода прямо на палас. В руке она держала белый зонт.

Как такое возможно? Как она попала сюда? Страх сковал тело, горьким комом встав поперек горла. Дыхание перехватило. Все вокруг выглядело точно так же, как и в ночь смерти родителей.
Нет, этого не может быть! Это, наверное, чья-то глупая шутка! Она не переживет этого снова. Слишком больно, слишком страшно.

Раскат грома отозвался вибрированием стекол. Кэтрин вздрогнула. Еще раз осмотревшись вокруг, она положила зонт у небольшой тумбы и закрыла входную дверь. На пороге уже образовалась достаточно большая лужа от непрекращающегося ни на минуту дождя. Все как тогда. Все как в ту проклятую ночь.

– Сон, всего лишь сон! – прошептала она, зажмурив глаза до появления искр. Но когда открыла их, все осталось на своих местах.

Медленно Кэтрин стала пробираться к лестнице, ведущий на второй этаж. Ее всю трясло, сердце сжималось в груди, готовое вот-вот остановиться, вспышка молнии едва освещала ей путь. Она знала, что будет дальше, и это причиняло вдвойне больше боли, чем тогда, когда это произошло. Вытащив волшебную палочку, Кэтрин тихо прошептала:

– Люмос!

На конце древка тут же появился огонек, а вместе с ним и ее тихий всхлип. Кэтрин зажала рукой рот, чтобы не закричать от отчаяния. На ступенях в неестественной позе лежал ее мертвый отец. Лицо его было бледным, губы чуть синеватыми, а глаза стеклянными, безжизненно смотрящими в пустоту.

– Папа! – прошептала она, нагнувшись, закрывая ему глаза, ласково проведя рукой по холодной шершавой щеке. – Прости! Прости меня, папа!

Слезы скатились с ресниц, но Кэтрин не обращала на них никакого внимания – привыкла. Пусть текут, пока им не надоест. Пусть, потому что так хоть чуть-чуть заглушается боль.

Медленно поднявшись на ноги, Кэтрин преодолела остальные ступени. Она уже знала, где найдет мать. Медленно открыв двери в свою комнату, Кэтрин разрыдалась в голос.

Мама лежала посреди спальни, всего лишь в нескольких метрах от нее, вся в крови. Мама была еще жива, и со слезами на глазах, которые смешивались с кровью, смотрела на нее.

– Кэтрин… девочка моя… – простонала мама, закашлявшись.

– Нет! – выдохнула Кэтрин, и голос резко сорвался на крик. – Хватит! Пожалуйста, хватит! Прекратите все это! – кричала она, зажимая уши руками, чтобы ничего больше не слышать, сжимая веки, чтобы ничего больше не видеть. – Не надо! Перестаньте, прошу вас! – скользнув по стене, Кэтрин села на корточки. – Хватит, хватит, хватит… Это всего лишь сон… Всего лишь сон… – шептала она, раскачиваясь взад-вперед.

Больно. Как же больно. В груди все сжимается. Руки в крови, одежда в крови, в висках пульсирует. Набрав в легкие воздуха, Кэтрин что есть силы закричала, надрывая голос, разрывая голосовые связки. В горле начало першить и саднить, но это ничто по сравнению с той болью, которая царила в душе…

– Прекратите! Вы что не видите, ей только хуже! – вертясь около кровати, ворчала мадам Помфри.

Северус Снегг резко отстранился от Кэтрин Пирс, чью голову держал в тисках своих рук, и она тут же успокоилась.

– Мадам Помфри, вы мешаете мне сосредоточиться! – отчеканил он раздраженно.

– Да она же слезами захлебывается, что это за помощь такая! – возмутилась мадам Помфри. – Девочка и так находится в тяжелом состоянии, а вы травите ее все еще неокрепшие нервы. Ее бы в Мунго, а не самолечением заниматься.

– Поппи, успокойся. Это для ее же блага, – лилейным голосом пробормотал Альбус Дамблдор, следивший за всем этим процессом.

Снегг фыркнул.

– Мне приступить к материальной иллюзии? – спросил он его. – Или еще помучить ее воспоминаниями о смерти родителей?

В голосе, звучал неподдельный сарказм. Снеггу явно не нравилась работа, которую он сейчас выполнял по приказу старого манипулятора.

– Я вам не позволю! – угрожающе прошептала мадам Помфри. – Альбус, вы уже два часа ее изводите! – она уперла руки в бока и сердито уставилась на старика.

– Поппи, попей чайку. Я могу дать тебе лимонные дольки, – успокаивающе вымолвили в ответ, словно она была какой-то умалишенной. – Мы скоро закончим. И, если повезет, то на утро девочка уже придет в себя.

– А если нет, что тогда? – увидев в голубых глазах старика решимость, мадам Помфри обеспокоилась пуще прежнего. – Вы будете продолжать эти сеансы! – разочарованно ответила она на свой же вопрос. – А если девочка не выдержит этой психологической нагрузки? Что тогда вы будете делать?

– Давайте не будем думать о плохом, – добродушно предложил Дамблдор. – Больше недели она лежит здесь и никаких изменений. Думаете, в Мунго ей помогут? Северус сделает все возможное. А теперь позволь нам заняться делом.

– Если с ней что-то случится, это будет на вашей совести! – сердито бросила мадам Помфри, и вышла из реанимационной палаты.

****

– Я рада, что зверь пойман, хоть и не чувствую от этого полного удовлетворения.

Пэнси Паркинсон приняла полусидящее положение на больничной койке. На краешке этой же койки пристроился и Блейз, поведавший ей обо всем случившемся. Естественно, он умолчал о том, что ее ненаглядный Малфой предал Темного Лорда, как и не рассказал ей о тайной встрече с Гриффиндорцами в Выручай-Комнате. Блейз поведал свою, придуманную, версию о том, как животное напало на ее драгоценного Малфоя. И рассказ этот звучал вполне правдоподобно…

Драко дежурил, когда на него налетела черная кошка. Как раз в это время, по иронии судьбы, неподалеку от места нападения прогуливался Поттер со своими друзьями, который случайно спас жизнь своему врагу номер два после Темного Лорда. В итоге, во всей этой заварушке серьезно пострадала Кэтрин Пирс. Уточнять, откуда она там взялась, к счастью, не пришлось. Пэнси знала, что Кэтрин Пирс крутится рядом с Золотым Мальчиком и его прихвостнями, а потому подумала, что в ту ночь она, как обычно, составляла им компанию.

– Пофиг на Пирс! – фыркнула Пэнси. – Меня больше интересует черная тварь, с которой я надеялась спустить шкуру, в целях приобретения нового коврика. Обидно, что за все деяния этого монстра, его всего лишь отправили в родные края обитания.

– Паркинсон, откуда в тебе столько кровожадности? – усмехнулся Блейз.

– Я едва руки не лишилась, между прочим, – напомнила ему Пэнси. – И если бы мне предоставили такую замечательную возможность, как прибить эту чертову кошку, я бы для начала ее помучила. А Поттер молодец, вовремя подоспел. Хотя это их трио всегда оказывается там, где вся гуща неприятных событий. С первого курса приключения на задницу себе ищут. Гриффиндорцы, что с них взять.

– Они, между прочим, Драко спасли. Если бы с ним что-то случилось, ты бы первая на себе волосы рвала, – с долей иронии протянул Блейз.

– Ну и что! От этого они нисколько не стали мне симпатичны. Поттер так и останется шрамоголовым очкариком, который все время геройствует. Грейнджер так и будет для меня книжным червем и Грязнокровной Заучкой. А про Уизли и говорить нечего. Нищий переросток, – Пэнси скорчила гримасу.

– А ты в курсе, что его младшая сестрица с Поттером встречается? – спросил Блейз, с интересом ожидая реакцию подруги на подобную новость.

Ожидания себя вполне оправдали. Глаза Пэнси стали походить по размеру на галлеон. Она даже приподнялась с подушки, и несколько раз хлопнула удивленными глазками.

– Кто же мне мог рассказать об этом! – вымолвила она не менее удивленно. – Вот это да! Не ожидала от рыжей сошки! Теперь понятно, почему Поттер все время вертится около Уизли!

– Вообще-то это Уизли вертится около Поттера, – поправил ее Блейз. – Кстати, ты не знаешь, что Дамблдор и Снегг делают в палате у Пирс? – поинтересовался он, выглядывая из-за ширмы.

– Понятия не имею, – пожала плечами Пэнси. – Они уже около двух часов там что-то химичат. Мадам Помфри ходит вся на нервах, бурча под нос ругательства в их адрес. Я пыталась расспросить, но старуха сказала, что меня это не касается.

Блейз подругу уже не слушал. Двадцать минут он развлекал ее только затем, чтобы скоротать время, после которого наделся попасть в реанимационную палату Кэтрин Пирс, к которой тайком наведывался почти каждый день. И, нет, ему совсем не было стыдно перед Пэнси. Единственное, чего он желал, так это быть с той, которая стала для него важным событием в жизни. Находясь рядом с ней, он готов был отдать многое, только бы вновь видеть ее живой и невредимой. Блейз подолгу смотрел на нее, будто от его взгляда она могла прийти в себя, но…

Сегодня, подойдя к двери, что отделяла его от девушки, Блейз понял – привычное время, которое он проводил с ней, придется отложить. Потому что, приоткрыв деревянную преграду на своем пути, он увидел Снегга. Тот держал девушку за голову обеими руками, закрыв глаза, сосредоточенно что-то бормоча. Что именно, Блейз не расслышал, зато тревожно подметил, как сердито выказывалась мадам Помфри перед Дамблдором, который, в свою очередь, пытался ее успокоить. Именно в этот момент и всплыли недавние воспоминания…

– Где гарантия того, что она снова не начнет клацать зубами, когда придет в себя?!
– Не начнет, мистер Малфой. Я могу это гарантировать.
– Каким образом, профессор? Дадите «Непреложный Обет»?
– Попрошу вас немного сбавить свои обороты. «Нерушимый Обет» ни к чему. Этим займется профессор Снегг.

Значит, Снегг сейчас этим и занимается? Что такого он там делает, что мадам Помфри так возмущена? Что задумал Дамблдор?

– Блейз, черт тебя дери! – выругалась Пэнси.

Блейз глянул в недовольное личико подруги, услышав тихие шаги, сопровождающиеся тихими возмущениями. Спустя мгновение полог кровати Пэнси распахнулся, и перед ними возникла нервная, злая, беспокойная мадам Помфри. Глядя на нее, Блейз вдруг почувствовал, что ему сейчас дадут пинка под зад. И тут, словно прочитав его мысли, мадам Помфри заговорила:

– Мистер Забини, вы на время смотрели? – просверлила она его строгим взглядом. – Если зверь пойман, это еще не значит, что студентам разрешается ходить по замку в комендантский час!

– Но я ведь не хожу! Я сижу со своей подругой! – оправдался Блейз.

– Подругу свою вы сможете увидеть завтра на занятиях, – проворчала мадам Помфри.

– Меня выписывают? – с радостным блеском в глазах спросила ее Пэнси.

Мадам Помфри перевела на нее строгий взгляд.

– Да, мисс Паркинсон, утром вы можете приступить к занятиям. А сейчас, мистер Забини, – снова обратилась она к Блейзу. – Немедленно покиньте лазарет.

– Можно задержаться еще минут на двадцать? – с надеждой в голосе спросил ее Блейз, но, увидев недовольное лицо старухи, состроил гримасу, подобную выражению лица Добби, когда Люциус его наказывал. – Пожа-ааа-луйста! – протянул он жалобно.

Взгляд мадам Помфри немного смягчился под этой убогой маской домового эльфа.

– Двадцать минут! Не больше! – сказала она и, нацепив на себя серьезное выражение лица, ушла в свою каморку.

– Теперь я понимаю, почему девушки сходят по тебе с ума, – усмехнулась Пэнси.

Блейз вопросительно выгнул бровь.

– Твоим синим глазам даже старухи умиляются, – хмыкнула Пэнси.

****

Яркие солнечные лучи больно ударили в глаза, когда Кэтрин очнулась на траве, окруженная ярко-зеленой растительностью. От неожиданности данной картины, она резко поднялась на ноги, почувствовав легкое головокружение, которое довольно быстро прошло, уступая место удивлению и непониманию всего происходящего. Недавно пережитый стресс не давал трезво мыслить, чтобы построить логическое объяснение данной ситуации. В голове творился бардак.

Последним, что видела Кэрин, было изломанное тело матери, лежащее посреди ее спальни, поэтому незнакомая местность, похожая на сказочную поляну, заросшую высокой травой, с растущими в ней сиреневыми цветами, от которых воздух вокруг был наполнен приятным, терпким ароматом свежей утренней росы, настораживала и восхищала одновременно. Все окружающее вокруг было таким… умиротворяющим…

На безупречно голубом небе не было ни единого облачка, а ярко светившее солнце ничуть не припекало, лаская кожу своими золотистыми лучами. Недалеко виднелся лес, богатый изобилием высоких деревьев, ветви которых шуршали своей густой листвой под прохладным легким ветерком. Слышались пения птиц, где-то неподалеку журчала вода. Летали разноцветные бабочки, собирая с цветов пыльцу. Стрекозки лихо стрекотали своими крылышками, переливающимися всеми цветами радуги.

Кэтрин казалось, будто она действительно попала в сказку, где являлась прекрасной принцессой, Тридевятого Царства. Даже одета была соответствующе – по-королевски. Однако вся эта роскошь не могла быть настоящей, несмотря на то, что она так явно могла слышать мелодию природы, и ощущать ее прикосновением руки. Даже бабочку, севшую на пальчик, почувствовала.

Кэтрин улыбнулась, глядя на всю эту красоту. Не важно, мнимая она или реальная, ей нравилось быть здесь. Она чувствовала себя свободной и счастливой, потому что оковы ненависти больше не сковывали ее искалеченную душу. Она готова была вечность быть в этом месте, где нет никаких переживаний и горестей, которые она испытывала в мире, где не находила для себя нормальной, полноценной жизни.

– Как бы я хотела, чтобы вы сейчас были рядом… – прошептала Кэтрин, прикоснувшись к медальону, внутри которого была фотография родителей. – Мама и Папа… – произнесла она, и в следующее мгновение, случилось то, от чего сердце в груди сжалось до такой степени, что не возможно стало дышать.

– Кэтрин…

Этот до боли знакомый голос. Голос, который она так любила. Голос, который был для нее божественной музыкой в жизни. Не веря своему слуху, Кэтрин медленно обернулась, и едва удержалась на ногах. Перед ней стоял человек, которого она оплакивала два года. Которого она оплакивает до сих пор. Перед ней стояла мать. Такая же красивая, с доброй улыбкой и ласковым взглядом.

Одетая в белые одежды, расшитые серебряными нитями, мама напоминала лесную нимфу из волшебных сказок. Добрую фею, которая могла бы исполнить любое самое заветное желание. Но зачем просить о желании, если ее присутствие уже само по себе является пределом каких-либо мечтаний.

Кэтрин смотрела на такое любимое лицо и не знала, что сейчас делать. Подойти и обнять? Безумно хотелось, но она боялась, что это мираж – сон. Что стоит только протянуть руку и любимая мама исчезнет – растворится в воздухе. Глаза мгновенно наполнились слезами. Вот она, ее мама, стоит перед ней. Такая родная, такая любимая, смотрит и улыбается, как это делала раньше.

– Девочка моя!

Мама протянула к ней руки, и Кэтрин не выдержала. Сорвавшись с места, она бросилась в теплые объятия, без которых было так холодно и тоскливо. И… о Боги, она ее чувствовала. Чувствовала исходившее тепло, запах, мягкие руки, которые с нежностью гладили ее по голове.

– Мамочка! – всхлипнула Кэтрин, уткнувшись в ее плечо. – Мамочка, я так скучала! Ты не представляешь, как я скучала! – шептала она, крепко прижимаясь к маме, как это делала в детстве, когда снились кошмары.

– Я тоже скучала по тебе, дорогая. Очень скучала, – мама отстранилась, ласково смахивая с ее лица слезы.

– Как? Как такое возможно? – выдохнула Кэтрин, не веря своему счастью. – А папа? Папа тоже с тобой?

– Папа не смог прийти, милая, – улыбнулась ей мама. – Здесь только я.

– Где мы? – спросила ее Кэтрин. – Что это за место?

– Мы находимся между мирами, любимая, – ответила мама. – Здесь красиво, правда?

– Да, очень! – прижав ладонь матери к своей щеке, улыбнулась Кэтрин. – Но это неважно! Важно, что ты сейчас рядом! И… если я здесь… значит… я…

– Умерла? Нет, ты не умерла! – едва заметно качнула головой мама.

– Значит, это все-таки сон? – разочарованно протянула Кэтрин.

– Не совсем сон, – вновь покачала головой мама. – Но сюда тебе еще рано.

– Рано? – эхом повторила Кэтрин.

– Тебя не должно быть здесь, – хмуро ответила мама. – Слишком рано, Кэтрин, ты должна уйти.

– Но я не хочу уходить, – воскликнула Кэтрин, чувствуя накатывающий страх. – В том мире нет для меня места.

– Именно поэтому я и пришла, Котенок!

Котенок… Так ее называла только она… Мама… Ласково… Нежно… Лилейно…

– Ты ведь пришла за мной? – с надеждой в голосе спросила ее Кэтрин.

– Нет, я пришла исправить твои ошибки, – ответила мама, глядя в ее глаза.

– Что? – опешила Кэтрин.

– Ты пролила слишком много невинной крови. Твоя жестокость не знает границ, и мне кажется, пора все это прекратить, – мама просверлила ее укоризненным взглядом. – Остановись, Котенок. Уйми свою ярость. Не разочаровывай меня и отца.

– Не разочаровывать?

Кэтрин ожидала услышать что угодно, только не это. Слова матери прозвучали, как удар хлыста, который больно полоснул по сердцу, разрывая все клапаны. Однако больнее всего было видеть в глазах матери осуждение. Разве это справедливо? Она ведь делала это ради них. За то, что теперь они вдали от нее. Разве справедливо осуждать ее за то, что она хотела избавить мир хотя бы от горстки потенциальных убийц, которые идут по стопам своих сородичей?

– Они убили вас! – сквозь зубы процедила Кэтрин, чувствуя накатывающий гнев. – Они отняли вас у меня! Ты хоть представляешь, как было больно?! Нет, ты не знаешь, через что я прошла!

– Не они убили нас, милая, – попыталась вразумить ее мама.

– Они их дети! – в отчаянии выкрикнула Кэтрин, уже не контролируя ярость. – Они будущие убийцы, так что помимо мести за причиненную мне боль, я пыталась остановить пополнения в стане уже состоявшихся убийц, которые считают, что в мире магии не должно быть таких, как я! И знаешь, что? Я не о чем не жалею!

– Я не узнаю тебя, – мама сделала от нее шаг назад. – Что с тобой стало?

– Я просто поняла, что зло истребляется только злом! – ответила Кэтрин.

– Дети не несут ответственности за поступки своих родителей, пойми уже, наконец, – на этот раз голос мамы прозвучал строже. – Я знаю, как ты страдала. Я чувствовала это. Так же, как чувствовала боль каждого, кого ты калечила. Прошу тебя, одумайся. Не становись на путь тех, кто отнял наши жизни. Из-за тебя отец не может найти покоя.

– Не может найти покоя? – переспросила Кэтрин, не до конца понимая значимость данный слов.

– Да, Котенок, он страдает, – с очередным упреком вымолвила мама. – Страдает вдали от меня, расплачиваясь за твои грехи и все твои преступления. Я прошу тебя, милая, одуматься. Прекрати нести боль себе и другим. Только так ты вернешь отцу умиротворение и избавишь его от страданий. Только так он будет там, где должен быть. Рядом со мной.

Слова мамы отдавались эхом в голове, проникая в каждую клеточку сознания.
«Ты разочаровала своих родителей! Не оправдала их надежд! Заставила их стыдиться тебя!» – твердил внутренний голос. – «Неблагодарная!»

Кэтрин готова была кричать от отчаяния. Из примерной и наивной девочки, которую любили за отзывчивость и доброту, она превратилась в монстра. В монстра, который распоряжается чужими жизнями, не имея на это никакого права. И все ради чего? Правильно, ради собственного удовлетворения. Чтобы утолить свою злобу и притупить боль, разрывающую душу на части.

Она стала злом. Таким же злом, с которым пыталась бороться. Но самым ужасным было то, что она заставила родителей испытывать боль за свои поступки. Неправильно, несправедливо, эгоистично. Отец не должен гореть в аду за ее грехи.

– Что же делать? – прошептала Кэтрин, хватаясь за голову. – Что делать?

– Простить и начать жить заново, – вымолвила мама.

– Нет! – качнула головой Кэтрин. – Я не могу! Я не хочу!

– Послушай меня! – схватив за плечи, мама хорошенько встряхнула ее. – Ты должна! Ради нас! Ради себя!

– Я не хотела, чтобы вы стыдились меня. Не хотела разочаровывать ни тебя, ни отца. Но каждый раз, глядя на них, во мне кипит неконтролируемая ярость. Исправить уже ничего нельзя, мама. Слишком поздно, – как же трудно было осознавать свои ошибки. Но еще труднее было принять их. Кэтрин оправдывала себя, как могла. Однако чувство вины продолжало душить ее и без того задушенное подсознание.

– Ты глубоко заблуждаешься в своих доводах, Котенок, – ласково вымолвила мама. – Ты еще можешь вернуть себя прежнюю. Просто научись жить без нас. Не теряй себя. Ты не одна, девочка моя. В твоем сердце и памяти мы всегда будем живы. А в реальности, у тебя есть друзья, которые будут рядом не смотря ни на что.

– Они не простят, – прошептала Кэтрин. – Они не поймут.

– Они простят и поймут, если ты покажешь себя настоящую, а не ту, кем ты стала. Оставь жестокость и ненависть позади. Живи и радуйся тому, что имеешь. Тому, что приобрела, – обняла ее мама, поцеловав в висок.

– Я не смогу, мама. Не смогу хорошо относиться к тем, кто хоть как-то связан с вашей гибелью, - прошептала Кэтрин.

– А ты постарайся. Может быть, они не такие, какими кажутся на первый взгляд. И… прекрати плакать, ты ведь у меня сильная девочка.

Кэтрин грустно улыбнулась. Даже по этому строгому взгляду она скучала. Она помнила эти нахмуренные брови, сходившиеся на переносице каждый раз, когда она пакостила или разрисовывала стены в доме, будучи еще совсем малышкой. И сейчас отдала бы многое, только чтобы вернуть то время назад.

– Нет, мама, я слабая, – выдохнула Кэтрин, вытерев со щеки скатившуюся слезинку.

В этот момент все вокруг внезапно замолкло. Больше не слышалось пения птиц, журчание ручейка и шелеста листьев. Однако чувствовалось, что ветер усилился, привнося вслед за собой такой-же внезапный холод. Кэтрин поежилась, вместе с мамой оглядываясь вокруг. Тишина. Почему так тихо? Куда делись приятные звуки природы? И тут…

– Все будет хорошо, только вернись! Я больше не позволю слезам падать с твоих глаз, обещаю!

Кэтрин вздрогнула. Что это? Кто это? Откуда доносился этот сладостный шепот, ласкающий слух? Кто говорил? Папа?

– Ну же, приди в себя, девочка!

Словно чей-то дух парил в воздухе, голос пьянил и завораживал. Мама улыбалась, глядя куда-то в небесную даль.

– Мне пора… – сказала она тихо, и тело ее вдруг стало медленно растворяться в воздухе.

– Нет! Нет, нет! – воскликнула Кэтрин, бросаясь к маме в исчезающие объятия. – Еще немного! Побудь со мной еще немного! – молила она, протягивая руки.

– Верь ему, солнышко… – невесомо погладила ее по щеке мама. – Ты не одна…

Это были последние слова, сказанные мамой перед тем, как она исчезла. А Кэтрин опять плакала, глядя на прозрачную дымку исчезающей отрады. Вот и все. Ее опять нет рядом.

Голова внезапно закружилась, все вокруг замелькало, ноги подогнулись, и Кэтрин вновь упала на мягкую траву, медленно теряя ориентацию, чувствуя, как проваливается в темноту…

Что происходит? Что, черт побери, происходит? Она умирает? Мама… Папа… Голос… Голос затягивает ее в неизвестность… Страшно… Очень страшно…

Тело словно окаменело, затекло и ломило, не позволяя делать какие либо движения. Словно набитые свинцом глаза отказывались открываться. Но после нескольких неудачных попыток, Кэтрин все-таки разлепила веки. Однако разглядеть ничего так и не удалось. Единственное, что она поняла, так это то, что находится в лежачем положении на чем-то мягком. Все вокруг виделось, словно через прозрачную пелену – мутно и неразборчиво. И там, где она находилась, судя по всему, горел слабенький огонек, бросая неясные тени.

«Не совсем Сон… Но сюда тебе еще рано… » – прозвучал в голове голос мамы. – «Ты не одна, девочка моя. В твоем сердце и памяти мы всегда будем живы. А в реальности, у тебя есть друзья, которые будут рядом не смотря ни на что…»
В реальности… Значит, она проснулась… Значит, она снова в мире живых, где никогда больше не увидит своих родителей…

К руке кто-то ласково прикоснулся, заставив ее вздрогнуть. Кэтрин попыталась найти того кто был рядом. Перед глазами почти сразу же возник темный, судя по всему, мужской силуэт, на котором она и сфокусировала неясный взгляд. Лица видно не было, но от него исходил свет, доброта и… доверие… Доверие… Голос… Он… Голос…

– Все будет хорошо, ты не одна, я всегда буду рядом!

Тот самый голос. Тот самый шепот, который она слышала там, на поляне с мамой. Он говорил тихо, убедительно, успокаивающе, вдыхая в нее Веру в Надежду. И она ему Верила. Верила, что все будет хорошо. Но когда Он убрал свою руку, ее вдруг накрыл липкий страх. Страх того, что если Он сейчас уйдет, она снова погрязнет в паутине отчаяния и безысходности.

– Нет! – воскликнула Кэтрин, но собственный голос не прозвучал столь громко, как того хотелось. Ее голос был хриплым и тихим. – Не оставляй меня! – прошептала она едва слышно. – Останься, пожалуйста, так мне спокойней!

Казалось, эти слова отняли у нее больше сил, чем того требовалось. И только когда Он вновь коснулся ее руки, она расслабилась, попытавшись улыбнуться тому, кто дал ей блаженное спокойствие. Сжав его руку, Кэтрин уснула.

****

Двадцать минут пролетели незаметно для Блейза Забини, но он не торопился покидать Больничное Крыло, несмотря на то, что Пэнси весьма утомилась и уже вовсю зевала. К счастью, мадам Помфри не появилась и не выпнула его из лазарета под свои ворчания, в которых она каждый раз припоминала святую Моргану и всех ее предков. Видимо, задремала в своей каморке после тяжелого трудового дня. Время все-таки было позднее.

– Блейз, тебе спать не пора? Или ты решил измочалить меня своей болтовней? – в очередной раз зевнула Пэнси. – Если ты хочешь переночевать со мной в лазарете, то лучше отгони эти мысли подальше. Кровать маленькая. Места нам на двоих не хватит.

– Я могу пристроиться на соседней, – усмехнулся Блейз.

Мило улыбнувшись, Пэнси глянула на друга, у которого сна не было ни в одном глазу.

– Не боишься получить укол в задницу, когда наутро старуха будет делать обход?!

Блейз тихо рассмеялся, представив себе эту картину.

– Нет, серьезно Забини, я спать хочу. Дай в последний раз насладиться отбыванием по уважительной причине. Если завтра получу выговор за то, что опоздала на долгожданные занятия, скажу, что виноват в этом ты.

Блейз скептически выгнул бровь, уставившись на подругу, явно удивившись тому, что она беспокоится опоздать на занятия.

– Только не говори мне, что ты стремишься на уроках очутиться? Голубой снег пойдет, Пэнси. Ты так не шути.

Блейз вообще не понимал, зачем Пэнси учиться, если у нее вообще не было никакого интереса к учебе. Хотя, любимый предмет все же был. «Прорицание», которое вела сумасшедшая Трелони, вечно предвещающая Гарри Поттеру скорую смерть.

– Ой, отвали, Забини, – отмахнулась Пэнси. – Единственное, к чему я стремлюсь, так это оторвать голову…

– Драко Малфою! – закончил за нее Блейз. – Угадал?

Пэнси фыркнула:

– Не только. Еще и Нотту устрою люлей. Гаденыши, хоть бы раз проведали, – обиженно надула она губки. – Соскучилась я по ним, оболтусам. Вот по тебе, извини, нет. Сидишь тут, передо мной, и не даешь поспать. Здоровый сон, между прочим, мне необходим. Я все-таки больной человек и…

– Ладно, ладно, уже ухожу, – прервал словесный поток Блейз.

Встав с кровати, и пожелав Пэнси доброй ночи, он уже собрался уходить, но протянув руку к пологу, остановился, услышав тихие голоса. Узнать, чьи они, труда не составило – Дамблдор и Снегг направлялись к выходу из Больничного Крыла, тихо переговариваясь. Видимо, закончили свои процедуры в реанимационной палате Кэтрин Пирс. Блейз навострил уши.

– Я создал иллюзию, самую близкую к реальности. Надеюсь, вы понимаете, на что идете. Если она узнает…

– Она об этом не узнает! – нагло перебил Снегга Дамблдор. – Если, конечно, вы сами ей не скажете.

– Я что, похож на…

– Северус, вы хорошо справились со своей задачей, – опять перебил декана директор. – Надеюсь, к утру она придет в себя, и никогда не узнает, что жизнь ее смонтирована нашими руками.

– Вашими, Альбус! Только вашими! – сквозь зубы процедил Снегг, обходя старика стороной.

Блейз нахмурился. О чем это говорит старый маразматик?! По голосу Снегга понятно, что он не совсем доволен происходящим, а вот чертов старик ведет себя как обычно спокойно и обыденно. Казалось, ему вообще море по колено. Вечно манипулирует и учит уму-разуму и философии жизни. Сначала Поттер, а теперь эта девушка, сломленная жизнью, благодаря чокнутому пресмыкающемуся, коего прозвали Волан-де-Мортом.

– Они, видимо, закончили с этой Грязнокровкой, – послышался тихий голос Пэнси. – Если вдруг тебе будет известно, что они там с ней нахимичили, дай знать, хорошо?!

– Хорошо! – не глядя на Пэнси, ответил ей Блейз.

Постояв так еще минут пять, он в последний раз взглянул на уже уснувшую подругу и, улыбнувшись, накрыв ее одеялом, ушел. Но не к себе в комнату, чтобы так же предаться здоровому сну. А туда, где находилась та, к которой он приходил каждую ночь, возвращаясь в спальню под утро, только для того, чтобы принять холодный душ и невыспавшимся пойти на занятия.

Тихо открыв двери в реанимационную палату, стараясь не шуметь, Блейз подошел к кровати, на которой лежала мертвенно бледная Кэтрин Пирс. Вздохнув, он огляделся по сторонам в поисках стула, на котором обычно пристраивался на ночь, но взгляд упал на тумбу. Тумба была заставлена вазой с цветами, какими-то сувенирами, ночником и позолоченной рамкой, внутри которой находилась фотография, где была изображена сама Кэтрин Пирс вместе со своими родителями. Блейз даже не удивился тому, что люди на фотографии не двигаются, потому что прекрасно знал маггловскую технику. Вернее, интересовался однажды об этом у своего дядюшки, которому частенько приходилось выбираться в мир магглов по работе.

Взяв рамку в руки, Блейз стал с интересом разглядывать изображенную Кэтрин Пирс. На фото она выглядела не такой, какой он ее знает. На фото она была счастливой, сияющей и беззаботной. Губы ее были растянуты в лучезарной улыбке, а в глазах играли озорные искорки, которые придавали ей теплоту и отзывчивость. Куда все это делось? Та, за которой он наблюдал с начала учебного года, являлась полной противоположностью той, что смотрела на него с фотографии.

Блейз перевел взгляд на лежащую Кэтрин Пирс. Ночник тускло освещал помещение, и его блики блуждали по ее волосам и лицу.
Ее волосы! Блейз нахмурился, положив рамку на место. Ее волосы потеряли свой блеск, потускнели. Взяв в руки длинную вьющуюся прядку, Блейз пропустил ее между пальцами.

– Что они с тобой сделали?! – прошептал он, погладив ее по щеке, тыльной стороной ладони.

Такая смелая, гордая, надменная и холодная, сейчас казалась такой беззащитной и слабой. Она была похожа на прекрасного Ангела, у которого обрезали крылья и оставили погибать на этой грешной земле, где ей совсем не место. Потому что она просто не выживет в мире, где царит мрак, где идет ожесточенная война, где кругом презрение и ненависть.
Кожу обожгла маленькая соленая капля – слезинка, которая сорвалась с ее длинных ресниц. Она плакала, а его сердце сжималось в тугой комок при виде мокрых дорожек на бледных щеках.

– Все будет хорошо, только вернись! Я больше не позволю слезам падать с твоих глаз, обещаю! – прошептал ласково Блейз, стирая пальцем влагу с ее лица.

Она напряглась. Ее маленькая ручка скомкала простыню, с силой ее сжимая. Он незамедлительно накрыл своей теплой ладонью ее пальчики. Веки ее затрепетали, дыхание участилось, и Блейз почувствовал, как на него накатывает паника. Она задыхалась?

– Ты не можешь уйти, ты должна остаться! – не зная, слышит она его или нет, все равно говорил. Говорил в первый раз за те дни, что пробыл рядом с ней. Говорил тихо, от сердца, словно читал молитву. – Борись! Ты должна!

И она услышала его. Слегка приоткрыла глаза, всматриваясь во что-то в темноте палаты. Блейз улыбнулся, однако улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Она не видела его, не замечала, словно ослепла. Это не на шутку встревожило.

Блейз знал, что это рискованно, что может лишиться кучи баллов, но нужно было оповестить мадам Помфри о том, что Кэтрин Пирс пришла в себя, и о том, что у нее, кажется, проблемы со зрением. Он уже готов был уйти за старой ворчуньей, но его остановил ее тихий голос.

– Нет… – было единственным произнесенным ею словом.

Блейз не понимал, что она хочет этим сказать, но остановился. Вновь подойдя к кровати, он взглянул на нее.

– Не оставляй меня, – прошептала она еле слышно. – Останься, пожалуйста, так мне спокойней.

Сердце на секунду остановилось, но затем ускорило свой привычный ритм. Она просила остаться. Она просила быть с ней.

– Я буду рядом! – прозвучало, как клятва.

Синие глаза наполнились нежностью, рука сама потянулась к ее руке. Блейз не знал, узнала она его или нет, это было не так важно. Он остался. Остался, потому что был нужен ей.

****

Утром Драко проснулся в очень плохом расположении духа. Голова раскалывалась, во рту было сухо, а вставать было до такой степени лень, что дотянуться до кувшина с водой, стоящего на тумбочке, не было ни сил, не желания. Однако, пересилив себя, он все-таки поднялся с уютной постели, налил воды и жадно осушил стакан. Потом еще один, и еще.

Жажда прошла, а вот головная боль осталась. Посмотрев на пустую бутылку огневиски, валяющуюся у подножия кресла, Драко стало мутить. Перепил. Обычно пары стаканов ему было достаточно на ночь, а тут бутылка, еще и один на один. Впрочем, в этом, были и плюсы – никаких снов. Этой ночью он спал, как младенец. Только вот пробуждение оказалось не таким уж беззаботным.

Устало вздохнув, Драко поплелся принимать холодный душ, что тоже стало своего рода ритуалом. И только после того, как привел себя в порядок, посмотревшись в зеркало для убедительности – все ли в порядке, он спустился в оживленную и шумную гостиную. В чем причина столь бурного проявления эмоций, Драко не понимал, пока перед ним не возникла Пэнси Паркинсон, лицо которой не предвещало ничего хорошего.

– Вот блин! – простонал он едва слышно и мысленно взмолился, выпрашивая у великого Мерлина сил и железного терпения, чтобы не прибить подругу.

– Драко Люциус Малфой, ты - полная задница! – возопила она, и от ее громкого голоса голова готова была взорваться. Драко поморщился.

– Не ори, Пэнси, иначе я без мозгов останусь! – прокряхтел он и с невозмутимым видом плюхнулся на диван рядом с Теодором, которого, кажется, тоже отчитали за мало уделенное внимание.

– Ты скотина, Малфой! Полторы недели я пробыла в Больничном Крыле, а ты даже не соизволил прийти и проведать меня! Друг называется! – подскочила к ним Пэнси, нарушив мимолетную идиллию, которой Драко даже не успел насладиться.

Ей – Богу, Пэнси сейчас казалась хуже вопилки, которую периодически присылали Рону Уизли родители. И, какого, спрашивается, ее вообще выписали из лазарета?! Продержали бы еще пару дней, чтобы хоть подготовиться к выносу мозга.

– Прекращай уже! – выронил Драко, откинув голову на спинку дивана, прикрыв глаза. – И вообще, знаешь, как трудно выполнять работу старосты за двоих?! Эта гребанная малышня, которой вечно не сидится на месте, изводит до нервного тика. А дежурство с Грейнджер и Уизли добивают окончательно, так что у меня просто сил не остается дойти до треклятого лазарета.

– Ах, значит у тебя времени на меня нет! – разъяренно воскликнула Пэнси.

– Ради Мерлина, не ори, Паркинсон, голова раскалывается! - сцепив зубы проворчал Драко, сверкнув серыми глазами, в которых черным по белому читалось : «Не заткнешься – заткну сам!».

Но, видимо, этот угрожающий взгляд не вызвал в Пэнси должное впечатление, потому что Пэнси уперла руки в бока и взглянула на него не менее угрожающе.

– Ты что, вчера пил? – спросила она, сузив глаза, но, не получив ответа, все же сделала для себя положительный вывод. – Меня проведать у тебя нет времени, а как пить, так пожалуйста, всегда найдется, да?! Гады! – обиделась Пэнси окончательно. – Вы оба! – зыркнула она в сторону Теодора.

– Вообще-то есть еще и третий, – пробубнил Теодор. – Забини со счетов нельзя сбрасывать, он тоже твой друг.

– Блейз, в отличие от вас, хотя бы один раз наведался. Правда, в последний день моего заключения. То бишь вчера.

– А где он сейчас? – едва не подскочил Драко, когда речь зашла о Забини.

– Не знаю, – пожала плечами Пэнси. – Я его еще не видела, он поздно от меня ушел, может, спит.

– Исключено! – покачал головой Теодор. – Мы с ним в одной комнате проживаем, забыли?! Его кровать даже не расправлена. Он не приходил ночевать.

Драко нахмурился.

– Странно! – протянул он задумчиво.

– Да ладно тебе, – хлопнул его по плечу Теодор. – В последнее время это итальянское недоразумение стало приходить под утро все чаще и чаще. Скорее всего, развлекается с какой-нибудь девкой из Когтеврана. Ну, или из Пуффендуя. Ночью, наверное, отжигал, вот и уснул у нее в постели… в ее обнаженных объятиях… – протянул Теодор, раздевая взглядом недалеко стоявшую Милисенту Булстроуд, которая мило стреляла глазками в его сторону.

– Фу, извращенец! – поморщилась Пэнси, отходя все к той же Булстроуд.

– Эй, парни, на завтрак идете? – окликнули их… ну, конечно… Крэбб и Гойл. Два прожорливых барана, которым вечно мало еды в желудке.

– Идем! – отозвался Теодор.

Драко задумчиво уставился себе под ноги. Забини не ночевал в своей койке? Интересно, на уроках-то хоть он появится? Во всяком случае, разговора ему сегодня не избежать, иначе Малфой не будет Малфоем.

****

Если бы кому-то из Слизеринцев сказали, что один из их товарищей провел ночь у больничной койки Гриффиндорской Грязнокровки, они бы рассмеялись тому в лицо, ответив, что он никогда бы так не поступил. О, как бы они ошибались. Потому что Блейз Забини, смуглый итальянец, синеглазый брюнет с ослепительной улыбкой и завораживающим взглядом, разбивший сердце не одной девушке, сейчас мирно посапывал рядом с Кэтрин Пирс, сжимая ее худенькую ручку в своей широкой ладони.

Блейз сидел на стуле, положив голову на краешек ее кровати, и проснулся от того, что шея у него начала ныть от неудобного положения. А когда он выпрямился на стуле, к этому добавилась еще и поясница. Прокряхтев что-то нечленораздельное себе под нос, Блейз глянул на спящую Кэтрин Пирс. Она спала боком, лицом к нему. Одна рука находилась у нее под головой, вторая в его ладони. Как же она была похожа на маленького ребенка в этот момент.

Блейз улыбнулся. Утро для него выдалось весьма впечатляющим. Да что тут, оно выдалось замечательным. Радовало еще и то, что сейчас Кэтрин Пирс выглядела вполне здоровой. Бледность прошла, на щеках появился румянец, губы поалели, но волосы так и остались тусклыми и спутанными. Скорее всего, еще и провоняли запахом лекарств. По крайней мере, от него так воняло всякий раз, как он покидал лазарет. Совсем не к месту подумалось, что если она вымоет их, они непременно примут свой обычный яркий оттенок, и…

И мысли его оборвались, так как Кэтрин Пирс пошевелилась, крепче сжимая его руку, будто он мог куда-то уйти. Непослушная прядка волос упала ей на глаза, заставляя Блейза скорчить недовольную гримасу. Он попытался аккуратно убрать вьющийся локон, но ненароком разбудил ее, а сам застыл в преддверии ее реакции на его присутствие. Мгновение Кэтрин Пирс просто лежала. Но, когда увидела его перед собой, тут же вскочила как ошпаренная, резко дернувшись назад, едва не свалившись с койки.

– Что ты тут делаешь?

Она смотрела на него, как на врага народа. Так словно он проник на ее территорию, где ему не место. Это слегка задело чувство собственного достоинства. Однако вопреки всему, Блейз улыбнулся. Какой же она ребенок. Смотрит так, словно он когда-то забрал у нее любимую игрушку.

– Сама просила остаться, я и остался, – заявил он напрямую, с удовольствием наблюдая, как в удивлении вытягивается ее лицо.

Кэтрин совсем ничего не понимала. Ровным счетом, как и не помнила, что с ней произошло. А потому не удивительно, что голова затрещала от кучи вопросов, которые не были произнесены вслух: Где она? Что этот Слизеринец делает рядом с ее кроватью? Почему он держал ее за руку? И вообще, что за запах стоит вокруг? Кажется, лекарствами пахнет!

Кэтрин лихорадочно стала озираться по сторонам: белые стены, белые простыни, белая сорочка, натянутая на тело. Черт побери, Больничное Крыло! Кэтрин уже открыла рот для того, чтобы задать синеглазому наглецу несколько вопросов, в частности, как она сюда загремела, но тут ее взгляд наткнулся на тумбу, стоящую у кровати. На тумбе расположились синяя ваза с красивыми полевыми цветами, какие-то статуэтки, черт пойми, откуда взявшиеся, и позолоченная рамка с фотоснимком, где была изображена ее когда-то счастливая семья.

Вопросы тут же исчерпались, уступая место воспоминаниям, потоком нахлынувшими на ослабленный организм. Фрагменты картинок менялись одна за другой, отзываясь тупой болью в висках:

Темные коридоры Хогвартса, тускло освещенные факелами. Она в облике Черной Пантеры нападающая на Слизеринцев, и разрывающая их плоть своими кошачьими зубами. Кричащая Пэнси Паркинсон. Кидающий в нее заклятия Драко Малфой. Стремление убить. Злость, ярость. Заклятие, пущенное Гарри Поттером. А потом боль. Сжигающая и невыносимая боль. Теплая вязкая жидкость покрывающее тело – Ее тело. Липкая кровь – Ее кровь. Склонившиеся над ней однокурсники и их испуганные лица…

Потом вдруг физическая боль резко отступает и на смену ей приходит боль моральная. Страх и забытье. И самый ужасный кошмар ее жизни:

Лондонский дом. Убитые родители. Отчаяние, граничащие с безумием. После – райский луг. Разговор с матерью. Радость, опять слезы. Огорчение и осознание ошибок. Теплые объятия. Ощущение потери и… убаюкивающий, ласкающий слух, голос. И вновь темнота. Силуэт мужчины, который казался всего лишь тенью в ее глазах. Светлой тенью, обладающим этим убаюкивающим голосом. Ее просьба остаться рядом. Прикосновение его руки, и сон. Крепкий, сладостный сон, без каких-либо кошмаров. Блаженный и спокойный сон…

Блейз наблюдал, как выражение ее лица меняется одно за другим. Непонимание, страх, неуверенность, скованность, вина – все смешалось в ее глазах, которые медленно застилала пелена еще непролитых слез. Кэтрин Пирс словно отключилась от реальности, смотрела сквозь него. И он мог только догадываться, что сейчас творилось в ее голове.

Спросить не успел, потому что двери в реанимационную палату отворились, и в помещение вошла мадам Помфри. Увидев его, лицо ее тут же стало суровым и недовольным. Она уже готова была сделать ему выговор, но тут заметила пришедшую в себя пациентку, и от суровости не осталось даже следа.

– О, дорогая! – радостно воскликнула мадам Помфри. – Наконец, ты пришла в себя! Мы так боялись тебя потерять! – заверещала она без остановок. – Ну? Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?

Кэтрин ее не слушала. Она с каким-то больным интересом смотрела на Блейза Забини, который под ее пристальным вниманием чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог сдвинуться с места, как и не мог отвести от нее своего взгляда.

В ее глазах что-то изменилось. Там больше не было негатива, который он видел каждый раз, когда она с брезгливостью и ненавистью смотрела на него. Да что там на него, на всех его однокурсников. Сейчас там бушевало некое осознание и что-то еще. Что-то ему непонятное.

– Почему ты плачешь? Этот молодой человек обидел тебя? – спросила ее мадам Помфри, тоном, который ясно дал понять: «Если обидел, сделаю укол в одно место!». – Скажи, милая, как ты себя чувствуешь?

Кэтрин, наконец, обратила внимание на крутящуюся вокруг нее медсестру, отводя взгляд от Блейза Забини.

– Нет, не обидел, – ответила она растерянно. – Все хорошо. Голова немного болит, – проговорила с запинками, смахивая со щеки слезы.

«Черт, и когда только успела стать такой плаксой?!» – пронеслось в голове.
Взяв себя в руки, Кэтрин задала единственный, интересующий ее вопрос:

– Скажите, как долго я здесь нахожусь?

– Полторы недели, дорогая, – ответила ей мадам Помфри.

– Так долго?! – отстранено вымолвила Кэтрин, бросив тоскливый взгляд на фотографию родителей.

– Ах, милая, мы думали, ты пролежишь тут еще дольше. Твои друзья каждый день тебя навещают, – наливая в прозрачный стакан какую-то жидкость, говорила мадам Помфри. – Вот, выпей! Голова перестанет болеть. Тебе нужно отдохнуть. Я оповещу директора и твоего декана, что ты, относительно, в здравии.

– Какие… друзья?! – залпом осушив содержимое, Кэтрин поморщилась от неприятного привкуса.

– Мистер Поттер на день по нескольку раз заходит сюда. А с ним и вся его компания. Даже этот молодой человек часто бывает здесь, – мадам Помфри укоризненно кивнула в сторону Блейза.

Кэтрин усмехнулась. Не так, как она делала это раньше, заметил Блейз – не так ядовито. Сейчас эта усмешка была какой-то… отчужденной и раскаянной. А сама она выглядела какой-то… сломленной и разбитой.

– Я хочу побыть одна. Пожалуйста, оставьте меня.

Кэтрин легла на бок, отвернувшись к стене. Сейчас ей ни с кем не хотелось говорить, никого не хотелось видеть. Спустя несколько секунд, послышался звук закрывающейся двери. Мадам Помфри и Блейз Забини покинули ее палату.

Сейчас ей просто хотелось остаться наедине с собой и поразмыслить обо всем случившемся. Подумать, как быть дальше, как вести себя и что сказать так называемым друзьям. Как оправдать себя перед ними. Поймут ли они ее? Простят ли?

«Они простят и поймут, если ты покажешь себя настоящую, а не ту, кем ты стала…» – эхом отозвались слова матери в голове.
Мама никогда не ошибалась. Мама всегда была права. И Кэтрин верила, что друзья поймут и простят. Ведь она верила, что это был не просто сон.

Мама пришла к ней, чтобы помочь вновь обрести себя. Чтобы помочь выбраться из паутины ненависти, которая словно акромантул кутала ее в свой липкий кокон. Из этого кокона сама Кэтрин не выбралась бы даже при большом желании. Слишком уж далеко она зашла, чтобы вовремя осознать это.